в гефсиманской тёмной роще
под метеоритный росчерк
утешает ангел ночью молодого рыбака.
мол, свершилось, что свершилось,
это был лишь тест на вшивость,
ты не будда и не шива, вот и спи себе пока.
будет день, подружка зина
из податливой резины,
будет крепкая осина в редколесье между скал,
карта visa, счёт в сбербанке,
из любимых — рыбка в банке.
это завтра, а сегодня ты его поцеловал.
***
Аккуратней с водочкой палёной
аккуратней с водочкой палёной:
с голодухи срубит — и пока.
загорайся, уличный зелёный,
спичка, выползай из коробка.
а на красный с водочкой не смей ты —
не трынди, что принял и готов.
лучше оберни конфетку смерти
беспонтовым фантиком стихов.
***
Страшно
Полупрозрачные берёзы
Врастали в розовый предел,
Кораблик авитаминозный
Скользил по матовой воде.
Нёс ветер мятую бумагу,
Гремел коробкой обувной,
На мокрой лавке дядя плакал
Над незначительной судьбой.
Торчал из лужи велик ржавый,
Свистали птицы в унисон,
На крыше солнышко лежало,
Как запасное колесо.
Гудела станция протяжно,
Синел вдали дорожный знак,
И было страшно, очень страшно,
Что после смерти будет так.
***
41 км
если водка долго не кончается
то по самой верной из примет
в жизни обязательно случается
поезд 41 километр
в тупике под надписью нет выхода
где барак в берёзовом плену
ясно понимаешь что от выхино
вновь проспал какую-то войну
инвалид с гармоникой взъерошенной
в придорожной бочке креозот
и вполне естественно прохожего
не который час спросить а год
а потом курить не сладив с нервами
и смотреть как медленно ползут
облака по небу сорок первого
сквозь чадящий топочный мазут
***
ода стиральной машине
Льву Шевякову, другу
погуди, моя машинка,
синей лампой погори.
мне не то, чтобы паршиво,
просто не с кем говорить.
не с кем выпить тоник с джином,
расстелить свою кровать.
принимай носки и джинсы,
будем вместе тосковать.
вечно вместе, только узел
развязать бы нам её,
чтоб из памяти, занусси,
словно старое бельё!
говоришь, белья не мало?
потому и пью с утра.
то, что жизнь не отстирала,
порошком не отстира…
так, журчи бесаме мучо,
перемалывай, дрожи...
если воду не отключат,
вероятно, будем жить.
дождь
Алексей Григорьев
В 7.25 начнётся дождь —
Холодный дождь, возможно, с градом.
Ты, к сожаленью, не поймешь,
А, может, это и не надо...
Ну, хорошо, представь: ты пьёшь
Давно, уверенно и хватко,
В 7.25 обещан дождь,
А денег — мелочью двадцатка.
Успеть в аптечный погребок —
Точь-в-точь лунатик по карнизу?
Вдруг там волшебный пузырёк
Продаст аптекарша Алиса…
Нет, Бог с тобой... Нет, Бог с тобой… —
Ведь там всегда полно народа...
Она начнёт, что ты больной,
Который требует ухода.
Начнёт жалеть, и ты уйдёшь,
И не поймут она и люди,
Что в полвосьмого будет дождь,
И дальше ничего не будет.
в восьмидесятом просто было жить
Алексей Григорьев
в восьмидесятом просто было жить.
там бабка пела брату «гули-гули»,
и гибелью не думала страшить
на стрельбище подобранная пуля.
за окнами на первый школьный бал
шли золушки асфальтовой дорогой,
серёга говорил «я их еbал».
теперь я понимаю: врал серёга.
в деревне мне запомнились стога
и дождик, моросящий малость-малость.
а дальше пролетела — и ага.
да что там пролетела — проебалась.
охотник на снегу
Алексей Григорьев
Февраль, февраль, и голуби над речкой,
и горка снега на печной трубе.
Охотники, идущие навстречу
друг другу, переходят в точку «б».
И видят клён у жёлтого вокзала,
автобусы на площади, базар
и снег, что возле школы набросало,
как тысячу мгновенных лет назад.
Они стоят у здания больницы,
чуть-чуть левее вывески «вино»,
и удивленный школьник круглолицый
глядит на них в больничное окно.
Я это помню: ржавые ворота
и зеркало в палате на стене.
Охотники сошлись за поворотом,
а прочее другое как-то не…
Куплю вина — зимой идёт охотней,
в автобус, чтоб согреться, забегу.
Единственный оставшийся охотник.
Единственный. Последний на снегу.
подснежник
А мальчик пишет «снег идёт»,
потом «метель, метель, зима» и
обводит точки в букве «ё»,
а снег его не понимает.
Зачем «метель»? Что за каприз?
И «снег идёт» вполне хватило б.
И, опускаясь на карниз,
он сквозь окно глядит в квартиру.
Снег шелестит: «а ну давай,
не мельтеши в строке, потише,
я подскажу тебе слова...» —
Снег говорит, а я не слышу.
Не я, а я в двенадцать лет,
который мной когда-то станет,
который знал бы, что поэт,
для снега белым лист оставил.
Который пишет «не сберечь»
и на полях «необратимо»,
открыв впервые, что не речь,
а снег собой заполнит зиму.
И снег стихает. Он и те
втроём молчат теперь, понеже
созрело Слово в темноте,
и распускается подснежник.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.