Стихи для души.
Веник Каменский (Вера Кузьмина)
Сторожиха на Броду.
Зимней ночью холодно и тихо, пёс из будки смотрит на звезду...
На крыльцо выходит сторожиха дровяного склада на Броду.
Пахнет снегом, деревом, мышами - "Развелось мыша да хомяка!"-
Толстая, усталая, большая, XXL - размер пуховика.
Загулял мужик-то, сука в ботах, за него на складе поживи...
Мир такой - большие для работы, маленькие, значит, для любви.
Мир такой - ночной, морозный, мутный, только звёзды радуют, горя...
А в Расее верят не кому-то, а в кого-то...в Бога и царя.
Только далеко-далёко царь-то, Бог поближе - столько нынче звёзд...
Вон скрипят по небу Божьи нарты, кучером у Бога - Дед Мороз,
Новый год уж скоро...Крысы, что ли..."Развелось мыша да хомяка!"
Синим ветром и морозным полем пахнет от её пуховика,
И Господь глядит светло и строго: "Что, идёшь?" - "Иду уже, иду..."
Два шага всего до санок Бога от крылечка склада на Броду.
"Ну, проси. Чего ты хочешь, Валя? Ибицу? Айфон или айпад?"
"Господи, чтоб доски не украли."
"Всё?"
"Ага".
"Ну что ж, иди назад."
Звёзды - Богом ставленые свечки - льют на снег лимонный слабый свет.
Сторожиха Валя на крылечке крестит Божьи саночки вослед:
Скрылись за звездою цвета меди, вынырнули около Луны...
"Ладно, Он ещё, поди, приедет.
Попрошу, чтоб не было войны".
Сказка про рыбку, старика и старуху.
Там, где ушицей тянет из старых кухонь, где от ж/д платформы летят гудки,
Жил-поживал старик со своей старухой возле холодной мутной Исеть-реки.
Жил-поживал, добра наживал и нажил: двушка ( не в центре, дальше пойдёшь - базар),
Кот на окне, а в банке - ротанчик Сажа (пойман в реке два года тому назад).
...маятник жизни рубит - сечёт секунды. Запах лекарства. Дед задремал, кажись.
Бабка ротану шепчет: "Уж больно скудно...рыбка, ты дай ему хоть годок пожить.
Вот - завелась хвороба, змея в колоде. Сразу - четвёртой стадии...вышел весь."
Если просить ротана - полегче вроде. Бог далеко, не слышит, а рыбка здесь.
Тихо в дому...какой человек нужнее? Чтоб говорить? Важнее - вдвоём молчать.
А за окном клубничный закат болеет, солнце далёкий Бог приложил - печать.
А за окном - посёлок, страна, планета. Столько людей, а нужен одной жене.
Прочим - и даже рыбке - и дела нету. Просит старуха: "Дай хоть полгода мне,
Чтоб просыпаться вместе, поить компотом, чтоб показать, какой получился слон –
Сшила его из старых своих колготок, будет играть соседкина Айшахон,
Я называю девку попроще - Анькой..."
Крепко заснул старик, тяжело дыша.
Бабка ротана в тесной стеклянной банке тащит к воде сквозь заросли камыша.
Льётся Исеть в старухины сапожишки. "Ладно, плыви...за это - хоть месяц дай!
Месяц...ведь я не жадная...месячишко." А вдалеке - луна и собачий лай.
Кот на окне...а рыбки-то нету в доме, где-то башку в речную суёт траву.
...пять январей онколог ворчит: "Феномен...", даже собрался вроде писать в Москву.
А на реке туманы стоят, туманы, крик поездов с моста разрывает тьму.
Вот интересно - сколько живут ротаны? Так же, как люди - как повезёт кому?
А на Исети ловят на хлеб и муху, на мотыля с перловкою рыбаки...
Тихо живёт старик со своей старухой возле холодной мутной Исеть-реки.
Гафур
На Урал приехали
Узбеки неженатые -
На них белые штаны,
Халаты полосатые
(частушка времен Великой Отечественной войны)
В сорок первом-то - не лютики,
На заводе - крик-пожар:
В двух бригадах три Махмутика,
Два Ивана и Сафар.
Ох, ворчал начальник Бормышев:
"Хоть прислали без семьи..." -
Средней Азии оторвыши,
Не чужие, не свои.
"Эй, Гафур! Бабай! Едрить тебе!
Ну, ничо не понимат..."
Проходная, снег да рытвины,
А в Коканде - Сибахат.
Что задумано - не сбудется,
Плавь люминий да терпи,
И дышал завод верблюдицей
В загоревшейся степи.
Сероватый снег на площади,
Две полуторки, воза...
У соседской Сони тощенькой -
Сибахатины глаза.
Над заводом ночью зарево.
"Что, Гафурка, хлеба ёк?"
"Гадом буду, на базаре он
Продавал вчера паёк!"
"Точно, баял лысый Карпович:
Весь Восток - большой базар."
"За работу! Ишь, закаркали.
Продает - кака буза?
На калым накопит, женится,
Нам-то, паря - ни гу-гу..."
...слишком твердая поленница,
Хорошо лежать в снегу.
Смена кончилась - не вошкайся,
Запахни, Гафур, халат...
А в Коканде - чай с лепешками,
И урюк, и Сибахат.
Ишаки в Коканде добрые,
Две черешенки в саду.
Сибахат, куда? За облако?
Погоди, с тобой пойду...
Все воздастся полной мерою -
И в золе, и в серебре.
К проходной старушка серая
Прихромала на заре.
"Просит хлеба внучка Сонечка -
С год закончилась мука.
Не принес Гафурка нонеча
Заводчанского пайка.
Ох, и славно же придумали,
Ворошилов подсказал:
Чтоб паек - хоть свату, куму ли,
Чтоб не грабил нас базар.
Как - пайка какого? Нашего.
Подавай-ко, милый сын..."
Вся бригада ошарашенно
Замолчала, как один.
Все узнают полной мерою -
Все слова и все дела.
В кузовке старушка серая
Внучке хлеба понесла.
И со снегом тихо падали
В воды Каменки-реки
Крошки глины - той, Кокандовой,
И урюка лепестки.
Умирали люди - тыщами,
Обращались в дым да мел.
Но узбекскими глазищами
Со стены Христос глядел...
Питерская память.
Летний сад - мозаика разных судеб.
Достоевский с Хармсом гудят в притоне.
А вода каналов несчастья любит
Принимать в застиранные ладони.
А на крышах ветер скребется рысью,
А в каналах жизни, слова и рыбы.
Кто мне эту невскую воду впрыснул
Не под кожу - в плоть локтевого сгиба?
Отчего я знаю, как в ритме вальса
Снег на плечи Пестеля томно падал,
Как по списку мертвых костлявым пальцем
Педантично, сухо вела блокада?
Дай мне руку, Петр, разудалый шкипер.
Год от года крепче речная память,
А людская - мельче... И молча Питер
Над страной забывшей поник плечами.
Другие статьи в литературном дневнике:
