Герои спят вечным сном 87

Начало
http://www.stihi.ru/2020/01/16/625
Предыдущее:
http://stihi.ru/2020/04/21/11029

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

ТЕАТР

 

Коли мне умирать приходится, так без меня дело не обойдётся.

Братья Гримм.

 

Время летит, не зная устали, а пыльное облако и ныне там. Скорость обоза едва превышает муравьиную. Ребятишки поглощены ожиданием: Матвей Кружилин со сродниками побежал вперёд, малые, съев ежевику, залегли на траве. Степан Глущенков, облокотившись о дерево, «дожимает из последних сил» DKE 38 B -трофейный приёмник: греет его на солнышке, встряхивает, надеясь продлить ток из батареи, но речь диктора готова оборваться полусловом.

«Наверняка одно и то же каждый час, - упиваясь чувством брезгливости, думает Фогель. - И хочется же слушать им!»

- Вот! Зачем взял этого кабыздоха! – Ворчит Стёпка, напрочь забыв, что «Кабыздох» - о другом, и не поминай его имя всуе.

«Мой «олимпийский чемоданчик» * тоже осел где-нибудь здесь, - машинально, без малой доли сожаления пытается подсчитать потери Бастиан. – И надо же было всем имуществом вляпаться в культурное обеспечение экспедиции! «Скормить» русским аппарат, камеру, пишущую машинку, полцентнера бумаги! Лишь мотоцикл дома остался. Фотолаборатория с отцом на двоих. Ни то, и её бы потащил».

 

***

- На широких просторах господствуют партизаны, - Цитирует письмо немецкого офицера Юрий Левитан. - Имея собственное правительство и управление, они всюду - в тылу наших войск и рядом с фронтом. Трудно создать себе верное представление о здешних условиях. Взрывы на железных дорогах и других путях сообщения, диверсионные акты на всех имеющихся предприятиях не сходят с повестки дня».

Оно-таки да: возрастает господство сопротивления, и с каким размахом возрастает! Розовый мост для болотных жителей – первое дело столь крупного масштаба, совершается лишь своими силами - «без привлечения «серьёзных отрядов»» - так здесь говорят. Даже Сыня, занятый «чисткой» на острове, не участвует в планировании. Вдохновитель – Андрюшка Деменков, доморощенный полководец. Операцию назвали «Затея». Это тебе ни колонной под Аустерлицем маршировать! * План должен совпасть до минуты, до полу-мгновения, иначе – артель «Напрасный труд».

Задуман дерзкий налёт: под прикрытием взрыва моста разгромить две станции с полустанком между ними, уничтожив предмостные укрепления и пункты дислокации охраны железной дороги на отрезке в десять километров с тем, чтоб надолго вывести из строя «ветку».

Гарантией успеха – единодушие исполнителей и немецкая пунктуальность вплоть до того, что приём пищи минута в минуту, а прежде обязателен выход личного состава из дотов для разминки, на который особь надёжа.

Всех ошибок избежать никогда никому не удавалось, но для успеха желательно предотвратить максимальное их количество. Десятки вопросов у Деменка, сотни случайностей. А срастётся - куда там двадцать тысяч премиальных! «Звезду» обормоту на пузо стоит повесить, никак не меньше.

ЖД лишь на треть немцы охраняют. Остальное – подразделения типа «службы порядка», состоящие из коллаборантов или союзников по «оси», а у них дисциплина шатается под напором страстей. Пусть и так. Ещё заморочка: гээсэмы ходят не каждый день. Сложно угадать момент совпадения железнодорожного графика с расписанием караула, поэтому «Затея» затянулась. Часть диверсионных групп под прикрытием непогоды и захватом транспорта «литера F», выдвинувшись на ту сторону, третьи сутки «сохнет по горам», другая часть должна занять позицию в болоте, ожидая, когда въедет на мост эшелон с топливом.

 

***

 «Бандиты – они бандиты и есть», - возмущается порядком движения Фогель. Однако, несмотря на очевидную нестройность воинских рядов, дела вершатся своевременно и правильно. Каждый из участников «затеи» знает своих «справа-слева». Не только по команде единение, а судьбой выверил, детством, юностью, временами удач и лишений.

Тем не менее, нудятся мальчики: липкая смесь опаски с неуверенностью ползёт, кажется, из-под каждого куста. Если Буканину Борису будущее представляется скрытым, то Сулимов видит всё до мелочей не в стратегическом развороте и деталях, а в сутевом проявлении. То же понимают кони, ветер, облака, солнце - равнодушный, выпялившийся на грешную землю «глаз».

«и Аз упокою вы», - обещает каждый вздох, каждый удар пульса, каждая секунда, бегущая лишь в одном направлении. Предстоит смерть в лицо, причём – всем сразу. Надо сделать нечто, дабы расплавилась удушливая «вата». Следует переключить внимание людей с очевидного на желаемое, сплотить, отодвинуть вдаль надвигающуюся тоску.

- Сыграем, умница? – Просит, предлагает или велит генерал.

- Что это вы, Дмитрий Данилыч! – Изумлённо поднимает брови Люба, отступая на пару шагов, будто для обзора архитектурного сооружения.

- А вот: «Я когда-то», знаешь ли?

Старшая хозяйка Талого знает, поняла задачу, и будто тропинка в радость протянулась. Искусство публичной коммуникации - это сказать то, что ты думаешь, так, как принято здесь и сейчас.

- Я когда-то была молодая, - привлёк внимание слушателей сильный, звучный, облечённый властью голос.

- Мне в окошко светила луна.

- Появилася прядка седая, - повёл вторым, обнаружив ту самую прядку Сулимов,

- И луна мне теперь не нужна.

Затеялась песня, игра песни, тотчас в горсточку собравшая присутствующих с тем, чтобы утешить, обнадёжить, показать возможность впереди.

- Ты, – поймала визави с поличным Люба, - сумел растопить у сердца льдинку.

- И луна стала ярче светить, - согласился Сулимов.

- Попрошу я у дочки косынку,

Чтоб к тобе на свиданья притить.

«Как он может! – Задохнулась изумлением докторша Ирина Евгеньевна. – Высший свет! Такое образование! Такое количество древних, современных и восточных языков!!! Надо же: «на свиданья притить!» И до чего безупречен строй, тон, чувство ситуации!»

Там, где часть людей оказывается хоть немного обособленной, возникает говорок, диалект, жаргон, разновидность общего языка, употребляемая этнической, социальной или профессиональной группой, использующей словечки и обороты, не понятные или не свойственные другим. Это создаёт атмосферу взаимопонимания и доверия между своими, сослуживцами или этнолектами. Чем старше человек, чем образованней, тем труднее входить в подобные, подчас не оправданно нарочитые лексические рамки, особенно – в интонационность произношения слов:

- И моё запоздалая счастья

Пусть простить моя дочка сейчас.

Действо кончилось, «и не имел Он нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке». *

- Вот ведь, девонька, - обернулся к докторше Сулимов, - странно вам, недоумеваете? Так скажу: владельцев канареек и гитар презирают обладатели фортепьяно и попугаев. У меня канарейки нет, рояля тоже нет. Было чучело совы, да разлетелось вместе с домом. Есть в сухом остатке лишь родина и они, любимые. Ещё желание: большое желание минимальных потерь. Вот и стараемся тут.

Люба (одна из любимых), рукой повела, будто сторонясь от морока, грудью пошла на Сулимова.

- На горе колхоз, - кинула утверждение в лицо оппоненту.

- Под горой покос! – явился ответ.

- А мне миленькый задавал вопрос.

Задавал вопрос, глядя у глаза:

- Ты, колхозница, – (обвинение), - тобе любить нельзя!

- Что колхозница, - подтверждает Люба, - не отпираюся,

Но любить тебя не собираюся.

«А ведь в точку фонетика: разнствует звук! И как рассчитано, дабы именно так произнести, именно там нажать голосом, повернуть руладу, отпустить ударение».

- Ты поди туда, - пальцем показывает на ежевичник Сулимов, - где густая рожь,

И найди собе, кто на тебя похож.

Жить надобно, покуда жив. Равнодушных среди слушателей нет. Полное счастье от того, что генерал Данилыч – ну вот совсем проникся ничтожеством колхозницы, а она-то в своём праве:

- Говорила тобе, милай, не гуляй со мной!

До скончания вспоминать будут «Архангелы», как двое – дипломат, коими остаются даже на том свете, и крестьянка с глухоманного хутора, вынули их из безвременья, уставив ровно средь ясного дня, тёплого марева, сладости отяжелевшей природы.

- Мы встречалися, - обнял Любу за талию Сулимов, - было двое нас.

- А рассталися, - оттолкнула она его ладошкой, - стало трое нас.

 

***

Так её, напасть! Пусть провалится! Песню докончили, несмотря на отдалённый звук самолёта.

- «Физелер-Шторх», - Развёл ручонками Степан. – Где огурцы, там пьяницы. Если сюда летит, воще …дец. Алё! Рассёдлывай и - под защиту кустов, да тихо чтоб.

Приказ выполнили в мгновение ока, хоть и бандиты.

- Вот так да! – Уронил руки Дуганов. – Ждали, ждали! А дождались, и жданки поедены.

- С чего поедены? – Возразил Стёпка. – Раискин «носовичок» тут? Небось, при себе таскаешь! И какая ить разница, где стлать!

- Разница! – Возмутился Гаврил. – Один этвает, другой дразнится! Неужели поверят, что у болота знак!

- «Веришь, не веришь» - бабья речь. Стели давай. Выбирать-то не из чего: на готовый стан только ножки ставь.

- А обоз?

- До обоза, поди, четыре свёртка, и это заметно оттель. Вона: Игумен - за чарку, братия - за ковши. Мы же под холмиком. Стели, говорю! Каждый миг на счёт, а ты припираешься.

Какой-то ужас! Глупая природа! Листья ловят малую капельку солнечного света! Кусты до того густы, до того травой перепутаны, что чёрная тень у корней, и сверху не заметят, и с дороги. Притом, засаде обзор безупречен – хоть из пулемёта стреляй. Запихнутый меж колючек Фогель увидел дивное: из Гаврилкина мешка упал плотный кокон, мановением пальца размотался, и легло полотнище: белый квадрат с вычерченной на нём свастикой, один конец которой - стрелка указателя.

«Вот так дела! – зашлось мальчишачье сердце. – Им сейчас пожива будет! Серые, скрыты зарослями. Ну, нет же!» - Сказал себе Дитер и вынул чудом сохранившийся у него походный нож Гитлерюгенда с надписью «Blut und Ehre», который (дабы нападавшие в автобусе не отняли) сунул в носок под штанину и всё время бережно хранил. Надо быстро-быстро шевелить лезвием, пуская солнечные блики: сталь блеснёт – заметит лётчик и остережётся!

- Ого мне! – Ткнул Серёня Фогелю палец меж косточек локтя так, что рука повисла плетью, а нож упал, тотчас лаптем придавленный. – Сядь, сучий потрох, ноги выдерну! – и добавил по-немецки: - Будет, как ты захочешь, но совсем не так, как ты себе это представляешь, я сказал.

Дитер унялся, ощутив себя комочком глины. Боль отрезвила. Расхотелось махать руками и кричать, призывая внимание пилота. Бандитское сообщество тоже замерло, исчезнув, будто и не было тут никого. Дорога очистилась, даже след ветвями заметён. Лишь малый табунок пощипывает травку.

- Бледная, гляди! – Завопил Борька. Дать бы подзатыльник охламону, да часа нет, враг приближается. Не успели старшие сообразить, как Буканыш бросился вон, показав себя мастером иррегулярной войны. Он прыгнул на ту сторону дороги, поочерёдно сунул стопы в жидкость, и, добавив окраинной пыли, выписал ногами свастику чёткую, яркую, причём, стрелка теперь указывала на восток.

- Что делаешь! – Завопил Прохор.

-Так и надо. – Вернулся в кусты, поддёрнув нечто носиком Борис. – Ты был бы гад, куда б направил? Беда спокон веков к востоку смотрит!

 « Был бы ты гадом…» Прозвище «Гад» навовсе прилипло к Борьке, но он не обижался, а носил его, будто орден. Слишком велика задача и правильно решение. Именно в восточную сторону должна стрелка глядеть. Ни это, лётчик не поверил бы.

Самолёт – действительно сюда летит – ближе и ближе. Гансу почему-то вспомнился эпизод «Песни о нибелунгах», когда русалки предсказали Хагену гибель бургундского дома в царстве Аттилы, хоть сюжет и рядом не стоял. "Господи, защити!» - Взмолился гитлерюнге. Не защитил. Судьба распорядилась в пользу бандитов. В барабане фортуны оказался всего один патрон, и по закону подлости заряженная смертью камора нащупала ствол, слившись с ним за секунду до выстрела.

Было так: перебирая пожитки удавленницы, нашёл Сыня туго смотанный шёлк, сигнальное полотно для опознания с воздуха. Фрицы тож не лаптем щи хлебают! С дальним прицелом шпионка! Затаилась ещё с осени, подходящего случая ждала, и - облом. Сигналить поручено Дугану, если что. Он местинки для этого счёл те, на которых бывает по жительству, и оружием запасся, хоть поставлена задача: не шуметь. Теперь же интереснее театр: можно какбудтошную «Раису» подпустить, дабы взять живым десантника или кто у них там.

Самолёт с филигранной точностью приземлился на чистое, колёсами задавил тряпочку. Люба махнула платком и, получив ответную отмашку, совершенно счастливая, выступила из кустов. Открылась дверца. Спрыгнул и побежал к ней (в крестьянской одёже) военный, судя по выправке. Двое обнялись совсем не двусмысленно.

- Роза! – Шепнул прибывший.

- Вянет от мороза. – Отшатнулась от наглых рук и полохнутой плоти Люба, осознав попадание в точку. – Надо спешить, сказала, - обоз там, работники с поля.

Человек вернулся в самолёт, скинул несколько ящиков и мешков. – В воду бы! – предложил.

- Нельзя, - возразила Люба. – Сквозная топь: трудно будет сыскать. Лошадей навьючим.

Пассажир кивнул лётчику, приглашая помочь, Люба жестом позвала коней.

- Нету сёдлов, - объяснила, - оно спокойнее. Тут, вона, ремни. Поедем, как пановья.

Презрительная гримаса лишь мелькнула на губах «барина» и не укрылась от наблюдателей. Лётчик вышел на дорогу, что, судя по выражению его лица, ни в какие инструкции не входило.

- Помогите, - По-немецки произнёс пассажир.

- Вы с ума сошли! – Возмутился лётчик.

- Скорее! – Приказным тоном велел пассажир. – Опасность оттуда. Следует вписаться в порядок движения. Делаем, и улетайте.

Люба указала коней для груза. «Коня приготовляют на день битвы, - говорится в Вечной книге, * - но победа - от Господа».

Незваные гости справились быстро. Один охлюпкой водрузился на Малика, другой вернулся в самолёт, предварительно отлив на колесо. Это было ошибкой. Вторая ошибка – долгий пристальный взгляд в спину уехавшим и осуждение, будто комплемент себе любимому: «Свинская порода! Лишь бы похоть утолить!»

Доли секунды достало Сошникову Аксёну открытое пространство пересечь, на подножку взвиться, пихнуть пилота в кабину и за ним последовать. Что там сталось – Бог весть, но самолёт зарокотал, покатился, оторвался от земли, сделав внятную дугу, повернул на Кладезь.

Высыпавшие из кустов «цыганята» загалдели бы, да Степан кулаком пригрозил: тихо, мол. Только тишина – уже прошлый век. Своевременно сориентировавшись, Кружилины обезвредили шпиона.

Чем больше иллюзия, что вы начали, и у вас получается, тем больнее отрезвление. Дитеру не до поглядушек, а Ганс обомлел: задержанный развязан, без кляпа, идёт по дороге. Ошеломлённость в лице, и, по всему видать, не посмел сопротивляться.

Оно и да. Оглушённый близостью женщины, изголодавшийся самец не заметил, как оружие исчезло, и куда-то делся конь. Зато он (в отличие от немецкого недоросля) опознал кругом то самое: бойцов сверхчеловеческой выдержки и уникальных умений, главное из которых - спасти беззащитного, безоружного, невинного и, если надо, пожертвовать собственной жизнью. Не колеблясь пожертвовать, просто потому, что так надо.

Они могут себе позволить роскошь ненасилия, ведь лишь «герой» (вроде Фогеля), готовый в любую минуту спать вечным сном, посмеет им сопротивляться.

 «Они даже могут и слов не терять, - некогда развлекался по этому поводу Мунтян. – Выучка подобного уровня развивает у воинов боевые навыки парапсихологии, вплоть до полёта в нужную точку заданного количества пуль и дистанционного прочтения лежащих в сейфе документов».

Мунтян убит предателем. Фогель занят рукой и ногой. Можно потешаться, только не до потех пойманному, ведь навстречу - Сулимов. Именно он – причина и уверенность в том, что дёргаться – себе дороже.

- Знаете, Дмитрий Данилыч? – Спросил Степан, кивнув на задержанного.

- Да.

- И что скажете?

- Ничего. Морской корпус. Значит (по выражению современной молодёжи), «дела – совершенный отстойник». Гена, Алёшенька пусть играются, если захотят, ещё кто там у них. А мы вот сейчас лошадку - во имя Отца и Сына и Святого духа. Следует благословить после осквернения, тем и кончен труд.

- Пакость. – Обронила жалкое слово Люба. – Не буду больше. Прахом всё поди.

- Не буду! – Передразнил Степан. – Кто б сомневался! Думаешь, они готовы ежедневно самолёты подавать тебе на сладкое!

Кругом засмеялись, отогнав тугу, и тотчас «проснулся» ветер, пустившись вслед за истаявшим звуком мотора.

- Ампула с ядом, представляешь! – Показала стекляшку на ладони Люба. – Я-то считала, эдак в сказках бывает, да вот же! А ты, собака такой! Опять штаны дырявые!

- Ну, мам! Ну чо! – Загнусил Гришка. – Колючий же куст! Чего уже, а?

- Сымай, вот чего, сакмогон недопеченный. Да поторопись: девки едут – сраму-то!

Прохор подал Гришке запасные штаны, растянул меж пальцев прореху: «штопать с удобствами». Будто напуганный ребёнок, Люба прижалась к мужу. Он глянул близко и увидел в глазах жены ужас обречённости.

- А ведь пойду, - шепнула она, – за тебя и за сынов на все муки пойду, потому что люблю. Больше жизни люблю, заметно больше, хоть что делай.

 

***

Настоящее редко бывает разноцветным, брызжущим яркостью, вызывающим смех - пусть даже счастливый смех. Оно и так. Не существует ни голубого неба, ни красных роз, ни зелёной травы, ни жёлтых цыплят. Есть однотонные объекты, так или иначе воспринимаемые.

Чёрно-белое кино показало человечеству правду. То, что мы называем цветом, по сути - способность глаза различать электромагнитные волны разной длины. Цвет в нашем восприятии зависит от множества факторов: степени освещённости объекта, структуры его поверхности, окружающего фона, температуры и так далее. Наш мозг научился маркировать эти волны, оценивая их, в то время как огромное количество других живых существ прекрасно обходится без цветного зрения, и даже для нас ночью все кошки серые.

Правда полезней, обман приятней, ведь мысль о том, что в реальном мире мерзавцы и герои распределяются как-то очень запутано и непонятно, недопустима, поскольку подрывает боевой дух, ибо мерзость для Египтян всякий пастух овец. А ещё – очень приятны слабоумие и отвага! Синергия этих качеств даёт удивительно весёлые и трогательные результаты.

- Лётчик – военнопленный и подлежит конвенции, - будто «автоматон», * «отстегнул» замороженную фразу Фогель.

- Чему подлежит! – Вытаращился Тиханенков. – Этот! Охотник на стариков и детей! согласно всем конвенциям повешению на трухлявой берёзе он подлежит. Берёзы, как ты видишь, здесь отсутствуют, и только потому негодяй поехал далее туда, где есть ему, из чего выбрать. Благодари Бога, адвокат, что не тебя этот благородный воин из пулемёта пришпилил к дороге. Им нет разницы: убивают всё, что движется.

- А если тебя повесить! – Бросился в атаку Дитер.

- Царь Македонии Филипп II, - изрёк Сергей назидательным тоном, будто учитель с кафедры, - писал Спартанцам: "Советую вам сдаться немедленно, потому что если моя армия войдёт в ваши земли, я уничтожу сады, порабощу людей и разрушу город". На это спартанские эфоры ответили одним словом: "Если". Так-то вот. Мели Емеля – твоя неделя! – Докончил по-русски урок «Архангел», шарахнувшись от подводы, выехавшей из-за изгиба дороги.

 

***

Сформированный на Палешах обоз, принимая довески с хуторов, едва плетётся, однако лошади принуждены тащить груз превыше сил и выглядят утомлёнными. До поста, где ожидает смена, порядка восьми вёрст, а значит – больше часа времени.

На первой подводе Еремей Сошников: пасечник, умелец по бортям и погодным приметам. Правило его, у кого-то из святых перенятое: «Когда человек сознательно, по смиренномудрию и из-за страха Божия, молчит, тогда глаголют небеса, и Бог открывает истину».

«Роза? – Переспрашивает сам себя Еремей. – «Роза вянет от мороза» - побасёнка эдакая есть. А ведь Сашка так и сказал, увидев девицу на росстани. Она тем же ответила - объятиями. Получается, пароль с отзывом. Именно поэтому она ему отдалась. Сашка пошутил, ей же оказалось – не до шуток. Вот так доля! Сколь жила, притаившись. Каковы задумки у таких людей? Неужели сурьёзный на немцев расчёт! Любаша же! В склад ответила! Случай там и тут? А может – промышление: Господь, должно быть, подсказал. Иначе – не сложилось бы».

Дорога широка, возы – парами. Ганса с Дитером на пятый ряд посадили, задержанного – дальше. Семён Кружилин взялся лично охранять. Много пустых подвод. Возницами – девочки: та, что кофе допить пыталась и другие (которых Бастиан видел у пишущих машинок).

- Вот приказ, мои хорошие, – говорит Сулимов. – Лида, Машенька! Помните ли? Приказ остался прежним и вовек останется. Подругам тоже передайте: «НЕ-СО-ВАТЬ-СЯ!» - Вывел генерал в воздухе громадные буквы. – Запомнили? – переспросил. – Ещё раз повторяю: «НЕ-СО-ВАТЬ-СЯ!» это – залог успеха. Взяты наблюдателями, вот и наблюдайте очень внимательно, замечая каждую травинку, каждый лист, всякое облако в небе.

Бастиан запомнил и нарисовал изображённые Сулимовым знаки, ведь давно уж карандашом в мешке, не глядя, помимо нот записывал слова, показавшиеся важными, а также те, которые сумел воспринять по звукам. Это (он справедливо предположил) создаст картину сопротивления обстоятельствам, то и вышло. Что подумали про Ганса гестаповцы, осталось тайной. Дитер же был доволен тем, как выгораживает его товарищ, и Нина пару-тройку мгновений восторга получила в мрачном бытовании.

 

***

- Что значит слово «kabyzdoh»? - Спросил Шлютер.

- Так вас назвали? - Покраснела до кончиков ушей Нина.

- Я знаю! Знаю! – Залепетал Бастиан. – Это самолёт!

- Самолёт? – удивился Шиммель.

- Да! С деревянными крыльями, но чрезвычайно юркий. Есть ещё «Гамадрил» и «Росинант».

- Кабыздох, - объяснила Нина, тощая, паршивая, вздорная собака, достойная того, чтоб в любую минуту околеть. Это весьма желательно и не получается по причине чрезвычайной живучести пса.

- Если так, - заметил Финк, всё у них в порядке.

 

***

Он ошибся – не всё. Обгоняя лошадей, с того конца примчалась и прыгнула в объятия Стёпки дочь. Один лишь миг, единая искорка радости блеснула в глазах его, сменившись опрокидывающим небеса горем.

- Сомова поймали! – Шепнула Аня. – Как это, а! Будет-то чего? Вызволить бы!

- Пошли уж, - одними губами ответил Степан, - нельзя подымать волну, дёргаться тоже нельзя. Перед боем – куда ни то, а в жданье! Лучше притаить известие. Молись, девонька, сколь можешь, Господа проси, то и делов теперь с нашей стороны.

Гладит, гладит он её ладонью по спине, под волосы пальцем забрался, ушко нашёл… взгляд же тяжёл, будто гнёт бочковой, на Фогеля уставлен. Точнее сказать – за него туда, где колеблемые ветром, сплотились кусты ежевики. Видит Стёпка позади малого нечто, достойное такого взгляда.

Обернулся Дитер – нет никого, лишь пустота беспросветно-чёрная в лучах склонившегося на вечер солнца. Глянул он туда и закричал тонко, пронзительно, будто заяц в силках.

Стёпка выпрямился, посадил Аню рядом с братом, который слышал про Сомова.

- Надо ему, - сказал, - зайдётся ведь.

Поднялась рука, сложилось троеперстие во имя Отца и Сына, и Святого духа. Больше Степан для Дитера сделать ничего не смог, потому что порядок следует вести.


1. Портативный радиоприёмник.
2. Радиоприёмник, , выпущенный к олимпийским играм 1936 года.
3. Лев Толстой "Война и мир".
4. Евангелие от Иоанна. ГЛАВА 2. Стих 25.
5. "Fieseler Fi.156 Storch" - одномоторный разведсамолёт.
6. "  - HJ-Fahrtenmesser" -  декоративное оружие, формой напоминавшее штык. Вручался в качестве знака отличия за усердие в учёбе и с целью подчеркнуть привилегированность.
7. "Кровь и честь" (нем.)
8. Притчи Соломона. Глава 21.  Стих 31.
9. Швейцарская механическая кукла.



Продолжение:
http://stihi.ru/2020/08/18/643