Кажется, еще вчера я любила планировать... Продумывать.... Взвешивать до мелочей...
Засыпая, я мысленно прогоняла весь следующий день,
воображая, как поведу себя в той или иной ситуации....
Я знала, во сколько проснусь, что будет на завтрак, и какое платье надену вечером...
Всё, что было мне нужно – это уверенность.... Надежность.. Безопасность...
Я убеждала себя, что всё это под моим контролем, и лишь затем погружалась в сон...
А во сне оживала....
Мне снились мустанги и стаи диких птиц в бескрайнем поле,
зеркальная гладь океана, закаты, рассветы и северные сияния...
Но главное – полная, всепоглощающая свобода... Даже от самой себя....
Сложись всё иначе...
Я могла бы остаться в городе, который больше мне не подходит...
Живя той жизнью, которая вряд ли мне когда-нибудь подойдет...
С другом, который никогда мне не подходил...
Но я верю в судьбу....
электрички люблю. у нас была божья коровка. ползала по рукам и футболкам, а потом улетела и врезалась в лицо какого-то дяденьки, который от неё испуганно отмахнулся.
потом я вышла и села в другой поезд, а там передо мной стоял старик, и у него на рукаве куртки был репейник. я смотрела на него и думала: репейник. ого. а потом другой старик, не знакомый ему и мне, снял этот репейник и улыбнулся. и все улыбнулись.
потом я вышла и села в другой поезд, и там на меня кто-то посмотрел какими-то добрыми глазами. а ещё, там была серьёзная высокая девушка с огромным мягким медведем в руках. мне хотелось прижаться к этому медведю лицом и мурлыкать.
у меня не получилось это рассказать, но вы поверьте
по вечерам красиво всё светится и отражается в лужах и земля уходит из-под ног
В комнате было темно и тихо, только лампочка в тусклом ночнике еле слышно потрескивала да шуршали за окном редкие машины, мигая круглыми глазами-фарами из-за неплотно задёрнутых штор.
- Дуг, Дуг!! Когда уже будет снег, а?
Том, приподнявшись на локте, пытался разглядеть сквозь щёлку в шторах, не идёт ли на улице снег. Снег не шёл, не бежал и даже не крался. Он сидел, свесив ноги с большущей тучи где-то над другим городом или даже над другой страной. Наверное, его чем-то обидел этот маленький городок, раз он так долго не шёл в гости. Знать бы только, чем?..
- Не знаю, Том. Спи, - Дуглас Сполдинг перевернулся на другой бок, сладко зевнул, поуютнее обнял подушку и собрался спать дальше.
- Ну Дуг! Ну скажи: снег на нас обиделся, да?
- За что это? – от неожиданности вопроса Дуг даже оторвал ухо от подушки и посмотрел на брата: брат как брат, такой же любопытный непоседа, как и всегда. Ну разве что взъерошенный больше обычного, так это потому, что ворочался много. Совершенно обыкновенный брат.
- Не знаю, - нахмурился Том. – Может, за то, что от него чистят дороги? Или за то, что мы по нему ходим, и он становится совсем серый и некрасивый. Ему же, наверное, очень обидно. А может быть, даже больно. Ой!
Том зажал ладонью рот, ужасно испугавшись, что снег его услышит, и, если даже он об этом ещё не думал и просто немножко задерживался по дороге, то после его, Тома, слов точно обидится и никогда больше не придёт. А зима без снега – это же совсем-совсем неправильно! Том чуть не расплакался от расстройства.
- Эй, ты чего? – Дуг так заволновался, что даже спать расхотел, что случалось с ним нечасто. Глядя, как брат кинулся к окну, залез на подоконник и стал что-то шептать, Дуг и вовсе решил, что стряслось что-то ужасное и нужно срочно бежать предупредить маму. Но тут Том тихонько позвал брата с подоконника:
- Дуг, иди сюда! Мне нужно, чтобы ты мне помог!
За окном уже даже машины не ездили – было очень поздно, и все соседи, кошки и звёзды давно легли спать. Только двое мальчишек сидели тихонько на широком подоконнике, с которого летом они так любили свешивать ноги в тёплую мягкую ночь, чтобы листья каштана, растущего под окном, щекотали им пятки, пока они пьют своё ежевечернее молоко и слушают, как внизу неторопливо говорят о чём-то мама и бабушка. Слов совсем не слышно, но это и не обязательно. Главное, что из открытого окна гостиной доносятся их родные голоса, шуршащие вместе с ветром в высокой июньской траве, и что от этого неясного, но такого уютного бормотания где-то внутри кто-то мягкой кисточкой рисует оранжевый кружок…Закрашивает его, пририсовывает лучики…И получается самое настоящее солнце, тёплое и летнее, как улыбка младшего братца, бережно несущего тебе показать божью коровку на указательном пальце. С таким вот солнцем засыпать – лучше не придумаешь…
Дуг улыбнулся загадочно и дохнул на оконное стекло. Вроде бы холодное, значит, должно получиться…И правда: на стекле появилось матовое «облачко», на котором оба мальчика тут же стали рисовать то самое солнышко: кружок, лучик, ещё один, ещё…Рисуя, каждый из них тихо-тихо шептал снегу те самые слова, какую-то смешную, нелепую ерунду, за которую любой писатель на свете отдал бы что угодно: то самое честное, что только можно придумать – детскую душу из разноцветных ниток и птичьих гнёзд, из ярко-зелёной краски и автомата с сиропом в сквере на главной площади. Просто им очень хотелось рассказать снегу, как они его ждут, и не только они - весь город. И ратуша, замолкшая и грустная от того, что вокруг всё такое серое, и мостовые, которым ужасно надоел дождь, и земля – ей же холодно, ей так хочется укрыться наконец пушистым белым одеялом! И бронзовая собака на углу Почтовой улицы и Поварской – когда в город приходит снег, он дарит ей мягкую шубу и строит белую конуру…И горожане, зажигая по вечерам настольные лампы, долго не занавешивают окон – вдруг вот сейчас на козырёк за окном начнут падать крупные белые хлопья…
На окне красовалось большое солнце. Оно бледнело с каждой секундой, но это было уже не важно, потому что на улице с тихим шелестом, точно таким же, какой бывает от тихих летних разговоров в гостиной, шёл снег. Он шёл, бежал по дорожкам сада, по мостовой, прыгал по крышам соседних домов, забирался на подоконники и козырёк крыльца. Том и Дуг, не сговариваясь, распахнули каждый свою створку окна, и, сладко зажмурившись от зимнего холода, разом хлынувшего в комнату, протянули вперёд ладони, на которые тут же стал падать снег, как будто здороваясь с мальчишками за руку, приветствуя, как и подобает настоящему мужчине, давних друзей после долгой разлуки.
Мальчики, побоявшись, что холод доберётся до комнаты родителей и разбудит их, закрыли окно, но шторы задёргивать не стали – очень уж красиво кружился в вечерней синеве первый ноябрьский снег, как будто начиная мир с чистого белого листа. Дуг и Том, забравшись каждый под своё одеяло, долго ещё смотрели на снег, целых пять минут. А потом они уснули, счастливые и умиротворённые, так и не узнав, что внизу в гостиной горит маленькая настольная лампа, и при её свете мама и папа точно так же, как Дуг с Томом, робко и радостно высовывают руки окно, приоткрытое совсем чуть-чуть, чтобы холодный ветер не разбудил бабушку. А бабушка, улыбнувшись тому, что внуки уже уснули, а дети, как им, детям, и положено, тихонько радуются первому снегу, думая, что их никто не видит, осторожно прикрывает за собой дверь гостиной и идёт к себе в комнату, где при свете настольной лампы ловит на ладонь несколько пушистых снежинок и тщательно закрывает окно. Очень тихо и бережно, чтобы никого не разбудить.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
