Ты такой милый, медведь родной…) Вот что с тобой делать? Только любить и верить в тебя. Очень рада твоему настроению, ты большой молодец. Пускай оно будет с тобой неотлучно, пока ты не одолеешь болезни и невзгоды. Мы не одолеем с Небесными нашими заступниками.
Позвони сам, когда сможешь, половинка. Какой у меня выход?.. Ждать, любить, верить и надеяться. Ещё пару часов не сплю — хочешь, набери меня прямо сейчас.)
Может быть, не всё знаю о тебе и ты не находишь в себе сил сейчас об этом разговаривать. Тёмные кляксы часто упоминают развод, и поскольку они специализируются на полуправде, допускаю, что ты так-таки и не успел, не смог ничего сделать в этом направлении. Если проблема в общественном статусе и мнении, то не надо расстраиваться — мне не нужны от тебя никакие бумажки, только ты сам, медведь мой ласковый. Что бы ни было я тебя не оставлю, а буду с тобой до конца — до хорошего, счастливого конца-начала, Юрик. Просто поговори со мной, когда сможешь, ладно? Мне очень нужно, очень-преочень… Что-то или кто-то) подсказывает, что и тебе этот наш разговор тоже необходим, может быть, даже больше чем мне…
Так за тебя волнуюсь, что с трудом справляюсь с этим, не сердись.
Единственная моя новость это ты, родной, твои вдохновенные слова, от которых мне стало немного легче.
У Пашеньки тоже так было: её пророчества, облачённые в метафоры, по большей части понимали только после того, как проречённое сбывалось.
Пашенька чудику убогому — сестра родная, старшая. Такая добрая и ласковая, любит меня за что-то… Ты ж, наверное, и сам уже догадался: не сумасшедшая гуля твоя. Но для тебя я остаюсь просто бесконечно любящей тебя женщиной, нежной, немного смешной, капельку странной и ласковой, как ребёнок.
Я и сама некоторые вещи осознаю, лишь когда оглядываюсь: по белом полю на лодке грести и спать до апреля под нею… Те кафельные стены, что я видела за строками письма, были белыми. Господь всегда предупреждает, но мы часто не понимаем Его речь. Это как облокая зябрь или азыбля: читая, ты чувствуешь, но объяснить не можешь…
Я по мишке моему скучаю, он так и живёт теперь у пречистой ножки Небесной Девочки, на престоле. Раз в сутки только могу его взять, поцеловать, подышать ему в сердце Именем Божиим, и обратно Ей со слезами отдаю — Она о тебе лучше позаботится.
Радость моя, если бы я знала наверняка, что с тобой происходило зимой, то не выдержала бы, скорей всего — либо свихнулась бы здесь, либо не знаю что. И даже не зная точно, всё равно постоянно волновалась за тебя, потому что чувствовала, что твоя жизнь словно на волоске висит, и этот волосок надо во что бы то ни стало удержать…
Что ж, снова в бой, с Богом, и победа будет за нами! Отдохнём у Господа на уютной ладони.)
Постепенно привыкаю к новому времени, молитвы по лестовке читаю ночью, с тобой, остальные — днём, не читаю, а плачу их, ими или они мной.) Каждую ночь правило по лестовке меняется… Ничего не хочу и не могу делать, кроме этого, потому что нет ничего важнее сейчас. С хлопотами по дому разберусь, когда тебе станет лучше и весь этот ужас отступит от тебя тощ и жалок.
Степашка написал в обед, что отправил тебе три тысячи от меня и чтобы я сделала перевод его дочке. Надеюсь, они помогут, хотя получилось в десять раз меньше, чем хотелось. Такое вот мяу… Но лучше так, чем ничего, выбирать не приходится. Впрочем, раз за дело взялся св. Николай Угодник, то средства на лечение найдутся и ещё сверху останется.)
…Вечерами всегда сажусь сбоку к тебе на кровать, чтобы посмотреть на тебя, ведь зрение может изменять суть вещей, если беспрекословно верить. И вот я смотрю на тебя и вижу тебя здоровым в меру возраста, радостным и энергичным не в меру возраста), мальчика твоего речного вижу: светлого, счастливого, любознательного и открытого навстречу Богу. Как ты идёшь по высокой жёлтой осенней траве и с наслаждением вдыхаешь ароматы случайного тёплого ветра… Как твоё сердце распахивается свету и любви, и как твоя певучая кровь опевает всего тебя изнутри этим светом…
Вижу, как ты карюю воду трогаешь: ладонь свою кладёшь на неё, гладишь, и вода навстречу тебе вся изгибается, вытягивается, трепещет…
Ещё вижу, как мы с тобой по вечерам провожаем закатное солнце, и ты украдкой посматриваешь на меня, полагая, что моё внимание приковано к золотому шару и я не замечу твой ласковый, любящий и удивлённый взгляд, словно ты до конца так и не поверил, что я существую…
Меня уже не вылечить от тебя, Юрик, даже не стоит пытаться.) Ты мой окончательный блаженный диагноз, самый прекрасный на свете. Живи!
Там Надежда Кондакова предлагает лечение в Москве — соглашайся, сегодня днём, ещё до молитв и появления её сообщения, мне показали его текст. Пожалуйста, Юрик. Даже если ты успел отказаться из скромности, извинись и скажи, что передумал.
Надо ехать.
