Последорожное и потому длинное...

Людмила Шарга: литературный дневник

Последорожное и потому – длинное. ..


… как только поезд тронулся, началось уже хорошо знакомое кружение слов и строк, и образов, несмотря на то, что в Брянске предстоял переход с одного места, которое верхнее, и которое никак уже не осилить мне в силу когда-то сломанного плеча, на нижнее – такой вариант предложила девушка в билетной кассе, за что я ей очень и очень благодарна. Ещё и дешевле получилось, чем обычно. Я ведь тебе говорила, что с билетами теперь сложнее всё. И не только с билетами…
Пролетели мимо станции с кровным и таким родным: « ничи».
Сухиничи.
На моей малой родине топонимика ими изобилует: Нехочи, Пеневичи, Палькевичи, Думиничи, Бояновичи, Хвастовичи…
Жиздра – речка и Жиздра – городок уездный. Жив, боярин? Здрав, боярин…
Судимир – станция, с которой однажды началось моё «большое одиночное плаванье».
Брянск. Граница. Таможня…
Сумерки ранние – к переводу часов ещё не привыкла. Время тянется, ленивое, густое, вечернее…
Конотоп. Ещё одна таможня. Украина…
Я не помню, на какой станции он вошёл, этот мальчик. После Бахмача, кажется. На вид – лет 25-27. Загар на гладко выбритом лице странный… Не пляжный. Не южный.
– Мальчик? –
– Мальчик, родной мой, конечно же, мальчик. Вы все мальчики, даже если мужи и отцы семейств, даже если седины на висках, или вовсе нет ни седин, но есть залысины. Все вы мальчики… Поэтому любить вас надо и баловать, как детей, хотя и держать в строгости)
– А вас – девочек, не надо любить и баловать?
– И нас надо. Только иначе. По-другому. Мы, видишь ли, сильнее. Не упрямься, пожалуйста. Мы сильнее и мудрее, родной мой. И взрослее каждого из вас. А вы – вечные дети. Прости….
– Ладно. Ты говорила о мальчике…
– О мальчике. О том, как из кармашка его сумки выпало что-то чёрное, и я сразу поняла, что это. Потому что видела такую «шапочку» и у тебя. А вот соседка по купе не видела, потому что подняла и сказала: «У тебя шапочка упала…». А шапочка развернулась и… Балаклавой эта шапочка называется. И мне сразу стало понятно, откуда этот странный загар.
Соседка по купе начала его расспрашивать, что там, да как там… Он рассказывал, не то, чтобы неохотно, но сдержанно. Без эмоций. Не рисуясь и не матерясь. А я слушала. «Во все глаза» слушала. И соседнее купе справа. И то, что слева, – тоже.
Он возвращался из отпуска в зону АТО. Старлей…
Оставшиеся три дня отпуска решил провести в Одессе – у друзей.
«Если выживу…. Если вернусь… ». Слушаю и чуть не плачу. Страшно слышать это из уст мальчишки. Да-да, мальчишки. Тоненького, высокого, шмыгающего носом…
Ну и что, что ты в двадцать пять отцом стал, а в двадцать два ротным. Ну и что?! Ты и теперь – мальчишка. Не злись, пожалуйста.
« Наш главный враг – внутри страны. Те враги, что снаружи, с ними мы быстро справимся. Люди нас хорошо поддерживают. И одеждой и продуктами, и лекарствами. А кто и техникой. Если б не этот внутренний враг, мы давно бы уже внешнего одолели….»
– А ты говоришь, мальчик. Он всё правильно понимает.
– Да. Взрослый мальчик, родной.
« А я горжусь, что украинец. Как только не называют нас сейчас. И укропами, и украми, и салоедами. Раньше только хохлами – и как-то не обидно было. А теперь, если честно, обидно. Я – украинец. Горжусь этим. И неньку свою, Украину, не оставлю. Не предам. ..»
– А на каком языке говорил-то?
– На русском языке, родной. Думаю, что в фразу «я – украинец», вкладывал этот мальчик нечто большее, чем национальность. И вот за появление этого нечто большего, и заплатила чудовищно высокую цену украинская земля, украинские матери, потерявшие своих детей, овдовевшие жёны, осиротевшие дети. И продолжает платить.
– Что ещё он говорил, что?
В глазах мужа вижу знакомый огонёк. Сказывается немалый стаж воинской службы.
– Я не помню, родной. Он много чего говорил. Но ничего лишнего. Ничего…
– Молодец.
– Да, молодец. А потом повернулся ко мне ( видел, что слушаю во все глаза и уши), айфон протянул: «Это мои родители. Это мой дом… А это… Это дома в зоне АТО. .. Там тоже было всё хорошо до войны. И будет – после. ..».
Сколько было станций, кто выходил и входил – ничего я не видела и не слышала. Купе наше уснуло только под утро.
А утром…
Ты же знаешь, как всё бывает утром в поездах дальнего следования. Суета… Утренний чай. И время тянется, сонное, ленивое, утреннее.
Веселиново, Сербка, Степовая… Вот и Одесса скоро.
Мальчик спал. Я почему-то была уверена, что проснётся он вовремя, и всё успеет. Взрослый он, мальчик. Военный взрослый мальчик.
Так оно и было.
В Одессе встречал мой взрослый мальчик. Наш с тобой.
А того я мысленно несколько раз перекрестила: «Храни тебя Господь, сынок. Возвращайся целым и невредимым к матери и отцу. Вырастили они тебя хорошим человеком. Настоящим.»
И не я одна, думается. В купе со мной ехали ещё три женщины. Да в соседнем справа – четыре. Да в соседнем слева – две.
В душе всё переворачивается, когда вижу сытые, холёные, откормленные лица на уличных билбордах, глаза, в которых ничего человеческого не осталось… Жажда наживы. Жажда власти. Жажда…
Чем оплатят они вот таких мальчиков. Ещё живых и уже погибших. Понимают ли, что платить придётся? Вряд ли. Алчность и жажда застит разум.
Ладно. Не о них сейчас речь.
А о чём… о ком…?
О том, что дорога домой, какая бы она ни была длинной, всегда заканчивается, и начинается дом, тёплый и ожидающий. А потом будет другая дорога – только уже из дому. В сущности – вся наша жизнь – и есть дорога.
О том, что ничто человеческое людям, по-прежнему, не чуждо. И ненависть наша и злоба, всё от … лени, от нежелания думать. Нет-нет, родной, и от пропаганды, конечно же. И от чудовищной лжи. Но прежде всего – от нежелания думать. Гораздо легче проглотить пилюлю от головной боли, чем искать причину этой самой боли. Так и здесь. Гораздо легче послушать очередную галиматью СМИ и принять её за правду, и так жить, отравленным этой «правдой». Гораздо труднее думать и зрить… Правильно, мой родной, зрить в корень. Имеющий глаза – да увидит.
И ещё о том, что рождение всегда связано с кровью, муками и жертвами. Нет здесь никаких случайностей, нет ничего бесполезного и напрасного. Но есть страдания и боль, через которые и проходим мы все, каждый, в той степени, которую способен понять и принять.


p.s. Фотографии из вагонного окна... На ФБ.
https://www.facebook.com/profile.php?id=100004953018363&pnref=story






Другие статьи в литературном дневнике: