Волки. Игорь Гонохов

Евгений Трой: литературный дневник

Не знаю я, в реальности, во сне.
Под вечер или утром спозаранку.
Снег высоко качался на сосне.
Отец и мать везли меня на санках.


Остановились. За спиною – шорк.
Чего там? Оглянулся ненадолго –
отец и мать стояли только что,
теперь стоят два серебристых волка.


Они смотрели пристально за мной
сквозь голубые искры снежной пыли.
Пускай по мне гулял мурашек строй,
я не хотел, чтоб волки уходили.


У лап лежала мёрзлая листва.
Крапива чёрная сломалась на сугробе.
Что в жизни лучше кровного родства?
Что на земле страшней родства по
крови?



ОВЕЧЬИ НОСКИ


Сидишь у тёплой батареи
и снег порхает за окном.
В носках овечьих ноги греешь.
Сидишь и думаешь о том,


каким же был я идиотом
лет в девятнадцать, ну, ваще!
И сразу спрятаться охота,
монеткой закатиться в щель.


Но после солнышко приветит
и понимаешь в этот час,
что идиотов тьма на свете...
Снежинок меньше в сотни раз.


Что ум не обещает счастья,
что счастье редко кто найдёт.
А кто найдёт – по большей части
обычный бывший идиот.


И убегут сомнений тролли,
и жизнь, как прежде, дорога.
Лишь (от овечьей шерсти что ли?)
немного чешется нога.



Московский рабочий
Игорь Гонохов
сядешь у радио, слушаешь песни.
не с чего вроде, а сердце заноет.
в узкой каптёрке повеет небесным,
болью навалится иго земное.


вдоль гаражей беззаботный, поддатый
топаешь, трогаешь яблони, клёны.
встанешь и, вдруг, повернёшься к закату,
к ангельским далям прозрачно-зелёным.


в небе живёт неохватное диво.
умерло время, не движется к ночи.
мне бы с друзьями... за кружечкой пива...
я же обычный московский рабочий...


ведь не спросили: хочу, не хочу я.
дали с рождения и невозвратно
эту способность – нездешнее чуять,
жить в осязаемом, но непонятном.


легче грибы перебрать для засолки,
шкафчик для обуви сделать в прихожей,
чем отрешённо рассматривать сойку,
видом своим удивляя прохожих.


стол и скамейка, за ними – крапива,
шмель полусонный в бумажном стакане.
дико болит и болит нестерпимо –
там, где прошлось неземное дыханье.



Отрицание
Игорь Гонохов


Дверь открыл и на улицу вышел:
разговоры, толпа, суета.
Вроде вижу и вроде бы слышу,
но реальность, как будто, не та.


В красной курточке, рядом с мамашей,
(а мамаша берёт беляши)
мне чернявая девочка машет.
Ты не знаешь меня, не маши.


Шелестят на доске объявлений
телефоны, как листья в Крыму.
Боковым ускользающим зреньем
вижу надпись: «не верь никому».


Голубь сел непривычно бесшумно,
странный, розовый, с чёрным крылом.
Эта лёгкая степень безумья.
Нестыковка. Тончайший излом.


Раньше думал, что мир это табель.
Я достал, я стряхнул с него пыль.
Метки красным и чёрным расставил,
всё отладил, убрал и забыл.


Оказалось он нагл и раскован.
Нарушает незыблемость схем.
Представляется старым знакомым,
а является, сволочь, не тем.


Мир, похоже, со мною так шутит.
Но во мне столько спрятанных сил!
Человек – отрицанье, по сути.
Что ж, не бойся, не верь, не проси.



Другие статьи в литературном дневнике: