***
У каждого из нас есть свое сокровище....
У кого-то это старый велосипед, что стоит под вешалкой у входной двери,
напоминая о лучшем в жизни путешествии....
У кого-то это бабушкины брошки времен второй мировой,
найденные ненароком на чердаке родительского дома....
У кого-то - не проявленные пленки, часы с разбитым циферблатом,
засушенные цветы между книжных страниц,
письмо от человека, который был когда-то таким желанным....
У меня, как и у всех, есть свой личный клад –
мои трофеи, хранящиеся в письменном столе между ящиком с открытками
и дорогой сердцу коллекцией блокнотов....
На первый взгляд – это картонная коробка из-под обуви,
доверху набитая бесполезным барахлом....
Но это самое ценное, что у меня есть -
доказательство моей жизни....
Я не привожу сувениров из своих поездок....
У меня нет магнитиков и брелков,
но есть билеты, талончики на метро, чеки из ресторанов и путевые карты....
В моей коробке хранятся кусочки
Украины, России, Болгарии, Австрии, Венгрии, Италии, Индии....
Мой опыт – каким бы он ни был – мой клад....
И меня греет, что он так разнообразен...
И где-то там – между винными пробками, тайными записками и брошюрками с выставок, хранятся те, кого в моей жизни больше нет....
Глядя на всё, что осталось от них, я прихожу к удивительной истине -
объем твоего сердца измеряется не тем, скольких ты любила,
а тем, скольких тебе довелось забыть....
Я любила двоих... И любила сильно....
Один забыт давным-давно, а второго я все еще помню....
Натыкаюсь на наши с ним билеты с фильма "Помни меня" (как символично),
рву их на клочки и выбрасываю в открытое окно....
Я была влюблена в пятерых,
включая настоящего французского графа и совсем ненастоящего Брендона Уолша...)))
И вот я тут – на полу своей комнаты....
Слушаю музыку осени, смакую любимый Vanna Tallin,
перебираю пальцами бесценно-бесполезные финтифлюшки-воспоминания....
И всё сильнее скучаю по снегу....
Каждую осень сумерки раскрашивали город синим,
а ещё нежно-серым и чуточку – кремовым,
но в основном всё-таки синим....
Чем плотнее укрывала город ранняя осенняя темнота,
тем глубже становится цвет,
в конце концов делаясь иссиня-чёрным с частыми оранжевыми пятнами фонарей. Когда начинался дождь –
впрочем, отдыхать, выпить чашечку чая в одной из городских кофеен, дождь и уходил крайне редко –
поверх синей шали на город ложился сероватый газовый шарф,
размывающий всё вокруг так,
что невозможно понять, где кончается этот дом и начинается следующий,
куда подевался противоположный тротуар,
и на чём это, собственно, держатся там, наверху, эти причудливые оранжевые шары.
На остановке не было никого, кроме него.
Он стоял, запрокинув голову, и ловил на разгорячённое от ходьбы лицо мелкие прохладные капли, от которых почему-то становилось так легко на душе.
Где-то слева вдруг послышался мерный гул, и через несколько секунд из беловато-серой пелены вынырнул трамвай, приветственно звякнув и мигнув фарами.
Этот причудливый городской трамвайчик, похожий одновременно на жука-пожарника и очень быстро бегущего гепарда, всегда появлялся из ниоткуда и всегда вовремя, то есть чуточку опоздав.
Юноша зашёл внутрь, окинул взглядом пустой салон, чуть приметно улыбнулся…
и прислонился к двери кабины водителя.
- Ты как всегда точно по расписанию, - водитель не повернул головы, но юноша точно знал, что его слова услышаны. – Я чуть было не пожалел, что снова иду домой один.
Трамвай тронулся с места, изрядно покачнувшись, как будто с непривычки, и понёсся куда-то дальше, туда, где его совершенно точно уже никто не ждал: этот припозднившийся юноша всегда возвращался домой последним и всегда один.
- А пора бы, - как бы между прочим заметил водитель звонким девчачьим голосом, на миг повернувшись к пассажиру и сверкнув задорными глазами из-под козырька кепки.
- Нет, не пора ещё, - возразил тот уверенно , но показалось, вздыхая грустно втихомолку.
- Как знаешь, - ответила девушка, снова внимательно вглядываясь в мокрые рельсы и размытые светофоры, которые, того и гляди, выпьет прожорливый городской туман.
Ему вдруг очень захотелось пройтись по пустому салону, похожему почему-то на аллею летнего парка в утренних сумерках.
Туда. И обратно. И ещё раз – от первой двери до последней. От последней – до первой.
Повернувшись, чтобы в очередной раз преодолеть свои несколько метров до кабины водителя, он случайно взглянул на зеркало заднего вида над панелью приборов…и наткнулся на смеющееся лицо девушки, которую он знал уже несколько лет.
Совершенно незнакомое лицо.
Ему вдруг показалось, что он должен сказать что-то важное, а вот что – совершенно забыл.
Вот хоть плачь.
Трамвай нырял из одного облачка тумана в другое, проскакивая пустые перекрёстки, уютно позванивая и негромко гремя округлыми боками.
Справа и слева в домах уютно горели окна,
и разноцветные занавески причудливо раскрашивали их, превращая в пёстрые квадратики лоскутного одеяла,
а трамвай всё бежал и бежал вперёд,
и сложно было сказать:
то ли он всё пытается кого-то догнать, то ли наоборот – убежать от кого-то. Хотя на самом деле он просто делал очередной крюк, чтобы прибыть точно вовремя – то есть чуточку опоздав.
А юноша всё ходил и ходил взад-вперёд по салону, теперь уже отчаянно пытаясь вспомнить, что же такое он должен сказать и кому – этой ли улыбчивой девчонке, или маме, которая наверняка уже беспокоится, куда он опять запропастился, или той далёкой и уютной, которая всё ждёт его и никак не дождётся…
Скоро, наверное, и ждать перестанет, а может быть, уже…
Он так глубоко задумался, что не заметил – его остановка давно осталась позади, как , впрочем, и трамвайные рельсы.
Не было их отродясь на этой улице и не будет никогда…
А трамвай как ни в чём не бывало перебирает лапами-колёсами, гремя боками в такт мерным низким прыжкам – ему ведь никто не сказал, что здесь ему не проехать, а той, что сидит за «штурвалом», виднее.
Трамвай остановился напротив его дома и распахнул все двери сразу, впуская в своё гулкое, уставленное коричневыми стульями сердце пряную осеннюю сырость.
Юноша помахал девчонке-водителю, ещё раз окинул взглядом салон и вышел.
Дверь за его спиной тут же захлопнулась, и трамвай, гремя, покатил дальше, через мгновение скрывшись в густом осеннем тумане, захватив с собой его шаги, сомнения и звонкий смех водителя, почему-то всё ещё звучавший у пассажира в ушах.
Он обернулся, ища взглядом рельсы – и, разумеется, их не нашёл.
И пятна света, которое только что было круглобоким шумным трамваем, - тоже.
Он побрёл к подъезду, на ходу доставая телефон, без тени сомнения набрал на память длинный номер…
- Привет, - он потянулся было к ручке двери подъезда, но вдруг передумал, развернулся и зашагал обратно. – Слушай, а можно я сейчас приеду?.. Да, прямо сейчас. Ты же ещё не спишь? Да, скоро. На метро. Трамваи уже не ходят.
А где-то на окраине сонного осеннего города, синего от предстоящей зимы и серого от тумана и иногда – от человеческих мыслей – лёгкими ровными прыжками бежал куда-то круглобокий трамвай, высвечивая ярким жёлтым светом асфальт, на котором отродясь не было трамвайных рельсов. И совершенно точно никогда не будет.
Другие статьи в литературном дневнике:
- 31.10.2013. ***
- 30.10.2013. ***
- 29.10.2013. ***
- 28.10.2013. ***
- 27.10.2013. ***
- 26.10.2013. ***
- 25.10.2013. ***
- 24.10.2013. ***
- 23.10.2013. ***
- 22.10.2013. ***
- 21.10.2013. ***
- 20.10.2013. ***
- 19.10.2013. ***
- 18.10.2013. ***
- 17.10.2013. ***
- 16.10.2013. ***
- 15.10.2013. ***
- 14.10.2013. ***
- 13.10.2013. ***
- 12.10.2013. ***
- 11.10.2013. ***
- 10.10.2013. ***
- 09.10.2013. ***
- 08.10.2013. ***
- 07.10.2013. ***
- 06.10.2013. ***
- 05.10.2013. ***
- 04.10.2013. ***
- 03.10.2013. ***
- 02.10.2013. ***
- 01.10.2013. ***
