Рецензия на «Я на ладонях первый снег несу» (Майкл Ефимов)

Майкл, здравствуйте!

Позволю себе использовать рецензионную площадку стихи.ру для публикации своего ответа-рассуждения на обсуждаемую нами тему, а именно – о творчестве поэта Бориса Рыжего. Признаться, в течение последнего времени я довольно скрупулёзно исследовал его поэзию, а также резонанс, ею произведённый, – и в общем и целом наши с Вами выводы относительно этого феномена самым замечательным образом совпали. Но, как говорится, тут всё дело в нюансах. Об этих-то нюансах сегодня и хочется поведать. Поскольку дело ведь даже не только в самом БР, но в той совершенно несуразной критике/апологетике, которая свалилась на него после смерти. Такого рода критика/апологетика, как я уже отметил, по степени своей обоснованности ой как напоминает средневзвешенные оценочные суждения, преобладающие на этом портале. Поэтому, перечитав произведения Рыжего, проштудировав почти все критические работы, с этим явлением связанные, я, как это обычно бывает, совершенно ничего не понял, кроме одного – что во всём придётся разбираться самостоятельно.

Если помните, Майкл, в той книге «В кварталах дальних и печальных», которую я Вам посылал, в предисловии Д.Сухарева фигурирует вопрос, заданный, как выражается сам автор предисловия, «девицей с телеканала Культура». А спросила эта девица очень правильно: «А что такого особенного в его стихах?» По мне, так это самый уместный вопрос, который только может быть адресован человеку, намеревающемуся распространяться о том или ином поэтическом явлении. И уже одно то, что ответчик в данном случае, что называется, поплыл, свидетельствует о нешуточности проблемы. Стоит заметить, что ответ Сухарева содержит в себе почти всю апологетическую палитру, используемую и другими критиками. Напомню, сперва он заверяет, что, дескать, нечто особенное в стихах Рыжего, разумеется, есть, ибо не зря же разные люди, считающиеся авторитетами (Рейн, Кушнер и Ко), тоже так считают. Что ж, я человек не ленивый, а потому сразу же бросился к упомянутым столпам современной литературы с целью разузнать что-либо на сей счёт, но, увы, они в основном тоже лишь ссылаются на факт, что Борис Рыжий более всех других современников соответствует тем критериям, по которым принято оценивать поэта на протяжении последних трёхсот лет. Во как! Весь этот бег по кругу напомнил мне старую историю со ссылками, когда в непонятном месте книги на какой-то странице было написано: смотри на стр. 22. Далее, когда пошёл на стр.22, увидел надпись: смотри на стр.340. Со страницы 340, понятно, был отправлен на стр.480, а там красовалась всего лишь одна надпись: «Ну и дурак!» То есть визит к авторитетам мне ровным счётом ничего не дал. Однако затем автор предисловия к сборнику Рыжего всё-таки решается отработать свой хлеб и предпринимает робкую попытку раскрыть феномен, запустив ничего не значащую канитель про то, как БР «соединил концы», про «зарубежных доброхотов», про «генерацию новых поэтов», про то, что Рыжий «перечеркнул тусовки» и «восстановил контекст», а также про «значимость поэтов Великой Отечественной войны». И это всё? – спросил я, обращаясь уже к себе, поскольку докричаться до автора введения у меня не было ни возможности, ни желания. По сути, выражаясь языком того же БР, автор введения попросту «толкнул фуфло», так как разглагольствовал отчего-то не от собственного имени, но от имени многострадальной русской литературы. И кому, скажите, пожалуйста, всё это нужно? Честно говоря, я-то ждал от господ ораторов только одного, а именно слов о впечатлении, которое восхваляемый/осуждаемый ими поэт производит на каждого из них персонально. И почему производит. Но в этом смысле мои поиски оказались тщетными. Всё это хождение по мукам, Майкл, очень напомнило мои собственные баталии на этом сайте, где оппоненты тоже всегда хотят втюхать тебе какой-нибудь средний термин вместо того чтобы просто напрячься и заглянуть в себя, то бишь как раз в того субъекта, в котором и остаются все эти пресловутые впечатления от прочитанного. А ведь если копнуть глубже, то всё получается предельно просто: любому читателю тот или иной поэт обычно нравится именно потому, что ему близки средства и топос, этим поэтом предлагаемый. И по сути, чтобы умело петь осанны автору, нужно обосновать сильные стороны его топоса. Но это может быть сделано исключительно субъективно и никак иначе. Однако господа критики по непонятной для меня причине отчего-то всё время напирают на объективное. Это в литературе-то! Тем более в поэзии.

Ещё одно наблюдение в этой связи. Почти все апологеты в своих мощных обоснованиях весьма ловко используют слово «правда», наличие которой они неизменно ставят в заслугу своему протеже. Однако на поверку «правдой» в их построениях оказывается не что иное, но всего лишь мировоззренческое совпадение их любимцев с их собственными взглядами. Но мало кому из них приходит в голову, что правда-то у каждого своя, индивидуальная. По этой причине и возникают на ровном месте такие поразительные обороты, как, например, «Рыжий пошёл дальше Бродского». Да, да, именно на ровном месте! Ведь если б была хотя бы схематично представлена та система координат, по которой эти два поэта идут куда-то взапуски, то смехотворность данного изречения проступила бы незамедлительно. «Пошёл дальше Бродского» в данном случае очень напоминает бытовавшее в 19-м веке утверждение, что Гегель пошёл дальше христианства. По смыслу два этих высказывания почти тождественны.

Теперь немного о самом Борисе Рыжем. Ваше вчерашнее письмо, Майкл, очень точно отражает реальное положение вещей в свете постижения стихов этого автора. Да, БР действительно был помешан на собственной гениальности, хотя, опять же, не очень представлял себе содержание данного понятия. Как не очень представлял и сопутствующие ему побочные эффекты. Отсюда, полагаю, и корни поэтической самовлюблённости. Диссонанс между каноническим русским стихом и той реальностью, которую (вот она, тяга к пресловутой правде!) он постоянно пытался в этот стих втиснуть, действительно щекотал ноздри. Это не то что эклектика, но как минимум гремучая смесь. К слову, молодой Бродский время от времени грешил тем же самым, но впоследствии, с позволения сказать, остепенился. Плюс ко всему, ИБ не был так озабочен всей этой мало что значащей литературной иерархией, а Рыжий всегда твердил, что хочет стать поэтом номер один. Подобное желание свидетельствует, как мне кажется, о его сугубо внешнем понимании литературы вообще и поэзии в частности в жизни отдельного человека. Бродского же интересовали больше всё-таки глубинные моменты. И Вы абсолютно правы, Майкл, насчёт свободы, которую читатель неизменно находит для себя в топосе ИБ, в то время как топос Рыжего – это уже область, где со всех сторон, как на ярмарке, слышатся энергичные призывы. В том числе призывы к сопереживанию. В этом смысле БР как раз и напоминает Есенина и Рубцова. Между прочим, лично мне Рыжий всё-таки гораздо симпатичнее, чем эти двое. Во-первых, в силу того, что он человечнее. Может быть, потому, что за всей этой наносной поэтической самоуверенностью в нём проглядывает беззащитность и неуверенность в себе как в человеке. А во-вторых, Рыжий, как ни крути, был гораздо интеллигентней. Для моей оптики сей факт немаловажен. Ведь это сказывается и на фактуре стиха, даже несмотря на перебор со сквернословием. Да и собственно форма напряжения – главного качества, объединяющего этих троих, – у них, если вглядеться, разнилась. Хотя сам градус напряжения, на мой взгляд, там был примерно одинаков.

Теперь о музыкальности – об одном из главных, с точки зрения авторитетов, достоинств БР. Здесь самое время вспомнить о той оси духа, как-то уже проиллюстрированной мною, где в самом начале координат – в качестве минимума – стоит музыка, а в конце – в качестве максимума – проза. Поэзия, стало быть, болтается где-то посередине. Эта ось очень хорошо показывает, что повышение музыкальности не проходит без ущерба для глубинного наполнения стихотворения, и в итоге всё опять сводится к читательскому вкусу. Ведь кто-то стоит на позициях примата формы, а кто-то предпочитает содержание. Как следствие, первые хвалят того же БР за музыкальность, а вторые критикуют его же за отсутствие прорывов и топтание на месте. И никакой золотой середины здесь нет и быть не может, вернее, она есть, но исключительно на уровне индивидуального восприятия. Поэтому сам я, будучи человеком, тяготеющим всё же ко второй группе, аргумент насчёт музыкальности по достоинству оценить не способен. Ибо знаком с законом сохранения энергии, пускай и поэтической.

Что касается темы смерти, бросающей свой отблеск на всё творчество БР, то здесь хорошо прослеживается одна деталь. Для Рыжего смерть – это всегда выход, он ни на секунду не допускает, что она может быть также и входом. В этом смысле больше всего он напоминает Маяковского. Тот тоже черпал в смерти вдохновение. И отдохновение – в мыслях о ней. Но ведь обычно индивид «влюбляется» в смерть лишь тогда, когда ему становится нечем и незачем жить, то есть когда он становится, по сути, душевным банкротом. Но ведь расширь Рыжий границы этой сущности, и тогда, вполне вероятно, любое прямое сообщение, употреблённое ради изображения трагизма его собственной экзистенции, показалось бы ему моветоном. Ибо о смерти, как и о жизни, по-настоящему можно сказать лишь косвенно. Впрочем, в двадцать шесть лет такие вещи попросту недосягаемы. Поэтому, Майкл, я полностью разделяю Ваше мнение, что до тридцати человек обречён быть подкаблучником бессознательного, какие бы там кульбиты при этом не выделывало сознание.

Вот, пожалуй, и все мои наблюдения. Ещё раз большое спасибо, что согласились обсудить со мной эту небезынтересную тему.

С уважением,

Максим Седунов   04.11.2015 11:05   •   Заявить о нарушении