нам хорошо в процессеДва ответа писателя, поэта и журналиста Дмитрия Быкова из интервью, которое полностью можно прочитать здесь. http://magazines.russ.ru/ra/2008/11/by19.html — Отчего, на твой взгляд, русскую поэзию поразил вирус Бродского и от этого вируса она оказалась незащищенной? — Это вирус, вообще говоря, не столько Бродского. Есть две поэтических стратегии. Одна позволяет автору быть накоротке с читателем — близким ему и родным и вести с ним диалог на равных. Это очень востребованная и по-своему весьма привлекательная стратегия. Но существует и другая, которая позволяет автору встать на котурны. По-моему, именно об этом сказал Лев Лосев — наверное, лучший биограф Бродского: «Иосиф, брось свои котурны, зачем они, е…на мать, ведь мы не так уж не культурны, чтобы без них не понимать». Цитирую по памяти. Есть позиция крайнего высокомерия по отношению к бытию, как бы приглашающая читателя тоже встать над миром, — безусловно, очень выигрышная и эффектная. Потому что, когда человек вместо сюжета развивает перечень вещей, которые одинаково ему отвратительны или к которым он одинаково безразличен, в этом находит свое выражение крайняя, предельная усталость. Это нормальная позиция. И то, и другое состояние бывает очень полезно для хороших стихов. У меня случаются состояния, во время которых мне Бродский нужен. Однако эти состояния — не из самых приятных и плодотворных. — Последний вопрос, который я задаю преимущественно всем своим собеседникам: спасает ли красота и во имя чего пишет Дмитрий Быков? — Мы же пишем не ради красоты и даже не ради читателя. Мы пишем для того, чтоб не сойти с ума. Если что-то из написанного кому-то оказывается полезным, то и слава Богу. Что касается красоты: в Ленинграде в 1989-м я был свидетелем очень интересного разговора между Лидией Гинзбург и Тамарой Хмельницкой. С одной стороны — увлекавшаяся в молодости антропософией исследовательница поэтики Белого, Тамара Юрьевна, а с другой — материалистка, железная и трезвая, ученица Тынянова, апологет формальной школы Лидия Яковлевна. А спорили они о том, что лежит в основе жизни — ценности внеположные или имманентные? Я тогда думал, что только имманентные ценности могут определять жизнь. «Смысл жизни — в жизни, в ней самой», как сказано у Кушнера. Гинзбург часто это цитировала и настаивала на ценностях имманентных. Хмельницкая — на ценностях внеположных. Хотя именно они ведут к тоталитаризму и так далее... Но они и более прочные, и человек, который их исповедует, — реже ломается, дольше сохраняет человеческий облик, у него более жесткие табу... Так мне теперь кажется. Чем больше я живу, тем лучше понимаю: все ценности в жизни — внеположные. Они трансцендированы, искусственны, привнесены. Красота не должна быть в жизни, она должна быть где-то над. Иначе жизнь не имела бы никакого смысла. Мы служим тому, чего нет. И его никогда не будет. И красота никогда ничего не спасет. Но без этого служения вся жизнь не имела бы смысла. Такой Божий парадокс: мы никогда не победим, но нам хорошо в процессе. © Copyright: Уменяимянету Этоправопоэта, 2008.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
