О японском сонете Автор Белецкий В. Э

Ирина Гиждеу: литературный дневник

Никакие формальности стиха меня не смущают: если стихотворение состоялось,
то даже очевидное происхождение форм (влияние, подражание, заимствование... изобретение) или нарушение их преодолимо без ущерба для впечатления.
Но только до тех пор, пока автор — осознанно или неосознанно — сам не станет выпячивать и подчеркивать форму. Вот тогда меняется читательская аксиоматика: чтобы форма стала содержанием, она сама должна быть для автора предметом оригинального переживания.


Не буду объяснять, что это значит — этого все равно никто не объяснит; но суть требования, думаю, понятна: оправданность такого акцента в читательском впечатлении. И, конечно, безупречность самой формы, раз уж она правит бал. Форма торжествует там, где она не заметна.


Решает все мера и степень условности, которую я, как читатель, согласен преодолевать.
Попросту говоря, при чтении, к примеру, "Ангелов опальных" блестящего формалиста Бальмонта мне и в голову не приходит оценивать семантическую содержательность стихотворения — она, строго говоря, почти "нулевая", — а, допустим, натужные претензии современных "мини-верлибристов" на афористичность в итоге "обнуляют" смысл их формальных поисков (за редкими исключениями): слишком явны усилия насытить и оправдать форму.


Последнее можно отнести практически к любому "поэтическому направлению", предъявлявшему себя как "школу новой формы" в современной литературе: куртуазные маньеристы, мета-метафористы, концептуалисты, миниатюристы разных видов... Их (как и вообще всякий "модерн") объединяло одно решающее общее свойство: утверждаясь оппозиционностью к "традиции", они старательно блюли "чистоту рядов и верность принципам" (чаще с осложнениями "элитарного синдрома") и уже только поэтому были обречены на салонность, сектантство, "междусобойность". Со всеми вытекающими.


Это вполне объяснимый путь создания собственной обозримой ниши, с обязательным объявлением собственного эстетического кодекса — стремление создать себе комфортные творческие условия. (При нынешних возможностях виртуальных способов объединения это стало массовым явлением.)


Нечто подобное я вычитываю в факте "япсонета". Меня совершенно не заботит "канон" — назовите хоть... чем хотите, — но вот из какого речевого наполнения вылепилась эта новоформа — здесь, конечно, главная интрига. Иными словами, какое новое самоощущение в обновленном жизненном контексте заставило "япсонетиста" обратиться именно к такой форме?


Общее резюме: на меру и степень условности, которых от меня требуют эти стихи, я, как читатель, не согласен.


Конечно, я отыщу (и буду рад этому) несколько стихотворений, строф, строк, фраз, которые оправдают эти поиски. "Чаша", "Конец и начало", "Судьба", "Свежесть", "Безвозвратно", "Прошлого память", "Прощанье" Ларисы Короткой, "Дом", "Калитка", "Чистое утро" А. Фомина, "Бессмертие" Д. Лаврова, "Пустыня" Б. Глазова, "Первый день марта" Е. Дымарской... — вполне русская лирика, миниатюра здесь успевает развернуться в переживание с историей, страстями, печалями... — драма, обращенная к собеседнику, читателю, а не просто "созерцательность", обращенная в никуда... И какое мне дело, что это называется "японский сонет"...


На периферии сознания я, конечно, отмечу "японистость" стихов, но оценю не изыски формальных подобий, а как, например, звучат многоточия, когда форма потребовала смысловой плотности каждого называния.


"Кто мне дал имя?
Ветер, гроза, тишина?
Так оно сладко...";


"Клин журавлиный летит,
в небе курлыча...
Лодка у речки лежит,
битое днище..." — и все сказано, имеющий уши услышит.


"Жизнь догорает!
А я — о возрожденье..."


Вот между этим восклицанием и этим многоточием так натянута струна лирической интонации (смятения, недоумения, неотвратимости и — упрямой надежды), что не дай бог лишнего слова...


Л. Короткая вообще, кажется, дорожит своим умением остановиться, не сказать ни на знак больше минимально необходимого, потому и так важны у нее эти многоточия — как эхо непрозвучавшего звука, слова...


А. Фомин тоже знает цену знакам ("Кто же коснулся рукой мокрой калитки? С ржавою шляпкой гвоздя... С мертвой улиткой...), но еще экспериментирует с "беспунктуационной" формой, и это чересчур обращает на себя внимание, чтобы не заметить, что потерь иногда от слишком явного приема больше, чем приобретений...


Вообще этой форме в русском исполнении "не идут" сентенциозности, выглядят натужно и претенциозно; гораздо звучнее, объемнее открытые в оба конца стихотворения.
Если, конечно, автору есть чем наполнить этот объем...


Не касаюсь метафорики в стихах этой подборки (метафоры часто удачны), даже звукописи, пронзительных отдельных деталей...


Хорошие стихи хороши не потому, что они формально "правоверны",
а потому что они — стихи, не руками писаны.
Но даже они едва ли оправдают "единственность" такой формы, точнее, они вполне могли бы существовать как поэтическое происшествие и в любой иной форме.


А поток япсонетов, где форма предъявляется как главный предмет внимания, оставляет то же ощущение, что и практически все попытки "транскрибировать"
по-русски японские миниатюры: всякий, кто решается писать в тени классических японских хокку, вынужден или иронизировать, понимая невыполнимость задачи (так ведут себя почти все, кто упражняется в этой форме), или, если попытается всерьез сочинять хокку, сразу свалится в пародию. И то, и другое быстро надоедает и навсегда отвращает.


Я даже не буду вдаваться в особенности русского мироощущения, ритмики жизни человека этих пространств и широт, эпической природы русской религиозности и лиризма, — всего того, из чего сплавляется готовность русского человека воспринимать явления искусства, независимо от форм и жанров.


Никого из пишущих это ни к чему не обязывает. Но пространство культуры (литературы, поэзии...), с которым себя соотносит пишущий (и читающий!), определяет и характер его присутствия в этой культуре.


Эти стихи в абсолютном большинстве своем — оранжерейно-салонная культура, которая, вероятно, может быть интересна тем, кто такую эстетику разделяет — эстетику искусственную. (Отдельная тема этой эстетики — экзотическая псевдонимика среди "япсонетистов"...


Они что, умышленно подчеркивают псевдонимами "понарошечность" того, чем занимаются? Или не догадываются о таком эффекте своих псевдонимов?)


Так что в пределах круга ближайших сочувствующих, полагаю, читатели найдутся,
и достаточно найдется поводов для утонченного эстетического разбора.
И даже теоретизирования.


Более того, могу предположить, что на нынешнем этапе эта форма переживает, скорее всего, "романтический период" своей истории: всем еще нравится экспериментировать на основе порожденного семистрочия, еще, кажется, далеко не все возможности формы исчерпаны, самоутверждаться отрицанием еще нет нужды, теории еще нет (глупости вроде приведенных в сноске не в счет), основоположники еще не передрались за право "стоять у истоков"... Словом, кризис еще не скоро, до пика гораздо ближе...


Что осталось от знакомства с этой подборкой? Возможно, куда-то в подпамять запавшее семя ожидания. Не исключено, что чье-то имя из нынешних адептов япсонета, отдающих себе отчет в условности этой формы, вдруг когда-нибудь обнаружится в ином поэтическом контексте... семя зашевелится... и я подумаю: "Ах да-да... японский сонет... припоминаю, припоминаю... А вы, однако, за это время ... изменились..."


Cвидетельство о публикации 137569 © Хаииро Сигуре 18.05.07 17:51


* * * * *


Рецензия на «О японском сонете. Статья» (Японский Сонет)


Проблема т.н. "японского сонета" - в надуманности, искусственности этого канона, отдельные строфы может быть и хороши, но в целом получается нечто, притянутое за уши. Причина, мне кажется, в следующем: Если европейский сонет имеет корни в народной песенной культуре ("сонет" - по-итальянски и есть "песенка"), то корней у "японского сонета" нет никаких. Это синтез, причем синтез, произведенный людьми, зачастую даже не читающими по-японски. У меня был опыт писания японских стихов, в результате которого я понял одну важную вещь: чтоб писать японские стихи, надо думать и чувствовать, как я понцы, а не как европейцы, потому это дело и забросил. Это, кстати, заметно и у других авторов, замахивающихся на "японцев": может и хорошо получилось, но чего-то такого, изюминки какой-то не чувствуется.


Олег Довбенко
https://www.stihi.ru/comments.html?2007/05/18-1680


* * * * *


Рецензия на «О японском сонете. Статья» (Японский Сонет)


Критику можно рассматривать в качестве двигателя литературного процесса. До тех пор, пока она остаётся в его рамках.
После первого прочтения статьи Белецкого о Японском сонете возникло чувство неудовлетворённости, заключающееся, с одной стороны, в констатации отсутствия реального анализа феномена Японского сонета, с другой - в ощущении навязывания совершенно определённых, не вытекающих ниоткуда выводов.
Поэтому возникла чисто профессиональная потребность разобраться в логике критической статьи: что же и откуда вытекает?
Если отбросить килограмм «словесной руды», то в качестве основной посылки статьи можно выделить семь предложений:


1. Если стихотворение состоялось, то форма, в которой оно написано, не имеет значения.
2. Явные усилия насытить и оправдать форму обнуляют смысл формальных поисков.
3. Утверждение 2 можно отнести к любому поэтическому направлению, которое объявляет себя «школой новой формы».
4. Практически всем «школам новой формы», оппозиционным к «традиции», характерна забота о «чистоте рядов и верности принципам».
5. Из Утверждения 4 неизбежно следуют: салонность, сектантство, междусобойность.
6. Некая группа, развивающая некую новую форму, обычно создаёт собственную нишу с объявлением строгого эстетического кодекса.
7. Создание собственной ниши с собственным кодексом нужно для создания комфортных условий её создателям.


Далее формулируется первый тезис (именно тезис, а не вывод (!), БГ):


1. Всё, о чём говорилось в утверждениях 1-7, прочитывается (Белецким, БГ) в таком явлении, как Японский сонет.
2. Далее встаёт основной вопрос (для Белецкого, БГ):
a. из какого речевого наполнения вылепилась эта новоформа?
Или, другими словами:
b. Какие внутренние побуждения заставляют людей писать Японские сонеты?


Вопрос, конечно, имеет право на существование, но как же он связан с выводами статьи…..
Здесь я остановил свои логические изыскания, поскольку пришло понимание основной идеи статьи. Проделанного анализа оказалось достаточно для того, чтобы понять какую же роль выбрал себе уважаемый критик:


Литературного Прокруста.


Сначала приготовлено Ложе, причём безотносительно к какому-либо реальному исследуемому феномену (см. предложения 1-7).
Потом осталось только найти или дождаться достойного кандидата на обрезание конечностей.
Кто первый? Японский сонет.


Можно было, конечно, сыграть роль Тесея и завершить традиционным образом эту мифо – логическую историю. Но сказанного уже достаточно, чтобы «слышащий, да, услышал».
То, что написано в п.1-7 не имеет отношения к развитию такого поэтического явления, как Японский сонет, и это можно содержательно обосновать.
А приём, который использован в статье, не имеет ничего общего с литературной критикой, в какую бы блестящую форму он не облекался.



Подумалось, что будет лучше (вместо кровавой разборки) высказать несколько мыслей о Японском сонете:


Люди, которые участвовали и участвуют в создании этой формы поэзии – абсолютно состоявшиеся люди и поэты, которые пишут не только в этом жанре и не нуждаются в нишах, верности принципам и т.п.


Литературный процесс, если его описать математическим языком, есть процесс нелинейно-стохастический. То есть его развитие зависит от множества случайных факторов, а воздействие конкретного фактора или личности, может дать последствия, далеко превосходящие по масштабам реальную амплитуду данного воздействия. В подобных системах результат зависит от того пути, которым идёт развитие. Это принципиальное свойство!
Я лично считаю - Японскому сонету просто повезло в том смысле, что у его истоков стояли и стоят талантливые люди. Рождение ЯСа было какой-то чудесной игрой, которая продолжается и сейчас, в которой каждый может принять посильное участие.....


Если не потребуется продолжение, то я закончил. :)


ЗЫ. Хочу поблагодарить Ларису Кириллину за замечательное эссе!
В нём я увидел реальную попытку понять контекст развития феномена ЯСа.
Причудливая мозаика проявленных образов, дала возможность почувствовать не только дух Японского сонета, но и увидеть незаурядного, умного и доброжелательного человека/


Богдан Глазов 19.05.2007 17:09


https://www.stihi.ru/comments.html?2007/05/18-1680



Другие статьи в литературном дневнике: