Альфред Гонг. Генеалогия

Их имена не выведены вензелями на форзатце библии,
Они не оставили мне своих воспоминаний и конечно же
никакого генеалогического древа. Но и покоя тоже:
бушующие сны в крови, не дающие мне, усталому, покоя.

Всегда были маленькими людьми, свои шатры
не разбивали на столбовых дорогах истории.
Газеты доходили до них редко, чаще из третьих рук,
и беду встречали как все божьи твари: что ж поделаешь.

Появляется древнейший: галилейский горшечник,
не интересовавшийся пересудами баб и рыбаков
о новом пророке, знал только свой гончарный круг и
сборщика податей, закончил жизнь под пытками римлян-
этот вечно гребёт по моей аорте против течения.

Или другой, ростовщик из Барселоны, в сводчатом подвале
проверявший монеты испорченными зубами:
расстался со своими деньгами, хоть и неохотно,
но бога своего не сдал и прославлял его громко
сто раз, пока огонь не достиг языка.
Этот приходит ко мне в горячке и с пылающей бородой.

Должен упомянуть ещё одного: рождённый девять лун
спустя после Киевского погрома, извозчик с васильковыми
глазами и соломенным чубом; пил, ругался как козак,
хлестал жену и целовал своего сивку. Просыпается он
во мне, катаю снежные комья и пою.

Маленькие люди, анонимные тени в моей крови,
и где то там же дрейфует потерянное звено.
Слишком устал, отыскать его, слишком слаб,
нести его дальше, а бог мой не посещает меня.


Alfred Gong. Genealogie

Nicht auf dem Vorsatz einer Bibel kalligraphiert
ihre Daten und gar keinen Stammbaum dem Letzten
hinterlassen. Doch Ruhe geben sie nicht: schlafen
im Blut und wettern als Tr;ume mir M;dem.

Waren immer kleine Leute gewesen, ihre Zelte
standen nicht an der Landstra;e der Geschichte,
Zeitung erreichte sie selten, aus dritter Hand meist,
Unheil begegneten sie wie Gottes Tiere: unerfindlich.

Auftaucht der fr;heste Ahn: ein galil;ischer T;pfer,
hatte kein Ohr f;rs Geschw;tz der Weiber und Fischer
vom neuesten Messias, kannte nur Drehscheibe und
Steuereinnehmer, endete auf einer r;mischen Gelja; –
und rudert unendlich durch meine Aorta stromaufw;rts.

Oder ein andrer, bus zu Barcelona in einem Gew;lbe
M;nzen mit seinen l;dierten Z;hnen pr;fte –
trennte sich von seinem Gold, wenn auch nicht leicht,
doch seinen Gott gab er nicht auf und gr;;te ihn
hundertmal laut, bis das Feuer auch seine Zunge erreichte.
Der besucht mich im Fieber mit brennendem Bart.

Noch einen mu; ich erw;hnen: Geboren neun Monde
nach dem Pogrom von Kiew, ein Fuhrmann mit Kornblumen–
augen und goldenem Scheitel, trank, fluchte wie ein Kosak,
peitschte die Frau und k;;te die Schimmel. Erwacht er
in mir, ball ich den Schnee und singe.

Kleine Leute, anonyme Schattenl;ufer durch mein Blut,
und darin driftet irgendwo die verlorene Staffel.
Zu m;d, sie zu finden, zu schwach, sie weiter zu tragen,
und mein Gott bleibt mir unsichtbar.