Afer - написанные рецензии

Рецензия на «Весеннее настроение» (Night Dancing)

Hey!!!
I want to present you 780 points(just for fun). I am about to retreat from this fockin' site. Well, it was a pleasure to talk to you. May be one day we'll see each other. Adios para siempre, la vida no significa nada.

Your Anton

Afer   22.12.2004 13:08   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «римские сны о лете» (Ember)

Кстати, о римлянах...

РИМЛЯНИН

Я никогда не забуду эти грязные, затхлые простыни и их одиозную хозяйку, толстую безобразную жабу, по-имени Лида. Память до конца моих дней будет гнобить меня печальными воспоминаниями, исполненными горя и боли, Морфей до конца моих дней будет терзать меня печальными снами, в которых нагая Лида дышит мне в ухо, умоляя подарить ей три заветных слова и я, превозмогая ненависть и отвращение, целую её тонкие, злые губы, ласкаю её гадкое тело, шепчу, что… люблю её. Но к чертям воспоминания, Морфея и бегемотообразную тварь. Теперь всё это не имеет никакого значения. Я сломал свою гордость, переступил через себя и уже в шаге от воплощения моего коварного замысла. Теперь для меня нет ничего ценнее белоснежного ублюдка в моём рюкзаке, до отказа напичканного чёрно-белыми фотографиями, изображающими возмутительное соитие Аполлона и склизкой Лидушки (ударение на у).
Солнце нежит меня и Арончика, моего вернейшего питбульку, своим щедрым июльским теплом. Сегодня мы великолепно выспались, чудесно отзавтракали бутербродами с красной икрой и пижоновато разоделись. На мне брутальная шотландская юбка, белая майка, выгодно подчёркивающая сталь моих мускулов, резиновые кеды на мягком ходу и синий потрёпанный рюкзак марки «Pistolero». Арончик выряжен в льняную салатовую рубашечку и чёрные карликовые очёчки. Мы вопиюще не похожи на блёклых, среднестатистических прохожих нашего застиранного, провинциального городка. Завидев нас, дамы охают, старые пердуны ахают, а те, кто умудряются не проронить ни звука, вылупляют полтинником очумевшие глазки. Фак оф, пипл! Фак оф, сирость и инкубатор! Сегодня мы будем куролесить.
Почему-то раньше я не замечал всю прелесть Любинского проспекта, магию пыльного променада, невозмутимость бронзового Ленина, романтику исполинских витрин. Неужели у человека нужно отобрать всё то, к чему он так привык, чтобы он наново научился наслаждаться окружающим его миром? Я вдыхаю грязный знойный воздух и млею от его пряности. В данную минуту я люблю и ненавижу свой город. Как там у Катулла?

Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior*.

Люблю его, потому что всё моё беззаботное детство прошло здесь, потому что здесь я встретил свою первую любовь. Ненавижу, потому что скоро, очень скоро я его потеряю на два года. Потеряю точно так же, как когда-то потерял свою первую любовь. Загубить двадцать четыре месяца, возможно лучших в моей жизни, в оголтелой армии? И ради кого? Ради мудака Петра Альбертовича, завалившего меня на лексикологии аглицкого языка. Мне не было бы так обидно, если бы меня отчислили, скажем, из-за строптивости какой-нибудь молоденькой, миловидной самочки, одуревшей от власти преподавательского чина, но, чтобы «Римлянин» решал мою судьбу…
Короткая стрелка часов почти на четвёрке. Арончик, разморенный жарой, высунув язык, хрипловато дышит. До места назначения осталось метров пятьсот, не больше. В запасе у нас ещё полчаса. Я привязываю питбульку к дереву, а сам захожу в молочный за тетрапаком кефира. В магазине, продавщица (дородная пучеглазая тётя преклонных лет) при виде моей «шотландки» делает лицо вопросительным кирпичом. Смотри, смотри, тётя. Мне не жалко. Когда-то ты ещё увидишь Аполлона в юбке? На мой вопрос, она, не меняя выражения своей неумной физии, отвечает, что кефир закончился. Я готов ей врезать промеж зенок, но каким-то непонятным мне образом сдерживаюсь и покупаю варенец.
Мы сидим на облупленной, изрезанной перочинным ножичком лавке. Арончик вертит головой по сторонам, видимо, в поисках сучки, я же, морщась, потягиваю кисломолочное пойло. Хоть духота и спала, но всё - равно сидеть довольно-таки тяжко. С минуту на минуту должны подъехать ребята. Скорей бы, а то становится скучно. Если бы Арончик понимал мою речь, то я бы ему рассказал, что кличку «Римлянин» он получил из-за своей вечной привычки не вылазить из колхозных сандалий а ля с понтом Рим. А ещё у него худосочные коленки и безволосые дебелые голяшки. Но не муфлон ли?
Итак, я более чем уверен, что читатель уже потерял нить логики в моём сбивчивом рассказе и жаждет наконец-то узнать ху из ху. На самом же, деле всё очень просто. Два пижона (т.е. мы) выжидаем появление «Римлянина», который имеет обыкновение каждое воскресенье в 16 часов 30 минут захаживать к своему другу (старому латентному педерасту) Валентину Ивановичу Шишикину. Двух приятелей связывает давняя дружба, зародившаяся, согласно раздобытым Гошей сведениям, аж ещё на школьной скамье. Значит каждое воскре… А вот и объект. Те же непотопляемые шортики, сандалики и, опаньки, букетик полевых цветочков. Интересно кому? Направляется к своей белой «Хонде» 88 года выпуска, достаёт из левого кармана ключ, вставляет его в замок, поворачивает, открывает дверь, кидает букетик на заднее сиденье и… получает серию ударов в голову от вовремя подоспевших Армана и его ребятишек. Да, да, врежьте пузатому педерастине как следует. Ай, да Армаша, ай, да сукин сын - биту с собой прихватил. Не надо только щадить старикашечку, он крепенький, удар биты должен держать как надо…
Я расстёгиваю свой синий рюкзак марки «Pistolero» и извлекаю на свет белоснежного ублюдка, до отказа напичканного теми самыми чёрно-белыми фотографиями Лидушки. Холодок пробегает по моей широкой спине, когда та ночь так явственно встаёт перед моими глазами. Конечно, я никогда не забуду эти грязные, затхлые подобия простыней и их жабоподобную хозяйку (неудивительно, что она похожа на жабу, как говорится, каков папенька, такова и доченька), конечно, до конца моей жизни мне придётся каждую ночь просыпаться в холодном поту, но месть, сладчайшая месть стоит того, чтобы ради неё идти на такие жертвы…
16 часов 34 минуты: «Римлянин» в бессознательном состоянии распластанный на пузе лежит рядом со своей «Хондой», треснувшие очки покоятся подле него. Ребята сработали чисто, кровушки ни-ни. Я аккуратно запихиваю белого ублюдка бегемоту в нажопный карман шорт и скорым шагом направляюсь вместе с Арончиком к автобусной остановке. Оглядываюсь по сторонам. Ни души. Забились по норам. Правильно, знают, что с Арманом шутки плохи. Допиваю остатки варенца и ловлю себя на мысли, что если бы мой питбулька был обучен аглицкому, то он бы без особого труда перевёл незамысловатую, но весьма поучительную фразу, выведенную на конверте моей подвыпившей рукой: Payback is the motherfucker, biaaatch!

Afer   19.12.2004 20:13   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «До встречи!» (Питерский Клуб)

Всем читать меня(совет)


РИМЛЯНИН
Я никогда не забуду эти грязные, затхлые простыни и их одиозную хозяйку, толстую безобразную жабу, по-имени Лида. Память до конца моих дней будет гнобить меня печальными воспоминаниями, исполненными горя и боли, Морфей до конца моих дней будет терзать меня печальными снами, в которых нагая Лида дышит мне в ухо, умоляя подарить ей три заветных слова и я, превозмогая ненависть и отвращение, целую её тонкие, злые губы, ласкаю её гадкое тело, шепчу, что… люблю её. Но к чертям воспоминания, Морфея и бегемотообразную тварь. Теперь всё это не имеет никакого значения. Я сломал свою гордость, переступил через себя и уже в шаге от воплощения моего коварного замысла. Теперь для меня нет ничего ценнее белоснежного ублюдка в моём рюкзаке, до отказа напичканного чёрно-белыми фотографиями, изображающими возмутительное соитие Аполлона и склизкой Лидушки (ударение на у).
Солнце нежит меня и Арончика, моего вернейшего питбульку, своим щедрым июльским теплом. Сегодня мы великолепно выспались, чудесно отзавтракали бутербродами с красной икрой и пижоновато разоделись. На мне брутальная шотландская юбка, белая майка, выгодно подчёркивающая сталь моих мускулов, резиновые кеды на мягком ходу и синий потрёпанный рюкзак марки «Pistolero». Арончик выряжен в льняную салатовую рубашечку и чёрные карликовые очёчки. Мы вопиюще не похожи на блёклых, среднестатистических прохожих нашего застиранного, провинциального городка. Завидев нас, дамы охают, старые пердуны ахают, а те, кто умудряются не проронить ни звука, вылупляют полтинником очумевшие глазки. Фак оф, пипл! Фак оф, сирость и инкубатор! Сегодня мы будем куролесить.
Почему-то раньше я не замечал всю прелесть Любинского проспекта, магию пыльного променада, невозмутимость бронзового Ленина, романтику исполинских витрин. Неужели у человека нужно отобрать всё то, к чему он так привык, чтобы он наново научился наслаждаться окружающим его миром? Я вдыхаю грязный знойный воздух и млею от его пряности. В данную минуту я люблю и ненавижу свой город. Как там у Катулла?

Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior*.

Люблю его, потому что всё моё беззаботное детство прошло здесь, потому что здесь я встретил свою первую любовь. Ненавижу, потому что скоро, очень скоро я его потеряю на два года. Потеряю точно так же, как когда-то потерял свою первую любовь. Загубить двадцать четыре месяца, возможно лучших в моей жизни, в оголтелой армии? И ради кого? Ради мудака Петра Альбертовича, завалившего меня на лексикологии аглицкого языка. Мне не было бы так обидно, если бы меня отчислили, скажем, из-за строптивости какой-нибудь молоденькой, миловидной самочки, одуревшей от власти преподавательского чина, но, чтобы «Римлянин» решал мою судьбу…
Короткая стрелка часов почти на четвёрке. Арончик, разморенный жарой, высунув язык, хрипловато дышит. До места назначения осталось метров пятьсот, не больше. В запасе у нас ещё полчаса. Я привязываю питбульку к дереву, а сам захожу в молочный за тетрапаком кефира. В магазине, продавщица (дородная пучеглазая тётя преклонных лет) при виде моей «шотландки» делает лицо вопросительным кирпичом. Смотри, смотри, тётя. Мне не жалко. Когда-то ты ещё увидишь Аполлона в юбке? На мой вопрос, она, не меняя выражения своей неумной физии, отвечает, что кефир закончился. Я готов ей врезать промеж зенок, но каким-то непонятным мне образом сдерживаюсь и покупаю варенец.
Мы сидим на облупленной, изрезанной перочинным ножичком лавке. Арончик вертит головой по сторонам, видимо, в поисках сучки, я же, морщась, потягиваю кисломолочное пойло. Хоть духота и спала, но всё - равно сидеть довольно-таки тяжко. С минуту на минуту должны подъехать ребята. Скорей бы, а то становится скучно. Если бы Арончик понимал мою речь, то я бы ему рассказал, что кличку «Римлянин» он получил из-за своей вечной привычки не вылазить из колхозных сандалий а ля с понтом Рим. А ещё у него худосочные коленки и безволосые дебелые голяшки. Но не муфлон ли?
Итак, я более чем уверен, что читатель уже потерял нить логики в моём сбивчивом рассказе и жаждет наконец-то узнать ху из ху. На самом же, деле всё очень просто. Два пижона (т.е. мы) выжидаем появление «Римлянина», который имеет обыкновение каждое воскресенье в 16 часов 30 минут захаживать к своему другу (старому латентному педерасту) Валентину Ивановичу Шишикину. Двух приятелей связывает давняя дружба, зародившаяся, согласно раздобытым Гошей сведениям, аж ещё на школьной скамье. Значит каждое воскре… А вот и объект. Те же непотопляемые шортики, сандалики и, опаньки, букетик полевых цветочков. Интересно кому? Направляется к своей белой «Хонде» 88 года выпуска, достаёт из левого кармана ключ, вставляет его в замок, поворачивает, открывает дверь, кидает букетик на заднее сиденье и… получает серию ударов в голову от вовремя подоспевших Армана и его ребятишек. Да, да, врежьте пузатому педерастине как следует. Ай, да Армаша, ай, да сукин сын - биту с собой прихватил. Не надо только щадить старикашечку, он крепенький, удар биты должен держать как надо…
Я расстёгиваю свой синий рюкзак марки «Pistolero» и извлекаю на свет белоснежного ублюдка, до отказа напичканного теми самыми чёрно-белыми фотографиями Лидушки. Холодок пробегает по моей широкой спине, когда та ночь так явственно встаёт перед моими глазами. Конечно, я никогда не забуду эти грязные, затхлые подобия простыней и их жабоподобную хозяйку (неудивительно, что она похожа на жабу, как говорится, каков папенька, такова и доченька), конечно, до конца моей жизни мне придётся каждую ночь просыпаться в холодном поту, но месть, сладчайшая месть стоит того, чтобы ради неё идти на такие жертвы…
16 часов 34 минуты: «Римлянин» в бессознательном состоянии распластанный на пузе лежит рядом со своей «Хондой», треснувшие очки покоятся подле него. Ребята сработали чисто, кровушки ни-ни. Я аккуратно запихиваю белого ублюдка бегемоту в нажопный карман шорт и скорым шагом направляюсь вместе с Арончиком к автобусной остановке. Оглядываюсь по сторонам. Ни души. Забились по норам. Правильно, знают, что с Арманом шутки плохи. Допиваю остатки варенца и ловлю себя на мысли, что если бы мой питбулька был обучен аглицкому, то он бы без особого труда перевёл незамысловатую, но весьма поучительную фразу, выведенную на конверте моей подвыпившей рукой: Payback is the motherfucker, biaaatch!

Afer   19.12.2004 20:07   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «До встречи!» (Питерский Клуб)

Всем читать меня(совет)


РИМЛЯНИН
Я никогда не забуду эти грязные, затхлые простыни и их одиозную хозяйку, толстую безобразную жабу, по-имени Лида. Память до конца моих дней будет гнобить меня печальными воспоминаниями, исполненными горя и боли, Морфей до конца моих дней будет терзать меня печальными снами, в которых нагая Лида дышит мне в ухо, умоляя подарить ей три заветных слова и я, превозмогая ненависть и отвращение, целую её тонкие, злые губы, ласкаю её гадкое тело, шепчу, что… люблю её. Но к чертям воспоминания, Морфея и бегемотообразную тварь. Теперь всё это не имеет никакого значения. Я сломал свою гордость, переступил через себя и уже в шаге от воплощения моего коварного замысла. Теперь для меня нет ничего ценнее белоснежного ублюдка в моём рюкзаке, до отказа напичканного чёрно-белыми фотографиями, изображающими возмутительное соитие Аполлона и склизкой Лидушки (ударение на у).
Солнце нежит меня и Арончика, моего вернейшего питбульку, своим щедрым июльским теплом. Сегодня мы великолепно выспались, чудесно отзавтракали бутербродами с красной икрой и пижоновато разоделись. На мне брутальная шотландская юбка, белая майка, выгодно подчёркивающая сталь моих мускулов, резиновые кеды на мягком ходу и синий потрёпанный рюкзак марки «Pistolero». Арончик выряжен в льняную салатовую рубашечку и чёрные карликовые очёчки. Мы вопиюще не похожи на блёклых, среднестатистических прохожих нашего застиранного, провинциального городка. Завидев нас, дамы охают, старые пердуны ахают, а те, кто умудряются не проронить ни звука, вылупляют полтинником очумевшие глазки. Фак оф, пипл! Фак оф, сирость и инкубатор! Сегодня мы будем куролесить.
Почему-то раньше я не замечал всю прелесть Любинского проспекта, магию пыльного променада, невозмутимость бронзового Ленина, романтику исполинских витрин. Неужели у человека нужно отобрать всё то, к чему он так привык, чтобы он наново научился наслаждаться окружающим его миром? Я вдыхаю грязный знойный воздух и млею от его пряности. В данную минуту я люблю и ненавижу свой город. Как там у Катулла?

Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior*.

Люблю его, потому что всё моё беззаботное детство прошло здесь, потому что здесь я встретил свою первую любовь. Ненавижу, потому что скоро, очень скоро я его потеряю на два года. Потеряю точно так же, как когда-то потерял свою первую любовь. Загубить двадцать четыре месяца, возможно лучших в моей жизни, в оголтелой армии? И ради кого? Ради мудака Петра Альбертовича, завалившего меня на лексикологии аглицкого языка. Мне не было бы так обидно, если бы меня отчислили, скажем, из-за строптивости какой-нибудь молоденькой, миловидной самочки, одуревшей от власти преподавательского чина, но, чтобы «Римлянин» решал мою судьбу…
Короткая стрелка часов почти на четвёрке. Арончик, разморенный жарой, высунув язык, хрипловато дышит. До места назначения осталось метров пятьсот, не больше. В запасе у нас ещё полчаса. Я привязываю питбульку к дереву, а сам захожу в молочный за тетрапаком кефира. В магазине, продавщица (дородная пучеглазая тётя преклонных лет) при виде моей «шотландки» делает лицо вопросительным кирпичом. Смотри, смотри, тётя. Мне не жалко. Когда-то ты ещё увидишь Аполлона в юбке? На мой вопрос, она, не меняя выражения своей неумной физии, отвечает, что кефир закончился. Я готов ей врезать промеж зенок, но каким-то непонятным мне образом сдерживаюсь и покупаю варенец.
Мы сидим на облупленной, изрезанной перочинным ножичком лавке. Арончик вертит головой по сторонам, видимо, в поисках сучки, я же, морщась, потягиваю кисломолочное пойло. Хоть духота и спала, но всё - равно сидеть довольно-таки тяжко. С минуту на минуту должны подъехать ребята. Скорей бы, а то становится скучно. Если бы Арончик понимал мою речь, то я бы ему рассказал, что кличку «Римлянин» он получил из-за своей вечной привычки не вылазить из колхозных сандалий а ля с понтом Рим. А ещё у него худосочные коленки и безволосые дебелые голяшки. Но не муфлон ли?
Итак, я более чем уверен, что читатель уже потерял нить логики в моём сбивчивом рассказе и жаждет наконец-то узнать ху из ху. На самом же, деле всё очень просто. Два пижона (т.е. мы) выжидаем появление «Римлянина», который имеет обыкновение каждое воскресенье в 16 часов 30 минут захаживать к своему другу (старому латентному педерасту) Валентину Ивановичу Шишикину. Двух приятелей связывает давняя дружба, зародившаяся, согласно раздобытым Гошей сведениям, аж ещё на школьной скамье. Значит каждое воскре… А вот и объект. Те же непотопляемые шортики, сандалики и, опаньки, букетик полевых цветочков. Интересно кому? Направляется к своей белой «Хонде» 88 года выпуска, достаёт из левого кармана ключ, вставляет его в замок, поворачивает, открывает дверь, кидает букетик на заднее сиденье и… получает серию ударов в голову от вовремя подоспевших Армана и его ребятишек. Да, да, врежьте пузатому педерастине как следует. Ай, да Армаша, ай, да сукин сын - биту с собой прихватил. Не надо только щадить старикашечку, он крепенький, удар биты должен держать как надо…
Я расстёгиваю свой синий рюкзак марки «Pistolero» и извлекаю на свет белоснежного ублюдка, до отказа напичканного теми самыми чёрно-белыми фотографиями Лидушки. Холодок пробегает по моей широкой спине, когда та ночь так явственно встаёт перед моими глазами. Конечно, я никогда не забуду эти грязные, затхлые подобия простыней и их жабоподобную хозяйку (неудивительно, что она похожа на жабу, как говорится, каков папенька, такова и доченька), конечно, до конца моей жизни мне придётся каждую ночь просыпаться в холодном поту, но месть, сладчайшая месть стоит того, чтобы ради неё идти на такие жертвы…
16 часов 34 минуты: «Римлянин» в бессознательном состоянии распластанный на пузе лежит рядом со своей «Хондой», треснувшие очки покоятся подле него. Ребята сработали чисто, кровушки ни-ни. Я аккуратно запихиваю белого ублюдка бегемоту в нажопный карман шорт и скорым шагом направляюсь вместе с Арончиком к автобусной остановке. Оглядываюсь по сторонам. Ни души. Забились по норам. Правильно, знают, что с Арманом шутки плохи. Допиваю остатки варенца и ловлю себя на мысли, что если бы мой питбулька был обучен аглицкому, то он бы без особого труда перевёл незамысловатую, но весьма поучительную фразу, выведенную на конверте моей подвыпившей рукой: Payback is the motherfucker, biaaatch!

Afer   19.12.2004 20:06   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «До встречи!» (Питерский Клуб)

Всем читать меня(совет)


РИМЛЯНИН
Я никогда не забуду эти грязные, затхлые простыни и их одиозную хозяйку, толстую безобразную жабу, по-имени Лида. Память до конца моих дней будет гнобить меня печальными воспоминаниями, исполненными горя и боли, Морфей до конца моих дней будет терзать меня печальными снами, в которых нагая Лида дышит мне в ухо, умоляя подарить ей три заветных слова и я, превозмогая ненависть и отвращение, целую её тонкие, злые губы, ласкаю её гадкое тело, шепчу, что… люблю её. Но к чертям воспоминания, Морфея и бегемотообразную тварь. Теперь всё это не имеет никакого значения. Я сломал свою гордость, переступил через себя и уже в шаге от воплощения моего коварного замысла. Теперь для меня нет ничего ценнее белоснежного ублюдка в моём рюкзаке, до отказа напичканного чёрно-белыми фотографиями, изображающими возмутительное соитие Аполлона и склизкой Лидушки (ударение на у).
Солнце нежит меня и Арончика, моего вернейшего питбульку, своим щедрым июльским теплом. Сегодня мы великолепно выспались, чудесно отзавтракали бутербродами с красной икрой и пижоновато разоделись. На мне брутальная шотландская юбка, белая майка, выгодно подчёркивающая сталь моих мускулов, резиновые кеды на мягком ходу и синий потрёпанный рюкзак марки «Pistolero». Арончик выряжен в льняную салатовую рубашечку и чёрные карликовые очёчки. Мы вопиюще не похожи на блёклых, среднестатистических прохожих нашего застиранного, провинциального городка. Завидев нас, дамы охают, старые пердуны ахают, а те, кто умудряются не проронить ни звука, вылупляют полтинником очумевшие глазки. Фак оф, пипл! Фак оф, сирость и инкубатор! Сегодня мы будем куролесить.
Почему-то раньше я не замечал всю прелесть Любинского проспекта, магию пыльного променада, невозмутимость бронзового Ленина, романтику исполинских витрин. Неужели у человека нужно отобрать всё то, к чему он так привык, чтобы он наново научился наслаждаться окружающим его миром? Я вдыхаю грязный знойный воздух и млею от его пряности. В данную минуту я люблю и ненавижу свой город. Как там у Катулла?

Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior*.

Люблю его, потому что всё моё беззаботное детство прошло здесь, потому что здесь я встретил свою первую любовь. Ненавижу, потому что скоро, очень скоро я его потеряю на два года. Потеряю точно так же, как когда-то потерял свою первую любовь. Загубить двадцать четыре месяца, возможно лучших в моей жизни, в оголтелой армии? И ради кого? Ради мудака Петра Альбертовича, завалившего меня на лексикологии аглицкого языка. Мне не было бы так обидно, если бы меня отчислили, скажем, из-за строптивости какой-нибудь молоденькой, миловидной самочки, одуревшей от власти преподавательского чина, но, чтобы «Римлянин» решал мою судьбу…
Короткая стрелка часов почти на четвёрке. Арончик, разморенный жарой, высунув язык, хрипловато дышит. До места назначения осталось метров пятьсот, не больше. В запасе у нас ещё полчаса. Я привязываю питбульку к дереву, а сам захожу в молочный за тетрапаком кефира. В магазине, продавщица (дородная пучеглазая тётя преклонных лет) при виде моей «шотландки» делает лицо вопросительным кирпичом. Смотри, смотри, тётя. Мне не жалко. Когда-то ты ещё увидишь Аполлона в юбке? На мой вопрос, она, не меняя выражения своей неумной физии, отвечает, что кефир закончился. Я готов ей врезать промеж зенок, но каким-то непонятным мне образом сдерживаюсь и покупаю варенец.
Мы сидим на облупленной, изрезанной перочинным ножичком лавке. Арончик вертит головой по сторонам, видимо, в поисках сучки, я же, морщась, потягиваю кисломолочное пойло. Хоть духота и спала, но всё - равно сидеть довольно-таки тяжко. С минуту на минуту должны подъехать ребята. Скорей бы, а то становится скучно. Если бы Арончик понимал мою речь, то я бы ему рассказал, что кличку «Римлянин» он получил из-за своей вечной привычки не вылазить из колхозных сандалий а ля с понтом Рим. А ещё у него худосочные коленки и безволосые дебелые голяшки. Но не муфлон ли?
Итак, я более чем уверен, что читатель уже потерял нить логики в моём сбивчивом рассказе и жаждет наконец-то узнать ху из ху. На самом же, деле всё очень просто. Два пижона (т.е. мы) выжидаем появление «Римлянина», который имеет обыкновение каждое воскресенье в 16 часов 30 минут захаживать к своему другу (старому латентному педерасту) Валентину Ивановичу Шишикину. Двух приятелей связывает давняя дружба, зародившаяся, согласно раздобытым Гошей сведениям, аж ещё на школьной скамье. Значит каждое воскре… А вот и объект. Те же непотопляемые шортики, сандалики и, опаньки, букетик полевых цветочков. Интересно кому? Направляется к своей белой «Хонде» 88 года выпуска, достаёт из левого кармана ключ, вставляет его в замок, поворачивает, открывает дверь, кидает букетик на заднее сиденье и… получает серию ударов в голову от вовремя подоспевших Армана и его ребятишек. Да, да, врежьте пузатому педерастине как следует. Ай, да Армаша, ай, да сукин сын - биту с собой прихватил. Не надо только щадить старикашечку, он крепенький, удар биты должен держать как надо…
Я расстёгиваю свой синий рюкзак марки «Pistolero» и извлекаю на свет белоснежного ублюдка, до отказа напичканного теми самыми чёрно-белыми фотографиями Лидушки. Холодок пробегает по моей широкой спине, когда та ночь так явственно встаёт перед моими глазами. Конечно, я никогда не забуду эти грязные, затхлые подобия простыней и их жабоподобную хозяйку (неудивительно, что она похожа на жабу, как говорится, каков папенька, такова и доченька), конечно, до конца моей жизни мне придётся каждую ночь просыпаться в холодном поту, но месть, сладчайшая месть стоит того, чтобы ради неё идти на такие жертвы…
16 часов 34 минуты: «Римлянин» в бессознательном состоянии распластанный на пузе лежит рядом со своей «Хондой», треснувшие очки покоятся подле него. Ребята сработали чисто, кровушки ни-ни. Я аккуратно запихиваю белого ублюдка бегемоту в нажопный карман шорт и скорым шагом направляюсь вместе с Арончиком к автобусной остановке. Оглядываюсь по сторонам. Ни души. Забились по норам. Правильно, знают, что с Арманом шутки плохи. Допиваю остатки варенца и ловлю себя на мысли, что если бы мой питбулька был обучен аглицкому, то он бы без особого труда перевёл незамысловатую, но весьма поучительную фразу, выведенную на конверте моей подвыпившей рукой: Payback is the motherfucker, biaaatch!

Afer   19.12.2004 20:05   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Тихий Дон Григорий Мелихов» (Андрей Шехватов)

Андрей, привет, дружище!!!
Вот, пришёл с тобой попрощаться. Завтра отчаливаю в Мексику.Наконец-то, я займусь ацтеками и науатлем вплотную.Мои мечты сбываются.Хотел напоследок тебе пожелать удачи и выразить моё к тебе уважение.
Adios, amigo
!Que tu no me te olvides, chingon!

Afer   17.12.2004 17:48   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Две» (Afer)

Гениальный рассказ. Уверен, обычный читатель даже и не догадывается,что Пророк, Мистер Джигглз, Трус, Гений, Толмач, Вождь и Писатель - одно лицо.

Afer   13.12.2004 16:09   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «5 центов» (Мари Анна)

Пиши,пиши и когда-нибудь напишешь что-нибудь зрелое.

Afer   02.12.2004 12:44   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Мое-твое-не наше» (Dafna Er)

привет,ты ещё жива? отзовись!!!!!!!

Afer   30.11.2004 14:27   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Морская картина» (Омагодан О)

прощай дружище.скоро навсегда тебя покину.успехов тебе!!!!

Afer   30.11.2004 14:20   •   Заявить о нарушении