…И деревья, как всадники…

Нэйл: литературный дневник

… Я, Николай Брокт, — сказал он торжественно, будто пародируя официальные заявления на межпланетных конгрессах, — опубликовал за свою жизнь сорок четыре выдающихся литературных произведения. И все они не мои. В старину это называли плагиатом — изысканное выражение, обозначавшее литературное воровство.


…Одна из наиболее сложных проблем, стоящих перед человечеством и приобретающих все более серьезный характер для каждого нового поколения, — это проблема сохранения накопленных знаний. Впрочем, слово «сохранение» не совсем точно выражает суть дела. Хранить можно, в конце концов, что угодно, от овощей до запасов воздуха. Современная техника позволила сделать практически вечными такие неувядаемые творения человеческого духа, как Пизанскую башню или Монну Лизу. В микрофильмах сберегаются все книги, изданные со времени изобретения книгопечатания.


       Но подавляющее большинство этих ценностей мертво, ибо не потребляется разумом.
Да, это именно то слово, которое здесь уместно. Не проблема сохранения, а проблема потребления накопленных знаний.


…Не стану утомлять вас цифрами. Позволю только напомнить, что в прошлом году, по данным Вселенского статистического института, на Земле и других планетах, населенных людьми, опубликовано почти 10 миллиардов названий, причем третью часть этой книжной лавины составляют новые произведения.


«Вернувшись к рубежу второго и третьего тысячелетий, — продолжал оратор, — мы узнаем, что уже в те далекие времена подавляющее большинство вновь созданных литературных произведений жило два-три года, от силы пять лет.


В сущности, они производились для разового потребления, как пища или одежда. Ремесленнические поделки, служившие средством скоротать или даже убить время, как тогда говорили, быстро выходили из моды, пылились в подвальных помещениях публичных библиотек, а затем шли на макулатуру.


Я далек от намерения морализировать на сей счет и упрекать наших предков в недостатке культуры. Литература, как и всякая другая сфера деятельности, призванная удовлетворять определенную общественную потребность, не может обходиться без массовой продукции.


Разве не так обстоит дело и в наше время?.. Разумеется, сегодняшний читатель несравненно более взыскателен, а средний уровень литературных произведений гораздо выше, чем когда-либо в прошлом. Это естественный результат развития цивилизации. Но соотношение между поделками и шедеврами остается почти без изменений.


Любое произведение, как бы ни было оно принято современниками, подвергается суровому испытанию временем. Оно выносит беспристрастный приговор, отбирая крупицы вечного и отбрасывая шлак. Иными словами, в литературе шел и продолжается жестокий естественный отбор. Но на определенной стадии развития цивилизации его оказалось недостаточно.


Человечество произвело гораздо больше художественной продукции, чем оно в состоянии потребить. Возникла опасность, что в результате неконтролируемого выбора люди будут проходить мимо значительной части того, что издавна принято называть золотым фондом литературы. Первые попытки искусственно регулировать процесс потребления художественных ценностей нашли выражение в специально подобранных библиотечках мировой классики.


Издавать их начали еще в XIX веке… Год назад завершена публикация очередного собрания шедевров. Благодаря современным техническим средствам оно умещается в небольшом чемоданчике. Но миниатюризация нисколько не облегчает прочтения пятнадцати тысяч томов, отобранных при крайне высоких требованиях. Если читать в день по книге, оставив все прочие занятия, то понадобится больше сорока лет, чтобы проглотить этот океан художественных ценностей. Современная аппаратура облегчила процесс чтения, нам не приходится тратить время на перелистывание страниц. Конечно, теперь есть методы интенсивного поглощения информации. Но все это не имеет принципиального значения; возможности человеческого мозга не безграничны.


Теперь примите во внимание, что до сих пор речь шла о чтении вообще, о свободном процессе приобщения к ценностям культуры, удовлетворении потребности в эстетическом наслаждении. Несравнимо сложнее проблема обязательного образования. Правда, мы уже давно признали негодными попытки унифицировать сознание, навязывать каждому новому члену человеческого общества строго определенный набор знаний.


Возможность широкого выбора а соответствии с природными склонностями и вкусом — предпосылка того многообразия индивидуальностей и талантов, которое позволяет человеческому роду умножать свой коллективный разум, делает его способным ставить и решать самые головоломные задачи.


С другой стороны, индивид не может стать человеком, если каким-то способом не ощущает свою слитность с человечеством. И таким средством не способны послужить ни инстинкт, ни даже общность языка; всегда можно забыть свой язык и выучиться чужому. Мы с вами, Сойерс, понимаем друг друга прежде всего потому, что нас объединяет культура, выросшая за тысячелетия развития земной цивилизации. Как бы ни различались люди по профессиям, интересам, склонностям, они объединены Гомером, Шекспиром, Микеланджело, Бетховеном, Достоевским и известными вам великими сынами Земли третьего тысячелетия.


Вот почему с полным основанием можно сказать: человек стал человеком благодаря труду, приобрел могущество благодаря науке, но остался человеком благодаря искусству.


  
      ...Долго и мучительно размышлял, имею ли моральное право на такой поступок.
Плагиат — одно из самых отвратительных преступлений. Для меня всегда оставалось загадкой, почему в древности за него карали так легко. Ведь присвоить себе чужую мысль несравненно хуже, чем украсть вещь. Впрочем, вещи тогда ценились дороже, и, видимо, слишком разные у нас с ними точки зрения.
«Но разве, — возражал я сам себе, — можно назвать актом присвоения действие, имеющее целью дать шедевру вторую жизнь? Разве такое возрождение не важнее, чем абстрактное понятие честности?» Я даже пытался вообразить, что сказал бы сам Толстой.


Истинный художник, он, не задумываясь, предпочел бы, чтобы его творение жило под чужим именем, нежели отлеживалось в хранилище знаний. В конце концов столь ли важно, какому имени будет воздана хвала? В древности ставили памятники неизвестному солдату, олицетворяя тем самым общий подвиг народа, сражавшегося за свободу.
Может быть, следует воздвигнуть монумент неизвестному художнику, отдавая тем самым дань признания человеческому гению вообще...»
  
  
— Все равно это паллиатив, полумера. Ведь объем человеческого мозга, возможности памяти, восприятия информации он не увеличил. Есть ситуации, когда не обойтись без выбора. Нам то и дело приходится от чего-то отказываться... Слушайте, не должна ли служить некоторым утешением мысль, что великие произведения прошлого, даже если они забыты, не пропали зря? Они вошли в пласт человеческой культуры, на который легли потом другие слои, более совершенные.
— Может быть, — упавшим голосом отозвался Воронихин.
— И вот еще что. Я сознаю, что, как литератор, не многого стою. Но это мое собственное, выношенное. У меня, как, наверное, и у каждого человека, есть свое маленькое тщеславие, оно не позволит заниматься переписыванием других. Лучше уж я буду сочинять сам. По-моему, Брокт именно потому смог пойти на это дело, что сам писать не умел.


— Может быть, может быть... — сказал Воронихин. Он вздохнул, развел руками. — Что поделаешь, видимо, суждено делу Брокта остаться без продолжения. Разве что найдется еще один такой энтузиаст. Или маньяк... Конечно, со временем будет найден другой путь…


— Одну минуту, — сказал Сойерс. — Объясните, пожалуйста, как вам удалось раскрыть обман.
— Видите ли, сомнения у меня возникли давно….
… Отец как-то декламировал одно из забытых стихотворений, и мне оно запомнилось. Особенно я был пленен необычайным лиризмом слов «И деревья, как всадники, съехались в нашем саду». Всего одна строка, Сойерс, но какая! Когда я встретил ее у Брокта, сомнений не оставалось.
— Да, но строку могли придумать заново. Теоретически доказано, что если дать обезьяне автописец и не ограничивать ее временем, то когда-нибудь она повторит дословно все творения, созданные гением человека.
Воронихин протянул руку для прощания:


— Знаете, Сойерс, я ценю математические абстракции, но при всем к ним уважении убежден, что такие строки сочиняются только раз.


  
  


Георгий Шах
<…И деревья, как всадники…>
http://www.oldsf.ru/ANF/nf11r06.html



Другие статьи в литературном дневнике: