Борис Рыжий. Осенью в старом парке

Марина Юрченко Виноградова: литературный дневник

Осенью в старом парке
листик прижат к плечу.
Ах, за Твои подарки
я ещё заплачу.


Это такая малость —
пятнышко на душе.
Летом ещё казалось,
что заплатил уже.


Облачко на дорожке,
пар от сырой земли.
Кожаные сапожки
в синий туман ушли.


Долго стучал — как сердце —
крошечный каблучок.
Стоит лишь оглядеться,
видишь, как одинок.


И остаётся росчерк
веточки на ветру —
я этот мелкий почерк
в жизни не разберу.



Золотые сапожки


Я умру в старом парке
на холодном ветру.
Милый друг, я умру
у разрушенной арки.


Чтобы ангелу было
через что прилететь.
Листьев рваную медь
оборвать белокрыло.


Говорю, улыбаясь:
«На холодном ветру…»
Чтоб услышать к утру,
как стучат, удаляясь


по осенней дорожке,
где лежат облачка,
два родных каблучка,
золотые сапожки.


1996, май



Играл скрипач в осеннем сквере, я тихо слушал и стоял.
Я был один — по крайней мере, я никого не замечал.
Я плакал, и дрожали руки, с пространством переплетены.
И пусть я знал, что лгали звуки, но я боялся тишины.
И пусть я был в том состояньи, в котором смерти ждёт больной,
но в страшном этом ожиданьи я разговаривал с собой.

Я был вполне подобен богу, я всё на свете понимал.
Скрипач закончил понемногу, я тихо слушал и стоял.
Стоял и видел чьи-то лица и слышал говорок чужой.
Так жизни свежая страница открылась вся передо мной.
...Мир станет чистым, будет новым, подобным сердцу твоему,
лишь подчеркни молчанье словом и музыкою — тишину...



«Не потому ли Бога проглядели…»


Не потому ли Бога проглядели,
что не узрели Бога, между нами?
И право, никого Он в самом деле
не вылечил, не накормил хлебами.
Какой-нибудь безумец и бродяга —
до пят свисала рваная дерюга,
качалось солнце, мутное как брага,
и не было ни ангела ни друга.


А если и была какая сила,
ее изнанка — горечь и бессилье
от знанья, что конец всего — могила.
Не для того ли Бога и убили,
чтобы вина одних была громадна,
а правота других была огромна.
…Подайте сотню нищему, и ладно,
и даже двести, если вам угодно.


1996



Все, что взял у Тебя, до копейки верну…»


Все, что взял у Тебя, до копейки верну
и отдам Тебе прибыль свою.
Никогда, никогда не пойду на войну,
никогда никого не убью.
Пусть танцуют, вернувшись, герои без ног,
обнимают подружек без рук.
Не за то ли сегодня я так одинок,
что не вхож в этот дьявольский круг?


Мне б ладонями надо лицо закрывать,
на уродов Твоих не глядеть.
Или должен, как Ты, я ночами не спать,
колыбельные песни им петь?


1996



«Не признавайтесь в любви никогда…»


Не признавайтесь в любви никогда,
чувства свои выдавая, не рвите,
«нет» ожидая в ответ или «да», —
самые тонкие, тайные нити;
ты улыбнешься, и я улыбнусь,
я улыбнулся, и ты улыбнулась,
счастье нелепое, светлая грусть:
я не люблю я люблю не люблю вас…


1996



***
Городок, что я выдумал и заселил человеками,
городок, над которым я лично пустил облака,
барахлит, ибо жил, руководствуясь некими
соображениями, якобы жизнь коротка.


Вырубается музыка, как музыкант ни старается.
Фонари не горят, как ни кроет их матом электрик-браток.
На глазах, перед зеркалом стоя, дурнеет красавица.
Барахлит городок.


Виноват, господа, не учёл, но она продолжается,
всё к чертям полетело, а что называется мной,
то идёт по осенней аллее, и ветер свистит-надрывается,
и клубится листва за моею спиной



«Еще вполне сопливым мальчиком…»


Еще вполне сопливым мальчиком
я понял с тихим сожаленьем,
что мне не справиться с задачником,
делением и умноженьем,
что, пусть так хвалят, мне не нравится
родимый город многожильный,
что мама вовсе не красавица
и что отец — не самый сильный,
что я, увы, не стану летчиком,
разведчиком и космонавтом,
каким-нибудь шахтопроходчиком,
а буду вечно виноватым,
что никогда не справлюсь с ужином,
что гири тяжелей котлета,
что вряд ли стоит братьям плюшевым
тайком рассказывать все это,
что это все однажды выльется
в простые формулы, тем паче,
что утешать никто не кинется,
что и не может быть иначе.


1996


8 сентября исполнилось бы 48 лет одному из самых популярных современных русских поэтов, гению места Екатеринбурга, Борису Рыжему. За последние двадцать с лишним лет, его стихи стали по-настоящему народными, их знает и любит молодёжь и люди постарше, выпускники ШРМ и доктора наук. И это не говоря уже про многочисленные песни, созданные на основе его поэзии.



Евгений Евтушенко. А была ты красивой?


А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Ты боялась меня,
обнимала несмело.
Отводила глаза, в меня пальцы вминая,
и стеснялась того,
что совсем ничего не умела.


А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Тебя нежность бросала то в жар,
то знобила.
Я представить не мог,
что ты можешь быть злая.
Ты красивой была,
потому что любила.


А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Твоя кожа пушком под рукой золотела.
И я весь до сих пор, словно рана сквозная,
где, светясь,
твое тело во мне пролетело.


А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Но тебя сохранил,
суеверно колдуя.
Я останусь тем зеркалом,
где глубина ледяная
заморозила нежно тебя,
навсегда молодую.


Евгений Евтушенко, декабрь 2004


#Евгений_Евтушенко #Шестидесятники



Басё
И осенью хочется жить
Этой бабочке - пьёт торопливо
С хризантемы росу.



Другие статьи в литературном дневнике: