Я люблю тепло. И теперь, весною,
Отправляюсь в сад в предвкушеньи зноя.
И в саду один, просто так, для вида,
Я сижу, источая свои флуиды.
А когда надоест - к середине лета -
Я иду домой, где, устав от света,
И накинув спешно халат из тени,
Я лежу, наблюдая судьбу растений...
Острых зубов
грызунов и термитов;
спёртых объятий вьюнов-паразитов;
реки, что подрыв
течением-днями
сносит обрыв,
в кой врастаешь корнями;
светила, что в жар,
жаждой томимо, в пар
обращая спивает
всю воду
/русло – подобие пазуха:
засуха!/;
ветра – делающий погоду
крепчает;
огня
/пламенным поцелуем сжигает/
бойся…
Но больше – меня,
человека.
Пилили дерево, пилили
большую сильную ветлу –
не по трухе и не по гнили
тягали хищную пилу,
а по живым древесным жилам.
По сочной крепости ствола
пила с оскаленным нажимом
свои зубарики гнала.
То в торопливости собьется,
то вновь елозит взад-вперед –
все глубже в годовые кольца,
за годом сжевывая год.
И сообразно ходу стали
через прожитые дела
ветла, судьбу свою листая,
куда-то в прошлое плыла...
Как будто снова становилась
она трепещуще юна,
и возвращалась стану гибкость
и радость - силе волокна.
Ей снился май – звенящ, скрипичен,
блестящ в ликующем дожде,
с листвы новорожденных личек
смешинок сыпалось драже.
И ночи летние в том мире,
не сжатом зданьями с краев,
ее, как в вареве, томили,
густом от звезд и соловьев.
Там человечья неразумность,
не покушалась на сады,
не наступали, пятясь с улиц,
на них гаражные зады...
В момент свержения на плоскость,
в секунду разделенья с пнем
она припомнила подростка,
лопату, лейку, чернозем.
И сладкий ток земного жира
в зарытой сетке корневой
она почувствовала живо...
и перестала быть живой.
Чихал копер, бил сваю бабой.
Ревел начальник без причин.
Какой-то юный стебель слабый
геройски лез на кирпичи.
Начальник маялся ногами...
Ну почему они мозжат?..
Он обозвал трудяг врагами
и вышел из вагона в сад.
И будто блицевою вспышкой,
день давний высветился в нем –
сажал он дерево мальчишкой...
лопата...
лейка...
чернозем...
Стоят белесые березы
Под шапкой снега ледяной.
Сковали их зимы морозы,
Скупой засыпали пургой.
Но помнят листья влагу лета,
И не забыть им птичий звон.
Оживлены рукой поэта
Их грезы, их несчастный стон
О лете,
Думы о весне,
Мечтанья о прекрасном солнца свете,
О пышной, в зелени, листве.
Такими мыслями согреты
Стоят уныло над землей
И видят, что они одеты
В прекрасный серебристый слой
Не снега – радости и света!
И им отрадна дума эта!
Дерева
Евгений Бачурин
Дерева вы мои, дерева,
Что вам головы гнуть-горевать.
До беды, до поры
Шумны ваши шатры,
Терема, терема, терема.
До беды, до поры
Шумны ваши шатры,
Терема, терема, терема.
Я волнуем и вечно томим
Колыханьем - дыханьем твоим,
Что ни день, то весна,
Что ни ночь, то без сна,
Зелено, зелено, зеленым!
Мне бы броситься в ваши леса,
Убежать от судьбы колеса,
Где внутри ваших крон
Все малиновый звон,
Голоса, голоса, голоса.
Говорят, как под ветром трава,
Не поникнет моя голова,
Я и верить бы рад
В то, о чем говорят,
Да слова, всё слова, всё слова.
За резным, за дубовым столом
Помянут нас недобрым вином,
А как станут качать
Да начнут величать
Топором, топором, топором!
Ой вы, рощи мои, дерева,
Не рубили бы вас на дрова.
Не чернели бы пни,
Как прошедшие дни,
Дерева вы мои, дерева!
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
