Пора придумывать БогаОкончание статьи Веры Калмыковой http://magazines.russ.ru/neva/2009/9/ka10.html С того момента, когда прекратил свое существование “социальный заказ по-советски” и утратило важность противостояние литературы и государства, словесность в нашей стране, впервые за всю свою трехсотлетнюю историю, перестала быть тем, чем являлась — “учебником жизни”, проводником философских идей, пособием по обустройству социума и др. Осознав это, многие писатели в 1990-е годы были весьма подавлены; словно утратив почву под ногами, они говорили о том, что литература перемещается в область “чистых развлечений”, а им, привыкшим ставить и решать задачи более сложные, в такой ситуации чуть ли не “делать нечего”. Попробуем глянуть с другой стороны. Освобождаясь от “идеологических довесков”, литература сегодня получает — действительно впервые в нашей стране — возможность побыть, если угодно, “чистым искусством”, то есть осознать собственную эстетическую природу и собственные задачи как искусства. До сих пор почему-то никого не удивляло словосочетание “литература и искусство”, в которым самым многозначительным элементом является немудрящий союз “и”: то ли соединительный, то ли, вопреки грамматике, противительный (зачем даже соединительный “и”, если литература и так есть искусство?). Концентрация критического внимания на “тематике” и “проблематике” произведений, проще говоря — на анализе их содержания и злободневности, составляющая реальную “критическую массу” и распространяющаяся с возможной широтой — до сих пор и школьные пособия учат в основном этому, — приводит, как кажется, к тому, что мы реально теряем читателя. Четырнадцати-пятнадцатилетний человек видит, допустим, “Зимнюю ночь” (“Мело, мело по всей земле…”) Пастернака. Ему говорят, что это стихотворение — о любви, что оно насыщено разного рода символикой (кружки и стрелы, крест и др.) и благодаря этому очень глубоко по смыслу, который… и так далее. Но прочитать ничего этого человек не способен — не научен. Добро б он еще видел здесь, например, ммм… какой, что ли, секс. Хотя бы! Но и того нет. Ему остается либо верить педагогу на слово (в одиннадцатом-то классе, когда грядет ЕГЭ и есть чем заняться в ожидании поступления в вуз или долгожданного начала “взрослой жизни”), либо, что предпочтительнее, не верить, отодвинуть книжку и забыть об этом самом поэте до лучших времен, то есть — навсегда. Но что там Пастернак! Оказывается, теперь и у Пушкина нет читателя! Оказывается, что строки “В гармонии соперник мой // Был шум лесов, иль вихорь буйный, // Иль иволги напев живой, // Иль ночью моря гул глухой, // Иль шепот речки тихоструйной” из программного “Разговора книгопродавца с поэтом” также непонятны! В буквальном смысле — дети не понимают, о чем они! Но не потому ли не понимают, что не приучены к интерпретации поэтического образа, не подозревают об органических отличиях прозаической речи от поэтической, о специфике поэтической речи и о многом другом, гарантирующем эстетическое восприятие литературных произведений? В большой моде среди специалистов-филологов идея “объективного” изучения литературы: занимаясь ею, мы в качестве объекта изучения избираем некий “просто текст” и “просто анализируем” его, без участия наших человеческих чувств или эмоций. Однако эстетическое есть чувственное, просто это иной порядок и уровень чувств, зарождающихся в отличных от обыденной жизни обстоятельствах. Эта самоочевидная вещь внезапно перестала быть аксиомой; но опять-таки никто не сумел доходчиво объяснить, ни что такое “просто текст”, ни, допустим, зачем его изучать филологии или литературоведению, если он — внеэстетичен. Я уже не говорю о том, что филология этимологически обречена на любовь… Если допустить, что мы и впрямь живем в эпоху после смерти Бога и конца культуры (истории, времени etc), то пора бы нам уже Его придумать, поскольку обращение к эстетике, эстетический анализ, изучение существа стиля и проблем стилистики сможет перевести стрелки наших часов в плоскость, где история по-прежнему совершается, а время ее — бежит. Потому что эстетика — штука бесконечная, каждое новое время “вчитывает” в произведения новые смыслы, не противоречащие ни авторскому замыслу, ни авторскому тексту. Изучая стиль, мы с необходимости повернемся к смыслу бытия, но исходной точкой станет искусство, а не дурная бесконечность социальных перипетий. Мы никогда этого не пробовали. Перед нами — небывалая и увлекательная возможность. Неужели нам… неинтересно © Copyright: Уменяимянету Этоправопоэта, 2009.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
