***Если запрокинуть голову и смотреть И начинает казаться, Для счастливых
Я заметила, что о городах пишу, как о людях. И думаю так же: я с городами встречаюсь, живу, ругаюсь, расстаюсь. Иногда мирюсь и остаюсь впоследствии друзьями. Иногда люблю, иногда не люблю. У меня в жизни городов было значительно больше, чем мужчин. С Киевом я рассталась любовно. Смотрела из окна автобуса и прощалась в дождь. Я люблю, когда дождь в дорогу. Я обещала его не забывать, он мне - ничего. Я не скучаю по нему, почти не скучаю. Но помню. С особой нежностью - дорожки в парке Пушкина. Парк заброшеный, а дорожка направо ведет к церкви из деревянного сруба. Осенью и весной она совсем расползалась - ноги ехали по грязи и бороздам шин. Я там провела осень, зиму, Пасху и два лета. Я в этой церкви знала всех в лицо и никого - по имени. Я стеснительная, а в церкви совсем теряла голос и даже свечи просила шепотом. И покрывала голову и всю литургию глазами гипнотизировала свечи. Знаете, как красивы лица в отблесках свечей, с тенями от ресниц на щеках. Там быстро начинаешь узнавать лица и у кого какой ребенок. Еще утреннюю улицу Городецкого: синее барокко стен и бентли напротив ресторана Феллини. Я по ней спускалась на работу, избегая суеты Крещатика. На Городецкого постоянно что-то чинили и идти приходилось по брусчатой мостовой. В Киеве так мало осталось брусчатки и так хорошо по ней ходить, так романтично, даром что каблуки выворачивались и дальше надо было нырять в подземные джунгли под Майданом. Еще путь по улице Пушкина вверх до перекрестка с Прорезной и снова вверх до Молодого театра. Летом и осенью эта улица прекрасна: с кленами, цветочными магазинами, венской булочной, а на перекрестке - скверики, в которых кормили голубей старые жительницы Прорезной, пережившие улицу Фрунзе - истинные киевлянки. На Пушкинской, когда я уже закончила школу и редко там ходила, открыли ресторанчик, где играла живая музыка, а когда не было музыкантов, крутили Битлз. Еще Контрактовую площадь - в любом месте, откуда видно циркулярный корпус Киево-Могилянской Академии. И студентов на ступенях Гостинного двора. Место бомжей и студентов. Из огромных окон Трапезной - академического кафе - площадь видна во всех деталях - мы покупали чай и гречневую кашу и наблюдали за прохожими. А вокруг жужжала на украинском и русском самая красивая - могилянская речь. Я подслушивала и завидовала тому, что они еще учатся, а я закончила и внутрь меня уже не пускают да и повода нет. И улицу Трехсвятительскую: между Михайловским собором и Владимирской горкой. Там старые деревья и тишина и дома: семиэтажные старые дома посажены были в овраге так, что только последние этажи выглядывают над мостовой. С улицы нужно спуститься по крутым ступеням - там деревья и дорожки к дому. Момент, когда метро выезжало из туннеля на станцию Днепр и в вагоне гасили свет. Кафе на улице Лютеранской. Там, если удачно попасть к пустой терассе, можно было устроиться в прогибающемся кресле, закутаться в плед и смотреть на улицу. Лютеранская карабкается вверх под невероятным углом и, наблюдая ее в кресле, казалось что мир переворачивается. Кресла и пледы были красными. Карабкаться вверх по Андреевскому спуску после дождя, когда на нем не души. Крестовоздвиженская церковь со смутными врубелевскими ликами. Сквер перед театром Ивана Франка в ожидании Тевье Тевеля. Золотоворотская утром, за ней - в Михайловский переулок. Там начинается листопад. © Copyright: Солнышкин Май, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|