Рецензия на «Экспертный обзор Владимир Штокман Итоги года-2014» (Большой Литературный Клуб)

ЧЕН КИМУ

Уважаемый Александр, поскольку под Вашим замечанием развернулась какая-то кабацкая перебранка, позволю себе обратиться к Вам в отдельном комментарии.

Во-первых, Лаэртского, Лесина и Елизарова я притянул за уши не для того, чтобы сравнить Ваше стихотворение с их творчеством, что конечно же не имеет смысла, а лишь для того, чтобы никому не пришло в голову, будто я являюсь одним из тех поборников нравственности, которые при слове «пиписка» сначала падают в обморок, а потом начинают строчить доносы в соответствующие органы.

Во-вторых, я внимательно прочел Вашу подборку и, смею надеяться, понял достаточно, чтобы составить о ней свое мнение, что и привело к такому, а не иному моему решению. Вся прелесть анонимного рецензирования в том и заключается, что дает хоть какую-то иллюзию «гамбургского счета». Конечно, при этом возможны разного рода неожиданности, можно, например, ненароком обидеть общепризнанного «гения», и тогда возникает вопрос о компетентности рецензента. Или о «гениальности» претендента.

Я почитал Ваши стихи в «интернетах» и должен признать, что у Вас есть много симпатичных и весьма толковых текстов, но это уже предмет для другого разговора, а уж коль скоро Вы так уперлись при этом «Бетельгейзе» я попробую более подробно объяснить свою позицию, чтобы у Вас не осталось сомнений, что я понял смысл написанного Вами. В конце концов, всю подборку я отклонил именно из-за этого текста, и мне не хотелось бы, чтобы на этот счет остались какие-либо недомолвки.

Мне понятна Ваша обида. Лет тридцать назад, когда я считал себя уже вполне состоявшимся стихотворцем, хотя и известным лишь в весьма узких провинциальных кругах :), мои стишки попали в руки к большому поэту, живому классику, одному из нескольких легендарных «шестидесятников» (не стану называть его имени, дабы незаслуженно не «отсвечивать» в лучах его славы). Я, конечно, не рассчитывал на то, что сразу же получу от мэтра бессрочный пропуск на Парнас, но и надежда на доброе слово, которое, как известно и кошке приятно, все же теплилась. Каково же было мое разочарование, когда я увидел свою рукопись вдоль и поперек испещренную едкими критическими замечаниями, а особенно обидно было то, что самое «любимое» мое стихотворение, которое я считал своей огромной удачей, было снабжено таким убийственным комментарием, что я просто остолбенел. И лишь возле одного весьма, с моей точки зрения, непритязательного текста стоял жирный плюс с тремя восклицательными знаками. Теперь-то я понимаю, что Поэт был прав. И мораль сей байки вовсе не в том, что теперь я, весь из себя такой умудренный, поучаю Вас что и как писать (я умею писать только свои стихи ;), а в том, что автор порой сам не в состоянии адекватно оценить то, что он делает, а литературный процесс, как сложная система, требует огромного количества обратных связей. А иначе на хрена были бы все эти конкурсы, отзывы, критические статьи и рецензии? Так что поймите меня правильно и не обессудьте за прямоту.

Но, вернемся к Вашему тексту и присмотримся к нему повнимательней.

«Бетельгейзе это звезда» — поставив в заголовок банальный факт из учебника астрономии автор несомненно преследовал некую цель. Озаглавь он свой текст, например, «Дуб это дерево» или «Корова это животное» он мгновенно достиг бы комического эффекта вне зависимости от того, что было бы написано далее. Однако, загадочное слово «бетельгейзе» способно произвести неизгладимое впечатление на лиц с неполным средним образованием, а уж знание того факта, что «это звезда» делает в их глазах носителя этого знания светочем разума и гигантом мысли. Для всех же прочих это утверждение, поставленное в заголовок стихотворения свидетельствует о том, что автор «во первых строках письма» желает обозначить свое превосходство над читателем, дескать, ага, а вы небось и не знали, а я вот знаю, и это знание меня самого к звездам сразу как-то приближает, дескать, я «Каин и Манфред», а вы — «мелкая сошка», и вообще я свой сказ начинаю со столь высоких материй потому, что я еще и не такое знаю, приготовьтесь заранее, чтобы на задницу не упасть. На языке учащихся ПТУ это называется, прошу прощения, «дешевые понты».

Дабы в дальнейшем не переходить на личности и не усугублять обид, договоримся, что поэзия — это игра, своего рода театр, в котором автор лишь режиссер, реализующий в словесно-образной форме свои художественные фантазии, и воспользуемся концепцией нетождественного автору «лирического героя».

Автор, уже в заголовке поставивший своего лирического героя в несколько неестественную позу «небожителя», в первом катрене вкладывает в его уста вопрос, обращенный к «добрым людям», то есть, к народу, а также к самому Господу Богу: «В этой жизни когда-нибудь будет // Смысл такой же великий как смерть?» И в этом вопросе имплицитно содержится утверждение, что основным смыслом и целью бытия является смерть и иного смысла нет и неизвестно, будет ли. Эта проблематика достаточно глубоко разработана в трудах Хайдеггера и Сартра. Однако, лирического героя, по всей видимости, не удовлетворяют ответы, данные философами, как чуждо ему и учение Церкви о бессмертии души, коль скоро он по-прежнему задается этим вопросом, и жаждет иного смысла жизни, чем «бытие к смерти» или вечное спасение.

Кстати, с точки зрения христианского богословия, подобный вопрос, адресованный к Всевышнему звучит откровенным богохульством, и если бы Господь услышал-таки вопрошающего, его ответ, вероятно, был бы таков: «Читай Священное Писание, сынок, и будет тебе и счастье и смысл». Но, по всей видимости, обращение к Богу в данной случае является всего лишь риторической фигурой речи, поэтому не будем слишком строги к лирическому герою и посмотрим, куда же приведут его духовные искания.

Антитезис заданному вопросу содержится в первой части второго катрена: «Откровенных и честных ответов // Не дают мне ни бог, ни народ...», что следует понимать, как подтверждение укрытых в зачине стихотворения предположений о том, что ответов на свой вопрос о смысле жизни лирический герой не находит ни в философии, ни в фольклоре, ни в религии, а если и находит, то они кажутся ему недостаточно честными и откровенными.

И тут-то на лирического героя и снисходит спасительный синтез. Оказывается, что все эти вопросы о жизни, смерти и их смысле вообще никого не волнуют, кроме как «русских поэтов». Причем, это в крайней степени спорное утверждение преподносится в форме обращения к «милому другу». Кто же этот «милый друг» и из чьих уст слышим мы это «откровение»? Можно было бы предположить, что это слова «народа» или «бога», то есть тот самый «неоткровенный» и «нечестный» ответ, но это предположение сделало бы текст совсем уж абсурдным. Так же я гоню от себя мысль, что это сам автор, сняв маску и выйдя из тьмы прямым текстом успокаивает своего лирического героя, дескать, да ну их нах, этот народ и этого бога, все равно кроме нас, русских поэтов это никого не колышет, так что, расслабься, чувак... Судя по всему, автор все же человек приличный и такой фамильярности по отношению к лирическому герою не стал бы допускать. Нет, нет, это скорее всего сам лирический герой приходит к такому неутешительному выводу и высказывает его в столь изысканной форме, ну есть в русской поэзии у лирических героев такая традиция — обратиться к читателю в доверительно-панибратской форме, да еще и крепкое словцо в конце припечатать, мол, я ж из наших, из заводских!

Если текст ничем не притворяется и ведет с читателем честную игру, то в нем допустимо все — и нецензурная лексика, и сомнительные с точки зрения обыденной морали и формальной логики утверждения, но если он в своей гордыни балансирует над пропастью между «Я» и «они», между возвышенным и низменным, то рискует потерять равновесие и соскользнуть в пучину пошлости. И тогда не спасут ни звездные выси, ни философские вопросы, ни надрывно-пафосный слог: «Милый друг, кроме русских поэтов // Никого это все не е_бет...»

Впрочем, бог с ним, с этим матерным словом, там и без него все гораздо хуже. Поскольку стремление удержать пафосную позу зачастую заставляет произносить речи, не соответствующие действительности. Вот так и хочется сказать этому «лирическому герою»: «Поздравляю вас, гражданин, соврамши». Вот, например, китайские, поэты решали экзистенциально-эсхатологические вопросы в те времена, когда далекие предки «русских поэтов» еще бегали в звериных шкурах по лесам в поисках чего-нибудь пожрать. Не говоря уже об античной поэзии. Впрочем, зачем далеко ходить во времена давно минувшие. Как человек более 30 лет занимающийся польской поэзией, я со всей ответственностью заявляю, что польских поэтов, кроме ставшего общим местом поэтического дискурса вопроса о смысле жизни интересуют и такие вещи, до которых многим русским поэтам еще следовало бы дорасти. Поэтому последнее утверждение является неправдивым и в какой-то степени даже шовинистическим, отказывая другим народам в способности и желании обращаться в своей поэзии к вопросам смысла жизни и смерти ;).

Таким образом, рассмотренное стихотворение, написанное с использованием неудачного смешения высокого и низкого стилей, является идеологически незрелым, этически амбивалентным и ложным по сути сказанного. То есть, мягко говоря, художественно несовершенным. Q. E. D.

Александр, я надеюсь, что убедил Вас в том, что не отнесся поверхностно к Вашему стихотворению и довольно глубоко проник в его смысл. Я, конечно, отдаю себе отчет, что Вы, наверное, хотели в нем сказать что-то совсем другое, очень важное, возвышенное и не предполагали такого прочтения. Но тем не менее оно существует. И пусть мой «жестокий» анализ заставит вас задуматься, а не станет поводом для новых обид. В конце концов, как я узнал из открытых источников, Ваше творчество довольно популярно в сети, поэтому с Вас и спрос больше. :)

Владимир Штокман   10.12.2014 18:28   •   Заявить о нарушении