Палад. Сорокин. Кончаловский.
Давай с тобою
Палад
Давай с тобою выпьем за другое -
то время, где еще тебе не мил,
я в виде непонятного изгоя
под окнами твоими забродил.
А ты, в которой нервами иссякли
всех клеток окончания с того,
раскидывала мозгом: "Не маньяк ли?
С добром ли зачастило существо?"
Когда зима суровая настала,
ты крикнула из форточки во мрак:
- Мужчина, вы хотите криминала?
Скажите, вы насильник, или так?
Из термоса хлебнув остаток чаю,
я лихо смёл с надбровий иней-ворс:
- Снасильничать я вас не обещаю, -
местами теми, кажется, подмёрз.
Слегка разочарованая в этом,
ввела меня в жилище и за стол.
Мы вжарили по кофе и конфетам.
Я выгрелся, освоился и.. ввёл.
Рецензия на «Давай с тобою» (Палад)
Сёдня, впорхнула ко мне гостья.
Повскрывала она вены наших с Вами течений - бесед неспешных.
И я в них позабыто заглянул, и заскучал по Вас, друг мой,
особым скуком.
Пошел блуждать по Вашим серпунтивам: Бож как вырос мой Паллад и возмужал!
Где поиск был там стиль нарисовался!
ПлатОново-МаркЕсовский язык. Я наслаждался Вашим авангардом.
«Слегка разочарованная в этом,
ввела меня в жилище и за стол.
Мы вжарили по кофе и конфетам.
Я выгрелся, освоился и.. ввёл.»
Читаю, что когда завечерело
под окнами один, как маньячелло
Наматывали Вы крeги на нервы
Но вас впустили, а на круге первом...
Что было дале? Вы же не сказали!
Полувойдя дремали, ли играли?
На подоконник, на диван, на стул…
А вдруг поел конфет Вы и заснул?
Я волновался - сбит бровями иней…
И все-таки не скромный, но вопрос
достигли ли, Вы друг мой, Кундалини,
И разогрелся ль господин эрОс?
Я рад, что совершилось это дело
Надеюсь, она вами фанатела
И плавилась, от вашего хрум хрум,
Как на жаре в желе рахат-лукум.
Сан-Торас 05.06.2012 10:10
ПАЛАД:
Привет-привет, мой славный Санто!
В ответ, как поживаю сам-то
за горизонтов уймой линий,
скажу - нет в мире кундалиний -
пышней, забористей, милей,
чем в бедной родине моей.
~
Что пчёлы, падкие на соты,
из-за бугров, морей и дол,
к нам на румяные красоты
купец набегами пошел.
~
Заложниц жизненных перверсий
бушует ряженая рать.
Стоят, поигрывая в перси,
заморца прынцскаго хотять.
~
Отвесты шлюзы и кингстоны,
ждут парных грузов поезда.
О, как зазывны эти стоны
и в них читаемое "да!"
~
Столь мимолётны бабьи леты, -
успеть бы "ох!", поспеть бы "ах!".
Где ж фабриканты и поэты
о кумачовых парусах?!
*
Всегда чувствую Ваше доброжелательное присутствие, друже мой!
Езжайте в наши палестины, в Киеве - лето (за Одессу вообще молчу - Жемчужина, она и есть Жемчужина).
Палад 06.06.2012 18:32
САНТО:
Мой друг, мой дорогой Паллад,
Я с головой душевно рад,
Что плечи чистые без лилий
В далекой родине моей,
Уважат личность Кундалини
Нетоко для своих мужей
Хотя коротки бабьи лета,
Но это самое… но это,
Что Вы стремитесь ублажать
Ретивой бодростью поэта,
(Не в этом ли Паллад, вендетта)?
Они способны доставлять.
Бретельки распустив и шлюзы,
Кто лучше малоросской музы
Утешит, размягчая Вас?
От головы и до отпуза,
Зачмокав точно карапуза
И вознеся на Ваш Парнас,
Где разухарясь невъебенно
За строчкой строчку вдохновенно
Начнете Вы изобретать,
Мурлык на рык чередовать,
Создав нетленку, непременно!
- А для чего еще кровать?
О, как занозят эти скрипы
Чух-чух - в дороге поезда
(О нет, не надоест езда!)
Туда-сюда под томны хрипы…
Мне отвечает тож всегда,
Почти мучительное – да,
С температурой, как при гриппе.
Ашто купец заморский? – Он,
Как будто надавив клаксон,
Бах! - открывает свой бумажник
А наши музы - хоть в багажник!
Что золушки – адью за фартом,
Скажу, вздыхаючи, Палад
Стать на шнуровке аксельбантом
Уж не такой завидный фарт.
Заморских чудищ здесь навалом,
Что в дебрях, что за перевалом.
Но не найти, (так темен лес)
Ни принцев, друг мой, ни принцесс:
Уа -уа! - Вот эти крики
На «ох и ах» меняют лики.
Вот так столетия подряд
Друг друга ищем мы, Паллад,
«И странствуют неугасимо»
Два сердца, хрупких две мечты
- Оттуда ты?- С небес, вестимо,
Из той заоблачной тщеты…
Где есть чудес, но их немного…
А ей ответят в торопят
- Вали домой ка ради бога!
Без поцелуй напоследях
…И плачет, возвратясь в конурку,
Лизнув потраченную шкурку.
Рад, Вам! Все ли в порядке?
Сан-Торас 07.06.2012 01:13
тыу ходишь
Палад
Ты уходишь, сделав мне уныло.
Будто кость - швырнутое "пока!"
Ты - мне в грудь кармическое шило,
жал-кое отродье паука.
Позабыто бритвенное в ванной.
Но унёс две ложки серебра.
Облик мой измято-сарафанный
волен побиваться до утра.
Отбродил луны желтавый инок.
Пятый час, что бритва на весу.
Не пивать тебе с моих морщинок
тёрпкую, душистую росу!
© Copyright: Палад, 2012
Свидетельство о публикации №11206132778
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил
Рецензии
Написать рецензию
Не пивать тебе с моих морщинок
Тёрпкую, душистую росу!
Не отведать из моих ботинок
То, что я по жизни в них несу.
Не оставить всюду в моей ванной
К мылу прилипалы из волос
Не залезть в такой хмельной, желанный
И не буратиновый мой нос
И в ушах низя, не смей копацца!
Ничего оттудава - не дам,
Чувствую пора нам расставаться
До свидания, адью мадам.
Сан-Торас 16.06.2012 15:10 •
ПАЛАД:
Гг, кокой нарочитый, убивственный физиологизм!)))
Палад 16.06.2012 15:13
САНТО:
А хто зачал, друг мой
физиологически экскурс поэтогероя? :))
Не пивать тебе с моих морщинок
Тёрпкую, душистую росу
Не едать тебе моих пещинок
Что располагаюцца в носу.
Ну, а к жалу припадешь на ранче
Не позволю хоть на век распни!
Не шепну привычное как раньше
Это вот, бесстыжее сглотни.
:))
Я токо цитирую тебя!
Сан-Торас 16.06.2012 15:28
ПАЛАД:
Шо естесственно, то не безоргазмно))
Палад 16.06.2012 16:34
САНТО:
Пусь маразмно, но не безогразмно!
Согласись :))
Сан-Торас 16.06.2012 22:33
ЧАСТЬ 1.
ШкалА злословия.
В наши дни нет ни одного приличного Нострадамуса, все предсказания мимо! Фотография не выжила живопись, кино не убило театр, телевидение не вытеснило кино. А компьютер, будем надеяться, не заменит все вместе взятое. Хотя, именно на компе меня угораздило попасть в видеотеку, где сценарист Дуня Смирнова и писатель Татьяна Толстая общались с косноязычным редактором журнала «Большой город». Редактор барахтался в своей речи, Толстая дремала с открытыми глазами, Дуня делала мимики. Зачем я это слушаю?
Потому что канал «Культура»! А культура обязывает. Толстая поясняет народу, что "одеваться от Армани" - неграмотно, надо - "одеваться у Армани".
Авдотья считает, что манера говорить «увидела в тиливизаре про это и про то, да?» (вместо: об этом и о том, по телевизору, и без да?) - подходящая юмор-лексика для страны, которая уже разговаривает матом, но еще на «вы». И если она говорит про ее любимый роман «Тридцатая любовь Марины», то надо читать Сорокина! Потому что Дуня имитирует вкусовые рецепторы интеллигенции.
Например, Опра, ведущая ток-шоу в США, сказала (опять же в тиливизаре, да?), что не любит говяжьих котлет. В этом случае, не только зрители судачат, но и компания, изготовителеь котлет, судит ее и высуживает миллионы. Ибо ее вкусы отражаются на их бизнесе. Люди разочаровываются в котлетах! А это значит, что за обнародование своих пристрастий телеведущий несет личную ответственность.
Мне, разумеется, труднее проигнорировать заявление о любимом Сорокине,чем о нелюбимых котлетах, потому что когда его печатный продукт относят к литературе, у меня возникает чувство, будто княгиню в шелках вывели на заплеванную панель. Господи, неужели вам интересно как будет то,
что с ней будет? И раз уж Толстая нашла в адрес Казимира Малевича 120 чернушных определений только за немой «Черный квадрат», нарисованный на холсте, почти как очаг в коморке папы Карла, то что бы она могла выразить по поводу красноречивого «Голубого сала» господина Сорокина?
В «сале» автору удалось, вполне изобретательно, распять цвет русской литературы.
Выходит, что поэтов в отечестве при жизни гнобили, а после смерти надругались. И, что? И ничего, никто «не умер, не сошел с ума», столько лет давились собственными словами, что научились проглатывать.
По спиральной логике своего мудрого гнева, Толстая должна бы притащить пулемет на канал культуры! Ну нет. Молчание. Либо Дуня заморочила своего Чапая, либо «Максимка» заржавел и издох!
Автор «Голубого сала» и прочей сакральной снеди представлен за рубежом, переведен на 14 европейских языков плюс японский и китайский. В Германии о нем написано более 30 диссертаций. Это означает, что мир ознакомился не только с новыми русскими, но и с новой русской литературой.
Часть 2.
Критический обзор
Открою Yahoo... «Буккеры» кому?
Кто нынче дум властитель у народа?
Что «Вавилон» повесил на корму? -
В литературе штиль, застой природы.
«Прогулки по Интернету» Л.П.
Посмотрим на Yahoo, через сайт современной литературы «Вавилон», что пишет наша критика в связи с «явлением Сорокина народу». Ага, Андрей Немзер. Статья «Не все то вздор, чего не знает Митрофанушка».
Цитата: «В романе (Голубое сало) наличествует: апокалипсическая футурология, альтернативная версия истории 20 века, гомосексуализм, каннибальство, квазирелигиозное изуверство, пародии на русских классиков и новейших сочинителей, педофилия, изощренные пытки, простатит стрельба, вселенские катаклизмы, залитый фекалиями зал большого театра…
Персонажи делятся на две группы: «С одной стороны Сталин и Гитлер с их близкими (Аллилуева, Ева Браун, дети Сталина) и присными Берия, Гиммлер, Хрущев, Борман, Маленков, Скорцени – далее по списку). С другой - Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Сахаров, Шостакович, Алексей Толстой Солженицын, Бродский, Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина, Аксенов, Всеволод Некрасов, Холин…
Людоеды представлены куртуазными интеллектуалами, маньеристскими садистами-сибаритами, тайновидцами-извращенцами, источающими амбре демонической привлекательности. Поэты жалкими ублюдками, истово тянущимися к завораживающему сверхнасильнику Сталину…..
Со страстью поэтизируется зло. Со страстью разоблачается величие, человечность, сила духа, дар. Ибо согласно Сорокину и его единомышленникам, всего этого нет и быть не может. Человек по природе низок, жесток, труслив и подл. Стихия его дерьмо, приправленное кровью и спермой. Извращение – норма. А… всякие там «вера», «любовь», «свобода», «ответственность», «поэзия» - дурман, изготовляемый лицемерами.
Все одно голубое сало… Чтобы помнили: в основе всякого «голубого» вранья - нечто слизкое, жирное и противное. Сальное. И приведет оно вас туда, откуда пришли. К похоти и обжорству, расчеловеченному будущему…»
В полемику с Андреем Немзерым вступает критик Михаил Вербицкий. Вот его статья - «Предательство Владимира Сорокина», о чем бишь, Михаил? Цитата: «Немзер мудак. Заткнись, мудак. Никакая это не порнография».
Вот еще один критик Дмитрий Бавильский. Статья « Новости книжного ряда».
Цитата: «Интересно о чем будет следующая книга Сорокина?.. Про сиськи-письки уже не интересно, про них мы и без книжек все уже знаем»… Молодец – выучил!
Несколько поколений, именуя себя классом, уничтожали интеллигенцию. Теперь и само понятие выветрилось. В разных интервью с артистами, политиками, писателями звучат тоскливые вопросы: что это такое интеллигенция? – Какая-то прослойка, подстилка между классами? Понятие что интеллигентность это образованность отринули, поскольку прошедшие через ВУЗы не подходят под вопрошаемый статус. И стало модным связывать интеллигентность с полной безграмотностью.
То есть, интеллигенция вопреки. Все хором вспоминают какую-нибудь бабушку - вот де была она родом из Сасово-Ковылкина, читать, писать не умела, но являлась самой интеллигентной в их жизни. Вырисовывается некая всеобъемлющая Арина Родионовна.
И хотя в доброте ей не откажешь, но и в прослойку не втиснешь, ибо куда же девать Пушкина в таком случае?
Чхартишвили («Писатель и самоубийство») определяет интеллигентность, как чувство собственного достоинства. «Первый русский писатель новой породы был Александр Радищев, уязвленный в самую душу тем, что никого прежде в России не уязвляло, - попиранием человеческого достоинства, заплатил за это сумой, тюрьмой и самоубийством.
Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?
Я то же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не бывало следу,
Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах…
Чехов говорил, что каждый день нужно по капли вытравлять их себя раба. Все-таки холопа. Потому что раб восстать может. Холоп – никогда!
Старую интеллигенцию вырезали, новую не нажили. Что может породить брежневское поколение имитаторов-лжецов? – имитаторов-циников. «Голубое сало» - закономерное порождение. А на вопрос - что такое интеллигенция? - выходит ответ:
- это голубка дряхлая моя! ждет на часах.. и поминутно дремлют спицы... - вяжет,
чтоб было чем подпоясать, что распущено, куда подобрать, что высмыкнулось, что потеряно
и что забыто.
В отношении трудов Сорокина можно рассуждать, что это постмодернизм, литературный парформанс, некие сакральные тексты, шаманизм, магическая философия и т.д., но все равно читаешь, чувствуя себя мародером на кладбище.
Среди прочих высказалась и Дуня Смирнова. В статье «Плохой хороший Сорокин» объяснила, что ей нравиться, что нет. Например, ей не нравиться предсказуемость Сорокина, она предполагала по сюжету соитие Сталина с Хрущевым. Вроде, это нечто само собой разумеющееся. По ее представлению Сорокин слишком предугадываем, выходит, все-таки недостаточно изобретателен.
С моей точки зрения сюжет вполне изобретателен, но смердит паленым салом, поскольку сам принцип лжив. Изображая, что презрел все табу и несется без тормозов, автор на самом деле держится за ручник! На этом и зашкварился! Ибо, сорокинская фантазия, совокупляя Сталина с Хрущевым по логике, должна заинтересоваться групповым сексом ныне здравствующего президента и, еже с ним, господами из свиты. Где же здесь предсказуемость?
Выходит, назад - фас, а вперед - цыц!
Критик Шуляпяков, статья « Поцелуй меня в звезды», сравнивает Сорокина с Достоевским. Подчеркивает, что оба все время работают за гранью. Мол, Достоевский кинет сто тысяч в огонь и смотрит на слабость человеческую. Во-первых, не смотрит, а сострадает, во-вторых, не на слабость, а на силу. Настасья бросила вызов алчности - сто тысяч в камин: Ну, Ганя, ползи! А я на душу твою смотреть буду! Гаврила Ардальоныч за деньгами ползти не стал. Его воля и ее великодушие в реванше. Сцена не за гранью падения души, а на грани величия.
Поиски Л.Н. Толстого расцениваются, как духовный онанизм, который через самоудовлетворения достигает переходящего в катарсис оргазма, чем будоражит сентиментальное либидо масс.
Можно взглянуть и так, и этак. Например, Игорь Лившин утверждает, что ему ясно одно: хотим мы того или нет, мы уже понемногу переселяемся в «Этико-эстетическое пространство Сорокина–Курносова» - критическая статья.
Надо полагать, что те, кто не хотят переселяться, ретрограды, старые пни, ничего
не понимающие в ново-мощном, авангардно-освежающем искусстве. Суть всего дела заключается в том, что автор–экстремал, надел пуанты и "выкрутил фуэте" на костях классической литературы, переиначив старый тезис - «я человек и ничто человеческое мне не чуждо» в новый - «я не человек и все не человеческое мне по кайфу»!
Идей там для зеленых умов хоть лаптем хлебай! И это понравилось. Гаденькое нравиться, да? Не знаю. Но 88 критиков, обнаруженных мною на сайте yahoo, порассказали много интересного, но до точки не прояснили. Видимо, надо беседовать с другими специалистами!
Часть 3.
Беседа с профессором
Экран погас. Картинки больше нет...
Провидец ты, Малевич! Это круто!
Мир долго думал: в чем его секрет? Черный квадрат - отключЕнный компьютор.
«Прогулки по Интернету»
Меня, в общем, интересовало мнение специалистов о Сорокине. Но критики оказались не совсем теми специалистами.
Иду на «Аську» поговорить с моим старинным другом профессором психиатрии.
Интернет- разговор с ним провожу практически дословно.
П. - Здравствуйте доктор! Вы заняты?
Д. - Да. Но рад вас слышать! Когда поедем на рыбалку?
П. - Как только выберем время. Мне бы хотелось поговорить с вами.
Д. - У вас есть протекция? Какой-то интересный случай?
П. - Думаю, да!
Д. - Занятно, кто же ваше протеже?
П. - Русская литература.
Д. - О хо-хо! Пусть этим занимаются критики! Каждая эпоха имеет свой вывих.
П. - Доктор, речь идет о Сорокине!
Д. - О Сорокине? это клинический случай!
П. - Меня интересует диагноз.
Д. - Не разглашая мед. тайны, скажу - здесь на лицо чрезвычайно заразная психоаномалия!
П. - Ну доктор, ведь это не грипп!
Д. - Мгу! Еще хуже! Чтение С. действует как ядовитый, виртуальный укус поражающий мозг!
П. – Вы пугаете меня!
Д. – Отнюдь, я вас просто информирую. Воспринимая печатный продукт этой поломанной
психосборки, читатель получает фантомную травму. В его мозгу появляется
инфекционный вирус.
П. – Не может быть!!!
Д. – Послушайте, компьютер, эта пластмассовая коробка, набитая битами информации, и та
способна получить смертельный вирус, а здесь речь идет о живом мозге.
Что же вас удивляет?
П. - Все!!!
Д. - Желаете убедиться, поговорите с теми, кто прочел С. уверяю вас, у людей от подобного
чтения заводятся тараканы в голове! Они преследуют их, как сапрофиты.
П. - Возможно, вы правы. Одна моя знакомая (я часто ее вижу, когда она не видит меня),
да вы наверняка ее знаете - Дуня Смирнова, признавалась, что после чтения С. ей
приснилось, будто в школе ее ребенку задали выучить стихотворение «П@zda»
клонированного Пастернака из «Голубого сала». Она даже клялась в этот. Так и
говорила: - я клянусь!
Д. - Помилуйте! «Голубое сало» - это, по меньшей мере, некошерно!
П. – А знаете, прочитав С., один критик взял эпиграф к своей статье: «Я имел оральные и
анальные отношения с Пушкиным». Так и написал - "Я Пушкина...
Почему вы не отвечаете?
Д. - Ищу ручку, чтобы записать его имя. Куда она закатилась? Говорите.
П. - Богословов.
Д. - Тоже мой клиент, в его голове уже действует запрограммированная голограмма.
Список укушенных растет.
П. - Жаль! Некоторые критики объясняют, что мат в литературе это отражение народной речи,
лексика, которой мыслит общество!
Д. - Душа моя, они бредят! Когда это литература волочилась за обществом? Когда это было,
чтобы толпа диктовала поэту? Или вы полагаете, что в пушкинские времена народ
изъяснялся исключительно сказаниями и былинами?
П. - Нет!
Д. - Разумеется нет, народ всегда имел терпкую речь, но Пушкин, Некрасов и Балакирев с
Бородиным выловили из его песнопений нечто большее, нежели похабные частушки.
Вы согласны с этим?
П. - Совершенно верно!
Д. - Хлипкий язык это ущербность автора, а не народа.
П. - А что вы скажете о матершинных письмах Пушкина?
Д. - Поэт забавлялся, шалил в интимной обстановке, в частной переписке, глумился, но не
позволял себе этого, например, в "Евгении Онегине". И не потому, что не умел.
О, поверьте, он то умел все!
П. – Так от чего-ж не позволял?
Д. - Просто глумливость не исчерпывала его души, и мат был не главной краской его речи.
П. – А чем?
Д. - Чем-то побочным и малозначимым. Да и как можете ВЫ! сопоставлять с этой бедой
Пушкина?!
П. - А что Пушкин это табу, мы должны только молиться на него?
Д. - Мы должны признать, что он был лучшим поэтом и лучшим человеком. Лучшим, чем мы!
П. – Почему вдруг?! Разве он не делал, то да се, не имел любовниц, как многие из нас?
Д.- Имел! Любовниц он имел, как многие из нас! Он.. он погиб за честь,
как никто из нас. ПОГИБ! Такой перформанс нынешним авангардистам как?
Это вам не голым в клетке пса изображать!
П. – Доктор, последняя литературная дуэль-профанация на моей памяти была между поэтами
Волошиным и Гумилевым, где Волошин опоздал, потерял калошу, и стал называться
Макс Колошин.
Д. – Не такая уж профанация, как бы хотелось! Гумилева все равно расстреляли,
а Волошин, задыхаясь от революции и астмы, написал:
С Россией кончено. На последях
Ее мы прогалдели, проболтали.
Пролузгали, пропили, проплевали.
Замызгали на грязных площадях.
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пришли на нас огонь, язвы и бичи,
Германцев с Запада, Монгол с Востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
П. - Глагол "проворовали" упустил.
Д. - Говорю вам как врач. А.С. Пушкин был гениален и психически здоров. В 37 лет, имея
четверых детей, красотку жену и раскрытую рукопись Годунова на конторке, совершил
вот такой художественный акт с пулей в живот.
А мы с вами беседуем о даровитой аномалии. Да, он бы и не пикнул при Пушкине.
А сейчас? Дайте вашему литературному Чикатила того же « Онегина», и он тот час
начнет совокуплять Татьяну с Ольгой, Онегина с Ленским, и всех вместе с родителями
и почтовыми лошадьми. Почему это так занимает вашу просвещенную Смирнову?
Не понимаю!
П. - Потому, что она считает, что он талант, и «Тридцатая любовь Марины», ее любимый
роман, видимо не вообще, а из того, что он наваял.
Д. – Талант?! Оставьте, Бога ради! Под ракурсом С. можно взглянуть на любой предмет,
на любое явление. Здесь нет ничего нового, вы уж мне поверьте!
П. - Ну как же так?
Д. – Да, именно так! Все вариации его мышления элементарно предсказуемы, это совершенно
верно заметила та же Даша!
П. – Дуня!
Д. – Хорошо, Дуня, ей снится «этот рокот космодрома», и она в восторге.
Можете не сомневаться, что любезный С. даст тургеневскому описанию великого и
могучего русского языка весьма очевидные комментарии. Какие? Не трудно предугадать.
И найдутся поклонники, кто разделит с ним этот дирекшен. Кроме того, физические
материи вообще низшая ступень в сфере художественных интересов. О каком писательском
таланте идет речь, когда он работает столь грубыми инструментами, что, буквально,
нос не высовывает из вагины (как гинеколог)?
П.- Но других-то он увлекает?!
Д. - Видите ли, за годы сов. власти люди настолько объелись патокой пафоса, что каждый
плевок в ту сторону вызывает у них мстительное удовлетворение.
П. - Допустим, читатель ошибся, но номинация на премию? Там же профессионалы!
Не могут же они не понимать?!
Д. – Могут! К тому же наш клиент «не без царя», он выявляет из-под сознания гнойные
пробки - вот что мы думаем! Вот, что мы делаем! Вот мы какие! Вывернув наизнанку
«свой авангард», он завоевывает измученного соцреализмом читателя.
Половой контакт стандартен, любовь – редкость. Некоторые не верят в существование
любви, но никто не сомневается в существовании секса.
Милейший С. живописует совокупления, ибо знает об этом доскональней, чем о любви.
Ему нравиться обрызгивать публику секрецией своих фантазий и это импонирует тем,
кто уже заглотил ядовитую наживку его писанины - приманка сработала.
П. - Разве это так просто?
Д. - Абсолютно! Шокировать так же просто, как запустить чем-то в голову. Эффект
моментальный! Эксгибиционисту того и надо. Уговорив глядеть на себя, он харкает
так, что его жертвы перестают разбираться в средствах мести.
П. – Но ему удается обрести поклонников даже среди тех, кто обладает умом и вкусом!?
Д. - И это не так сложно, как вам кажется! Есть вполне эффективные методы обвороживать
как умного, так и глупого читателя.
П. - Ну, например, меня интересуют приемы для умных, я им как-то больше доверяю.
Д. – Для этого необходимо знать предмет и владеть письмом. После чего в своем ракурсе,
но близко к истине, обрисовать то, что знакомо большинству.
В романе «30-тая любовь Марины» клиент совмещает ее экстазы с экстазами общества.
Общество, имитируя оргазм, совершало 70-летнее соития с КПССом. Довольно
извращенная форма соития, надо сказать, поэтому и главная героиня обаятельная
извращенка. Однако, умный читатель видит в семяизвержении романа сермяжную правду
своего времени. О Ленине, если вы помните, не принято было изъясняться как-то
пассивно.
П. - Да, о Ленине надо было говорить с блеском в глазах!
Д. - Вот именно, о партии также следовало клокотать воодушевленно, вступать с оратором
в оральный альянс, сливаться в общем экстазе, кончать бурными и продолжительными
аплодисментами. Многие входили в азарт, остальные оставалась фригидны к идеям
социализма. Но и этот, сравнительно небольшой, процент давал себя изнасиловать,
чтобы сохранить жизнь. Призрак коммунизма являлся общенародным либидо, сексуальная
энергия масс сублимировалась в идеологическую.
П. – Вы и тогда так думали?
Д. – Нет. Я попросту рассматриваю исторический экстерьер романа в ракурсе его создателя.
Так вот, по мере нарастания съездов, задача самосохранения уточнялась - спасать
жизнь вообще или жизнь на свободе.
Если жертва не желала отдаться партии, то партия ее насиловала и убивала.
А если жертва имитировала оргазм, то партия ее целовала, давала грамоту и квартиру.
Остальные вступали в связь добровольно, поскольку имели мозг в парандже, либо
выросли в ауле и не подозревали о другой жизни.
Умный читатель не полюбит героиню, у которой извращение самоцель, также он не станет
интересоваться алкоголиком, у которого самоцель бутылка.
Но Веничка Ерофеев, алкоголик-интеллектуал, пьющий из протеста, от тоски и
безысходности, вызовет у него сочувствие и симпатию. Так же, как лесбиянка Марина,
потому что ее миньет проходит под портретом Солженицына и под музыку Вивальди.
А глупый читатель воспримет все это и без бэкграунта Вивальди.
П - Увы, видимо, я не отношусь ни к тому, ни к другому читателю! Когда плотоядные вкусы
алчут детей, я не желаю разбираться ни в чьих талантах. Мне лично плевать, что
замкнуло в чей-то сборке! И плевать на все на свете порно-художественные романы!
Когда автор, смакуя, заставляет ребенка подглядывать за соитием матери, совокупляет
ребенка с отцом, мне хочется его треснуть! А ребенка успокоить и уложить спать.
Вот и все. Нечего здесь размусоливать!
Д. – Да, это не дело литературы! И не ее ипостась! В целом, тексты С. размножаются под
корой головного мозга, как плесень! Отдельные главы откладывают там весьма коварные
личинки червяков. Поймите это и не пытайтесь принять или не принять, тем более
разбирать. Оставьте сей труд тем, кто давал клятву Гиппократа!
П. – Но автор настолько ловко внедряет свою философию, что читатель перестает замечать
разницу между собой и им!
Д. – Вот именно! Но при чем здесь литература? При чем здесь слово "писатель", и какое
отношение к этому имеет термин постмодернизм?
П. - Но ведь С. назван великим русским классиком?!
Д. - Это естественно!
П. – Господи! Да почему же?!
Д. - Наша литература - как прекрасная мать, родившая урода, и она сердобольно опекает
этого уродца - не выкинуть же? Сострадая, она отводит ему место и называет
писателем. Потому что русская литература всегда так же, как ее народ жалела
юродивого. Она пожертвует собой ради него, ведь он такой несчастный, этот убогий,
неказистый, ущербный, карлик-говорун! Заплакав в три ручья, она издает его,
так сказать, водит в гости, показыват и уговаривать - люди добрые, погладьте
по головке это несчастье! А оно с готовностью вывернет залупу. Здеся гладьте,
тетеньки, дяденьки и детки! А выпустив роман укажет: - Граждане! Гладить здесь!
Но как бы мы не намучились и столько б не выстрадали от фальши и насилия, нельзя
терять лица, погружаясь в чье-то антисанитарное творчество.
П.– У меня есть вопрос.
Д. - Это относится к психиатрии?
П. – Да!
Д. - Еще одно протеже?
П. - Да!
Д. – Чувствую, что вы меня озолотите!
П. – Ну нет! Мамона не моя фортуна! Объясните, как могла произойти на литературном мысе
смычка фигур - Сорокин и Олеся?!
Д. – Вы предлагаете мне в качестве клиентуры целое общество?
П. - Нет, но хотелось бы услышать диагноз!
Д. - Диагноз обществу?
П. – Да! Этот контраст - ее моральное кликушество и его аморальный цинизм, их
несовместимость, их полярность…
Д. – Это и есть диагноз обществу.
П. - Чем же оно больно?
Д. – Вы не догадываетесь?
П. – Я же не врач!
Д. – Оно больно крайностями!
П. – Чем???
Д. – Крайностями! Понимаете, маятник наших умозаключений не знает умеренной амплитуды.
Термометр наших эмоций не знает нормальной температуры. Все наши умопостроения
ломают в дребезги золотое сечение гармонии мира.
Взглянув на этих «властителей дум», можно с уверенностью сказать, что коллектив
неизлечимо болен, он страдает хроническими крайностями.
П. - Это врожденная патология?
Д. – Нет! Просто коллективу нравятся его пороки. Он критикует их, но симпатизирует.
П. - Разве?
Д. - Конечно, мы любим шок! Любим на глазок вкривь и вкось и любуемся захлестами.
Маятник ритмичной амплитуды нам кажется вялым.
П. - А как нам надо?
Д. - Нам надо, чтобы он шарахался. Трах! Бах! Туда - сюда! Из ханжества - в разврат,
из феодализма - в социализм, из социализма - в капитализм, из капитализма -
в беспредел, то есть, вдребезги! Для нас нормально то, что ненормально!
И мы умиляемся своей особенностью. Там, где другие концы отдадут, мы только
отряхнемся! Это очень, согласитесь, эффектно и загадочно.
П. - Да какие тут загадки?! Возбудить низменное легче, чем духовное. Вот вам и тиражи,
барыши и фанаты-дегенераты! И все же, знаете, иногда возникает впечатления,
что вы, доктор, не любите Родину.
Д. – Есть чувства, как утверждал Чаадаев, превыше, чем любовь к родине.
П. – Например?
Д. – Например – любовь к истине.
П. – А истина в вине! Кажется, там мы ее все время ищем?! Вот мои подозрения и
оправдались! Умоляю, доктор! Вы защищаете своего клиента, не заботясь о тех,
кому он причинил вред! Как врач, Вы обязаны предупредить читателя, что он имеет
дело с шизофреником.
Д. - Это не шизофрения!
П – А что?...
П. - Почему вы молчите?
Д. – Я думаю…
П. – А у меня возникает подозрения, что вы просто расширяете свою клиентуру!
Д. – Побойтесь Бога!
П.- Да! Вы скрываете диагноз опасного шизофреника!
Д. – Нет, не шизофреника!
П. - А кого? Говорите кого!
Д. – Вы настаиваете?
П. – Да!!! И если вы имеете в виду авторский эксгибиционизм, то это ерунда!
Д. – А, Вам известно, что это такое?
П. – Известно! Доктор, увеличьте дозу своей гомеопатической откровенности.
Что, по вашему мнению, он выразил идеей этих писательских клонов?
Д. - Высмеял.
П. - Но для чего?
Д. - Продемонстрировать эстетизм садизма. Унизить.
П. - А вы спросите: - Люди, вам это нравиться? Вам это нужно? Такие поэты?
И такие писатели?
Д. – Но они уже есть.
П. - Их право. Но премии? Это же ваше, наше право, выбирать тех, кого мы предпочли.
И если Россия, наконец, схватиться за голову, то она может и вовсе ее не найти,
эту свою голову. Потому что одно из двух - или голова потеряна, или коррупция в
поэзии! Поэт + толпа = конфликт. Но «недотепки» среди профессионалов?
Вот так, чтобы восхвалять? Что это? Господи, боже мой!
Д.- Вы понимаете?!! Нет на свете писателя Сорокина! Нет его романов!
П. – Как так нет??? А кто есть?!
Д. - Есть Грандиозный Розыгрыш! Перформанс!
П. - Подождите! А как же С. ? «Голубое сало»? «Сердца четырех» и т.д.???
Д. – Он не автор и это не литература!
П. – А кто он? И что это?
Д. – Долго объяснять.
П. – Вы хотите сказать, что появление этих произведений некая афера?!
Д. – Именно.
П. - ???
Д. - Есть такое китайское проклятие - "чтобы тебе жить во времена перемен"!
Похоже, в России ни одному поколению не удалость избегнуть этого проклятия.
Небезызвестный вам тезис гласит - когда в государстве случаются катаклизмы,
возникает общенародный стресс. Люди теряют почву, расцветает всякая нечисть -
доморощенные целители и философы, религиозные секты, мастера черной и белой
магии, колдуны, сатанисты, шаманы и проч. Мы живем в такое время.
Помните милиционера Григория Гробового?
П. – Да. Он объявил себя мессий, набрал массу приверженцев, клялся матерям воскресить
убитых в Беслане детей.
Д. - Понимаете, чтобы совершить такую «звездную акцию», надо тоже иметь энергию,
воображение, изобретательность, владеть словом и быть весьма современным.
Крупные аферы проводятся во всех областях жизнедеятельности: в политике, в
экономике, в банковских сделках, в искусстве.
П. – Вы хотите сказать…
Д. – Я хочу сказать, что явление Сорокина это такая же акция, и она проведена в
литературе.
П. – А клоны?
Д. – Он сам в некотором роде клон или клоун. Есть утверждение и подтверждения тому,
что его «романы» это мистически сакральные тексты, принадлежащие Александру
Курносову.
П. - ???
Д. – Ему 37 лет, он по образованию технарь, живал в Сибири, увлекался шаманизмом.
На одной из вечеринок художников авангардистов журналист Игорь Левшин познакомил
своего друга Сашу Курносова с Вовой Сорокиным. Идея аферы в том, что мистические
тексты Курносова Сорокин публикует как автор, а после шумихи объявит свое
поведение художественным актом – перформансом, и на сцену выйдет, как подлинное
лицо, Курносов. Еще один шок. Фанаты Сорокина видели Курносова. Он обычно
присутствует на его выступлениях, сидит в сторонке наблюдает. В интервью Сорокин
часто объясняет: - «Я до сих пор не понимаю: почему то, чем я занимаюсь, нравиться
еще кому-то. Это моя личная проблема, проблема моей психики, я ее решаю только
наедине с бумагой». Выступая, Сорокин, как правило, говорит:
«1. Я не занимаюсь литературой. 2. Эти тексты сами по себе не литература.
3. Я не ощущаю себя автором этих произведений. 4. Это просто слова, буквы на
бумаге». Вы понимаете?
П. – Слова, буквы на бумаге? Ну нет! Я понимаю другое:
Но забыли мы, что осияно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.
Д. – Но к Сорокину-Курносову, согласитесь, гораздо больше подходит из того же Гумилева.
«вы» ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
И поверьте, что мистические, мертвые, дурно пахнущие слова Курносова-Сорокина делают
свое дело.
П. – Да, мне помниться, что критик Дмитрий Шаманский, кажется статья называется
«Абсурд», писал: «И ведь действительно: стоит отложить книгу в сторону, как начнут
ощущаться и тяжесть в голове, и хаос в мыслях, и некий эстетический сдвиг в
восприятии окружающего мира».
Д. - Совершенно верно - и тяжесть, и хаос, и сдвиг.
П. – А критик Мая Латынина буквально вопиет, как Христос в пустыне: «И хоть бы кто-нибудь
объяснил при этом, каким образом самоповтор, самоцитата и пережевывание ранее
съеденного сообщают «литературному вампиру», демонстративно питавшемуся кровью
сначала советской, а потом русской литературы, статус мегазвезды?»
Д. – Каким образом? Таким образом, что самоповтор, самоцитата это приемы. Кашпировский на
массовых сеансах их демонстрировал - первые полчаса говорил, в общем, ерунду,
зачитывал письма граждан и одно и тоже, одно и тоже. Мертвые слова, самоповтор,
пережевывание ранее съеденного это подготовка, методика.
П.- Знаете, доктор, а все-таки я думаю, что в итоге прав критик Андрей Немзер -
вот чем заканчивается его статья про «Митрофанушку»:
«И все равно добро останется добром, зло – злом, коммунизм – чумой, Сталин с
Гитлером – негодяями, Ахматова, Пастернак, Мандельштам – великими поэтами,
история – историей, а люди - Божьими детьми».
Д. - Если хотите, пришлю вам об этой авантюре письменное признание Игоря Левшина.
П. – Да, пожалуйста.
Д. – Если успеете, перешлите мне "Прогулки по Интернету".
П. - Уже шлю.
Д. – До встречи.
П. - Устроит вас рыбалка в понедельник в 5 утра?
Д. - Конечно! Понедельник - день тяжелый и лучше всего его провести именно там!
Прогулки по Интернету.
Погас очаг... Не развожу огня,
За рай под солнцем не затею драку,
Бессмысленеет жизнь день ото дня,
Не заведу ни друга, ни собаку.
Но мир богат! Он дарит свой прогресс,
Свой "Майкрософт", сумняшийся ничтоже,
Где голубой экран шире небес
Жизнь отражает и вполне похоже.
Открою "поиск", напишу "поэт",
Скользящей стрелкой упираясь в "Гугол",
И вспомнится Есенинский куплет,
Где нет за гробом ни жены, ни друга.
Ну кто не одинок? Сильней ли тьмы
Взгляд из угла моргающей лампады?
И что надежнее: охранные псалмы
Или домов чугунные ограды?
Вопрос повис. На "Яндекс" захожу...
Что литераторы? О чем стихи слагают? -
В России больше выпадет бомжу,
Чем выпадет тому, кто сочиняет.
Открою "Яхо" ... "Буккеры" кому?
Кто нынче дум властитель у народа?
Что "Вавилон" повесил на корму? -
В литературе штиль, застой природы!
Так истребляли, что не счесть потерь.
В подлунном мире живы ли пииты?
Емели мелят - алфавит Емель.
Нажму turn off, что, в общем-то, "иди ты!"
Экран погас. Картинки больше нет...
Провидец ты, Малевич! Это круто!
Мир долго думал: в чем его секрет? -
Черный квадрат! Отключенный компьютер!
Гугол – Google – интернет. сайт
Яндекс – Yandex – интернет. сайт
Яху – Yahoo – поисковый сайт
Вавилон – Babylon – литературный сайт
Turn off – в пер. с англ. – выключить
"ВСТРЕЧА С ГЕНИЕМ"
http://www.stihi.ru/2011/02/13/654
КОНЧАЛОВСКИЙ. Интервью
http://www.stihi.ru/2011/02/14/4762
Другие статьи в литературном дневнике:
