Сияния - Красимир Георгиев

СИЯНИЯ – ПРОИЗВЕДЕНИЯ – КРАСИМИР ГЕОРГИЕВ

Красимир Георгиев - http://stihi.ru/avtor/fliorir

„СИЯНИЕ” – („СИЯНИЕ”) - http://stihi.ru/2021/07/08/3078
„ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО” - („ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ”)  - http://stihi.ru/2020/06/13/2
„С ДЪГАТА ТАМ” - („ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ”) - http://stihi.ru/2020/06/24/35
„ЕПИТАФИЯ” – („ЭПИТАФИЯ”) - http://stihi.ru/2011/05/07/7337
„ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА” - („ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ”) - http://stihi.ru/2011/05/07/7176
"РАЗТВОРЕНИ БЕДРА НА ПРОСЯКИНЯ" - ("РАСКРЫТЫЕ БЕДРА НИЩЕНКИ") - http://stihi.ru/2011/05/07/7141

***


ВНИЗУ ЕСТЬ  ТЕКСТЫ, А ПОТОМ СЛЕДУЮТ ТЕКСТЫ ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ ПЕРЕВОДАМИ НА РУССКИЙ ЯЗЫК И НА ДРУГИЕ ЯЗЫКИ

(объем - 100+ стр.)

======================>  <===============================      

Красимир Георгиев
СИЯНИЕ  / (СИЯНИЕ) 
          
                Болгарские поэты
                Переводы: Петр Голубков, Евгени Алексиев, Владимир Игнатьевых, Ольга Ступенькова,
                Галина Титова-Дмитриева, Александр Богачук, Игорь Хлебников, Петр Зинов,
                Наталья Харина, Юрий Шеленговский


Красимир Георгиев
СИЯНИЕ

Ах, колко слънчеви зайчета
има в рая, майчице!

               Написано: 07.07.2021 г.
===========================> <==============================

Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО   / (ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ)

                Болгарские поэты
                Переводы: Лариса Баграмова, Нина Цурикова, Владимир Игнатьевых, Николай Штирман, Владимир Нехаев,
                Николай Сысойлов, Наталия Кроль, Николай Ганебных, Игорь Хлебников, Сергей Рикардо,
                Евгени Алексиев, Амир Кулмаментьев, Алёна Платонова Норильчанка, Серый 5


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО 

Добрите хора ги очаква адът,
защото са привикнали да губят,
защото са привикнали да страдат.
От ангели нападнат, стискам зъби.

Водата запокити ме в скалите,
там миналото безвъзвратно чезне
и вече вечер виждам през стените
и съм изправен пред бездънна бездна.

Пред бъдеще, мечти недоживяло,
животът с болките си ме залива
и вече няма черно, нито бяло,
наоколо вилнее само сиво.

Изписва истини измамен въглен:
Смъртта непоносима тежка рана
не е за този, който си е тръгнал,
а за човека, който е останал.

От ангелски миражи съм прекършен,
защото миналото ме застига –
на мястото, където пътят свършва,
пред бъдещето вдига тежка дига.

Сред сенките наоколо човек съм,
сред хората наоколо съм сянка.
В ковчега тялото ми днес след лек сън
подготвя се за свойта вечна дрямка.

Припява ангелският хор загрижен.
Оркестърът – с тържествена отрада.
Солист съм на живота си капризен.
А Бог ме гледа някъде от ада.

                Написано: 12 юни 2020 г.

===========================> <==============================

Красимир Георгиев
 С ДЪГАТА ТАМ / (ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ)            
    Болгарские поэты
                Переводы: Николай Ганебных, Ирина Петрова, Сергей Локтионов, Владислав Левитин, Нина Цурикова,
                Елена Ярина, Лариса Баграмова, Светлана Лемаева, Владимир Нехаев, Инесса Соколова, Николай Штирман,
                Николай Свайкин, Игорь Хлебников, Николай Сысойлов, Галина Титова–Дмитриева, Тамара Шелехова,
                Наталия Кроль, Татьяна Юдина Михайлова, Владислав Шапошников, Алексей Абель, Ляля Стрибная


Красимир Георгиев
С ДЪГАТА ТАМ

Надвесен над безмилостната бездна
на вечна упоителна измама:
че миналото поголовно чезне,
а бъдещето все още го няма,
с дъгата там понякога се чудя
на този цветен дъжд в живота сив:
дали да си обичал и изгубил,
или без обич да си бил щастлив?

                Написано: 23 юни 2020 г.

==========================> <===============================

Красимир Георгиев
ЕПИТАФИЯ  /  (Эпитафия)
         
                Эпитафия Епитафия
Красимир Георгиев

                Переводы на русский, украинский, армянский, сербский               
                Переводы: Владимир Лавров, Владимир Игнатьевых, Лариса Баграмова, Елена Ярина, Николай Сысойлов,
                Болеслав Краковский, Ольга Шаховская, Андрей Марченко, Евгений Подаков, Анатолий Жариков, Влад Каганов,
                Владимир Стафидов, Елена Матвиенко Кобзева, Тамара Шелехова, Любовь Истомина, Иван Ковшов, Наталья Харина,
                Светлана Мурашева, Наталия Кроль, Лариса Кузьминская, Галина Шестакова, Андрей Марченко,
                Инесса Соколова, Николай Штирман, Ольга Ступенькова, Валерий Веселов, Владислав Бусов,
                Галина Титова-Дмитриева, Игорь Хлебников, Татьяна Волковская, Светлана Анатольевна Сорокина,
                Надя Чорноморець, Роза Хастян, Мила Васов, Владимир Ягличич, Надежда Брянцева, Виктор Ратьковский,
                Николай Супрун, Елена Курило, Александр Седов, Элай Покрайней, Ляля Стрибная, Виктор Дюкарев,
                Анатолий Кузнецов, Эмилия Ротопан

Красимир Георгиев
ЕПИТАФИЯ               

Избуяват диви макове
под избухналия дъжд.
На перона чакам влака –
полуюноша, полумъж.

От семафора се спуска
цвят на неизпитан страх.
Предпазливо впивам устни
в полуябълка, полугрях.

Коловозите се гърчат
в тази слънчева мъгла,
разписанието търсят –
полуспомен, полумечта.

Прелетя експресът Щастие
като ултразвуков гръм,
а запазеното място е
полуистина, полусън.

Полудяват диви макове
от лъжливия прашец.
На перона чакам влака –
полустарец, полумъдрец.

Доверчиво храня гълъби
под житейския си дъб
с най-обикновени жълъди –
полущастие, полускръб.


========================> <=================================

Красимир Георгиев
ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА  / (ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ)

                Переводы: Виолета Лалошева, Елена Кама, Владимир Стафидов, Лариса Семиколенова, Виктор Гусаров;
                Частичные переводы: Владислав Евсеев, Петр Голубков, Дорота Свяцка, Ольга Мальцева-Арзиани,
                Виталий Бахмутов, Наталья Каретникова, Павел Бонев;
                Экспромт: Владимир Цветаев

          ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА

          Една година по-късно. Сънувам, че съм орех. Вятърът ме откъсва от дървото и падам върху есенната земя. Търкулвам се в дълбока пукнатина, светът е уютен. И чакам.
          Дъщеря ми се казва Елиа, синът ми се казва Красин. Някъде там пред тях се крият трите форми на любовта – юначна, сладострастна и ужасна, а далече в миналото Персей убива горгоните, Тезей убива минотавъра. Събуждам се, сядам пред масата в малката кухня и събирам богините. 30, 40, 50, 60... И докато се питам няма ли да се пропука поетичната ми черупка, сещам се за моите приятели Красимира и Николай Искърови. Той искаше да е негър в щата Алабама, а тя правеше заклинания против болести и отрови, нечисти сили, врагове и нещастия, а също заклинания за потомство и успехи, за защита и дълъг живот. Разпределяха времето си между поезията, прокуратурата и всичко останало. Колко хонорари сме изпили заедно!
          Изтече времето им. Загинаха при нелепа автомобилна катастрофа на мокрото шосе между Варна и Бургас. Дъщеря им се казва Мила, синът им се казва Искър.

ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА

Две големи любови изпразниха душата ми –
при първата беше ден, при втората е нощ, при първата беше пролет, при втората е зима,
нямаше в моя живот разкошни сватби и сватове,
имаше дива обич и гръмотевични страсти, имаше дълъг вятър, породен от проклятията на съпрузите на моите любими.

Когато земята беше зелена, когато паякът на съдбата следваше линиите на дракона и заплиташе своето чудо,
когато философите правеха грешки, а плътта ми беше девствена и наивна,
влюбих се в жената на Бога на любовта, влюбих се до лудост.
Любовта ни бе взаимна.

Тя бе чернокоса красавица, страстна и сексапилна, а аз бях творецът на семето.
Срещнахме се някъде там на пътя между началото на света и безкрая
и се залутах в тялото й, и се загубих в очите й и заедно създадохме времето,
а един лебед долетя и ми каза: "Тя е!".

И се продъниха небесата, избухнаха над любовта ни, и подпряхме небесата с косите си,
и се заклехме пред любовния кръст, че вечно ще се обичаме.
Тя бе изворът в центъра на Вселената, тя бе огънят на звездите,
тя бе и Евридика, и Изолда, и Далила, и Жулиета, и Беатриче.

И изписвах върху сърцето си различните имена на моята богиня –
чуждата съпруга, брала небесни цветя и чукала земен ориз, властителката, която обичах,
осквернила брачното ложе на Бога на любовта, тя бе изгубила своето тяло и своето име.
Тъй както износените дрехи човек изхвърля и нови дрехи облича,

тъй влюбеният тялото си захвърля и в ново тяло отива.
И раздрахме телата си, и разбихме на прах главите си и преплетохме новите си тела сред храма.
Тя бе милостивата Парвати – дъщерята на планините, жената на разрушителя Шива,
тя бе Мария – жената на Йосиф, Пенелопа – жената на Одисей, Сарасвати – жената на Брама.

Около нас пчелите събираха нектар, водата беше гладка и целувахме очите си, а светът стана подозрително друг
и се питахме илюзорен ли е всемирът, и се питахме от съдбата къде да се скрием.
Видя целувките ни Богът на любовта и се разтресе в сардоничен смях измаменият съпруг –
смях на убиец ден преди да убие.

И нали е всесилен магьосник, нали е Бог на любовта, та му е лесно,
намаза стрелата си с любовна проказа и мигом бяхме обречени –
раздели любовния ни кръст на две любовни бесилки обесникът
и ни наказа да се ревнуваме вечно.

И ни връхлетя заклинанието му и ни порази стрелата фатално.
Великият дух на любовта изкачваше недоверчиво хребетите на телата ни.
Хиляда нереалности равни ли са на една реалност,
хиляда любовни изневери равни ли са на едно любовно разпятие?

Тя вече бе Деметра, Дездемона, Ума, Леда, Силвия, Идас и Елена –
любима и горгона, хилядолетен ледник върху огнена геена,
тя бе Миневра, Венера, Клеопатра, Церера, Дафна и Прозерпина –
светица и хетера с гърди от хляб и утроба от глина.

И се пречупиха тези крехки колчета, върху които се опират небесата,
и върху нас се срутиха убийствени нечисти чувства,
от зъбите ни потече кръв и загризахме гърлата си –
борба между кобра и мангуста.

И се гърчехме, от страст и гняв обладани, бяхме безсилни
пред божествената измама –
един любовен кръст, превърнат в две любовни бесилки.
Пресъхна изворът, загасна огънят, запустя храмът.

И плете спомени и пророчества паякът на съдбата,
върху кладата вече е тялото ми, а кладата с тялото ми се разгаря.
Две големи любови изпразниха душата ми –
при първата бях младеж, при втората съм старец.

И се питам мога ли да изпитам отново великата любовна отрада,
мога ли да стъпя два пъти в една и съща река, да изгоря два пъти на една и съща жар?
Зная, че втория път реката ще е друга – по-млада,
а и аз ще бъда друг втория път – много по-стар.

И когато си мислех, че съм разлистил цялата книга на дните
и че тялото ми е стигнало до забравата и там вечността е приютило,
ненадейно стъпих в реката и направих невероятно откритие
и животът ми разгърна скъсаното си ветрило.

Побеля земята, побеляха косите ми, паякът оплете миналото и бъдещето в своята мрежа,
пролетта неусетно се превърна в зима.
И тогава се влюбих в жената на Бога на смъртта – оживяха копнежите ми.
Любовта ни бе взаимна.

Моята муза бе Амая, Афродита, Юнона, Хеката, Белона, Рампузия и Манаси.
Срещнахме се някъде там на пътя близо до края на безкрая
и се продъниха небесата и потънахме в градината на любовта си,
а един лебед долетя и ми каза: "Тя е!".

Тя бе русокоса красавица, нежна и всеотдайна,
а аз сбръчкано изморено човече със слонска главица.
Млада черностеблена ела и ударен от мълния сребрист бор си шепнат съкровени тайни,
а върху клоните им е кацнала любовната птица.

И се разтресе в неистов плач Богът на смъртта и нали е всесилен, нали е
господарят на вечността, съдникът, избавителят, посредникът между рая и ада,
сътвори от сълзите си музика – плач на убиец ден преди да убие,
плач на палач, връчил на жертвата предсмъртна награда.

И превърнахме в лира любовния си триъгълник и засвирихме –
аз, Богът на смъртта и невярната му съпруга.
Тя е Хера – жената на Зевс, Лакшми – жената на Вишну, Изида – жената на Озирис,
моята чаровна властителка е жената на другия.

Тя е Гаури бялата и Кали черната, Анапурна дарителката, Дурга непристъпната, Сати добродетелната и Чанди злата,
тя е Махадеви, Лахезис, Амбика, Чамунда, Антропос, Чакшуши и Клото,
богиня на съдбата, богиня на разврата,
14-годишна дева, заченала златната голгота на живота.

Тя е жена ти, Сатана, тя е сестра ти, Аполон, тя е майка ти, Исусе,
тя е Хела, Диана, Маликерта, Артемида, Европа, Пандора и Медея,
смачкайте цветята, сблъскайте черепите на ин и ян, разбъркайте бялото и черното, убийте чувствата,
съберете се, богове, и накажете съблазнителката и прелюбодееца.

И се засели жилището на нашата убийствена любов с богове и буди, асури и тенгри, мойри и ангели,
обладани от стръвно веселие, те откъснаха крилата на лебеда, скъсаха струните на лирата и прекъснаха линиите на дракона,
а Богът на смъртта раздели любовния ни триъгълник на два любовни бумеранга
и запрати проклятията към сърцата ни.

И ни откъсна от времето Богът на смъртта и ни запрати към безвремието,
и ни наказа да се обичаме все повече и повече, да се обичаме безумно,
но вместо очите си, да виждаме своите демони.
Любов, разрастваща се като тумор.

Няма любов, ако няма страдание, вълните на любовта преливат
от болка към болка, от една долина в друга.
И се залутахме сред любовта – този дяволски лабиринт, тази жертвена нива,
разора дълбоко душата ми и я зася с любовни плевели чуждата съпруга.

Покровителката на бременните Шриматидеви, която се храни с трупове на маймуни,
многоликата Минакши, която стиска фалоси в шепите си,
червенокожата Ваджраварахи със свинска муцуна,
пълногърди гърли с чудовищни форми, захвърлили душите си в подземията на дворци и вертепи.

И пътувахме през пустинята – аз и жената на Лот. От гърлата ни изникнаха гъби.
Философите помъдряха. Косите ни се превърнаха в лишеи.
Любовта ни препълни света, а после преобърна света ни –
с дробовете си ръфахме вечната любов, със зъбите си дишахме.

Тогава от небесата потече огън и светът стана още по-греховен
и допряхме сърцата си – аз и моята нежна муза.
Тя се обърна към мен и видя развалините на Содом,
обърнах се към нея и видях страшната глава на Медуза.

– Нищо не е вечно! – прошепна Лао Дзъ. – Това е природна закономерност.
Вечната любов е божествена измама –
мимолетна игра между разума и страстта, фатално сливане на бялото и черното.
Погледнахме се в очите и се превърнахме в камък.

И разбирам, че любовта и смъртта са двете сиамски лица на световната слава –
едното поглъща всемира, другото го създава.
                Преди времето да натроши каменната ми статуя и да я превърне в пясък,
                преди да се разпилея сред пустинята, разбирам,
че смъртта е само прекрасен сън и спокойна забрава.
Любовта е страшната – тя прибира, прибира, прибира...


===========================> <==============================

Красимир Георгиев
РАЗТВОРЕНИ БЕДРА НА ПРОСЯКИНЯ / (РАСКРЫТЫЕ БЕДРА НИЩЕНКИ)


                Переводы: Юрий Зозуля, Владимир Стафидов, Олег Демченко, Ольга Ступенькова,
                Странница Востока, Вадим Шарипов



Красимир Георгиев
РАЗТВОРЕНИ БЕДРА НА ПРОСЯКИНЯ
               

          Близо пет години бягах от поезията. Трудно беше, но не написах нито ред. Ядоха ме кучета и ме кълваха птици, но аз бягах и бягах. Обречен да бъда настигнат.
          И ето, откачената муза отново ме яхна и започна да блудства с душата ми. Добре, казах си, ще ти дам да се разбереш! И си поставих няколко непосилни задачи. Първо – съдържанието да властва над формата, образите да громят строфите, думите да разграждат редовете. Второ – темата да е невъзможна, идеята да е немислима, ситуацията да е абсурдна. Реки от мерена реч словославят птичките и пчеличките, слънчевите лъчи и храмовете на любовта – и аз съм писал подобни стихчета, но ако римата и ритъмът се блъскат години наред в главата ти, идва времето, когато трябва или да се измъкнеш от лудницата, за да запазиш главата си, или да влезеш по-дълбоко в тунела на поетичния хаос, да надскочиш мисълта си и да нахраниш чудовището на страстта и цинизма. Трето – да подправиш храната си със смърт, да станеш част от поетичните образи и да изживееш невъзможното. Това е най-трудното.
          Тогава видях просякинята. Разкрачена над мръсната си женска кръв, потънала сред дрипи и бръчки, тя приличаше на наядена от прасета гнила ябълка. Беше отвратителна. И си поставих въпроса. Можеш ли да обладаеш тази човешка огризка? Насред града? Пред очите на тълпата? Кажи, поете...

          РАЗТВОРЕНИ БЕДРА НА ПРОСЯКИНЯ

Вървях по безкрайните улици на вечния град и се питах
къде е посоката на посоките, къде е утробата на времето.
За два пътя на смъртните бях чувал – към боговете и към жените,
на този огън и най-нисшата твар, и върховният разум принасят семето си.

Там някъде, сред диплите на есенния здрач до една локва ме докосна просякиня.
Лицето й бе набръчкано от умора, слабините й плачеха и пулсираха, накуцваше.
Разтвори кафява шепа пред сянката ми и през шепата просто не можех да премина,
защото дрипите й светеха, а бедрата й скърцаха като претоварена каруца.

По кожата й бе засъхнала кръв – ален сок от посечена акация.
Който не познава тези два пътя е като хищно насекомо.
Както всяка жена, която бе имала менструация,
три дни просякинята не бе пила от бронзов съд, а след това бе облякла нови дрехи.

Бе изхвърлила мръсните дрипи и се бе пременила в дрипи от нежно бяло,
а когато се срещнахме, бе намерила локва и миеше тялото си
и разбрах, че захвърляше тялото си и отиваше в ново тяло.
Тя не продаваше плът, тя гордо просеше, а плътта си подаряваше.

Беше петнадесетгодишна. Просеше близо петнадесет години.
И кръстосваха дългите улици чистите дрипи на девицата
и очакваха мътните локви на вечния град да премине
нейният цар – стражът, съдията, водачът на колесницата.

Аз бях водачът, бях повелителят на желанията, затова разбрах, че мога
да сляза от колесницата и да премина през границата между световете.
И разбрах, че това не е просякинята, това е жената-огън,
просякинята се превърна в майката на боговете.

Чух, че бедрата й стенат: "Ние сме изгарянето, но ние сме и светкавицата!",
и прогоних демоните на традициите и благоприличието.
И видях, че локвата всъщност е любовна жарава.
И започнах да отмивам червения сок от кожата на момичето.

Колкото океанът е вместилище на всички води, толкова
кожата е вместилище на всички докосвания и страстни сънища.
Ако някой не е преминал през тази сладка болка,
значи цял живот е палил в огнището си пепел вместо въглища.

Кожата й беше твърда и мека като жива преса за изстискване на лимони,
скутът й беше жертвен олтар, а косъмчетата й – трева за жертвоприношение.
Както плодът на мангото къса връзката си, така пламна огънят
и вулвата й ме всмука в черната си дупка с чудовищната гравитация на наслаждението.

И влязох вътре – влязох в достославната до върха на ноктите, до края на пъпа влязох,
влязох като нож в ножница, закалени в сърцевината на пламъка,
слабините й бяха горивото, косъмчетата – дим над морава, влагалището й – клада от оргазъм,
като гъсеница придърпвах плътта от една тревичка на друга и разгарях кладата.

Може би бях за нея само дребна монета в чашата за подаяния между бедрата й.
Както пчелите събират нектар от различни дървета,
а след това медът не знае кое дърво е съдбата му,
може би така мръсницата разтваря солта на мъжете в локвата на битието си.

И така да е, когато влеят водите си в морето реките на всичките любовни желания,
когато се развържат всичките възли на сърцето,
смъртният става безсмъртен и златен диск покрива лицето му със своето странно заклинание:
който не познава тези два пътя към боговете и към жените, става хищно насекомо.

Тя отново облече бръчките върху своите петнадесет години,
Влезе в белите дрипи и тръгна накуцвайки по безкрайните улици, за да проси и плаче.
Поотърсих боклука, закопчах панталона си и се сетих, че не съм я питал за името й
и че съм забравил да дам на просякинята петаче.



<=======================  =================================>

ТЕКСТЫ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ВМЕСТЕ С ВСЕМИ ПЕРЕВОДАМИ:

========================> <================================


Красимир Георгиев Сияние
Красимир Георгиев
„СИЯНИЕ”
Красимир Георгиев
                Болгарские поэты
                Переводы: Петр Голубков, Евгени Алексиев, Владимир Игнатьевых, Ольга Ступенькова,
                Галина Титова-Дмитриева, Александр Богачук, Игорь Хлебников, Петр Зинов,
                Наталья Харина, Юрий Шеленговский


Красимир Георгиев
СИЯНИЕ

Ах, колко слънчеви зайчета
има в рая, майчице!

               Написано: 07.07.2021 г.


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Петр Голубков)

Ах, сколько же солнечных зайчиков
В Раю обитает, мамочки!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Евгени Алексиев)

Эх, как много солнечных зайчиков
есть в раю, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Игнатьевых)

Ах, сколько солнечных зайчиков
на небесах, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)

Ах, сколько солнечных зайчиков
вмещает рай, где ты, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Титова-Дмитриева)

Много солнечных зайчиков,
обитает вокруг мамы в раю...


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Евгени Алексиев)

Эх, как много солнечных зайчиков
есть вокруг тебя в раю, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Александр Богачук)

Ах, сколько солнечных зайчат
В Раю над матушкой кружат!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Игорь Хлебников)

Ах, сколько солнечных зайчат
сияет в Раю, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Петр Зинов)

Ах, сколько солнечных зайчат,
играют в маминых очах!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Петр Голубков)

Ах, мама, тьма зайцев солнечных
Живёт в небесах „подсолнечных”!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Евгени Алексиев)

Эх, как много есть солнечных зайчиков
там в раю, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Евгени Алексиев)

Ах, как много солнечных зайчиков
есть здесь вокруг тебя в раю, мамочка!


СИЯНИЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Евгени Алексиев)

Эх, как много солнечных зайчиков,
есть в сиянии рая, мамочка!


СИЯНИЕ (вольный перевод с болгарского языка на русский язык: Наталья Харина)

Зайчик солнечный – нежная ласка,
Принимают её без опаски:
В небесах всё пронизано светом,
Лучик райский от мамы – поэту.


СИЯНИЕ (вольный перевод с болгарского языка на русский язык: Петр Зинов)

Рай – это мамины глаза,
игра – дорога к раю.
В глазах сияет бирюза
и зайчики играют.


СИЯНИЕ (экспромт: Владимир Игнатьевых)

Внуку на небе,
деду в раю
звезды и свечи,
и маму свою.


* (экспромт: Юрий Шеленговский)

Превращают послушных мальчиков,
Архангелы, в солнечных зайчиков.
А меня отделяет эх, мамочка,
От зеркал их волшебных канавочка,
Населённая крокодилами,
На ушах нависших грузилами...


© Copyright: Красимир Георгиев, 2021
Свидетельство о публикации №121070803078
http://stihi.ru/2021/07/08/3078


<===============================  ====================================>

Красимир Георгиев Оратория на пути к запредельному
Красимир Георгиев
„ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО” („ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ”)
Красимир Георгиев
                Болгарские поэты
                Переводы: Лариса Баграмова, Нина Цурикова, Владимир Игнатьевых, Николай Штирман, Владимир Нехаев,
                Николай Сысойлов, Наталия Кроль, Николай Ганебных, Игорь Хлебников, Евгени Алексиев,
                Сергей Рикардо, Амир Кулмаментьев, Алёна Платонова Норильчанка, Серый 5


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО

Добрите хора ги очаква адът,
защото са привикнали да губят,
защото са привикнали да страдат.
От ангели нападнат, стискам зъби.

Водата запокити ме в скалите,
там миналото безвъзвратно чезне
и вече вечер виждам през стените
и съм изправен пред бездънна бездна.

Пред бъдеще, мечти недоживяло,
животът с болките си ме залива
и вече няма черно, нито бяло,
наоколо вилнее само сиво.

Изписва истини измамен въглен:
Смъртта непоносима тежка рана
не е за този, който си е тръгнал,
а за човека, който е останал.

От ангелски миражи съм прекършен,
защото миналото ме застига –
на мястото, където пътят свършва,
пред бъдещето вдига тежка дига.

Сред сенките наоколо човек съм,
сред хората наоколо съм сянка.
В ковчега тялото ми днес след лек сън
подготвя се за свойта вечна дрямка.

Припява ангелският хор загрижен.
Оркестърът – с тържествена отрада.
Солист съм на живота си капризен.
А Бог ме гледа някъде от ада.

                Написано: 12 юни 2020 г.


Ударения
ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО

ДобрИте хОра ги очАква Адът,
защОто са привИкнали да гУбят,
защОто са привИкнали да стрАдат.
От Ангели напАднат, стИскам зЪби.

ВодАта запокИти ме в скалИте,
там мИналото безвъзврАтно чЕзне
и вЕче вЕчер вИждам през стенИте
и съм изпрАвен пред бездЪнна бЕздна.

Пред бЪдеще, мечтИ недоживЯло,
живОтът с бОлките си ме залИва
и вЕче нЯма чЕрно, нИто бЯло,
наОколо вилнЕе сАмо сИво.

ИзпИсва Истини измАмен вЪглен:
СмърттА непоносИма тЕжка рАна
не Е за тОзи, кОйто си е трЪгнал,
а за човЕка, кОйто е остАнал.

От Ангелски мирАжи съм прекЪршен,
защОто мИналото ме застИга –
на мЯстото, къдЕто пЪтят свЪршва,
пред бЪдещето вдИга тЕжка дИга.

Сред сЕнките наОколо човЕк съм,
сред хОрата наОколо съм сЯнка.
В ковчЕга тЯлото ми днЕс след лЕк сън
подгОтвя се за свОйта вЕчна дрЯмка.

ПрипЯва Ангелският хОр загрИжен.
ОркЕстърът – с тържЕствена отрАда.
СолИст съм на живОта си капрИзен.
А бОг ме глЕда нЯкъде от Ада.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ В ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Лариса Баграмова)

Ад ждёт людей хороших: те привыкли
К страданиям, что ждут в горниле ада,
Их проигрыши здесь уже настигли.
Я стиснул зубы – ангелов армада

С небес идёт за мной... Пусть волны пены
Меня швырнут на скалы подземелья,
И сгинет всё, что было. Я сквозь стены
Уже гляжусь в бездонные ущелья.

О будущем мечты ушли устало,
Жизнь наполняет только новой болью,
Ни чёрного, ни белого не стало,
Лишь серый цвет моею стал юдолью.

Но пишет цветом истин уголь ломко:
Смерть неподъёмно тягостная рана
Не для того, кто к ней ушёл, а только
Оставшихся в объятиях дурмана.

И, райскими виденьями исстёган,
И прошлым своим заново настигнут,
Стою я, где кончается дорога,
Пред будущим, которого не видно...

Я человек без тела, только тенью
Хожу среди живых, как встав из гроба.
Поутру после сна уже к забвенью
Готовлюсь я, как в вечную дорогу.

Хор ангелов волнуется тревожно…
Но в небо торжества летит рулада:
Я строил свою жизнь неосторожно –
И Бог берёт меня в объятья ада!


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАДГРОБНОЙ ЖИЗНИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Нина Цурикова)

Людей хороших ад всех ожидает,
за то, что те привычно так теряют,
за то, что те привычно так страдают.
И, стиснув зубы, Ангелов смиряют.

Вода о скалы бросила потоком,
там безвозвратно прошлое исчезло,
по вечерам сквозь стену видит око –
бездонная за ней сияет бездна.

И в будущем не видится просвета,
жизнь болями меня переполняет,
ни чёрного, ни белого нет цвета,
лишь серое пространство окружает.

И правда, углем писана, обманет:
ведь смерть невыносима, раной тяжкой
не только лишь тому, кто покидает,
а людям, что продолжат жит с ней дальше.

Я миражами Ангелов наказан,
за это меня прошлое настигло –
в том месте, где мой путь окончен разом,
пред будущим оно стену воздвигло.

Среди теней я стану человеком,
среди людей – невидимою тенью.
И облёгченный сном, сомкну я веки
в гробу, готовя тело к усыпленью.

Хор Ангелов печалью переполнен.
Оркестр же – торжествует, – так отрадно.
Солист один я жизнью недоволен.
А Бог следит за мной уже из Ада.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Игнатьевых)

Добрых людей ожидает ад,
ибо гибнут они привычно без слов,
ибо привыкли они страдать,
сжав зубы, от ударов Ангелов.

Бросил меня поток в горные скалы,
там прошлое безвозвратно исчезло.
И вечером видно сквозь стены мне стало –
я столкнулся с бездонной бездной.

До будущего мечты не доживают,
жизнь залила всего меня болью.
И природа больше не цветная,
серой бушует юдолью.

Углем истина пишет обманчиво:
смерти тяжкая рана невыносима,
для того кто ушел, то не значимо,
тому, кто остался, непереносимо.

Я сломлен ангельскими миражами,
потому что прошлое меня настигло,
в том месте, где путь завершаем,
перед будущим стену воздвигло.

Среди теней вокруг я человек на дне,
среди людей вокруг я тенью блесну.
В гробу тело мое в легком сне
готовится к своему вечному сну.

Ангельский хор поет мою тризну.
Оркестром торжественная отрада.
Я капризный солист своей жизни,
и Бог на меня смотрит из ада.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Штирман)

Добрых людей в аду уже ждут
за то что привычно потери несут,
за то что привычно от боли страдают.
Если ангелы бьют, лишь зубы сжимают.

Меня забросила в скалы вода,
исчезло прошлое там навсегда
и уже вечером вижу сквозь стены
пред собою я бездну без дна.

Мечта за будущим не поспевает
болью жизнь меня заливает
и исчезло чёрное, белое,
вокруг меня лишь дикое серое.

Углем пишется правда обмана:
Смерть невыносимо тяжкая рана
не для того, кто из мира уйдёт,
а лишь для того, кто по миру идёт.

Ангельскими миражами сломлен я,
потому что прошлое настигает меня –
в том месте, где мой кончается путь,
стараясь пред будущим дамбу воткнуть.

Среди теней вокруг человек я,
среди людей вокруг лишь тень я.
Сегодня моё тело в гробу
готовится к вечному сну.

Поёт ангельский хор тревожно.
Оркестру – радость возможно.
Я солист своей жизни капризный.
Бог смотрит на меня с укоризной.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Нехаев)

Людей хороших ожидает ад,
За жизнь привыкли, что их душат, губят,
Привыкли все терпеть, молчать, страдать,
На все напасти стискивая зубы.

Волной событий брошенный на скалы, –
Минувшее безследно там исчезло, –
Под вечер я сквозь стены видеть стану
И сам предстану у бездонной бездны.

Пред будущим,
Мечты вобравшим смелые,
Жизнь болью наполняет полной мерою,
И нет вокруг ни черного, ни белого,
Везде видны одни оттенки серого.

И прописная истина углем:
Смерть тяжкой раной непереносимой
Не для того, кто в мир иной ушел,
А человекам тем, помнят его имя.

От ангельских мне тяжко миражей,
Мне прошлое грехи припоминает –
На месте, где конец земных путей,
Мне перед будущим преграда вырастает.

Я человек в кругу сплошных теней,
Я тень среди людей вокруг меня.
В последнем доме
В легком сне
В крайнем из дней
Готовлю к вечной дреме я себя.

Хор ангелов печален и тревожен.
Оркестр – торжественно играет.
Все – как надо.
Солист капризный своей жизни
В гроб положен.
Бог смотрит на меня отцовским взглядом.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОСТИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Сысойлов)

Хороших и добрых немало в Аду.
Хороших и добрых – доверчивость губит:
Они, принимая чужую беду,
Вбирают всю боль и огрехи, сжав зубы.
А вместе с огрехами – водоворот
Событий печальных и духом болезных,
Всю карму чужую вбирают, – и вот
Прекрасные люди в объятиях бездны,

В преддверии Ада, где радужный свет
Вбирает безликость – как тушки пресервы.
Нет белого больше – и чёрного нет:
Вокруг только серый, безрадостно-серый.
И если ты вырвался – то хорошо:
Душа окропится Небесной водою.
Пишу не для тех я, кто мимо прошёл,
А тем – кто остался с моею бедою.

Да, был чьей-то тенью, был тьмой увлечён,
Где духа познал изначальную тайну.
О вы! кто подставил бесстрашно плечо, –
Молиться за вас и в Аду не устану.
Желать, что познал, не хочу и врагу:
Всё в прошлом, я снова крылатый! – да только
Всё чаще мне снится: лежу я в гробу –
И льётся с Небес песнопенье потоком.

Архангельский хор – что судьбы благовест:
Мол, страшно мне будет, но в тризне – отрада.
И Дьявол меня изучает с Небес.
А Бог – ожидает в преддверии Ада.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОСТИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Наталия Кроль)

Хор вестников добра шагает в ад
Не ропща, средь страданий, стиснув зубы
И возглашают ангельский трубы
В чём смертный прав и виноват.

Вот прошлого поток меня настиг
И сбросил вниз на горные вершины
И понял я в последний миг
Что стали бездною цветущие долины.

Погибли юности мечты
Я с ног до головы залит потоком боли
Погибли все цвета, лишь видишь ты
Оттенки серого среди земной юдоли.

Простые истины замазаны углём
Зависла в вышине над нами смерти лапа
Мы всех ушедших помянём
Но тяжко так стоять у трапа.

Теперь до счастья не дойти
Нам прошлое построило преграду
На месте завершения пути
И нет калитки нас ведущей к саду.

Я человек, среди теней
Но средь людей я тень пустая
Как будто мы с саду камней
В ковчеге времени живём страдая.

Песнь хора ангелов тревожна и грустна
На торжестве прощального парада
Печалит душу смертного она
Что ждёт нас? Рай иль муки ада.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ ЗА ПЪТЯ КЪМ ОТВЪДНОТО (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Ганебных)

Всех добрых людей ждет радушно ад
за то, что они привыкают к потерям,
за то, что они привыкают к страданиям,
живут, зубы стиснув от нападок ангелов.

Поток воды меня закинул в скалы,
где прошлое исчезло безвозвратно,
где вижу каждый вечер через стены
что я оставлен пред бездонной бездной,

пред будущим, мечтой недостижимой
жизнь меня сразу болью захлестнула,
все перестало быть лишь черным или белым
вблизи оно скорее стало серым.

Я истиною прописной обманут:
Смерть невыносимо тяжкой раной
не тех страшит, кого она настигла,
а тех, кого в живых оставила однажды,

от миража отломленною веткой
невольно прошлое меня застигло
на месте, где живу еще сегодня,
и перед будущим воздвигнута преграда.

Среди теней конечно человек,
среди людей себе кажусь я тенью,
в гробу лежу как будто вижу сон
готовясь к жизни беспробудной, вечной.

У хора ангелов в припеве слышу жалость,
оркестр звучит с торжественной отрадой.
Солист оркестра в жизни был капризен ,
А Бог стоит недалеко от ада.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ (перевод с болгарского языка на русский язык: Игорь Хлебников)

Хороших людей ждёт Ад,
потому что они привыкли проигрывать.
Потому что они привыкли страдать
стиснув зубы, когда „ангелы” начинают нападать.

Горный поток воды сбросил меня со скал,
туда где прошлое исчезает навсегда.
И теперь под вечер, я смотрю между скал
и вижу бездонную пропасть: дно не достичь никогда.

Там будущего несбывшиеся розовые мечты,
и жизнь, наплняющая меня болью,
в которой нет ни чёрной, ни белой предельной черты,
только серый цвет в глазах от смеси крови с солью.

Обманутый, в своих молитвах я говорю истину:
смерть – это невыносимо тяжёлая рана;
не для того, кто ушёл на тот Свет воистину,
а для того, кто остался на этом. Это ли не странно?

Ангельские миражи с ума сводят меня,
потому что вижу как прошлое вот-вот меня настигнет:
там где дорога заканчивается, – дальше дым без огня;
пред будущим воздвигнута высокая стена, за ней всё гибнет.

Я человек, среди теней вокруг моего тела.
И я тень, среди людей, которые ходят вокруг меня несмело.
Сегодня, как во сне я нахожусь в гробу, – тело ещё не тлело,
оно готовится к вечному сну, пока плоть в Аду не горела.

С тревогой, и очень жалобно, поёт ангельский хор.
Оркестровая оратория торжественно и скорбно звучит.
Капризный солист по жизни, покорно принял Судьбы приговор;
а Бог многозначительно смотрит на меня из Ада и молчит.


Красимир Георгиев
ОРАТОРИЯ НА ПУТИ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ (попытка для интерпретации с болгарского языка на русский язык: Евгени Алексиев)

/Добрите хора ги очаква адът,
защото са привикнали да губят,
защото са привикнали да страдат.
От ангели нападнат, стискам зъби./

Людей всех добрых ожидает ад,
- они привыкли все терять,
- они научились страдать.
Сжимаю зубы –
надо мной нависли ангелы –
душу хотят отнять и растоптать.

/Водата запокити ме в скалите,
там миналото безвъзвратно чезне
и вече вечер виждам през стените
и съм изправен пред бездънна бездна./

Вода швырнула бешено о скалы,
там исчезает прошлое невозвратимо –
и вижу вечером уже сквозь стены,
и все еще стою я прямо,
уже однако только –
на грани пред бездонной бездной.

/Пред бъдеще, мечти недоживяло,
животът с болките си ме залива
и вече няма черно, нито бяло,
наоколо вилнее само сиво./

И перед будущем, мечты увидеть
не дожило –
жизнь болями своими утопляет;
и нет вокруг ни черного, ни белого –
неистово неуязвимый демон Серого –
везьде над жизнью властвует.

/Изписва истини измамен въглен:
Смъртта непоносима тежка рана
не е за този, който си е тръгнал,
а за човека, който е останал./

И пишет истины обманный уголь:
Смерть – рана страшная,
тяжелая невыносимо, нетерпимо,
рана самая ужасная –
не для любимого, кто навсегда ушел,
а для человека – здесь пока остался.

/От ангелски миражи съм прекършен,
защото миналото ме застига –
на мястото, където пътят свършва,
пред бъдещето вдига тежка дига./

Миражами тех ангелов притворных –
уже преломленный –
гигантскою волною всех надежд несбытых
догнало прошлое – там где мою дорогу прекращает
захлестнуло – и перед будущего жизнью смирной
барьер тяжелый и неодолимый воздвигает.

/Сред сенките наоколо човек съм,
сред хората наоколо съм сянка.
В ковчега тялото ми днес след лек сън
подготвя се за свойта вечна дрямка./

Среди теней вокруг меня – всегда был человеком,
среди людей вокруг меня – был тенью бледной.
Стою я на незримой грани двух различных измерений.
В гробу сегодня мое тело – по дороге бесконечной –
вслед за последним легким земным сном –
уже готовится к своей великой дремоте извечной.

/Припява ангелският хор загрижен.
Оркестърът – с тържествена отрада.
Солист съм на живота си капризен.
А Бог ме гледа някъде от ада./

Хор ангельский с припевами бдит надо мною –
как будто озабоченный.
Оркестр играет с радостной торжественностью.
В моей капризной жизни – солист я одинокий.
А Бог пристально смотрит на меня…
Откуда? Где-то там – из ада.


Красимир Георгиев
UA (вольный перевод с болгарского языка на украинский язык: Сергей Рикардо)

Добрих коло, їх очікує Ад
За те, що ті так звикли програвати,
За те, що ті так звикли і страждати
Од ангелів нападників, стискаю зуби.

Вода закинула мене у скали,
там минуле без повернення щезає
й вже ввечері я бачу крізь ті стіни,
й стикаюся з бездонною без;днею.

Перед майбутнім мрії неживії
життя із біллю си мене зал;ва
і більш нема ні чорного, ні білого,
навколо же вирує саме сіре...


ЗА ОЧАКВАНЕТО И ЗА ИДВАНЕТО НА СМЪРТТА (экспромт: Евгени Алексиев)

Очакването на смъртта за всекиго е тежко;
За този, който си е тръгнал – смъртта превръща се в забрава,
а за човека, който е останал,
завинаги остава като нетърпима рана.

Макар в превратностите неизвестни на живота неподготвени,
дали възможно е и правилно – отиващите си оставащите някак да подготвят.
Дали не трябва всеки ден да се прегръщат и прощават, и завинаги сбогуват.
Дали, разбиращи това, не трябва – отиващите си оставащите да подготвят.

Дали, обаче, тя за всекиго е толкова непоносима рана.
Дали, обаче, за мнозина, не се превръща бързо тя в забрава.


К БОЛИ ПОРОЙ ПРИВЫКАЕШЬ (экспромт: Амир Кулмаментьев)

К боли порой привыкаешь
воешь, но понимаешь
жизнь продолжается мыслью
той, что сильнее – боли

мозг высекает слово
слово вплетается в мысль
эту тугую связку
держишь как за основу...


АНГЕЛ ШЁПОТОМ НЕВИННЫМ ГОВОРИТ (экспромт: Алёна Платонова Норильчанка)

Ангел шёпотом невинным говорит о запредельном...
О реальном и былинном... о бесспорно параллельном,
что за Море-Океаном, непостижном разуменью,
о транзите постоянном и о том, что тело бренно...
что душа неистребима, смерть, увы, неодолима...

Всё известно... только ангел песню новую заводит,
ораторию... в расчёте, что услышанное мною,
откровенно неземное, станет гимном родовым!
Нелегко тягаться с ним! Но, пока не стала тенью,
Эвридикой средь живых, повторяю слово в слово
каждый звук и каждый стих...


ДОБРЫЕ ЛЮДИ И АД (экспромт: Серый 5)

Добрые люди и ад,
Их губят.
Они привыкая – страдают.
Ангелы нападают, а я стисну зубы.

Вода бьется о скалы,
Там безвозвратно исчезают...
И вечером вижу сквозь стены,
Как падаю в бездонную бездну.

Пред будущем – мечты неживые,
И жизнь наполнена болью.
А вечером ни темно, ни бело,
Только всё серо...


© Copyright: Красимир Георгиев, 2020
Свидетельство о публикации №120061300002
http://stihi.ru/2020/06/13/2


<=========================  ===============================>

Красимир Георгиев Где-то за радугой С дъгата там
Красимир Георгиев
„С ДЪГАТА ТАМ” („ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ”)
Красимир Георгиев
                Болгарские поэты
                Переводы: Николай Ганебных, Ирина Петрова, Сергей Локтионов, Владислав Левитин, Нина Цурикова,
                Елена Ярина, Лариса Баграмова, Светлана Лемаева, Владимир Нехаев, Инесса Соколова, Николай Штирман,
                Николай Свайкин, Игорь Хлебников, Николай Сысойлов, Галина Титова–Дмитриева, Тамара Шелехова,
                Наталия Кроль, Татьяна Юдина Михайлова, Владислав Шапошников, Алексей Абель, Ляля Стрибная


Красимир Георгиев
С ДЪГАТА ТАМ

Надвесен над безмилостната бездна
на вечна упоителна измама:
че миналото поголовно чезне,
а бъдещето все още го няма,
с дъгата там понякога се чудя
на този цветен дъжд в живота сив:
дали да си обичал и изгубил,
или без обич да си бил щастлив?

                Написано: 23 юни 2020 г.


Ударения
С ДЪГАТА ТАМ

НадвЕсен над безмИлостната бЕздна
на вЕчна упоИтелна измАма:
че мИналото поголОвно чЕзне,
а бЪдещето все още го нЯма,
с дъгАта тАм понЯкога се чУдя
на тОзи цвЕтен дЪжд в живОта сИв:
далИ да си обИчал и изгУбил,
илИ без Обич да си бИл щастлИв?


Красимир Георгиев
РАДУГА (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Ганебных)

Подвешен мостик над холодной бездной
над вечным упоительным обманом,
где прошлое давным-давно исчезло,
а будущее так и не настало,
Мост этот – радуга – конечно, чудо,
был дождь цветной, – ты это не забыл,
была любовь, и вдруг пришла остуда,
ужели без любви ты счастлив был?


Красимир Георгиев
ПОД СВОДОМ РАДУГИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Ирина Петрова)

Склоняясь над безжалостною бездной
извечно иллюзорного обмана:
что прошлое растаяло, исчезло,
а будущее так и не настало,
под сводом радуги невольно удивляюсь
дождю цветному в этой жизни мрачной:
неужто я любил и потерял всё,
иль может без любви был счастлив?


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Сергей Локтионов)

Склоняясь над безжалостною бездной
обмана, опьяняющего вечно:
когда уже прошедшее исчезло,
а будущего не зажжёны свечи,
под радугой я чуду удивился,
и в серой жизни дождь цветным бывает:
познал любовь, которой след забылся,
а был бы счастлив без любви, кто знает?


Красимир Георгиев
ТАМ РАДУГА (перевод с болгарского языка на русский язык: Владислав Левитин)

Склоняясь над безжалостною бездной
Пьянящего и вечного обмана,
Где прошлое давным-давно исчезло,
А будущему всё ещё и рано –
Там радуга – бывает, удивляюсь,
Как ярок дождь, где жизни серый цвет:
Любил ли я, любовь ли затерялась,
Иль счастлив был, когда любви и нет?


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ ЛЮБВИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Нина Цурикова)

Над бездною склонясь неотвратимой,
влекущею томительным обманом:
там всё, что было, пролетело мимо,
а будущее всё ещё туманно.
Под радугой там можно удивляться,
как разноцветен в серой жизни дождь:
была любовь, хоть след и затерялся,
а без любви – счастливым ты живёшь?


Красимир Георгиев
ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Елена Ярина)

Весит как мостик над огромной бездной.
Пьянящая иллюзия обмана,
Где прошлое давным-давно исчезло,
А будущего нет, как-то ни странно.

А с радугой мир очень интересен.
Дождь был так ярок, серый жизни цвет...
Любить, терять – вы на весах все взвесьте.
А без любви ты счастлив или нет?


Красимир Георгиев
ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Лариса Баграмова)

Опершись на безжалостную бездну
Бескрайнего, гнетущего обмана,
В котором даже прошлое исчезло,
А будущее так и не настало,

На радугу свой взор подняв с надеждой,
Я задаюсь порой одним вопросом:
В той серой жизни – той, что вёл я прежде,
Мне был ли дождь из красок с неба послан?

Что это было: я любил, но после
Я потерялся в дали беспросветной?
Иль всё иначе в жизни было: просто
Я не был счастлив без любви ответной?


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Светлана Лемаева)

Повис над безжалостной бездной
Проникшего в душу обмана:
Минувшее быстро исчезло,
О будущем знаю я мало.
Под радугой ждать буду чуда,
Дождя попрошу об участье:
Любовь потерял почему-то,
Иль я без любви встретил счастье?


Красимир Георгиев
С РАДУГОЮ ТАМ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Нехаев)

Подвешен над безжалостною бездной
из вечного пьянящего обмана:
что прошлое
бесследно всё исчезнет,
а будущее где-то за туманом,
я с радугою вместе удивляюсь
на дождь цветной
средь нашей жизни серой:
любил ли ты, терял, разлукой маясь,
или любовь тебе не стала счастья мерой?


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Инесса Соколова)

Когда близка безжалостная пропасть
Извечного пьянящего обмана,
Исчезнем поголовно (вот так новость!),
Без будущего мир – твердят упрямо,
Под радугой я задаюсь вопросом,
На разноцветье глядя в ней большое:
Жива любовь, была ли, сердце просит?
Возможно ль счастье без любви такое?


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Штирман)

Склонившись над безжалостною бездной
вечно пьянящего обмана:
что прошлое здесь полностью исчезнет,
а будущего нет, лишь безвременья пелена тумана,
под разноцветной радугой дождя
вот в этой жизни серой я задаюсь вопросом иногда:
любил ли ты и загубил,
иль без любви ты счастлив был?


Красимир Георгиев
ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Свайкин)

Душа висит над милостивой бездной,
Навечно, с упоительным обманом –
Почто же моё прошлое исчезло,
А будущее больше не настало?!
И вдруг, над этим будущем, и прошлым,
Раскинул Ангел радуги мосток,
Соединил сиянием роскошным
Начало моей жизни и исток!


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Игорь Хлебников)

Нависнув над безжалостной бездной
вечно всех пьянящего обмана,
в котором прошлое исчезло совсем,
а будущего всё ещё нет и не скоро будет,
задаюсь я вопросом под радугой
от цветного дождя в серой жизни:
любил ли ты и возможно потерял её,
или ты был счастлив вообще без любви?


Красимир Георгиев
РАДУГА НАД БЕЗДНОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Сысойлов)

Коварна ты, безмилостная бездна:
Так очаровываешь радугой обмана,
Что даже я, поникший серый бездарь,
Душой расцвёл – как будто кличет мама.

Разуверять в обратном – бесполезно:
В цветном дожде – сквозь эхо – мамин смех.
И я упал в твои объятья, бездна!
Но полетел не вниз, а к маме, вверх.


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Титова–Дмитриева)

Склоняясь над безжалостной бездной,
Вижу обман опьяняющий вечно.
Прошедшее всё неизбежно исчезло.
Сердце под радугой вдруг воскресло.
В жизни серой цветной дождь бывает,
Следы первой любви не смывает.
Без этой любви, был бы я счастлив? –
Кто знает…


ГДЕ-ТО ЗА РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Тамара Шелехова)

Повиснув радугой над беспощадной
бездной вечного обмана, понимаю,
что прошлое бесследно исчезает,
а будущего все еще здесь нет,
и спрашиваю: украшал ли
твою серую, безрадостную жизнь
цветистый дождь по имени любовь,
любил ли ты и потерял,
или был счастлив без любви?


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Наталия Кроль)

Я завис над злобной бездной
Бесконечного вранья
То что было, всё исчезло
Что нам ждать? Не знаю я
Моё сердце лечит чудо
Радуга и дождь цветной
Я искал любовь повсюду
Но был счастлив с ней одной.


Красимир Георгиев
ПОД РАДУГОЙ (переводы с болгарского языка на русский язык: Татьяна Юдина Михайлова)

               Вариант № 1
Мы висим над безжалостной бездной,
Где обман стал туманом седым,
Наше прошлое в нём исчезло,
Есть ли будущее – поглядим.
Ведь с яркою радугой в небе,
Возникшей из серых дождей,
Жить интересней, мне бы
Любовь найти поскорей.

               Вариант № 2
Висим мы над безжалостной бездной,
Где обман стал серым туманом,
Там прошлое наше исчезло.
Будет будущее кошмаром
Без красочной радуги в небе,
Рождённой от серых дождей.
Любовь как радуга, мне бы
Стать счастливейшей из людей.


Красимир Георгиев
РАДУГА НАД БЕЗДНОЙ (переводы с болгарского языка на русский язык: Владислав Шапошников)

Склонился я над бездною холодной
дурманящего вечного обмана:
что мог я созерцать в глуби бесплодной,
где так свежо, студёно и туманно.
Но вдруг раскрылась радуга над бездной,
и разноцветный дождь пролился живо,
а в высь взлетел кудесник буревестник,
и новая любовь взошла, как диво.


Красимир Георгиев
ЗА ОБЛАКАМИ – НЕБО (впечатление от стиха К. Георгиева «Где-то за радугой»: Алексей Абель)

Повисла я беспомощно над бездной
Былой любви, жестокого обмана,
В ней прошлое – сердечные болезни,
А впереди – гнёт серого тумана…

Но взвесив меру скорби, небеса
Омыли душу солнечным дождём
И, мрачную депрессию гася,
Включили радугу цветным огнём.

И в этом чудном свете капли влаги,
Сверкая драгоценными камнями,
Сказали – сзади гиблые овраги
И новая любовь не за горами.

Когда окружат тучи ледяные,
Вы помните – за мглой дожди цветные!


Красимир Георгиев
РАДУЖНЫЙ ЗНАК (вольный перевод с болгарского языка на русский язык: Ляля Стрибная)

Радужный знак над бездной?
Значит выбраться суждено!
Вспомнятся только цветные тропы.
Видно счастье жить сверху дано.


© Copyright: Красимир Георгиев, 2020
Свидетельство о публикации №120062400035
http://stihi.ru/2020/06/24/35


============================>  <============================

Эпитафия Епитафия
Красимир Георгиев

                Переводы на русский, украинский, армянский, сербский               
                Переводы: Владимир Лавров, Владимир Игнатьевых, Лариса Баграмова, Елена Ярина, Николай Сысойлов,
                Болеслав Краковский, Ольга Шаховская, Андрей Марченко, Евгений Подаков, Анатолий Жариков, Влад Каганов,
                Владимир Стафидов, Елена Матвиенко Кобзева, Тамара Шелехова, Любовь Истомина, Иван Ковшов, Наталья Харина,
                Светлана Мурашева, Наталия Кроль, Лариса Кузьминская, Галина Шестакова, Андрей Марченко,
                Инесса Соколова, Николай Штирман, Ольга Ступенькова, Валерий Веселов, Владислав Бусов,
                Галина Титова-Дмитриева, Игорь Хлебников, Татьяна Волковская, Светлана Анатольевна Сорокина,
                Надя Чорноморець, Роза Хастян, Мила Васов, Владимир Ягличич, Надежда Брянцева, Виктор Ратьковский,
                Николай Супрун, Елена Курило, Александр Седов, Элай Покрайней, Ляля Стрибная, Виктор Дюкарев,
                Анатолий Кузнецов, Эмилия Ротопан

Красимир Георгиев
ЕПИТАФИЯ               

Избуяват диви макове
под избухналия дъжд.
На перона чакам влака –
полуюноша, полумъж.

От семафора се спуска
цвят на неизпитан страх.
Предпазливо впивам устни
в полуябълка, полугрях.

Коловозите се гърчат
в тази слънчева мъгла,
разписанието търсят –
полуспомен, полумечта.

Прелетя експресът Щастие
като ултразвуков гръм,
а запазеното място е
полуистина, полусън.

Полудяват диви макове
от лъжливия прашец.
На перона чакам влака –
полустарец, полумъдрец.

Доверчиво храня гълъби
под житейския си дъб
с най-обикновени жълъди –
полущастие, полускръб.


Ударения
ЕПИТАФИЯ

ИзбуЯват дИви мАкове
под избУхналия дЪжд.
На перОна чАкам влАка –
полуЮноша, полумЪж.

От семАфора се спУска
цвЯт на неизпИтан стрАх.
ПредпазлИво впИвам Устни
в полуЯбълка, полугрЯх.

КоловОзите се гЪрчат
в тАзи слЪнчева мъглА,
разписАнието тЪрсят –
полуспОмен, полумечтА.

ПрелетЯ експрЕсът ЩАстие
като УлтразвУков грЪм,
а запАзеното мЯсто е
полуИстина, полусЪн.

ПолудЯват дИви мАкове
от лъжлИвия прашЕц.
На перОна чАкам влАка –
полустАрец, полумъдрЕц.

ДоверчИво хрАня гЪлъби
под житЕйския си дЪб
с нАй-обикновЕни жЪлъди –
полущАстие, полускрЪб.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Лавров)
 
Буйным этим диким макам
ливень предлагает душ.
На перроне жду отправки –
то ли мальчик, то ли муж.
 
Там, где светофор, за спуском,
расцветает странный страх.
Яблоко и грех на вкус я
ощущаю на зубах.
 
Рельсы свозят, утончаясь,
в тазик солнечную пыль.
Расписанье уточняю:
где мечта здесь, а где быль?
 
Пролетит экспрессом Счастье,
в ультразвук свергая гром,
сердце разделил на части –
полуправда, полусон.
 
Распахнутся шире маки,
в чаши влаги наберут.
На перроне жду отправки –
то ли стар я, то ли мудр?
 
А доверчивые голуби
возле дуба ищут корм,
и клюют с ладони желуди –
полу счастье, полу скорбь.

               * Литературно-художественный альманах „Под часами” № 10, кн. 1, 2011.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Игнатьевых)

И буянят, дивны маки,
разухабливает дождь.
На перроне ждет и мокнет
Полу мальчик, полу муж.

Семафором опустился
цвет на небывалый страх.
Боязливо губы впились
в пол запретный полу грех.

Колобродили все рельсы,
в этот солнечный туман,
расписание тех версий –
полу-память, пол дурман.

Пролетит экспрессом счастье
как на гиперзвуке гром,
а в запасе, место настежь –
полуправда, полусон.

Полу дьявол диких маков
на обманчивой пыльце.
На перроне ждал и плакал
полу старец в мудреце.

Но, доверчив, склюнет голубь
у подножья жизни плод:
тот обычный самый желудь –
полу счастье, полу скорбь.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Лариса Баграмова)

На соцветья маков сорных
льётся с неба ливень-душ –
Жду я поезд на платформе:
полумальчик-полумуж.

Семафор роняет наземь
свет зелёный без помех –
Поджимаю губы в страхе:
полублаго-полугрех.

Словно в солнечном тумане
приближается состав –
Мой ли график в расписанье:
полугрёза-полуявь.

Поезд счастья мчится мимо,
лучших мест не подберёшь,
Ультразвуковым извивом –
полуправда-полуложь.

Как в безумстве маки с корнем
ветер вырвал и умчал –
Жду я поезд на платформе,
полумолод-полустар.

И клюёт с доверьем голубь
под житейскою судьбой
Прошлой жизни стёртый желудь:
полусчастье-полуболь.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Елена Ярина)

На соцветья диких маков
С неба льется ливень-пунш.
Жду я поезд на перроне
Полумальчик, полумуж.

Семафор стоит за спуском,
Свет зеленый – нет помех.
Яблоко вкушаю с чувством,
Полурадость, полугрех.

Поезд мчит по расписанью,
Много лиц, но все не те.
Станция воспоминаний
К полупризрачной мечте.

Прилетел мой поезд Счастья.
Гром такой со всех сторон.
В нем места любви и страсти.
Полуправда, полусон.

Что случилось, то случилось.
Буйство маков и сердец...
Все, что было, то разбилось.
Полустарец и мудрец.

Голубей кормлю с ладони
Под житейским древом вновь.
И как жизнь прошла, не понял.
Было ль счастье? Полускорбь.


ЭПИТАФИЯ – С МАКАМИ И ГВОЗДИКОЙ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Сысойлов)

Распускаются маки – да дикие –
страстной юности канувших лет.
Поезд Счастья встречаю с гвоздиками –
полу-юноша я, полу-дед.

Семафор, раскатав губы грубые,
перекрасил мой страх – в нервный смех.
Осторожно вонзается в зубы мне
полу-яблоком мой полу-грех.

Ожидание рельсами рыщет всё,
на перроне царит суета.
Расписание юности ищется
полу-памятью в полу-мечтах.

Поезд Счастья промчался осколками –
сквозь взорвавшийся эхом перрон.
Там, в резервном вагоне, над полками –
полу-истин моих полусон.

Обезумели маки – да дикие –
от осколков разбитых сердец.
Обкрошил весь перрон свой гвоздиками –
полу-старец я, полу-мудрец.

Вместо Счастья – голодные голуби.
их вспугнуть, как зарю, я боюсь.
Всё кормлю желудями, а жёлуди –
полу-горе моё, полу-грусть.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Болеслав Краковский)

Маками поле цветёт,
Ливень тому причина.
Дальнего поезда ждёт
То ли юноша, то ли мужчина.

От семафора – страх,
Боязно глянуть наверх.
Странный вкус на губах –
То ли яблоко, то ли грех.

В ниточку рельсы свело,
Солнечной мглы густота.
Расписание на табло –
То ли быль, то ли мечта.

Счастья  экспресс пролетит
Словно раскатистый гром.
Что там осталось в груди?
То ли явь, то ли сон.

Маков раздолье цветёт
Влагой упившись вконец.
Дальнего поезда ждёт
То ли старец, то ли мудрец.

Тихо воркуют голуби,
Клюют простую еду,
Старого дуба жёлуди –
То ли счастье, то ли беду.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Ольга Шаховская)

Буйно вырос мак на диво
под дождём, у кромки луж.
На перроне молчаливый
полу мальчик, полу муж.

К семафору и до спуска,
как экзамен страху – свет,
на губах такое чувство,
сладость яблока во грех.

Рельсы убегут петляя
в мглу, за солнцем, красотой.
Расписанье? – вопрошаю,
между прошлым и мечтой.

Прилетит экспрессом Счастье,
ультразвуков гром и звон –
берегут от бед, ненастий
полу правда, полу сон.

Тронусь – маковое диво,
Запах… и пыльца, что в рОсах.
На перроне терпеливо…
Полу дед, полу философ.

Охраняю голубей
под стрёмным небом.
Я похож на всех людей,
полу скорбь и полу рай
на земле своей изведал.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Андрей Марченко)

С буянящими ливнями
Буяет дикий мак…
Я – юноша ль, мужчина ли –
Жду поезда. Всё так

За светофором ждёт меня
Крах или же успех?
Надкусываю – не понять –
То ль яблоко, то ль грех…

Пути, дороги дальние,
Мгла солнца, маята…
Не вспомнят расписания
Ни память, ни мечта…

Где ж ультразвукогром дорог –
Экспресс мой „Счастье”?..
Может он
Места в резерве мне сберёг? –
Так правда это? Или сон?..

Рвут ветры, буйства не тая,
Цвет маков, их венец.
Жду поезда зачем-то я –
То ль старец, то ль мудрец.

Здесь дуб как дом. Плоды колЮ
Под желудёвый хруст.
Доверчиво я голубей кормлю.
И счастье в том, и грусть…


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Евгений Подаков)

Маки у перрона пламенеют,
Их пожар дождю не потушить...
Не мужик ещё, но повзрослею,
Хочется судьбу поторопить...

Что меня за этим семафором
Ожидает где-то там вдали?
Вкус греха – у яблока, которым
Я пытаюсь страх свой утолить.

К горизонту рельсы убегают...
Как по расписанию состав,
Ты уходишь, юность золотая,
Грустно календарь перелистав,

Мне же, на экспрессе „Счастье”,
Предстоит под молнию и гром
Испытать бушующие страсти
Покатив по жизни с ветерком...

Снова у перрона маки рдеют,
Так же дождик продолжает лить...
Я почти старик, я стал мудрее
И не буду время торопить...

Голуби играют желудями
Дуба, что века тут простоял...
Истина – она за облаками,
А судьба – пожизненный вокзал...


РАСПИСАНИЕ ПУТИ (ЭПИТАФИЯ) (перевод с болгарского языка на русский язык: Анатолий Жариков)

Маков буйное цветенье,
пляска очумелых луж.
Объявляют отправленье;
я не мальчик и не муж.

Обожжённый семафором,
слеп и нем, душа легка.
Путь страшит ли, дарит фору?
Сладость яблока? Греха?

Пыль в дороге не отстанет,
за верстой спешит верста,
мы забыли расписанье...
Память прошлого? Мечта?

Перед остановкой „Счастье”
резко оборву стоп-кран.
Раскатаю жизнь на части:
правда, истина, обман...

У перрона те же маки,
только горше влага в них.
Я, как прежде, жду отправки,
не пророк, не ученик.

Птицей небо рву на части,
ничего уж не боюсь,
на две половинки счастье,
на две половинки грусть.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Влад Каганов)

Зацвели на диво маки
У вокзала, среди луж.
На перроне, в куртке хакки –
То ли мальчик, то ли муж.

Семафор открыл входящий.
Страха нету. Даль тиха.
Запах носится пьянящий
То ли яблок, толь греха.

Поезд мчит. Огней мельканье.
За верстой бежит верста.
Не ответит расписанье
То ли память, толь мечта.

Пронесётся рядом счастье,
Как девичий силуэт,
И не ясно в одночасье
То ли было, то ли нет.

Пыль неспешно оседает
Среди маковых колец.
На перроне ожидает
То ли старец, толь мудрец.

Рядом голуби воркуют,
Словно важный спор ведут,
То ли радости воруют,
То ли бед грядущих ждут...

               * „Площадь Пушкина”, газета писателей Кузбасса, № 1, 20 марта 2014.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Стафидов)
 
Дождь шальной заливает маки
Горят они среди луж.
На пероне жду, одинокий
Полуюноша, полумуж.

Семафоры сегодня грУбы
Расцветкой пугают всех,
Осторожно впиваю губы
В полуяблоко, полугрех.

Колея моя попетляла
Под солнцем есть суета
Но искала свой путь, искала
Полупамять, полумечта.

Как экспресс пролетело быстро
Счастье – ультразвука гром
Но в резерве есть одно место
Полуистина, полусон.

Где безумствуют диво маки
И так как хотел творец
Жду я поезда, свищут раки,
Полустарец, полумудрец.

С руки моей едят голуби
Попробуй с ними поспорь
Когда под дубом есть жолуди
Полусчастие, полускорбь.

               * Книга „Стафидки”, Одеса, 2014 г.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Елена Матвиенко Кобзева)

Вспыхнули маков короны
на поле средь ливневых луж.
Поезда жду на перроне –
полуюноша, полумуж.

Боязни цвет источает
сигнал семафора для всех.
Губы мои ощущают
полуяблоко, полугрех.

Солнечное касание –
колейная сталь золота.
В поиске расписания
полупамять, полумечта .

Поезд с названием „Счастье”
стремителен и невесом.
Найти в нем место – отчасти
полуправда и полусон.

Маки в хмелю безрассудном
дурманят пыльцою багрец.
Я на перроне безлюдном –
полустарец, полумудрец.

С дерева жизни годами
кормлю голубиный эскорт
вызревшими желудями –
полусчастье и полускорбь.


ЭПИТАФИЯ ПОЛУСЧАСТЬЮ (перевод с болгарского языка на русский язык: Тамара Шелехова)

Вновь расцветают дикие маки
под хлынувшим ливнем адреналина.
Я жду на платформе поезд –
полуюноша, полумужчина.

От семафора исходит
свет незнакомого страха встреч.
Осторожно впиваюсь губами
в полуяблоко, полугрех.

Корчатся следы колеи
в солнечном тумане холста.
И ищут нужное расписание
полупамять, полумечта.

Прогрохотал мимо „Экспресс Счастья”,
как раскатистый гром вдоль колонн.
И зарезервированное место будто
полуистина, полусон.

От цветочной пыльцы наркотической
обезумели дикие маки вконец.
Жду на перроне поезд –
полустарец, полумудрец.

Уверенный в правоте, кормлю голубей
под дубом жизни своей
обычными желудями в старость.
Вот и осталось полусчастье, полурадость.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Любовь Истомина)

Всходят дикие маки под взорванным ливнем,
На перроне жду поезда в солнечной мгле,
Я совсем молодой – полуюноша, полумужчина,
Мне тревожно и радостно на земле.

Осторожно губами я трогаю яблока сладость.
Семафор посылает ещё незнакомый мне цвет.
Поищу в расписании счастье и радость,
Резервирую место, а счастья то – нет.

Пролетел экспресс „Счастье” под солнечным небом,
Полубыль, полусон, полуправда и полумечта.
Годы жизни моей отгремели раскатистым громом,
На перроне стою, только мимо спешат поезда.

Вновь от ложной пыльцы обезумели дикие маки,
Поезд жду, полустарец, а может и полумудрец.
Я кормлю голубей, заряжаясь от этой ватаги
Понимаю: я просто небесный посланник – гонец.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Иван Ковшов)

Маки, расцветая вольной волей,
С проливным дождем волшебно жгучи.
Поезда чарующим раздольем
Юношу приветствуют могуче.

Семафор волнуется как в праздник,
Сотрясают вешний день колеса.
Губы ему будущее дразнит
Недозрелым яблоком с откоса.

Не сложилось, может быть, у парня
То, что он душой себе приметил.
Иль пока что ветреная память
За желанье вовсе не в ответе.

С поездами растворилось счастье,
Отшумев, затихли эхом веси.
По нему малиновые страсти
Снами запоздалыми воскресли.

Маки, сумасшедшие как пламя,
Обожгли натруженные руки.
Сохранила расписанье память,
Но с годами для сердечной муки.

Так и он выхаживал голубку
Жизни и судьбы без дивной страсти.
Желудями вместо незабудки,
Разгоняя грусть в себе отчасти.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Наталья Харина)

Намочил поголовье помпонов
Под дождями изнеженный мак.
Терпеливо стою на перроне:
Полу-юноша, полу-чудак.

Семафор в нагнетании страха
Преуспел, светит огненный шок.
Не желаю ложиться на плаху:
Полу-яблоком славить грешок.

Обрываются рельсы в тумане –
Не отыщешь родные места.
Кассы спутали рейсы обманом:
Полу-правда им полу-мечта.

Поезд счастья проносится мимо,
Ультразвуком трубя в унисон.
Бронь на поезд исчерпана зримо:
Полу-явью спешит в полу-сон.

Изворотливый мак и безумный –
Полувыцветший влажный сырец.
Спит перрон, опустевший, бесшумно,
Я не стар, но как будто мудрец.

Сыплю горлицам мелкие крохи.
Дуб житейский мой слишком высок.
Я когда-то, как жёлудь иссохну:
Счастье скорбно стучится в висок.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Светлана Мурашева)

Зацветает поле маком,
Поливает дождь.
С полуношей в полумраке
На вокзале ждешь.

С семафора опустился
Алым цветом страх,
Лишь губами он молился,
Каялся в грехах.

В узел колея связалась,
Тает в пустоте,
Расписание осталось
Там – в полумечте.

И летит экспрессом счастье,
Звуки точно гром.
Места нет там, вот напасти,
Страшный полусон.

С маков полетит румянец
И пыльцы венец,
На перроне полустарец,
Иль полумудрец…

Голубь сядет на запястье
Под ветвями вновь.
Будет лихом полусчастье
Или полускорбь.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Наталия Кроль)

Дикий мак красуется
Средь глубоких луж,
Поезд ждёт, волнуется
Мальчик или муж.

Страх свой скрыть пытается
На глазах у всех.
Как Парис впивается
В яблоко иль в грех.

В воздухе дурачится
Солнечная пыль.
В расписанье значится
Небыль или быль.

Счастья поезд литерный
Уж спешит ко мне
Радужный, стремительный
Вправду иль во сне.

Маковки раскроются,
Зацветёт чабрец,
Может успокоится
Старец иль мудрец.

Люди так стараются
Но в судьбе всегда
Странно сочетаются
Радость и беда.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Лариса Кузьминская)

Цветут одичавшие маки,
Под струями ливней безумных,
Юнцом ли я мужем безусым
Ловлю уходящего знаки...

В мерцанье судьбы семафоров,
Что страх в моем сердце рождает,
Плоды я вкушаю раздора,
Греха, что меня побеждает.

Круги мне судьба нарисует...
Сиянием солнечных дуг,
Где жизни моей драматург
Беспамятство с верой тасует.

А счастье экспрессом промчится,
Оставит – мечту, полубред,
От маков один только вред –
Иллюзий пыльцою на лицах.

Как прежде стою на перроне,
Не старец, а полумудрец,
Ни жив, а лишь полумертвец,
Кормлю птиц плодами с ладони...

Под дубом, корнями с ним связан,
Его желудями вскормлён,
Ему своей жизнью обязан,
И скорбью его напоён.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Шестакова)

Мак головки по ветру клонит.
Разразилась гроза к тому ж.
А у поезда на перроне
Полу-юноша – полу-муж...

Семафор, погоди же, глупый,
Пусть он свой одолеет страх!
Почему же кусает губы
Полу-грешник – полу-монах?

В даль, петляя, уходят рельсы
И уносят состав в туман...
Расписания для экспрессов –
Полу-правда – полу- обман.

Улетает машина счастья,
Резервируются места...
Ультразвук, или гром в ненастье –
Полу-память – полу-мечта?

В поле мак опять расцветает...
И уже теперь не юнец,
Снова поезда ожидает
Полу-старец – полу-мудрец.

Он доверчивее голубки,
Помнит прошлое наизусть.
И живут еще в сердце хрупком
Полу-радость и полу-грусть.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Андрей Марченко)

С буянящими ливнями
Буяет дикий мак…
Я – юноша ль, мужчина ли –
Жду поезда. Всё так

За светофором ждёт меня
Крах или же успех?
Надкусываю – не понять –
То ль яблоко, то ль грех…

Пути, дороги дальние,
Мгла солнца, маята…
Не вспомнят расписания
Ни память, ни мечта…

Где ж ультразвукогром дорог –
Экспресс мой „Счастье”?..
Может он
Места в резерве мне сберёг? –
Так правда это? Или сон?..

Рвут ветры, буйства не тая,
Цвет маков, их венец.
Жду поезда зачем-то я –
То ль старец, то ль мудрец.

Здесь дуб как дом. Плоды колЮ
Под желудёвый хруст.
Доверчиво я голубей кормлю.
И счастье в том, и грусть…


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Инесса Соколова)

Поле яркое от мака,
дождь прошел, немало луж.
На перроне – „кот наплакал”,
вижу парня, может муж.

Устремлен взгляд к семафору,
ожиданья виден цвет.
Плод кусает по-немногу,
будто в яблоке том грех.

А дорога лабиринтом
в редком солнечном тумане.
Жизнь идет с колесным ритмом –
полугрёзы, полупамять.

Но в мечтах – экспрессом к счастью,
на несущем скакуне,
Есть, и место бурной страсти
в полуправде, полусне.

Одурманен диким маком,
видно в той в пыльце есть ложь.
На перроне – парень в страхе,
стал на старца вдруг похож.

Мы как голуби под дубом,
днем одним живем порою…
Повстречал, ушла подруга –
полусчастье, полугоре.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Николай Штирман)

Мака дикого полыхания,
поливает из тучи душ.
Поезд жду на перроне я –
полуюноша, полумуж.

Семафором уже включаются
первый страх и первый успех.
Осторожно губы впиваются
в полуяблоко, поугрех.

Колеи извиваясь, теряются
солнца их поглощает мгла,
угадать, вспомнить путь пытаются –
полупамять, полумечта.

Пролетел экспресс Счастье
как ультразвука гром,
в том полёте моё участие
полуистина, полусон.

Сумасшествие диких маков
пыльца ложная для сердец.
Жду на перроне поезд я –
полустарец, полумудрец.

Пытаясь кормить голубей
под житейским дубом у моря,
предлагаю им желудей –
полусчастие, полугоре.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)

Чудно дикие маки пылают,
Дождь пронёсся лавиной.
На перроне ждёт поезда
Полуюноша, полумужчина.

Цветом семафор нагоняет
Страх невольно на всех.
Осторожно вкушает парень
Полуяблоко, полугрех.

Колея, изгибаясь зигзагом,
Погружается в мглу,
Унося за собою в туманность
Полупамять и полумечту.

Как экспресс проносится Счастье,
Как раскатистый гром.
Возвращаясь в прошлое часто,
Мы грустим о былом.

Одурманен пыльцою маковой
Вместе с ложью, уже не юнец,
На перроне ждёт в страхе поезда –
Полустарец, полумудрец.

Мы доверчиво как голуби
Ждём под дубом света в ненастье.
А в награду нам только жёлуди,
Полугоре и полусчастье.

               * Книга „Улицы детства”, Нальчик, 2013 г.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Валерий Веселов)

Ливень злобный и воет и рвёт,
Словно воин жестокий в атаке.
Но, не зная судьбы наперёд,
Распускаются алые маки.

Семафора таинственный цвет
Накрывает перрон осторожно...
Я ещё не мужчина-поэт –
Полумальчик и сердцу тревожно.

Закрутились в спираль колеи,
В размытьи мглисто-солнечных вех.
И впиявились губы мои
Толи в яблоко? То ли во грех?

Полупамять, а полумечта...
Рассписание ищет мой взор...
И бронирует место душа
В тот экспресс, что желанен и скор!

Сбита с маков пыльца – пустоцветы...
И они ошалели от слёз:
Мимо, Счастье-экспресс, как комета –
Ультразвуковым громом колёс!

Впору мне опечалиться вместо
Диких маков, открытых извне...
Там моё, но свободное место,
В полуправде ли? Иль в полусне?

Вновь, как прежде, но только безбоязно
Упорядочив жизнь, наконец!
Всё на том же перроне, жду поезда –
Полустарец и полумудрец.

Под житейским, раздвоенным дубом –
Словно горе и радость – на части –
Желудями, я птиц кормом грубым
В полускорби, кормлю, в полусчастье.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владислав Бусов)

Проросли сквозь надгробные плиты
Маки алые ливнем диким
Нет ни юноши, ни мужчины
Пуст перрон без всякой причины.

Цвет сиреневый семафора
Предрекал неизвестные страхи
Только были ему лишь ведомы
Эти грехоподобные страсти.

Колеею житейскою путы
Были яркой и призрачной мглою
Расписанья часы и минуты –
Полусном и полумечтою.

Пролетел мимо поезд Счастья
Нету брони для места в вагоне
На конечном пункте ненастья
Одиноким стоит на перроне.

Обезумели дикие маки –
Как расти им в этих плитах?
Без надежды ждет поезд старец
Полумудрый в маковых ливнях.

Голубей доверчивых кормит
Он плодами житейского дуба
В полусчастьи и в полускорби:
Просто желуди – вот в чем мудрость.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Галина Титова-Дмитриева)

Вырастают дикие маки,
Под проливными дождями.
Поезда ждёт на перроне,
Полу юноша, полу мужчина.

Опускается мгла, будто штора,
Свет идёт от семафора.
Необъяснимый страх нагоняет,
Юноша полу яблоко, полу грех кусает.

Колея изгибается вдалеке,
Экспресс счастья пролетел во мгле.
И оставил полу правду, полу сон,
Стук колес для сердца-стон.

Обезумившие маки от ложной пыльцы,
Стояли в поле, будто слепцы.
На перрон глядели в тоске,
Раздавался стук от колёс вдалеке.

Пролетело время, будто полусон,
И стоит уж полу старцем он.
Под житейским дубом, где много желудей,
Доверчиво кормит своих голубей.


ЭПИТАФИЯ – НАДГРОБНАЯ НАДПИСЬ (перевод с болгарского языка на русский язык: Игорь Хлебников)

Расцветают дикие маки
под проливным дождём.
Жду на перроне поезд –
„ещё полуюноша... полумужчина”.

От семафора исходят
следы неведомого страха.
Опасливо поджимаю губы –
„во рту половина яблока... половина греха”.

Следы петляют, в возникшем
после дождя солнечном тумане,
расписание движения поездов нарушено –
„в нём половина памяти... половина мечты”.

„Экспресс Счастья” пролетел мимо
с ультразвуковой скоростью грома,
а в нём зарезервированное место –
„это полуправда... полусон”.

Дикие маки сходят с ума
от дурмана пыльцы.
Жду поезда на перроне –
„уже полустарик... полумудрец”.

Кормлю доверчивых голубей
под дубом, где они обитают,
съедобными желудями –
„в полусчастье... в полупечали”.


ЭПИТАФИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Татьяна Волковская)

Вакханалии атаки –
мощным был небесный душ.
Буйно расцветали маки...
На платформе, среди луж –
юноша, еще не муж:
не вкусивший жизни грубой.

Семафора вспыхнет свет –
ловят дикий маков цвет
нецелованные губы.
Впереди – любовь, успех,
искушенья, полугрех...

Маков цвет – позёмка, заметь
в дымке солнца, как в тазу.
Вспоминая ту грозу,
сердце ищет расписанье.
И горчит воспоминанье –
полугрёза. Полупамять.

Счастье промелькнёт экспрессом.
И от грома вздрогнет он.
Как забудешь это место,
если сердцем его пестовал? –
Полуправда. Полусон.

Ложная пыльца слетает.
Только б не сойти с ума...
Где тот маков цвет? – Зима
на платформе ожидает.
Старость? Мудрость? Смерть сама? –
Только Бог Всевышний знает.

Под житейским древним дубом
накормлю я голубей.
Стук по гробу желудей,
словно барабана дробь.
Слышу ангельские трубы –
то ли счастье, то ли скорбь.


ЭПИТАФИЯ (полу-экспромт, полу-перевод с болгарского языка на русский язык: Светлана Анатольевна Сорокина)

Ливень свыше, так, для смирения…
Маки буйные, вдаль глядели…
Жизни поезд, ждёт отправления,
мальчуган в вагоне, без цели.

Там, за спуском, где неизведанно
Искушения пахнут, сладко
И мальчишечке,-фиолетово,
Сердце лупит темп, беспорядка.

Былью-небылью, всё смешалося,
Чуть познавший, да и несытый
То ль грехи несёт, то ли шалости
Взрослый юноша, счастьем битый.

Вот и мудрость седая, в голову,
Только вот душа, молодая…
Макам-маково, Богу-Богово
Эпитафия?
Замолкаю…


ЕПИТАФІЯ (перевод с болгарского языка на украинский язык: Надя Чорноморець)

Розбуяли дикі маки
попід зливами довкруж.
У чеканні добрих знаків
напівпарубок, напівмуж.

Семафорних гасел згуби
страху різнобарвний міх.
Обережно гризли губи
напівяблуко, напівгріх.

У хисткий дороги розпад
сонця обрис туманіє,
вдалий розшукати розклад  –
напівспогад, напівмрія.

Пролетить експресом Щастя,
ультразвуковий полон,
заброньоване причастя
напівправда, напівсон.

Божевілля диких маків,
від забріханих завій.
На пероні вічних страхів –
напівстарий, напівмудрій.

Вільно трапезують голуби
під життя крислатим дубом
з найбуденнішого жолудя –
напівщастя, напівтуга.

               * Поэтический сборник „Международная славянская поэтическая премия 2019”, Харков, 2020 г.


ВЕРДЖНАЕРГ (вариант перевода на армянский язык, транскрипция на русском: Роза Хастян)

Ачум эн вайри какачнеры
Андзреви пайтюннери так,
Цер кам еритасард таринеры,
Гнацкин эн спасум анындhат…

Лусардзакиц галис э ми луйс,
Вор вах э берум, воч те hуйс,
Згушутямб hпум эм шуртерыс,
Хндзорн эм утум, те – мехкерыс…

Харнывац, хччвац, цурнумур
Дарцел эн болор ухинеры,
Чвертнерн эн иренц пынтрум
Кисаhушерн у кисамткеры…

Ев гердзайнайин пайтюнов,
Слацав ерчанкутяныс гнацкы,
Индз hамар паhвац ми техов
Кисацур, кисачишт эр ынтацкы…

Хентацан эн вайри какачнеры,
Пошотумнериц кехц у сут
Кисаимастун у кисацер эм,
Миак гнацкис спаселуц…

hогнел ем, вайри кахну так,
Керакрум эм ахавнинерин,
Кисавишт э да, кисабахт,
Им кянки кесчанапарhин…

                Замечание: Ударения во всех словах – только на последнем слоге. Это специфика звучания армянского языка. Нет слов в армянском языке с ударениями на любом другом слоге, кроме последнего, даже имена.


ЕПИТАФ (перевод с болгарского языка на сербский язык: Мила Васов)

Буjаjу дивљи макови,
пада киша, дува поветарац.
На перону чекам воз –
полумладић, полумушкарац.

Са семафора силази
непозната боjа и смех.
Пажљиво упиjам усне
у полуjабуку, у полугрех.

Грче се коловози
магловит, необичан дан,
ред вожње траже –
полууспомена, полусан.

Проће експрес срећа
као ултразвучни прасак,
а сачувано место jе
полуистина, полугласак.

Луде дивљи макови,
поленов прах jе ударац.
На перону чекам воз –
полустарец, полумудрац.

Наивно храним голубове,
о то ми се живот руга,
и осећам наjобичниjе болове –
полусрећа, полутуга.


ЕПИТАФ (перевод с болгарского языка на сербский язык: Владимир Ягличич)

Ђикају дивљи макови.
И пљусак се обара.
Чекам воз. Перон, ал који?
Полумладић, полумушкарац.

Семафори, сред пусте,
боју страха навуку.
Опрезно упијам усне
у полугрех, полујабуку.

Извијају се шине,
под маглом сунце ломе,
траже смер где не гине
полумашта, полуспомен.

Експрес-Срећа: пречесто
ултразвук грома утварног.
Резервисано место –
полусан, полустварност.

Дивљи мак, пољем, скроз,
од лажне прашине пудрав.
Чекам, с перона, воз,
полустарац, полумудрац.

Храним голубе, миран –
под храстом живота пада
хранљиво зрње жира
полусреће, полујада.


* (экспромт с болгарского языка на русский язык: Надежда Брянцева)

Кто знает, когда это будет,
Но будет для всех – однозначно!
Пусть солнечным день и удачным
Для Вас станет, добрые люди.

Пусть Ангел с душою моею,
Полёт совершая прощальный –
Надежду на Бога лелея,
Получит ответ беспечальный.


* (экспромт с болгарского языка на русский язык: Виктор Ратьковский)

У нас у всех наполовину,
где полуправда, полуложь,
а кто живёт „на всю катушку”,
сгорает сразу „ни за грош”.

Баланс на лезвии судьбины,
руками машет человек,
и хочет удержать стремнины
его души в свой краткий век.

Печаль от знаний всё тоскливей,
и клонит к долу груз забот,
и только детский бег ретивый,
нас тёплым светом разогнёт.


* (экспромт: Николай Супрун)

С Новым Годом Красимир!
Будь известным на весь мир!


* (экспромт: Елена Курило)

Маки пылают алым, алым, как кровь людей –
Память войну воскрешает, нам не забыть о ней.
Сколько детей убито – дело, ведь, не в числе –
По сути, мы все погибли на той прошедшей войне...


ЭПИТАФИЯ (экспромт: Александр Седов)

Маки Монте-Кассино –
Кровь не залить дождём.
Кровь пролита обильно –
Маки пылают огнём.
Парни в войну играли,
Под древним моностырём.
Мальчики падали в маки,
Под пулемётным огнём.
Пулями немцев поляки,
Скошены в поле том.
Вспомнят ли вкус апельсинов,
Кровью наполненным ртом,
Где моностырь Монте-Кассино
КосИт первородным грехом?
В Треблинку или Майданек
Их рельсы теперь летят?
Из моностырских окон
Шквалом эсэсовский ад.
А кто это поле без ног перейдёт,
До края в крови кто дотянет,
Тот обещал себе наперёд,
Что всё же он встанет когда народ
Тот страшный день помянет...


* (экспромт: Элай Покрайней)

Прошел везде, где я бываю
И вспоминаю, где не брал.
Я даже в спешке отрываю,
То, что на память зарывал.
Я Вам свои сто лет дарю.
И всё, что к ним я получил.
Любовь переводя свою,
В тела вербальных величин.
Я Вас искал из года в год,
Теперь опять горю, творю.
Ведь Вам известна Плоть Свобод.
За это и БлагоДарю...


ОСОЗНАНИЕ (экспромт: Ляля Стрибная)

Ветер в лицо, молодость!
Скорость под стук колёс.
Ей всё равно, в гору ли
Или крутой откос.

Без остановок мчишься,
Вдруг постигая суть.
Жизнь не в ладах со временем,
Не бесконечен путь.

С этого вот момента,
Каждый встречая рассвет,
Тянешь ладони к Солнцу
И говоришь: Привет!


* (экспромт: Виктор Дюкарев)

Поэт не вытирал неровных линий.
Здесь не парадный только вход.
И правду он нигде не половинил
Ходил по речке вдоль и вброд.

Все видит он мудрейшими глазами.
И не пускает правду он под нож.
Полправды нет под модными очками…
ВЕДЬ ПОЛУПРАВДА – ЭТО ЛОЖЬ!


* (экспромт: Анатолий Кузнецов)

Две голубки без оплошки
Возле дуба ищут корм.
И клюют с ладони крошки,
То ли счастье,то ли скорьбь.


* (экспромт: Эмилия Ротопан)

Не только диким макам,
Душ необходим.
А также нашим душам.
Необходим прилив.
Быль не забывается.
И Жизнь кровоточит.
Расписание жизни.
Признавать не хочет.





Подстрочник: Эпитафия // Вырастают дикие маки / под взорваным ливнем. / На перроне жду поэзда – / полуюноша, полумужчина. // От семафора идет / цвет незнакомого страха. / Осторожно впиваю губы / в полуяблоко, полугрех. // Колеи скручиваются / в этой солнечной мгле, / расписание ищут – / полупамять, полумечта. // Пролетел экспресс Счастъе / как ултлазвуковой гром, / а резервированное место – / полуправда, полусон. // Обезумели дикие маки / от ложной пыльцу. / На перроне жду поезд – / полустарец, полумудрец. // Доверчиво кормлю голубей / под своим житейском дубе / простыми желудами – / полусчастье, полускорбь (полугоря).


© Copyright: Красимир Георгиев, 2011
Свидетельство о публикации №111050707337 
http://stihi.ru/2011/05/07/7337


=======================>  <=================================

Прилетел лебедь и сказал мне Долетя един лебед и ми каза
Красимир Георгиев
Красимир Георгиев
ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА
ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ

                Переводы: Виолета Лалошева, Елена Кама, Владимир Стафидов, Лариса Семиколенова, Виктор Гусаров;
                Частичные переводы: Владислав Евсеев, Петр Голубков, Дорота Свяцка, Ольга Мальцева-Арзиани,
                Виталий Бахмутов, Наталья Каретникова, Павел Бонев;
                Экспромт: Владимир Цветаев

          ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА

          Една година по-късно. Сънувам, че съм орех. Вятърът ме откъсва от дървото и падам върху есенната земя. Търкулвам се в дълбока пукнатина, светът е уютен. И чакам.
          Дъщеря ми се казва Елиа, синът ми се казва Красин. Някъде там пред тях се крият трите форми на любовта – юначна, сладострастна и ужасна, а далече в миналото Персей убива горгоните, Тезей убива минотавъра. Събуждам се, сядам пред масата в малката кухня и събирам богините. 30, 40, 50, 60... И докато се питам няма ли да се пропука поетичната ми черупка, сещам се за моите приятели Красимира и Николай Искърови. Той искаше да е негър в щата Алабама, а тя правеше заклинания против болести и отрови, нечисти сили, врагове и нещастия, а също заклинания за потомство и успехи, за защита и дълъг живот. Разпределяха времето си между поезията, прокуратурата и всичко останало. Колко хонорари сме изпили заедно!
          Изтече времето им. Загинаха при нелепа автомобилна катастрофа на мокрото шосе между Варна и Бургас. Дъщеря им се казва Мила, синът им се казва Искър.

ДОЛЕТЯ ЕДИН ЛЕБЕД И МИ КАЗА

Две големи любови изпразниха душата ми –
при първата беше ден, при втората е нощ, при първата беше пролет, при втората е зима,
нямаше в моя живот разкошни сватби и сватове,
имаше дива обич и гръмотевични страсти, имаше дълъг вятър, породен от проклятията на съпрузите на моите любими.

Когато земята беше зелена, когато паякът на съдбата следваше линиите на дракона и заплиташе своето чудо,
когато философите правеха грешки, а плътта ми беше девствена и наивна,
влюбих се в жената на Бога на любовта, влюбих се до лудост.
Любовта ни бе взаимна.

Тя бе чернокоса красавица, страстна и сексапилна, а аз бях творецът на семето.
Срещнахме се някъде там на пътя между началото на света и безкрая
и се залутах в тялото й, и се загубих в очите й и заедно създадохме времето,
а един лебед долетя и ми каза: "Тя е!".

И се продъниха небесата, избухнаха над любовта ни, и подпряхме небесата с косите си,
и се заклехме пред любовния кръст, че вечно ще се обичаме.
Тя бе изворът в центъра на Вселената, тя бе огънят на звездите,
тя бе и Евридика, и Изолда, и Далила, и Жулиета, и Беатриче.

И изписвах върху сърцето си различните имена на моята богиня –
чуждата съпруга, брала небесни цветя и чукала земен ориз, властителката, която обичах,
осквернила брачното ложе на Бога на любовта, тя бе изгубила своето тяло и своето име.
Тъй както износените дрехи човек изхвърля и нови дрехи облича,

тъй влюбеният тялото си захвърля и в ново тяло отива.
И раздрахме телата си, и разбихме на прах главите си и преплетохме новите си тела сред храма.
Тя бе милостивата Парвати – дъщерята на планините, жената на разрушителя Шива,
тя бе Мария – жената на Йосиф, Пенелопа – жената на Одисей, Сарасвати – жената на Брама.

Около нас пчелите събираха нектар, водата беше гладка и целувахме очите си, а светът стана подозрително друг
и се питахме илюзорен ли е всемирът, и се питахме от съдбата къде да се скрием.
Видя целувките ни Богът на любовта и се разтресе в сардоничен смях измаменият съпруг –
смях на убиец ден преди да убие.

И нали е всесилен магьосник, нали е Бог на любовта, та му е лесно,
намаза стрелата си с любовна проказа и мигом бяхме обречени –
раздели любовния ни кръст на две любовни бесилки обесникът
и ни наказа да се ревнуваме вечно.

И ни връхлетя заклинанието му и ни порази стрелата фатално.
Великият дух на любовта изкачваше недоверчиво хребетите на телата ни.
Хиляда нереалности равни ли са на една реалност,
хиляда любовни изневери равни ли са на едно любовно разпятие?

Тя вече бе Деметра, Дездемона, Ума, Леда, Силвия, Идас и Елена –
любима и горгона, хилядолетен ледник върху огнена геена,
тя бе Миневра, Венера, Клеопатра, Церера, Дафна и Прозерпина –
светица и хетера с гърди от хляб и утроба от глина.

И се пречупиха тези крехки колчета, върху които се опират небесата,
и върху нас се срутиха убийствени нечисти чувства,
от зъбите ни потече кръв и загризахме гърлата си –
борба между кобра и мангуста.

И се гърчехме, от страст и гняв обладани, бяхме безсилни
пред божествената измама –
един любовен кръст, превърнат в две любовни бесилки.
Пресъхна изворът, загасна огънят, запустя храмът.

И плете спомени и пророчества паякът на съдбата,
върху кладата вече е тялото ми, а кладата с тялото ми се разгаря.
Две големи любови изпразниха душата ми –
при първата бях младеж, при втората съм старец.

И се питам мога ли да изпитам отново великата любовна отрада,
мога ли да стъпя два пъти в една и съща река, да изгоря два пъти на една и съща жар?
Зная, че втория път реката ще е друга – по-млада,
а и аз ще бъда друг втория път – много по-стар.

И когато си мислех, че съм разлистил цялата книга на дните
и че тялото ми е стигнало до забравата и там вечността е приютило,
ненадейно стъпих в реката и направих невероятно откритие
и животът ми разгърна скъсаното си ветрило.

Побеля земята, побеляха косите ми, паякът оплете миналото и бъдещето в своята мрежа,
пролетта неусетно се превърна в зима.
И тогава се влюбих в жената на Бога на смъртта – оживяха копнежите ми.
Любовта ни бе взаимна.

Моята муза бе Амая, Афродита, Юнона, Хеката, Белона, Рампузия и Манаси.
Срещнахме се някъде там на пътя близо до края на безкрая
и се продъниха небесата и потънахме в градината на любовта си,
а един лебед долетя и ми каза: "Тя е!".

Тя бе русокоса красавица, нежна и всеотдайна,
а аз сбръчкано изморено човече със слонска главица.
Млада черностеблена ела и ударен от мълния сребрист бор си шепнат съкровени тайни,
а върху клоните им е кацнала любовната птица.

И се разтресе в неистов плач Богът на смъртта и нали е всесилен, нали е
господарят на вечността, съдникът, избавителят, посредникът между рая и ада,
сътвори от сълзите си музика – плач на убиец ден преди да убие,
плач на палач, връчил на жертвата предсмъртна награда.

И превърнахме в лира любовния си триъгълник и засвирихме –
аз, Богът на смъртта и невярната му съпруга.
Тя е Хера – жената на Зевс, Лакшми – жената на Вишну, Изида – жената на Озирис,
моята чаровна властителка е жената на другия.

Тя е Гаури бялата и Кали черната, Анапурна дарителката, Дурга непристъпната, Сати добродетелната и Чанди злата,
тя е Махадеви, Лахезис, Амбика, Чамунда, Антропос, Чакшуши и Клото,
богиня на съдбата, богиня на разврата,
14-годишна дева, заченала златната голгота на живота.

Тя е жена ти, Сатана, тя е сестра ти, Аполон, тя е майка ти, Исусе,
тя е Хела, Диана, Маликерта, Артемида, Европа, Пандора и Медея,
смачкайте цветята, сблъскайте черепите на ин и ян, разбъркайте бялото и черното, убийте чувствата,
съберете се, богове, и накажете съблазнителката и прелюбодееца.

И се засели жилището на нашата убийствена любов с богове и буди, асури и тенгри, мойри и ангели,
обладани от стръвно веселие, те откъснаха крилата на лебеда, скъсаха струните на лирата и прекъснаха линиите на дракона,
а Богът на смъртта раздели любовния ни триъгълник на два любовни бумеранга
и запрати проклятията към сърцата ни.

И ни откъсна от времето Богът на смъртта и ни запрати към безвремието,
и ни наказа да се обичаме все повече и повече, да се обичаме безумно,
но вместо очите си, да виждаме своите демони.
Любов, разрастваща се като тумор.

Няма любов, ако няма страдание, вълните на любовта преливат
от болка към болка, от една долина в друга.
И се залутахме сред любовта – този дяволски лабиринт, тази жертвена нива,
разора дълбоко душата ми и я зася с любовни плевели чуждата съпруга.

Покровителката на бременните Шриматидеви, която се храни с трупове на маймуни,
многоликата Минакши, която стиска фалоси в шепите си,
червенокожата Ваджраварахи със свинска муцуна,
пълногърди гърли с чудовищни форми, захвърлили душите си в подземията на дворци и вертепи.

И пътувахме през пустинята – аз и жената на Лот. От гърлата ни изникнаха гъби.
Философите помъдряха. Косите ни се превърнаха в лишеи.
Любовта ни препълни света, а после преобърна света ни –
с дробовете си ръфахме вечната любов, със зъбите си дишахме.

Тогава от небесата потече огън и светът стана още по-греховен
и допряхме сърцата си – аз и моята нежна муза.
Тя се обърна към мен и видя развалините на Содом,
обърнах се към нея и видях страшната глава на Медуза.

– Нищо не е вечно! – прошепна Лао Дзъ. – Това е природна закономерност.
Вечната любов е божествена измама –
мимолетна игра между разума и страстта, фатално сливане на бялото и черното.
Погледнахме се в очите и се превърнахме в камък.

И разбирам, че любовта и смъртта са двете сиамски лица на световната слава –
едното поглъща всемира, другото го създава.
                Преди времето да натроши каменната ми статуя и да я превърне в пясък,
                преди да се разпилея сред пустинята, разбирам,
че смъртта е само прекрасен сън и спокойна забрава.
Любовта е страшната – тя прибира, прибира, прибира...


          ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ (буквальный перевод с болгарского языка на русский язык: Виолета Лалошева)

          Год спустя. Снится мне, что я грецкий орех. Ветер срывает меня с дерева и я падаю на осеннюю землю. Покатываюсь в глубокую расщелину, мир уютен. И жду.
          Мою дочь зовут Елиа, а сына – Красин. Где-то там перед ними прячутся три формы любви – отважная, сладострастная и ужасная, а далеко в прошлом Персей убивает горгон, Тесей убивает Минотавра. Просыпаюсь, сажусь за стол на маленькой кухне и созываю богинь. 30, 40, 50, 60... И пока спрашиваю себя не треснет ли моя поэтическая скорлупа, вспоминаю своих друзей Красимиру и Николая Искыровых. Он хотел быть негром в штате Алабама, а она делала заговоры от болезней и яда, нечистых сил, врагов и несчастий, а также заклинания на потомство и успехи, на защиту и долгую жизнь. Они распределяли свое время на поэзию, прокуратуру и все прочее. Сколько раз  мы пропивалили вместе гонорары!
          Их время истекло. Они погибли в нелепой автокатастрофе на мокром шоссе, соединяющем Варну и Бургас. Их дочь зовут Мила, а сына – Искыр.

ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ

Две большие любви опустошили мою душу –
при первой был день, при второй стоит ночь, при первой была весна, при второй стоит зима,
не было в жизни моей роскошных свадеб и сватов,
была дикая любовь и громовые страсти, был длительный ветер, порожденный проклятьями супругов моих любимых.

Когда земля была покрыта зеленью, когда паук судьбы следовал линиям дракона и начинал вязать свое чудо,
когда философы делали ошибки, а плоть моя была девственной и наивной,
я влюбился в жену Бога любви, влюбился до безумия.
Наша любовь была взаимной.

Она была черноволосой красавицей, страстной и сексапильной, а я был творцом семени.
Мы повстречались где-то там, на дороге между началом мира и бесконечностью,
и я заблуждал в ее теле, и потерял себя в ее глазах, и мы вместе создали время,
а лебедь прилетел и сказал мне: „Это она!“

И обрушились небеса, взорвались над нашей любовью и мы стали подпирать небеса волосами своими,
и мы поклялись перед любовным крестом, что будем любить друг друга вечно.
Она была источником в центре Вселенной, она была огнем звезд,
она была и Эвридикой, и Изольдой, и Далилой, и Джульеттой, и Беатриче.

И я вырисовывал на сердце своем разные имена моей богини –
чужой жены, собиравшей небесные цветы и колотившей земной рис, властительницы, которую любил,
осквернив брачное ложе Бога любви, она потеряла свое тело и свое имя.
Так же, как человек выбрасывает изношенную одежду и одевает новую,

так влюбленный свое тело бросает и в новое тело входит.
И мы разорвали свои тела, и разбили вдребезги свои головы, и сплели свои новые тела посреди храма.
Она была милостивой Парвати – дочерью гор, женой разрушителя Шивы,
она была Марией – женой Иосифа, Пенелопой – женой Одиссея, Сарасвати – женой Брамы.

Вокруг нас пчелы собирали нектар, вода была гладкой и мы целовали глаза друг друга, а мир стал подозрительно иным
и спрашивали мы себя не иллюзорна ли вселенная, и спрашивали мы себя куда от судьбы нам спрятаться.
Увидел наши поцелуи Бог любви и затрясся в сардоническом смехе обманутый супруг –
смех убийцы в день до убийства.

И ведь он всесильный маг, ведь он Бог любви и для него легко
намазать стрелу свою любовной проказой, и мигом были мы обречены –
рассек наш любовый крест на две любовные виселицы этот висельник
и наказал нас ревностью друг к другу навеки.

И постигло нас его заклинание и стрела поразила фатально.
Великий дух любви недоверчиво восходил на хребты наших тел.
Равны ли тысячи нереальностей одной реальности,
Равны ли тысяча измен одному любовному распятию?

Она уже была Деметрой, Дездемоной, Умой, Ледой, Сильвией, Идасом и Еленой –
любимой и Горгоной, тысячелетним ледником в геенне огненной,
она была Миневрой, Венерой, Клеопатрой, Церерой, Дафной и Прозерпиной –
Святой и гетерой с грудью из хлеба и утробой из глины.

И переломились эти хрупкие колышки, на которые опираются небеса,
и на нас свалились убийственные нечистые чувства,
наши зубы начали кровоточить и мы загрызли друг другу горло –
борьба кобры с мангустой.

И мы извивались, охваченные страстью и гневом, мы были бессильны
перед божественным обманом –
любовный крест, превращенный в две любовные виселицы.
Пересох источник, погас огонь, храм опустел.

И плетет паук судьбы воспоминания и пророчества,
мое тело уже на костре, а костер с моим телом разгорается.
Две большие любви опустошили мою душу –
при первой я был юношей, при второй я старик.

И задаю себе вопрос смогу ли снова испытать я великую любовную отраду,
смогу ли я ступить два раза в одну и ту же реку, сгореть в одном и том же пылу?
Я знаю, что во второй раз река будет иной – моложе,
да и я буду иным – гораздо старее.   

И когда я думал, что пролистал уже всю книгу дней
и что тело мое достигло забвения и приютило там вечность,
я неожиданно вошел в реку и сделал невероятное открытие
и жизнь моя развернула свой рваный веер.

Поседела земля, поседели мои волосы, паук сплел свою паутину из прошлого и настоящего,
весна незаметно превратилась в зиму.
И тогда я влюбился в жену Бога смерти – воскресились мои желания.
Любовь наша была взаимной.

Моя муза была Амайей, Афродитой, Юноной, Гекатой, Беллоной, Рампузией и Манасой.
Мы повстречались где-то там на дороге возле конца бесконечности
и обрушились небеса, и мы утонули в саду нашей любви,
а лебедь прилетел и сказал мне: „Это она!“

Она была русоволосой красавицей, нежной и самоотверженной,
а я – морщинистым усталым человечком со слоновьей головушкой.
Молодая черноствольная ель и ударенный молнией серебристый дуб шепчут друг другу сокровенные тайны,
а на их ветвях сидит птица любви.

И растрясся от неистового плача Бог смерти и ведь он всесилен, ведь он
владелец вечности, он судья, избавитель, он посредник между раем и адом,
сотворил он из слез своих музыку – плач убийцы за день до убийства,
плач палача, вручившего жертве предсмертную награду.

И превратили в лиру мы наш любовный треугольник и начали играть –
я, Бог смерти и его неверная жена.
Она Гера – жена Зевса, Лакшми – жена Вишну, Изида – жена Озириса,
моя очаровательная властительница – жена другого.

Она – Гаури белая и Кали черная, Аннапурна дарительница, Дурга неприступная, Сати добродетельная и Чанди злая,
она – Махадеви, Лахезис, Амбика, Чамунда, Атропос, Чакшуши и Клото,
богиня судьбы, богиня разврата,
14-летняя дева, беременеющая с золотой голгофой жизни в утробе.

Она твоя жена, Сатана, она твоя сестра, Аполлон, она твоя мать, Иисус,
она – Гелла, Диана, Маликерта, Артемида, Европа, Пандора и Медея,
сомните цветы, столкните друг с другом черепа инь и янь, смешайте белое с черным, убейте чувства,
соединитесь, боги, и накажите соблазнительницу и прелюбодейцу.

И поселились в жилище нашей убийственной любви боги и будды, асуры и тенгрии, мойры и ангелы,
охваченные кровожадным весельем, они оторвали лебедю крылья, порвали струны лиры и прервали линии Дракона,
а Бог смерти разделил наш любовный треугольник на два любовных бумеранга
и швырнул проклятья в наши сердца.

И вырвал нас Бог смерти из времени и швырнул в безвремие,
и наказал нас любить друг друга все сильнее и сильнее, любить друг друга безумно,
но видеть демонов своих, вместо глаз своих.
Любовь, разрастающаяся как опухоль.

Нет любви без страдания, волны любви переливаются
из боли в боль, из долины в долину.
И начали блуждать мы среди любви – в этом дьявольском лабиринте, в этой жертвенной ниве,
чужая супруга глубоко вспахала мою душу и засеяла ее любовным бурьяном.

Покровительница беременных Шримати-деви, которая питается трупами обезьян,
многоликая Минакши, которая зажимает фалосы в горстях своих,
краснокожая Ваджраварахи со свиным рылом,
полногрудые девы с чудовищными формами, забросившие души свои в подземелья и вертепы.

И шли мы через пустыню – я и жена Лота. Из наших горл взошли грибы.
Философы помудрели. Наши волосы превратились в лишаи.
Наша любовь переполнила мир, а потом перевернула наш мир –
мы рвали легкими вечную любовь, а зубами дышали.

Тогда с небес потек огонь и мир стал еще греховнее
и мы прильнули сердцем к сердцу – я и моя нежная муза.
Она повернулась ко мне и увидела руины Содома,
я повернулся к ней и увидел страшную голову Медузы.

– Ничто не вечно! – прошептал Лао-цзы. – Это природная закономерность.
Вечная любовь – божественный обман –
мимолетная игра разума со страстью, фатальное слияние белого с черным.
Мы взглянули друг другу в глаза и превратились в камень.

И понял я, что любовь и смерть – два сиамских лица мировой славы –
одно из них поглощает вселенную, а другое сотворяет ее.
                Прежде чем время разобьет мою статую и превратит ее в песок,
                прежде чем я рассыплюсь в пустыне, я понял,
что смерть – лишь прекрасный сон и спокойное забытье.
Страшна любовь – она уводит, уводит, уводит...


ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Елена Кама)

I.
Две безмерные любви опустошили мою душу –
при первой был день, при второй ночь и тьма, при первой – весна, при второй – зима,
не было в моей жизни свадеб роскошных, сватов,
роскошью были громовые страсти и без законов любовь,
были вдогонку проклятья супругов возлюбленных нежных моих,
нам доносили долгие ветры их грозный и мстительный крик.

Когда земля была юна и зелена, когда паук судьбы следовал предначертаниям дракона
и только начинал заплетать свое чудо – серая мумия, –
когда мудрецы ошибались, а моя плоть была девственна и наивна,
я влюбился в жену Бога Любви, влюбился до безумия.
Любовь моя была взаимна.

Она была чернокосая красавица, страстная и влекущая, я же был творец семени.
Мы встретились где-то там, на пути между началом света и вечностью,
и я заплутал в ее теле и потерялся в ее очах, и вместе мы были создатели времени,
а лебедь прилетел и сказал мне: „Это она!”.

И разверзлись небеса, и обрушились над нашей любовью, и мы подпирали небеса прядями кос,
и присягнули мы в вечной любви друг к другу на любовном кресте.
Она была источник в центре Вселенной, она была огнь пылающих звезд,
она была и Эвридика, и Изольда одновременно, Джульетта и Беатриче – весь космос.

И выводил я на сердце своем разные имена моей богини –
чужой супруги, собиравшей небесные цветы и колотившей земной рис, моей властелины,
осквернившей брачное ложе Бога Любви, сгубившей тело свое, свое имя.
Подобно тому, как человек сбрасывает изношенные одежды и облачается в новины,

так влюбленный тело свое бросает и в новое тело идет.
И разорвали свои тела, и разбили головы в прах мы, и сплели новые тела свои в храме при небесах мы.
Она была милостивая Парвати – дочь гор, жена разрушителя Шивы,
она была Мария – жена Иосифа, Пенелопа – жена Одиссея, Сарасвати – жена Брахмы.

Вокруг пчелы собирали нектар, воды были спокойны и ласкали глаз, а мир становился подозрительно иным, рождая испуг,
и вопрошали мы себя, не обманчива ли Вселенная, и вопрошали мы себя, где укроемся от судьбы.
Увидел наши поцелую Бог Любви, и разразился сардоническим смехом оскорбленный супруг –
смехом убийцы в день перед убийством.

Ему ли, всесильному магу, ему ли, Богу Любви, к лицу жалкий плач,
шутя свою стрелу намазал любовной проказой – и вмиг мы были обречены –
разделил наш любовный крест на две любовные вИсельни этот палач
и наказал нас вечной ревностью друг к другу.

И настигло нас заклинание его, и поразила нас роковая стрела фатально.
Великий дух любви недоверчиво восходил на хребты наших тел в его тени.
Устоять ли одной правде против тысячи неправд? Реально
ли устоять одному любовному распятию против тысячи подозрений?

Она уже была Деметрой, Дездемоной, Умой, Ледой, Сильвией, Идас и Еленой –
любимая и горгона, тысячелетний ледник над огненной геенной.
Она была Минерва, Венера, Клеопатра, Церера, Дафна и Прозерпина –
святая и гетера с грудью из сдобы и утробой из глины.

И преломились хрупкие связи, опиравшиеся на небеса,
и хлынули на нас сверху убийственные, недобрые чувства,
зубы наши кровоточили и вгрызались в горла друг друга –
борьба кобры и мангуста.

И корчась в порыве страстей и гнева обладания, мы были бессильны
разгадать божественный обман –
единый любовный крест распался на две любовные вИсельни.
Пересох источник, потух огонь, опустел храм.

И плетет воспоминания и пророчества паук судьбы,
уже на костре тело мое, а костер с моим телом все разгорается.
Две безмерные любви опустошили душу мою –
при первой я был молод, при второй – старик.

И задаюсь я вопросом, возможно ли испытать заново великую любовную отраду,
смогу ли дважды ступить в одну и ту же реку, дважды сгореть в одном и том же жаре?
Знаю только, что во второй раз река будет другая – моложе,
да и сам я буду другой во второй раз – много стАре...

II.
И когда я думал, что уже пролистал всю книгу дней,
и что тело мое достигло успокоения у порога вечного приюта,
без надежды ступил я в реку, и вскипела река от остывших углей –
жизнь моя расправила свои рваные паруса и путы.

Побелела земля, поседели мои волосы, паук спутал прошлое и будущее в своей сети,
весну незаметно сменила зима.
Воскресли мои желания – я влюбился в жену Бога Смерти.
Любовь моя была взаимна.

Моя муза была Амайя, Афродита, Юнона, Геката, Белона, Рампузия и Манаси.
Му встретились где-то там, на пути, почти у края вечности,
и разверзлись небеса, и утонули мы в саду нашей любви,
а лебедь прилетел и сказал мне: „Это она!”

Она была русокосой красавицей, нежной и преданной,
а я был сморщенным, усталым человеком с головой слона.
Молодая черноствольная ель и разбитый молнией серебристый кедр, связанные сокровенной тайной,
и в их кронах угнездилась птица любви – на двоих одна.

И зашелся в неистовом плаче Бог Смерти, а не он ли всесильный,
не он ли повелитель вечности, судья, избавитель, посредник раю и аду,
сотворил он от слез своих музыку – плач убийцы в день перед убийством,
плач палача, вручившего жертве предсмертную награду.

И превратился в лиру наш любовный треугольник, и заиграли мы –
я, Бог Смерти и неверная его супруга.
Она Гера э жена Зевса, Лакшми – жена Вишну, Изида – жена Осириса,
моя чарующая властелина – жена недрУга.

Она жена тебе, Сатана, она сестра тебе, Аполлон, она мать тебе, Иисус,
она Гелла, Диана, Маликерна, Артемида, Европа, Пандора и Медея,
сомкните цветы, столкните черепами инь и янь, сочетайте белое и черное, убийцы чувств,
соберитесь вместе, боги, и накажите соблазнительницу и прелюбодея.

И поселились в обители нашей любви боги и будды, асури и тенгри, мойры и ангелы всякого ранга,
в безудержном веселье они оторвали лебедю крылья, порвали струны лиры и пресекли начертания дракона,
а Бог Смерти разделил наш любовный треугольник на два любовные бумеранга
и швырнул проклятья в наши сердца.

И отлучил нас от времени Бог Смерти и кинул в безвременье,
и обрек нас любить друг друга все сильнее и сильнее, любить безумно,
но вместо глаз друг друга видели мы лишь своих демонов, лишенные зрения.
Любовь разрасталась, как опухоль.

Не стало любви без страданья, волны любви крепчали от боли к боли, от испытания к пытке.
В этом дьявольском лабиринте, на этой жертвенной ниве, в этой замкнутости круга,
куда увела нас любовь мы плутали с неподвижностью улитки,
глубоко распахала мою душу и засеяла любовными плевелами чужая супруга.

Покровительница беременных Шриматидеви, поедающая трупы обезьян,
многоликая Минакши, стискивающая фаллосы в дланях своих,
краснокожая Ваджраварахи со свиным рылом, –
полногрудые девы с чудовищными формами, забросившие души свои в преисподнюю и вертепы.

И двинулись мы через пустыню – я и жена Лота. Из горл наших проросли грибы.
Мудрецы прозрели. Косы наши покрылись мхами и лишаями.
Наша любовь переполнила мир, а после опрокинула его –
легкими мы рвали вечную любовь, а вдыхали ее зубами.

Тогда с небес потек огонь и мир стал еще греховнее
и потребовал наши сердца – мое и моей нежной музы.
Она обернулась ко мне и увидела развалины Содома,
я обернулся к ней и увидел страшную голову Медузы.

– Ничто не вечно! – прошептал Лао Дзы – это естественная закономерность.
Вечная любовь есть божественный обман –
мимолетная игра разума и страсти, фатальное слияние белого и черного.
Мы посмотрели друг другу в глаза и окаменели.

И понял я, что любовь и смерть – два сиамских близнеца, уравновешивающих мир –
один поглощает вселенную, другой ее изрыгает.
До того как время источит мою каменную статую и превратит ее в песок,
до того как она будет развеяна по пустыне, я понял,
что смерть – это только прекрасный сон и мирное забвение.
Страшна любовь – она уводит, уводит, уводит...


           ДОЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Стафидов)

           Год спустя. Снится мне что я орех. Ветер отрывает меня от дерева и я падаю в осеннюю землю. Забился в уютную расщелину. И жду.
           Дочь мою зовут Элия, а сына Красин. Где-то перед ними скрываются три формы любви – юношеская, сладострастная и ужасная. А в далёком прошлом Персей убивает горгон, Тезей убивает Минотавра. Просыпаюсь, сажусь за стол в маленькой кухне и собираю богинь. 30, 40, 50, 60… И пока спрашиваю себя не треснула ли где-нибудь поэтическая шкарлупка, слежу за приятелями Красимирой и Николаем Искеровыми. Он хотел быть негром в штате Алабама, а она заклинательница против болезней и ядов, нечистой силы, врагов и несчастий, её заклинания только для защиты, потомства, успехов и долгой жизни. Распределили время своё между поэзией, прокураторой и всем остальным. Сколько гонораров мы пропили вместе.
           Истекло их время. Погибли в нелепой автомобильной катастрофе на мокром шоссе между Варной и Бургасом. Дочь их зовут Мила, а сына Искер.
 
ДОЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ
 
Две большие любви душу опустошили мою –
Первая была днём, вторая была ночью, первая была веснами, вторая зимами,
Не было в моей жизни роскошных свадеб и сватов,
Была дикая любовь и громоподобные страсти, был бесконечный ветер, рождённый проклятьями супругов моих любимых.

Когда земля была ещё зелёная, когда паук судьбы следовал линии дракона и плёл своё чудо,
Когда философы делали ошибки. А плоть моя была девственна и наивна,
Влюбился я в жену Бога любви. Влюбился до безумия.
Наша любовь была взаимной.
 
Она была чернокосой красавицей, страстной и сексапильной, а я был творцом семени.
Встречались мы где-нибудь на дороге там где начало и бесконечность.
И попал я однажды в её тело и затерялся в глазах, и заодно мы создали время.
А один лебедь долетев сказал мне: „Это она и есть!”
 
И прорвало небеса, прямо над нашей любовью, и подпёрли мы их своими косами.
И поклялись перед любовным крестом, что союз наш вечен.
Она была истоком и центром Вселенной, она была звёздной огненной россыпью,
Она была и Евридикой, и Изольдой, и Далилой, и Джульеттой и Беатриче.
 
И писал я на сердце своём разные имена своей богини –
Чужой супруги, собиравшей небесные цветы и земной рис, властительницы, которую я любил,
Осквернила она брачное ложе Бога любви, потеряла своё тело и своё имя.
Так словно сбросил человек с себя старые одежды и облёкся в новые,

Сбросит тело влюблённое к новому телу он устремившись.
И порвутся тела наши, головы в прах разобьются и сплелись мы телами новыми в храме.
Она была милостивая Парвати – дочь горных долин, жена разрушителя Шивы,
Она было Марией – женой Иосифа, Пенелопой – женой Одиссея, Сарасвати – женой Брамы.
 
Вокруг нас пчёлы собирали нектар, вода была гладкой и целовали мы глаза свои, а мир стал подозрительным вдруг
И спрашивали мы себя – иллюзорен ли мир сей, и где от судьбы нам скрыться.
Увидев наши поцелуи разразился сардоническим смехом Бог любви, обманутый супруг –
смех убийцы в день до убийства.
 
Всё таки он великий маг, всё таки он Бог любви и ему по силам
Намазать стрелу проказой любви и в нас обречённых
Любовный крест разделить на две половинки бессильных
И в наказание в ревность навек облечённых.
 
И завертелось заклинание его и поразило нас стрелою фатально.
Великий дух любви недоверчив к новому телу до неприятия.
Тысячам нереальностей равна ли одна реальнось,
Тысячам любовных измен достаточно ли одного любовного распятия?
 
Ещё она была Деметра, Дездемона, Ума, Леда, Силвия, Идас и Елена –
Любима и горгона, тысячелетний ледник над огненной геенной,
Она была Минервой, Венерой, Клеопатрой. Церерой, Дафной и Прозерпиной –
Святой и гетерой с грудью от хлеба и тело из глины.
 
И сломались эти хрупкие подпорки, небеса на которые опирались,
И сверху на нас обрушились убийственные, нечистые чувства,
И мы до крови друг другу в горло вгрызались –
Борьба между коброй и мангустом.

И огорчались мы от страсти и гнева, безвольно, безсильно,
Не скроешь от Бога обмана –
Один любовный крест, превращенный в две любовные виселицы.
И высох источник, погасли огни и пустота в храмах.

И плетёт воспоминания и пророчества паук судьбы,
И укладывает их на тело моё, а тело моё разгорается.
Две большие любви опустошили мою душу –
С первой я был молодец, со второй – старцем.

И спрашиваю – могу ли я снова испытать великую любовную отраду,
Могу ли ступить на два раза в одну реку, чтоб сгореть два раза одним огнём?
Зная, что второй раз река будет другой – помоложе,
Но и я буду другим во второй раз – на много старше.

И когда я решил, что перелистал целую книгу дней
И что тело моё достигло забвения и вечность её приютила,
Неуверенно вступил в реку и сделал невероятное открытие,
И жизнь моя развернула порванное ветрило.

Побелела земля, побелели волосы мои, паук сплёл прошлое и будущее в своей паутине,
Весна неожиданно превратилась в зиму.
И тогда я влюбился в жену Бога смерти – ожили мои мечты.
Любовь моя была взаимной.
 
Моя муза была Амайей, Афродитойа, Юноной, Гекатой, Манасией, Рампузией и Белоной.
Встретились где-то там по пути близко от края безкрая
И прорвались небеса и потонули мы в море любовном
А один долетевший лебедь сказал мне: „Это она есть!”
 
Она была красавица русокосая, нежная, добрая чрезвычайно,
А я морщинистый человечком со слоновьей головушкой, устал я как слон трудиться.
Молодая ель и ударенный молнией бор серебристый шепчут друг другу сокровенные тайны,
А на верхних ветках взгромоздилась влюблённая птица.
 
И в неистовом плаче зашёлся Бог смерти, а ведь он якобы всесилен
Господарь вечности, судия, избавитель, посредник между раем и адом,
Сотворил из слёз своих музыку – плач палача и убийцы за день до убийства,
И вручил её жертве как предсмертную награду.
 
И обернули в лиру любовный наш треугольник и заиграли –
Я, Бог смерти и неверная его супруга.
Она Гера – супруга Зевса, Лакшми – супруга Вишну, Изида – супруга Осириса,
Моя чудесная повелительница – жена другого.
 
Она Гаури белая и Кали черная, Анапурна дарительница, Дурга неприступная, Сати добродетелная и Чанди злата,
Она Махадеви, Лахезис, Амбика, Чамунда, Антропос, Чакшуши и Клото,
Богиня судьбы, богиня разврата,
Четырнадцатилетняя дева, зачавшая жизнь свою и Голгофу.
 
Она твоя жена, Сатана, она твоя сестра, Аполлон, и мама Исуса,
Диана и Гела, и Маликерта, Артемида, Европа, Пандора и Медея,
Сомните цветы, ударьте головами инь и янь, взболтайте чёрное и белое, убейте чувства,
Соберитесь Боги и накажите соблазнительницу и прелюбодея.
 
И поселились в жилище нашей убийственной любви боги и буды, асуры, тенгрианцы, мойры и ангелы,
И в своём безудержном весельи, они оторвали крылья лебедю, порвали струны на лире и оборвали линию дракона…
А Бог смерти разделил наш любовный треугольник на два любовных бумеранга
И послал проклятия на наши сердца.
 
И оторвал нас Бог смерти от времени и отправил в безвременье,
И наказал нам любить друг друга всё сильнее и сильнее, любить друг друга безумно,
На да увидим глазами только своих демонов.
Любовь разрастающаяся будто опухоль.
 
Нету любви и нету страданий, волны любви пребывают
От боли к боли, от одного луга до другого луга.
И заблудились мы в любви – в этом дьявольском лабиринте, сердца замирают,
Глубоко треснула душа моя и засеяла её любовными плевелами чужая супруга.
 
Покровительница беременных Шриматадеви, которая питается обезьяньим трупом,
Многоликая Минакши, стискивающая фаллосы в руках своих крепких,
Краснокожая Ваджраварахи со свиным рылом,
Пышногрудые девы чудовищных форм, забросили души свои в подземелье за дворцы и вертепы.
 
И брели мы через пустыню – я и жена Лота. Горла наши проросли грибами.
Философы помудрели. Наши волосы превратились в лишаи.
Любовь переполнила вселенную, и мир преобразила с нами,
Мы вечную любовь легкими рвали и зубами дышали.
 
Тогда с небес потёк огонь и мир стал ещё греховней,
Донесли мы сердца свои – я и моя нежная муза.
Она обернулась ко мне и увидела развалины Содома,
Обернулся и я и увидел страшную голову Медузы.
 
– Ничто не вечно! – прошептал Лао Цзы, – Это природная закономерность.
Вечная любовь часть божественного обмана –
Мимолётная игра разума и страстей, фатальное сливание белого с чёрным.
Посмотрим в глаза и превратимся в камень.
 
И понимаю, что любовь и смерть сиамские близнецы мировой славы –
Одно поглощает всемирие, другое его создаёт. Нужно время чтоб раскрошить мою статую и превратить её в песок; до того как меня распылили в пустыне, я понял
Что смерть есть самый прекрасный сон забытья и покоя.
А на любовь полагаться не стоит, не стоит, не стоит.


ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ... (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Лариса Семиколенова)

Были в жизни моей две фатальных и страстных любви.
Они сердце сожгли... Они душу мою иссушили.
Ярким солнечным светом одна освещала мне дни,
Тёмным саваном ночи другая глаза мне закрыла.

Как весенние воды, одна в мою жизнь ворвалась,
Зимней стужей другая мне сердце сковала.
Незаконной была эта страсть, мы в любовном угаре сплелись.
И проклятья супруги любимых на нас извергали.
 
Юный мир зеленел. И Великий Дракон видел сны.
А трудяга-паук начал вить судьбоносные сети.
И философов помыслы были наивны, смешны...
Плоть дремала ещё, как прелестный цветок на рассвете.

По веленью судьбы иль судеб сокрушая Закон,
На дороге, сошлись где однажды начало и вечность,
К чернокосой красавице, страстной Богине влеком,
Позабыв обо всём, я любви отдавался беспечно.

Захватил нас безумный и страстный любовный огонь.
Мы тонули в телах, умирали и вновь воскресали.
И творили мы семя... И Время создали вдвоём.
„То она!” – белый Лебедь, слетевший со звёзд, прошептал мне.

И обрушилось Небо, не в силах сдержать наш порыв.
Волосами сплетаясь, мы новый чертог подпирали.
Пред распятьем клялись в своей вечной и верной любви.
И звездою желанная в центре Вселенной сияла.

В своём любящем сердце Богини я имя писал:
Звал её Эвридикой, Изольдой, Далилой, Джульеттой.
Словно Данте, и я к Беатриче прекрасной взывал
Уверяя, что ярче всех звёзд для меня она светит.

Осквернив ложе Бога, она погубила свой дом,
Потеряла и имя, и чистого тела лишилась...
Износивши одежды, мы новое платье сошьём,
О лохмотьях истёртых отныне совсем не кручинясь.

Так и мы, отвергая минувшего времени власть,
Растерзав свою душу, тела свои в прах обращая,
В страстной битве сгорая, в единое тело сплетясь,
Светлый Храм возвели и в любви вновь себя обретали...

Безмятежные пчёлы с цветов собирали нектар,
Гладь речная на небо с лукавой улыбкой взирала.
Мир застыл в ожиданьи, когда я глаза целовал,
А желанная страстно в ответ на любовь отвечала.

Вопрошали с тоской мы себя: как уйти от судьбы?
Где от глаз любопытных в просторах Вселенной укрыться?
И узрел поцелуй разъярённый супруг – Бог Любви.
Страшен смех был его: смех убийцы за день до убийства.

Месть измыслив, проклятье творил обезумевший Бог,
Маг всесильный пронзил нас своею стрелой прокажённой.
Крест фатальный нести на хребте нас отныне обрёк:
Недоверия крест, и измены, и ревности злобной.

Нереальность с реальностью мой отуманили взгляд,
Звал я Уму и Леду, Деметру, Елену, Цереру...
То в геене сгорал, то среди ледника воскресал,
Восторгаясь Венерою, Дафной – святой и гетерой.

Потерявши опору, обрушило Небо свой свод.
И губили нас страсти, тонули мы в омуте гнойном.
Как мангуст и гадюка, искали кровавый мы плод,
Рвали плоть и зубами вгрызались друг другу мы в горло.

Извиваясь от страсти, не в силах судьбу изменить,
Мы предстали однажды в смятеньи пред Божьею карой.
Крест священный, сломавшись, не мог нас от гнева укрыть –
Гильотиною стал. И лампада погасла во храме...

               * „Площадь Пушкина”, газета писателей Кузбасса, № 1, 20 марта 2014.


ПРИЛЕТЕЛ ЛЕБЕДЬ И СКАЗАЛ МНЕ (по мотивам поэмы Красимира Георгиева „Долетя един лебед и ми каза”: Виктор Гусаров)

В перевёрнутом мире опор не найти.
Человек заблуждается, веря в опоры.
На Земле – он, Земля ни на чём не стоит,
на Земле бесполезны о твёрдости споры.

               1.
Я творился непросто, – в пожарах огней.
В мир людей был заброшен как форма открытий.
Я Создателем вечности жизнью своей
был заявлен предтечею странных событий.

В тех событиях – ночи и жаркие дни,
и весна и зима, и любовь и пожары.
Те события раю и аду сродни,
в них – возвышенность чувств и трагедия кары.

…От Начала Начал – при восходе Земли,
когда мир создавался для будущей жизни,
между мной и потомками чувства легли,
что потом воспевались на праздниках тризны.

Две любви в небесах были дадены мне:
при одной был как солнце, горящее светом,
при другой плавал тенью в ночной глубине. –
Две загадки, два плана, они – без ответа.

Две любви как проклятие я пережил,
для меня они вечною тайною были:
виноват ли я в том, что замужних любил?
Виноваты они, что ответно любили?

…Был я девственен, юн, но не здесь, – в небесах,
где в паучьих сетях обманулся драконом:
я влюбился в Богиню, презрев стыд и страх,
не внимая святейшим небесным законам.

Прилетел белый лебедь, сказал: „Вот она!
принимай для блаженства и сладких соитий…”
И умчал в облака, где сияний волна
растворила его и секреты открытий.

И Богиня влюбилась, сильнее, чем я.
Чувства мы водрузили на трон безрассудства,
крест грехов затащили туда для себя,
и заверили верность печатью распутства.

И распялись блаженно на этом на кресте,
заверяя друг - друга в любви бесконечной.
Я в любимой тонул – в черноокой красе
и рассудок терял, дух с душою калеча.

А она, черновласая сладость моя,
превращалась в Гетеру при собственном муже,
отдавалась чужому, грехов не тая,
признавалась в объятьях, что муж ей не нужен…

Вечность мчалась вперёд, и законы богов
как цветы расцветали на разных планетах.
Мы отвергли законы со смыслом грехов,
утопая в любви и любовных обетах.

Как мы сильно любили! – Подобно богам!
Кто способен карать за небесные чувства?!
Мы любовь не таили, и грезилось нам,
что рассеют в мирах нас за наше искусство.

Но ошиблись жестоко. В сетях паука
нет ни жизни, ни смерти, ни ада, ни рая.
Мы мечтали, дракона не видя пока,
кто играл с нами в прятки, любовь прививая.

               2.
Мы любовь не скрывали. Зачем? От кого?
Боги знают и так, что вокруг происходит.
Муж увидел измену, она для него
не являлась бедою в духовной природе.

Был он Богом Любви. Не противился нам,
эфемерному нашему глупому счастью.      
Он потом за измену воздал по - делам,
дав дракону свободу наказывать страстью.      
      
Ну а я от победы своей ликовал!
Но не ведал о том, что не шутят с богами.      
Он изъял наши души, цепями сковал,               
клин раздора и злобы забил между нами.

Ревность Богу Любви – не фанфары к столу.
В сардонический смех погрузил Он измену.
Он любовной проказой намазал стрелу
и пронзил нас, подвергнув любовному плену.

А ещё той стрелою наш крест расколол,
а на шеи набросил любовные петли.
И весели мы рядом, но так далеко…
И ушами оглохли, глазами ослепли.

В божьем мире не терпят ни грех, ни изъян,
и накажут за них, оправданий не спросят.
Бог Любви нас искомкал, как глину измял
и, слепив человечков, на Землю забросил.

Плёл паук в небесах сети грешной любви,
а дракон на Земле собирал в них добычу.
Мы обманы богов распознать не могли, –
я о том не жалею, не плачу, не хнычу.

Нам узоры судьбы ловко выткал паук,
а дракон предписал их читать многократно.
В первом пункте стояло: „…в Сансаровый круг”.
А в последнем: „Раскаются, – можно обратно”.

…А Земля расцветала. Сияния гор
порождали в живущих потоки фантазий,   
и смотрели земляне в небесный простор,
ощущая с богами духовные связи.
   
Пели птицы в лесах, тихо воды текли,
на лугах пчёлы мёд собирали…
Как мы в этом раю оказаться смогли, –
до трагедии смерти о том не узнали.

Стёрты были из памяти те времена,
при которых мы жили в духовных системах.
На Земле к нам иные пришли имена, –
их найдёте в романах, любовных поэмах.

Мы рождались людьми, очень быстро росли,
достигали физической зрелости, страсти,
находили друг-друга, клялись и… несли      
для людей незнакомый вид сладкой напасти.

Жизнь людская пленяла своей простотой:
грех души у людей не прописан в законах.
И я вынул наружу багаж тайный свой,
хоть душа и восприняла это со стоном.

„Наслаждайся любовью! – Шептал мне дракон. –
Это высшая сладость, доступная людям!..”
Уводил он меня в соблазнительный сон:
„Жизнь одна на Земле, повторений не будет!”

Круг Сансары для нас распахнулся в красе:
сотни жизней греховных прожить мы успели.
Но кружились как белки в слепом колесе
до поры, пока Сердцем Любви не прозрели.
               
                (Продолжение следует)


МОЙ ЛЕБЕДЬ ПРИЛЕТЕЛ (частичный вольный перевод с болгарского языка: Владислав Евсеев)

Еще промчался год…
Гудит осенний ветер…
Мне снится:
я – орех, я – сорванный лечу…
и зарываюсь в грязь…
я – даже незаметен,
но все-таки живу и вянуть – не хочу…

Где дочка – Алиа, а где – сынок наивный,
Мой Красин, боль моя, надежда и мечта?!
Они стоят у стен, – там прячут лик старинный
Три формулы любви, три истины Христа…

Отважная Любовь – нам силы прибавляет,
на подвиги зовёт, энергию дарит.
А сладкая любовь – игрою увлекает
и радость шлёт всегда – с захода до зари…

Ужасная любовь в свои играет чувства…
Убийство – суть её:
Персей горгон убил…
И Минотавра сам Тесей добил искусно…
Я за своим столом богинь соединил…

Теперь моя душа – как скорлупа ореха,
не треснет ли, когда за шестьдесят зайду?!
Проснулась снова боль, опять я вспомнил это:
испытанных друзей – Искыровых семью…

Две формулы Любви они прошли спонтанно,
так по своей тропе петляла их судьба…
Он негром быть хотел, и в штате Алабама
для жителей открыть весьма приличный бар…

Она была близка к народному искусству:
леченье, заговор, лекарства из травы…
защитные слова – дары богинь воздушных…
Так жили, от ветров не пряча головы…

Судьба решила вдруг, что им пора – в Долину,
за плоскостью зеркал отныне видеть мир…
Взлетел автомобиль над облаком дождливым…
Остались: Мила – дочь…
да вот сынок – Искыр…

К нам лебедь прилетел, хотя – пора к отлёту…
напомнил мне года, когда я счастлив был…
Три лика у Любви… не лгу я ни на йоту…
в тумане ждут они, как в облаке Судьбы…


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Петр Голубков)

Те два чувства большие душу мне иссушили…
С первым – солнечный день, майских красок кипень,
Со вторым – мрак ночной и январь ледяной…
Было всё у меня – море страсти, огня,
Но без свадьбы, сватов… Так – шальная любовь!
Были молнии, гром, стыд на всю был округу,
Пересуды людей и проклятья супругов…


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Дорота Свяцка)

Побелела земля и волосы белыми стали,
Всё, что было, что будет, запуталось в паутину.
Я глядел и глядел, а так и не смог приметить,
Когда же эта весна вдруг превратилась в зиму...


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Ольга Мальцева-Арзиани)

Побелела земля, побелели кудри мои, паутиной опутано и прошлое моё, и будущее,
а весна неосязаемо превратилась в зиму...


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Виталий Бахмутов)

Побелела от снега земля, побелели и кудри мои,
Незаметно подкралась коварных седин паутина,
Укрывая, тайком от меня, белым саваном прошлого дни,
А весну – превращая в холодную белую зиму...


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Наталья Каретникова)

Стала белой земля,
И кудри мои побелели.
В седой паутине и жизни былой колея.
Как же так получилось, что я
Не заметил, как стихли весёлые трели,
Как в студёную зиму весна превратилась моя?


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Павел Бонев)

Побелела земля
волосами моими,
стала наша весна
вдруг зимою...
Ненаглядная,
это взаимно, –
белой нежностью
тело укрою.


* (экспромт: Владимир Цветаев)

Да, в жизни свой круговорот!
Любовь и Смерть!
А Караван Судьбы идёт!
И кто б ни делал стихам Вашим перевод,
от истины и Он не отойдёт!
А Истина в стихах у Вас одна –
Ты жизнь люби, получишь всё сполна!


© Copyright: Красимир Георгиев, 2011
Свидетельство о публикации №111050707176
http://stihi.ru/2011/05/07/7176

================>  <===================>  <==================

17.08.2021

800

===========================> <================================

Раскрытые бедра нищенки Разтворени бедра на просякиня
Красимир Георгиев
                Переводы: Юрий Зозуля, Владимир Стафидов, Олег Демченко, Ольга Ступенькова,
                Странница Востока, Вадим Шарипов

Красимир Георгиев
РАЗТВОРЕНИ БЕДРА НА ПРОСЯКИНЯ
               

          Близо пет години бягах от поезията. Трудно беше, но не написах нито ред. Ядоха ме кучета и ме кълваха птици, но аз бягах и бягах. Обречен да бъда настигнат.
          И ето, откачената муза отново ме яхна и започна да блудства с душата ми. Добре, казах си, ще ти дам да се разбереш! И си поставих няколко непосилни задачи. Първо – съдържанието да властва над формата, образите да громят строфите, думите да разграждат редовете. Второ – темата да е невъзможна, идеята да е немислима, ситуацията да е абсурдна. Реки от мерена реч словославят птичките и пчеличките, слънчевите лъчи и храмовете на любовта – и аз съм писал подобни стихчета, но ако римата и ритъмът се блъскат години наред в главата ти, идва времето, когато трябва или да се измъкнеш от лудницата, за да запазиш главата си, или да влезеш по-дълбоко в тунела на поетичния хаос, да надскочиш мисълта си и да нахраниш чудовището на страстта и цинизма. Трето – да подправиш храната си със смърт, да станеш част от поетичните образи и да изживееш невъзможното. Това е най-трудното.
          Тогава видях просякинята. Разкрачена над мръсната си женска кръв, потънала сред дрипи и бръчки, тя приличаше на наядена от прасета гнила ябълка. Беше отвратителна. И си поставих въпроса. Можеш ли да обладаеш тази човешка огризка? Насред града? Пред очите на тълпата? Кажи, поете...

          РАЗТВОРЕНИ БЕДРА НА ПРОСЯКИНЯ

Вървях по безкрайните улици на вечния град и се питах
къде е посоката на посоките, къде е утробата на времето.
За два пътя на смъртните бях чувал – към боговете и към жените,
на този огън и най-нисшата твар, и върховният разум принасят семето си.

Там някъде, сред диплите на есенния здрач до една локва ме докосна просякиня.
Лицето й бе набръчкано от умора, слабините й плачеха и пулсираха, накуцваше.
Разтвори кафява шепа пред сянката ми и през шепата просто не можех да премина,
защото дрипите й светеха, а бедрата й скърцаха като претоварена каруца.

По кожата й бе засъхнала кръв – ален сок от посечена акация.
Който не познава тези два пътя е като хищно насекомо.
Както всяка жена, която бе имала менструация,
три дни просякинята не бе пила от бронзов съд, а след това бе облякла нови дрехи.

Бе изхвърлила мръсните дрипи и се бе пременила в дрипи от нежно бяло,
а когато се срещнахме, бе намерила локва и миеше тялото си
и разбрах, че захвърляше тялото си и отиваше в ново тяло.
Тя не продаваше плът, тя гордо просеше, а плътта си подаряваше.

Беше петнадесетгодишна. Просеше близо петнадесет години.
И кръстосваха дългите улици чистите дрипи на девицата
и очакваха мътните локви на вечния град да премине
нейният цар – стражът, съдията, водачът на колесницата.

Аз бях водачът, бях повелителят на желанията, затова разбрах, че мога
да сляза от колесницата и да премина през границата между световете.
И разбрах, че това не е просякинята, това е жената-огън,
просякинята се превърна в майката на боговете.

Чух, че бедрата й стенат: "Ние сме изгарянето, но ние сме и светкавицата!",
и прогоних демоните на традициите и благоприличието.
И видях, че локвата всъщност е любовна жарава.
И започнах да отмивам червения сок от кожата на момичето.

Колкото океанът е вместилище на всички води, толкова
кожата е вместилище на всички докосвания и страстни сънища.
Ако някой не е преминал през тази сладка болка,
значи цял живот е палил в огнището си пепел вместо въглища.

Кожата й беше твърда и мека като жива преса за изстискване на лимони,
скутът й беше жертвен олтар, а косъмчетата й – трева за жертвоприношение.
Както плодът на мангото къса връзката си, така пламна огънят
и вулвата й ме всмука в черната си дупка с чудовищната гравитация на наслаждението.

И влязох вътре – влязох в достославната до върха на ноктите, до края на пъпа влязох,
влязох като нож в ножница, закалени в сърцевината на пламъка,
слабините й бяха горивото, косъмчетата – дим над морава, влагалището й – клада от оргазъм,
като гъсеница придърпвах плътта от една тревичка на друга и разгарях кладата.

Може би бях за нея само дребна монета в чашата за подаяния между бедрата й.
Както пчелите събират нектар от различни дървета,
а след това медът не знае кое дърво е съдбата му,
може би така мръсницата разтваря солта на мъжете в локвата на битието си.

И така да е, когато влеят водите си в морето реките на всичките любовни желания,
когато се развържат всичките възли на сърцето,
смъртният става безсмъртен и златен диск покрива лицето му със своето странно заклинание:
който не познава тези два пътя към боговете и към жените, става хищно насекомо.

Тя отново облече бръчките върху своите петнадесет години,
Влезе в белите дрипи и тръгна накуцвайки по безкрайните улици, за да проси и плаче.
Поотърсих боклука, закопчах панталона си и се сетих, че не съм я питал за името й
и че съм забравил да дам на просякинята петаче.


РАСКРЫТЫЕ БЕДРА НИЩЕНКИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Юрий Зозуля)

          Почти пять лет я убегал поэзии. Было трудно, но не написал ни строки. Собаки меня ели, и птицы меня клевали; но я бежал и бежал. Обреченный быть настигнутым.
          И вот, сумасбродная муза снова села верхом на меня, и начала блудить с душой моей. Хорошо, сказал я себе: я тебе покажу. И ставил себе несколько непосильных задач. Во-первых, содержание должно властвовать над формой, образы должны громить строфы, слова должны рушить строки. Во-вторых, тема должна быть невозможная, идея – немыслимая, ситуация – абсурдная. Реки из мерной речи славословят птички и пчелки, солнечные лучи и храмы любви, – и я писал подобные стихи. Но если рифмы и ритмы ломаются годами в твоей голове, приходит время, когда ты должен либо сбежать из сумасшедшего дома, чтобы сохранить голову; либо входить глубже в туннель поэтического хаоса, превзойти свою мысль и накормить чудовище страсти и цинизма. В-третьих, улучшить свою пищу со смертью, входить в поэтические образы, и проживать невозможное. Это самое трудное.
          И увидел нищую: она стояла над своей нечистой женской кровью, утонувшая в дряни и морщинах, похожая на  гнилое яблоко, недоеденное поросятами; отвратительная. И я задал себе вопрос: сможешь ли обладать этим человеческим огрызком? Посреди города? На глазах толпы? – Скажи, поэт...

РАСКРЫТЫЕ БЕДРА НИЩЕНКИ

Шел по бесконечным улицам вечного города, и спрашивал себя:
где направление направлений, где утроба времени.
О двух путях смертных я слыхал, – к богам и к женщинам,
на этот огонь и самая низшая тварь, и верховный разум несут свое семя.

Там где-то, среди складок осенних сумерек, возле одной лужи, ко мне прикоснулась нищенка.
Лицо ее было сморщенное от усталости, ее пах плакал и пульсировал; она прихрамывала.
Она раскрыла коричневую ладонь перед моей тенью, и через ладонь я просто не мог перейти,
потому что ее мерзости мерцали, а бедра скрипели как перегруженная телега.

На ее коже засохла кровь, – алый сок переломленной акации.
Кто не знает эти два пути, тот как хищное насекомое.
Как каждая женщина, которая менструировала,
три дни нищенка не пила из бронзового сосуда, а потом надела новую одежду.

Она выбросила нечистое, и нарядилась в нежно-белое тряпье,
а когда мы встретились, она умывала свое тело в этой луже,
и я понял, что она отторгла свое тело, и вошла в новое.
Она не торговала плотью: гордо просила подаяние, а плоть дарила.

Ей было пятнадцать лет. Просила почти пятнадцать лет.
И чистое тряпье девицы проходило длинные улицы,
и мутные лужи вечного города ожидали прихода
ее царья – страж, судья, водитель колесницы.

Я был предводитель и повелитель желаний, поэтому понял, что могу
слезть с колесницы и пересечь границу миров.
И я понял, что это не нищенка, а пылкая женщина,
нищенка превратилась в мать богов.

Я слышал, что ее бедра стонут: „Мы молнией выжигаем, испепеляем“,
и прогнал демонов традиций и благопристойности.
И увидел, что лужа, в сущности, есть пламя любви.
И начал отмывать красный сок с кожи девушки.

Насколько океан вместилище всех вод,
столь кожа вместилище всех прикосновений и страстных снов.
Если кто-то не прошел сквозь эту сладкую боль,
значит всю жизнь он зажигал в своем очаге пепел вместо углей.

Кожа ее была твердая и мягкая: как живой пресс на выжимание лимонов,
колени ее были жертвенным алтарем, а волосинки ее – травой для жертвоприношения.
Как плод манго рвет свою связь, так вспыхнул огонь
и ее вульва меня всосала в черную свою дыру с чудовищной тягой наслаждения.

И я проник внутрь, – проник в достославную до кончиков ногтей, до конца пупка я проник,
точно ножом в ножны, закаленные в сердцевине пламени,
пах ее был топливом, волосинки – дымкой над лугом,  влагалище – костром оргазма,
я, словно гусеница, дергал плоть от травинки  к травинке, и разжигал костер.

Может быть, я был для нее лишь мелкой монеткой в стакане для подаяний меж ее бедер.
Как пчелы собирают нектар на разных деревьях,
а затем мед не знает, от какого он дерева, –
может быть, так и эта змея растворяет соль мужчин в лужице своего бытия.

Так будет, когда все реки любовных желаний вольют свои воды в море,
когда развяжутся все узлы сердца,
смертный станет бессмертным, и его лицо скроет золотой диск со странным заклинанием:
кто не знает эти два пути: к богам и к женщинам, тот превратится в хищное насекомое.

Она вновь надела морщины на свои пятнадцать лет,
нырнула в свои белые тряпки, и отправилась, прихрамывая, по бесконечным улицам, чтобы просить и плакать.
Я отряхнул грязь, застегнул брюки, и сообразил, что не спросил ее имя,
и забыл дать нищенке пятачок.


РАСТВОРЁННЫЕ БЁДРА ПОПРОШАЙКИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Стафидов)

           Около пяти лет я избегал поэзии. Трудно было, но не написал ни одной строки. Грызли меня собаки и клевали птицы, но я бежал и бежал. Обречён быть настигнутым.
           И вот моя сумасбродная муза снова меня оседлала и начала блудить с моей душой. Хорошо, сказал я себе, позволю ка я разобраться в этом вопросе! И поставил перед собой несколько непосильных задач. Первое – содержание должно властвовать над формой, образы должны громить строфы, слова отделять строки. Второе – тема должна быть невозможная, идея – немыслимая, ситуация абсурдная. Реки размеренной речи славящих птичек и пчёлок, солнечные лучи и храмы любви – и я писал подобные стишки, но если рифма и ритм годами сверкают в твоей голове, приходит время, когда ты сбежишь из этого сумашедшего дома, чтоб сохранить свою голову, или влезешь ещё глубже в туннель поэтического хаоса, чтоб натолкнуться на мысль и накормить чудовище страсти и цинизма. Третье – смертью приправишь пищу свою и станешь частью поэтических образов и переживёшь невозможное. Это и есть самое трудное.
           И тут я увидел нищенку. Она стояла раскоряченная над своей грязной женской кровью в лохмотьях и морщинах, похожая на гнилое яблоко которое едят свиньи. Она была отвратительна. И я поставил вопрос – можешь ли ты обладать этим человеческим огрызком? Посреди города? На виду у толпы? Скажи, поэт…

РАСТВОРЁННЫЕ БЁДРА ПОПРОШАЙКИ

Я шёл бесконечными улицами вечного города и спрашивал себя
Где эта дорога дорог, где эта утроба времени.
О двух смертных путях я слышал раньше – к Богу и к женщине,
На этот огонь и самая низшая тварь и верховный разум приносят своё семя.

Где-то там среди осенних сумерек возле одной лужи ко мне прикоснулась нищенка.
Лицо её было сморщенное от усталости, ослабшее тело рыдало, пульсировало и хромало.
Перед моей тенью она протянула свою грязную руку и я не мог пройти просто мимо её руки
Потому что мерзости её сверкали, а бёдра скрипели как перегруженная каруца.

На коже её была застывшая кровь – алый сок сломанной акации.
Кто не познал эти две дороги уподоблен хищному насекомому.
Как всякая женщина у которой была менструация,
Три дня нищенка не пила из бронзового сосуда, а после этого одела новые одежды.

Она выбросила грязные вещи и оделась в белые нежные одежды.
А перед тем как со мною встретится, она нашла лужу и мыла в ней своё тело,
Я понял, что она сбросила старое тело и входила в новое.
Плотью она не торговала, а гордо просила подаяние. А плоть свою просто раздаривала.

Ей было пятнадцать. Примерно столько же она попрошайничала
И ждали её длинные улицы в чистых одеждах девицу
И мутные лужи вечного города. Ждали её появления
И царь и страж, судия и управляющий колесницей.

Я был управляющим и повелителем желаний и понял я что могу
Сойти с колесницы и пройти через границу между мирами.
И ещё понял я что не нищенка, а женщина-огонь,
Попрошайка ставшая матерью богов.

Я слышал стон её бёдер: „Мы пепел, но мы и молния”,
И прогнал я демонов традиции и благоприличия.
И увидел, что лужа в сущности любовная жара.
И стал отмывать красный сок с кожи девочки.

Как океан является вместилищем всяких вод, так
И кожа её вместилище всяких прикосновений и страстных мечтаний.
Если кто-то не прошёл через эту сладкую боль,
Значит всю жизнь он жёг в костре своём пепел вместо углей.

Кожа её была твёрдой и мягкой, как живой пресс для сдавливания лимонов,
Колени жертвенным алтарём, а косы её – хворост для жертвоприношений.
Как плод манго рвёт привязь свою, так и вспыхнул огонь
И вульва её всосала в чёрную свою дыру с чудовищной гравитацией наслаждения.

И я влез внутрь – влез по самые ногти, до самого пупа влез,
Вошёл как нож в ножны, закаленный сердцевиной пламени.
Пах её был пожаром, косы – дымом над полями, влагалище – кладом оргазма,
Как гусеница срывал плоть от травинки к травинке разжигая клад.

Может быть я был для неё мелкой монетой в чаше подаяния между бёдер её.
Как пчела собирающая мёд с различных деревьев,
Мёд не знающий древа своего. Такова судьба его,
Может быть грязная нищенка растворяет соль мужскую в луже своего бытия.

И да будет так, когда вольются в море воды рек всех любовных желаний,
Когда развязываются все сердечные узлы,
Смертный становится бессмертным и золотой диск покрывает лицо его со своим странным заклинанием:
Кто не познал эти две дороги к Богу и к женщине становится хищным насекомым.

Она снова одела морщины поверх своих пятнацати лет,
Влезла в белые одежды и пошла хромая по безкрайним улицам, просить и плакать.
Отряхнув пиджак, застегнул брюки свои и вспомнил, что не спросил её имени
И забыл дать попрошайке пятачок.


НИЩЕНКА (перевод с болгарского языка на русский язык: Олег Демченко)

Я спрашивал себя, смирив тревогу:
Где вечность вечная, утроба время?
Лишь два пути есть – к женщине и к Богу, –
По коим все несут в бессмертье семя.

Прервав раздумье, нищенка печально
Меня на темной улице коснулась,
Рукой, покрытой дрянью менструальной…
От отвращенья сердце содрогнулось.

Я взял её к себе…
Три дня она не ела,
Потом омыла плоть, сменила платье,
Как бы вошла, светясь, в другое тело
И не ждала, что за любовь заплатят.

Всю жизнь она просила подаянья
И, обходя грязь смрадную столицы,
Мечтала, что за ней в ночном сиянье
Приедет царь в роскошной колеснице.
 
И стал я повелителем желаний –
Её судьей, сошедшим с колесницы,
И перешел между мирами грани
И понял – эта нищенка царица.

И молния меж нас сверкнула,
Благопристойности отбросив тени,
И гравитация меня втянула
В чудовищную пропасть наслаждений.

Вместилище прикосновений страстных
И стонов сладостных её тугая кожа
Вибрировала в судорогах согласных,
Передавая волны жуткой дрожи.

И жертвенный алтарь меж ног дымился –
В её влагалище пылал костёр желаний!
Сгорал я, и проникнуть вглубь стремился,
Как в сердце нож в миг крайних содроганий.

Кто не изведал сладкой этой боли,
Тот не пылающие чувства угли,
А мёртвый пепел ворошил в неволе,
В том искры жизни радостной потухли…

Пусть в её крУжке меж коленей
Стал я монетой безымянной, –
Так пчёлы собирают мёд с растений,
Так реки льются в лоно океана.

Мы все приходим к вечному порогу.
Но есть лишь два пути искомых
Бессмертьем –
К женщине и к Богу…
Кто их отверг – стал хищным насекомым.

Развеяв сон, не называя имя
Не взяв с меня постыдной платы,
Она окуталась лохмотьями своими
И навсегда ушла – просить и плакать.

               * Книга „Зимняя музыка”, Москва, 2013 г.


* (частичный перевод с болгарского языка на русский язык: Ольга Ступенькова)

Почти пять лет чурался я поэзии,
Страдал безумно, но не писал ни строчки.
Как-будто птицами исклёванный,
Истерзанный собаками, бежал я,
Рискуя быть настигнутым.

И вот, вновь муза сумасбродная
Меня догнала, оседлала и стала
Блудствовать с моей душой…

Ах, так! – сказал я. – Пожалеешь!
И поставил пред собою непосильные задачи.
Во-первых, в стихах моих
Лишь содержание да будет властвовать над формой!
А образы разгромят строфы,
Слова станут довлеющими над строкой!

А во-вторых, темы стихов будут неимоверны,
Идеи – немыслимы, ситуации – абсурдны!
Но как? – скажите мне в потоках мерной речи,
Где прославляют пташек, пчёлок,
Алмазы слов бесценных отыскать?

Как не сойти с ума, друзья!
Когда годами в голове
Не совпадают ритмы, рифмы?
Настанет час, когда решишь ты,
Сбежать, иль с головою окунуться
В хаос поэзии, забыв себя?

А в-третьих, приправить пищу смертью.
А это значит, образ примеряя,
Шагать по лезвию ножа,
Задача очень сложная!

И вот, я вижу нищенку, истекающую срамной кровью,
Погруженную в нечистоты, морщинистую, будто яблоко
Гнилое, надкушенное свиньёй… Какое отвращенье, Боже мой!

И глядя на неё, свой слышу лепет я:
– Способен обладать этим огрызком человечества
Посреди города и на глазах толпы?
Если способен, то истинный поэт ты!

               * Книга „Улицы детства”, Нальчик, 2013 г.





Подстрочник: Раскрытые бедра нищенки /// Почти пять лет я сторонился  (убегал) поэзии.  Было трудно, но не написал ни строку. Собаки меня ели и птицы меня клевали, но я бежал и бежал. Обреченным быть догнатый. / И вот, сумасбродная муза снова села верхом на меня и начала блудить с душой моей. Хорошо, сказал я себе, я тебе покажу. И ставил себе несколько непосильных задач. Во первых – содержание  должно властвовать над формой, образы должни громить строфы, слова должны рушить строки. Во вторых – тема должна быть невозможная, идея – немыслимая, ситуация – абсурдная. Реки из мерной речи словославят пташки и пчелки, солнечные лучи и храмы любви – и я писал подобные стихи, но если рифма и ритм ломаются годами в твоей голове, приходит время, когда ты должен либо вытащиться из сумасшедшего дома, чтобы сохранить голову, либо входить глубже в туннель поэтического хаоса, надскакать свою мысль и накормить чудовище страсти и цинизма. Во третьих – улучшить свою пищу со смертью, становиться часть из поэтических образов и прожить невозможного. Это самое трудное. / Тогда увидел нищенку (нищую). Стоящая над своей грязной женской кровью, утонула среди дряней (хламов) и морщин, она была похожей на  гнилое яблоко, наеданное от поросят. Была отвратительной.
И я поставил себе вопрос. Можешь ли обладать этот человеческий огрызок? Посреди города? На глазах толпы? Скажи, поэт... ///
РАСКРЫТЫЕ БЕДРА НИЩЕНКИ
/// Ходил (шел) по бесконечным улицам вечного города и спрашивал себя / где направление направлений, где утроба времени. / О двух путях смертных я слыхал – к богам и к женщинам, / на этом огни и самая низшая тварь, и верховный разум приносят свое семя. /// Там где-то, среди складок осенних сумерек возле одной лужи ко мне прикоснулась нищенка. / Лицо ее было сморщенное от усталости, ее пахы плакали и пульсировали, она прихрамывала. / Она раскрыла коричневую ладонь перед моей тенью и сквозь ладонь я просто не мог перейти, / потому что ее дряни светили, а ее бедра скрипели как перегруженная телега. /// По ее коже засохла кровь – алый сок из насеченной акации. / Кто не знает этих двух путей, он как хищное насекомое. / Как каждая женщина, которая менструировала, / три дни нищенка не пила из бронзового сосуда, а потом надела новую одежду. /// Она выбросила грязные дряни и нарядилась в нежные белые дряни, / а когда мы встретились, она нашла лужу и умывала свое тело, / и я понял, что она забросила свое тело и уходила в новое тело. / Она не продавала плоть, она гордо просила (нищенствовала), а свою плоть дарила. /// Ей было пятнадцать лет. Просила почти пятнадцать лет. / И обходили длинные улицы чистые дряни девицы / и мутные лужи вечного города ожидали перейти / ее царь – страж, судья, предводитель (лидер, водитель) колесницы. /// Я был предводитель, был повелитель желаний, поэтому понял, что могу / слезть с колесницы и перейти сквозь границу между мирами. / И я понял, что это не нищенка, это женщина огонь, / нищенка превратилась в мать богов. /// Я слышал, что ее бедра стонут: „Мы выжигание (сгорание), но мы и молния!“, / и прогнал демонов (демоны) традициях и благопристойности. / И увидел, что лужа в сущности любовная жар. / И начал отмывать красный сок с кожи девушки. /// Сколько (насколько) океан вместилище всех вод, / столько кожа вместилище всех прикосновений и страстных снов. / Если кто-то не прошел сквозь эту сладкую боль, / значит всю жизнь он зажигал в своем очаге пепел вместо углей. /// Кожа ее была твердая и мягкая как живой пресс на выжимание лимонов, / колени ее были жертвенный алтарь, а волосинки ее – трава на жертвоприношение. / Как плод манго (лат. назв. Mangifera) рвет свою связь, так вспыхнул огонь / и ее вулва (лат. vulva) меня всосала в черной своей дыре с чудовищной гравитацией наслаждения. /// И я проникнул внутри – проникнул в достославную к верху (до вершины) ногтей, до конца пупка я проникнул, / проникнул как нож в ножны, закаленные в сердцевине пламени, / пахы ее были топливо, волосинки – дым над лугой, ее влагалище – костер от оргазма, / я как гусеница дергал плоть из одной травинки на другую и разжигал костер. /// Может быть я был для ней только мелкую монету в стакане для подаянии между ее бедрами. / Как пчелы соберают нектар от разных деревьев, / а после этого мед не знает какое дерево его судьба, / может быть так гадюка (гадина) растворяет соль мужчин в луже своего бытия. /// Так и быть, когда впадают свои воды в море реки всех любовных желаний, / когда развяжутся все узлы сердца, / смертный становится бессмертным и золотой диск накрывает его лицо со своим странным заклинанием: / кто не знает этих двух путей к богам и к женщинам, он становится хищным насекомом. /// Она вновь (опять) надела морщины на (сверх) свои пятнадцать лет, / вошла в свои белые дряни и отправилась, прихрамывая, по бесконечным улицам, чтобы просить и плакать. / Я отряхнул мусор (грязь), застегнул свои брюки и сообразил, что не спросил как ее имя / и что забыл дать нищенке пятачок. ///


* (экспромт: Странница Востока)

Нищая, разнузданная шлюха,
грязная и падшая до лиха,
ты пришла ко мне такой Поэзия
вся в нарывах и больна эрозией.
Я тебя лелеял и отмыл от грязи,
как царицу посадил на трон заразу,
ты же стерва всего меня измучила
и как мартовская кошка промяучила,
напоследок мне оревуар,
вот такой у нас с тобой бювар...


* (экспромт: Вадим Шарипов)

Мне муза вчера вдруг приснилась,
Она поманила меня,
Огонь вдруг во мне возгорила,
Но нищим представился я.

 
               
© Copyright: Красимир Георгиев, 2011
Свидетельство о публикации №111050707141
http://stihi.ru/2011/05/07/7141

==============>  <============>  <===============

27.08.2021

810