Вытягивая буковки тоски
из облаков над крышами высоток,
слагаешь оголтелое «ни зги»
на схеме наладонного «ну, что там?».
Хирей твой хайр, хреновый хиромант,
нет транспарантов на холме Венеры
с обрывками околоплодных мантр
«я - человек, я - бог, я - первый в первом».
В переплетеньях крови и судьбы
предаст исход геномный код Адама,
сбойнув, осоловелое «кабы»
свернёт в азы, где мама моет раму.
Остервенело моет день за днём,
до скрипа, до мозолей на ладонях,
до выдоха «иди оно конём»
троянским, где Улисс - известный конюх.
Мирами рам слоится мамин мир,
и хмарь, и хмурь, и дым отчизн и тризен,
где «людк, а людк» взывает хан Ратмир,
грозит перстом Пелевину Фонвизин,
где пять старух равняются рублю,
а целину кромсают лемехами…
И в раме - мир, который я люблю,
с засохшими межрамными стихами…
