***

Нина Шендрик: литературный дневник

Николай Иванович Коновской
22 ноября 1955 г. — 8 декабря 2024 г.


СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ НИКОЛАЯ КОНОВСКОГО
Николай Коновской: Голос равнины продрогшей


Авторская биография поэта Николая Ивановича Коновского известна куда как меньше, чем его стихи. Можно даже сказать, что личность этого поэта не просто в тени его творчества, но как бы растворена в нем. В наше время, когда мало-мальски попадающий в рифму автор начинает направо и налево давать интервью и всюду говорить о себе, такое явление, когда поэт ушел в тень своих стихов – редкость. Известно о Коновском, как авторе, вовсе немного.


Родился в 50-ых годах на Белгородчине. Выпускник Московского литературного института им. Горького. Автор книг «Равнина», «Твердь», «Зрак», «Врата вечности», с юности живет в Москве… В литературу входил в конце 80-х, первая книга вышла в самом начале лихих-девяностых годов. Следующая книга была издана только в 2004 году, спустя почти полтора десятилетия. Неудивительно, что в эпоху, когда русская литература стала не просто не нужна, но и опасна властному режиму, поэт жил без возможности издать авторскую книгу. По сути, целое поколение поэтов по причине литературного безвременья выпало из внимания общественности… Впрочем, легко говорить и мыслить поколениями и эпохами. А как приглядишься к судьбе конкретного человека, так и понимаешь, что обобщение порой хромает, как и сравнение…


Николай Коновской даже без регулярного книгоиздания все-таки не стал заложником безвременья. Он не просто выжил и духовно личностно выстоял. Он остался поэтом. Иногда такие вынужденные, как их называют специалисты, «вымолчки» поэтам посылает Бог. Чтобы талант безо всякой суеты вызрел, как дорогое вино, которое при суетной шумихе частенько перекипает в уксус. Суета повседневности нередко лишает нас возможности прозреть отсвет вечности, делающий стихи – поэзией:


«Спустилась ночь, утихли сердца битвы, //В один конец уже в руках билет. //Но полоснул опасный, словно бритва, //И ослепил – любви забытой свет! //И захлебнулись ливнем водостоки, //Затрепетал сожженный зноем сад!.. //О, свет звезды, печальный и жестокий, //Сгоревшей миллионы лет назад!"


Не так ли поэты, которых, как никого другого, можно сравнить со звездами, питают нас светом своего творчества, сами при этом оставаясь незримыми для материального зрения. Но есть зрение духовное, данное нам космосом, Богом. Оно и питает наши души светом поэзии Пушкина, Лермонтова, Есенина, других поэтов-классиков. И этот свет неподвластной времени поэзии тем ярче, чем дальше от «источника излучения». Поэтическому почерку Николая Коновского присуща та молитвенная несуетность, которая резко выделяет его из массива современной «актуальной» и «злободневной» поэзии. Взгляд поэта Коновского, даже упадая на современность, видит то, что обычный человек увидеть часто не может в силу «замыленности» взгляда агрессивной сиюминутностью.


«Туманится, слезится взор: //В распахнутости безначальной – //Какое небо и простор, — //Сияющий простор пасхальный! //И на ладони – вся Москва //В наитье голосов былинных!.. //Что там за дивные слова //Таятся в медных исполинах!.. //Пусть крестный жертвенной Руси, //Ход крестный в шествии безмолвном. //Восстань, звонарь, и огласи //Отчизну радостным трезвоном! //Пусть мы гневили Божество, //И каялись, да вновь грешили, — //До воскресенья Твоего //Все ж, слава Господу, дожили! //Восстань, звонарь, — твоя пора! //А он лишь горнему внимает, //И звоны красные даря, //Как птиц, их в небо выпускает!


Это стихотворение не просто о пасхальном звоне и звонаре. Это стихотворение о поэте и о нездешнем крылатом «звоне», что вызрел в молитвенном великопостном смирении, чтобы огласить радостью окрестность. Чтобы ради небесного простора дать себе шанс оторваться от земной тверди. Поэтический мир Николая Коновского не назовешь перенаселенным. Это мир человека, сознающего свою изначальную одинокость, но при этом ощущающего родство со всем миром. Мир русского поэта! Душа автора способна вместить столько смыслового простора, что надобность во внешних деталях материального мира словно бы отпадает сама собой…Только простор. Только тишина. Только Россия!


«Голос равнины, продрогшей //Белый покров первопутья, //Санный – по наледи – след, — //Словно бы в мраке безлюдья //Вспыхнул неведомый свет. //Необозримой рекою //Медленно, издалека //К вечному словно покою //В небе плывут облака. //Что же, что жизнь скоротечна, //Даль холодна и пуста, — //Но леденящая вечность //Светом целует в уста!.. //Слышишь ли во поле, в роще, //Заиндевелой уже, //Голос равнины продгрогшей, //Равновеликий душе?..»


Для меня, как читателя, удивительно, что несмотря на то, что автор этих строк, живущий в столичном московском мегаполисе, более похожем на муравейник, сумел сохранить свое поэтическое пространство чистым от суеты и «движухи». Читаешь его стихи и поневоле закрадывается чувство, что такие несуетные пространственные строки могли быть написаны только вдали от городской толчеи. Где-нибудь на сибирских необъятных раздольях, где встретить человека – целое событие. Отрадно, когда такие встречи случаются и становятся знаковыми вехами для поэта. И как следствие – для читателя.


«Третьи сутки – лишь холод и снег, //Свищет ветр, надрываясь и плача… //Что за мир, что за люд, что за век, //Что за лютая стужа собачья! //Выдувая из дома тепло, //Кружит вьюга в медлительном танце. //Замело тебя, Русь, замело – //Как в известном поется романсе. //Дай мне весточку – что ж ты молчишь //В голосящей пустыне безбрежной! //Замело твой Воронеж до крыш, //И Москва моя – в пропасти снежной!.. //Я лишь в снах твоих – чаемый гость, //А на большее – и не дерзаю. //Дай мне руку! – за тысячу верст //Как я страстно тебя осязаю! //Ах, родная, в такой снеговей – //На крылечко, да в легоньком платье!.. //Над душой, над судьбою твоей //Я навеки смыкаю объятья!


Это стихотворение на равных можно причислить к жанру любовной, но и патриотической лирики. Несмотря на личные моменты, в образе лирической героини, к которой обращается автор, так или иначе проступают черты России. Думается, что для всякого настоящего русского поэта главной лирической героиней всегда была и остается – Россия. Именно к ней обращены самые пламенные строки русских поэтов. Впрочем, что удивительного? Родина, Россия – женского рода! Выбегающая навстречу поэту во время вьюги на крылечко, да в легоньком платьице женщина – чем не Россия, которая никогда не умела себя беречь и всегда спешила навстречу тому, кому поверила?..
Когда я стал читать книгу «Лирика» Николая Коновского, подаренную мне московской детской писательницей Светланой Вьюгиной, я долгое время находился под впечатлением этого моего небольшого «открытия! Хотя, думается, такое же открытие сделали отдельно от меня все читатели книги. Книга предстала, как объяснение в любви России, как желание предостеречь и оберечь ее в нашу жестокую эпоху. Вот и в чертах девы-весны из другого стихотворения Николая Коновского также проступают черты России, с которой можно расстаться, но которую невозможно разлюбить. Ведь одно только воспоминание о ней дает силы жить, надеяться, верить и восхищаться миром.


«Сначала усладой забытых услад //Был тихий, как снящийся сон, листопад. //Срывались с деревьев, ложились листы //На землю, на давние чьи-то следы. //Затем, заметая дворы и дома, //Дохнула холодным дыханьем зима. //И призраком диким – до неба возрос //В пространстве мятущемся – снежный хаос. //А после морозов, ясна и красна, //Явилась завидная дева-весна: //Вода забурлила, запахла синель, //И мир огласила полночная трель //Певца, что умрет от восторга вот-вот… //Потом долгожданное лето придет, //Как счастье – от горя, как солнце – из тьмы. //…А после с тобою расстанемся мы».


Дева-весна, побеждающая хаос и превращающая его в космос поэзии, космос созидания и весеннего возобновления жизни. Прекрасный поэтический образ!.. Николай Коновской не из тех авторов, которые много и часто поминают Господа в своих стихах. Вроде бы и не так много в творчестве Николая Ивановича стихотворений-обращений к Богу, к Небу. Но все его творчество, стоит с ним соприкоснуться, пожить хотя бы несколько дней в мире поэзии, созданном Коновским, предстает именно молитвенным, несуетным. Мир, пронизанный осознанием изначальной трагичности. И в то же время наполненный надеждой и верой в то, что все, что случается с человеком, происходит не зря и не случайно. Поэтический мир, созданный поэтом Коновским, далек от роптания, обличения, но пронизан богатырским смирением, с каким, вероятно, шли в бой, будучи уверены в победе света над тьмой, наши русские богатыри. Шли на «голос равнины, продрогшей», как на голос любимой женщины, зовущей на помощь.


Эдуард Анашкин,
член Союза писателей России



НИКОЛАЙ КОНОВСКОЙ
ПОЭЗИЯ


ВО УСПЕНИИ МИРА НЕ ОСТАВИЛА...
1
Вечностью дышит вселенской
Небо в мерцании звёзд.
А на пороге – Успенский
Краткий спасительный пост.

Тёмной губительной бездны
Переступивший межу,
Кроткой Царице Небесной
Как я в глаза погляжу?

Сосны под бурею гнутся,
Стонут в мольбе и алчбе.
…К Господу надо вернуться.
…Надо вернуться к себе.
2
Под псалмы последних гроз, –
Пресвятая Мати! –
Наступил Успенский пост –
Время благодати!
И откуда-то взялась
Вещая синица, –
Не страшась и не смутясь,
На руку садится.
Свыше благословлена,
Льющаяся дрожью, –
Твердь здесь соединена
С каждой тварью Божьей.
Русь моя! Иконостас!
В небе – птичьи стаи,
На душе – Медовый Спас…
Чистота святая!
3
Вышнее благословенье,
Внятный до боли ответ –
Дней золотого Успенья
Ровен струящийся свет.

Сенным витающим тленом
Дышит прозрачная весь.
В запахе этом блаженном
Что-то щемящее есть, –

В этой желтеющей чаще,
Сонно текущей реке,
В этом тревожно сквозящем
Зыбком живом сквозняке…

Света певучего волны
Солнцем пронизанный лог…
На душу незамутнённо
Тайным предчувствием лёг

Разъединяющий руки,
Чуждый, бессмертный, родной –
Запах небесной разлуки,
Запах разлуки земной.


УШЕДШИМ
Не странно ли, - кого любили, -
В глухие пропасти земли
Ушедши, дверь не затворили,
А может, вовсе не ушли.

Не странно ли: в закрытой зоне,
В незаходящем свете дня
Душа моя, как на ладони
У вас, а ваша - у меня...

ПСАЛОМ 45
Нам Бог прибежище в бедах,
Покров, заступничество, сила,
Хотя б морская поглотила
Вода весь мир, посеяв страх.
Врагам спасенья ни в горах,
Ни битвах нет, возвеселила
Река град Божий, в бездну смыла
Безумцев нечестивый прах.
Священный воцарится мир.
Бог вражьи луки преломил
И копия, да возносимым
Пребудет до краев земных.
Спас верных, колесницы злых
Сожег огнем неугасимым.


***
Ни слёз, ни дерзновения, ни страха.
А то, что возмущалось и рвалось, -
Земного обессилевшего праха
Взметённая зловещим ветром горсть.

И мысль, и риск, и вечное движенье
Безмерное - о кто тебя вместил?..
Но боль, но стыд, но мука сопряженья
С водой, землёй, мерцанием светил!

ОРЁЛ ИОАННА
Могучие крыла простёр,
Надземное имея кровом,
Всепобедительный орёл,
Плывущий над землёй сурово.

Споткнётся конь, устанет вол.
Всю вечность зрящий из былого
Орёл парящий есть симво'л
Апостола и Богослова.

Седой, вневременный полёт.
Не тающий на скалах лёд.
Ущелия в полдневной бронзе.

Творцом из твари лишь ему
Дано на свете одному
Глядеть - глаза в глаза -
На солнце.

* * *
...Я ми;ную, а ты пребудь:
Безмолвие, чащоба, глина.
Прохлада, веющая в грудь
В безлюдной стороне старинной,

Вдали, над ветхою стрехой -
Горящих облаков чертоги -
Бездонный космос всеблагой
Проселочной, глухой дороги!

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Душа и тело. Камень и вода.
Закатный час. Полынная дорога
Бог весть куда. Пустынно-одиноко
Взошла на небе первая звезда.

И водный блеск - обманная слюда,
И облаков туманные отроги,
И вещий гул в лесном дремучем слоге -
Как бы с трудом отверстые врата

В прошедшее навеки - не туда ль,
Где осиянно-незакатна даль,
Где смерти нет, и все добры как боги,

Где земляничных сладостных полян
Бессмертен дух, по золотым полям
Ещё гуляет отрок босоногий...


НА ПОКАЯНЬЕ ОТПУЩЕН…
На покаянье отпущен, –
Хлебушек птицам крошу.
Сад свой, дурманно цветущий,
После зимы обхожу.

Дремлет чащоба лесная.
Дальняя птица кружит.
Жить бы нам только, родная,
Жить бы с тобою да жить!..

И продолжением жизни,
Преодолением зол, –
Вижу, как порослью брызнул
Старый расщепленный ствол.

О, несказанная милость, –
Надо же! – зыбко-легки,
К вешнему свету пробились
Хрупкие жизни ростки…

Хлынут небесные воды,
Сердце забьётся, дрожа…
Неубиенной природе
Уподобляйся, душа!


АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Что же, что дольнему миру чужой
И неприкаянный житель, –
Всё у нас будет с тобой хорошо,
Милый мой ангел-хранитель.

Вспыхнет ли поздняя в небе звезда,
Градом обрушится ливень, –
Я не обижу тебя никогда,
Ангел-хранитель мой дивный.

И у разлуки на самом краю/
Ангел-хранитель мой бедный,
Ты окаянную душу мою
Снова исхитишь из бездны…

Сердцем внимая сердечную весть,
Нежные глажу запястья,
Осознавая, что это и есть
Отблеск небесного счастья.

ЖИЗНЬ БЫСТРОТЕЧНА…
Жизнь быстротечна, а скука долга
Смертная, – вот и туманны, –
Манят другие уже берега,
Снятся далёкие страны.

Там, до утра услаждая уют,
С томною негой во взоре,
Сладостно дивные птицы поют,
Плещет лазурное море…

Ангел хранит нас, а путает – бес.
Как долгожданная милость,
Вестницею позабытых небес
Малая птаха явилась
Здесь, где не встретишь души за версту,
Даже собачьего лая…
И, обозревши мою нищету,
Прощебетала малая,
Смысла исполнена, свету сродни –
Вещая птица-синица:

Это – до смерти люби и храни,
Этим – умей обходиться.


БАБОЧКА
Свет недоступный манит испокон:
Ночью, не ведая страха,
Снова в стекло, за которым – огонь
Бабочка бьётся с размаха.

Мир обложила тягучая тишь.
Сонно колышутся ветви…
Ну, и куда ты, шальная, летишь,
Не помышляя о смерти?..

И, обречённость свою не тая,
В неразделённой печали,
Вьётся на самом краю бытия –
Бабочка, птичка, душа ли…


СМЕРТНОЕ БРЕМЯ ЛЮБВИ
Час вечереющий. Лес
Клонится долу, бесплотный, –
Где простирается блеск –
Мягкий, таинственный, водный.

Жизнь моя – тающий сон!..
Стынет, холодный и властный,
Воздух. Разносится звон,
Потусторонний и страстный.

Гаснет за дальней горой
Призрак блаженства и горя.
Льётся – горючий, сырой
Запах ячменного поля.

Каплет расплавленный воск.
О, долгожданная милость:
Всё, что хотелось – сбылось,
Даже и то, что не снилось.

Замерло время в крови.
Твердь и дыхание слиты
В смертное бремя любви,
В тихое пламя молитвы...

ОТЕЦ ЗОСИМА
Стоял старинный монастырь
Высоко на горе.
Звучала грозная псалтырь
При Божьем алтаре.

Молитвенною высотой
Пронзал Введенский храм.
Шли богомольцы чередой
На исповедь к отцам.

И у креста с распятьем, мал,
Но всем внушавший страх,
Грехи Зосима отпускал –
Ревнитель и монах…

Отечество пошло на слом.
Повсюду беспредел.
Но как упавший с неба гром,
Зосимы глас гремел…

Сиял резной иконостас.
Водой сквозь решето
– Никто, – стихая, лился глас, –
Не кается… никто…



Другие статьи в литературном дневнике: