Документ 70

Архив Тимофеевой: литературный дневник

Коробецкая (Панова) Екатерина Павловна родилась в 1926 г. в с. Жуланиха Алтайского края. Живет в Кемерово. Рассказ записал Качко Валерий в январе 2000 г.


У отца (1886 г.р.) и матери (1896 г.р.) было шестеро детей. В моей семье детей двое. Муж работал с 1960 по 1978 г. директором стадиона "Химик". Один сын у нас (Игорь) - генеральный директор угольного объединения. Он - доктор технических наук. Другой сын (Андрей) заведует кафедрой в государственном университете.


Коллективизация в нашей семье связывается с раскулачиванием, то есть, репрессиями против крестьян. Наша семья была репрессирована в 1931 г., реабилитирована только в 1992 г. Родители, конечно, - посмертно. Горькие, очень горькие воспоминания о тех временах. Высылка протекала очень быстро. Приехали военные, собрали обоз, погнали нас в тайгу в необжитые места. Из имущества у нас забрали всё, оставили только одежду. Даже детей не всех разрешили взять. С нами поехали только те, кому не было 12 лет. Двенадцатилетнюю мою сестру и двух шестнадцатилетних братье родители были вынуждены оставить в деревне побираться, как бездомных собак.


Для вовлечения в колхозы применялись в основном насильственные меры. Силой заставляли подписываться в список колхозников. Заставляли вступать и ежедневной надоедливой агитацией. Имущество раскулаченных поступало в собственность колхоза или делилось между бедняками. У нас в деревне все знали, что бедняки это лодыри и пьяницы. Они временно работали у богатых, а всё полученное пропивали. Они становились активистами колхозов. Они-то и загубили хозяйскую скотину в колхозах, не зная, как ухаживать за ней.


Никакого сопротивления колхозам со стороны крестьян не было. Подчинились беспрекословно.


В председатели колхозов рвались на первых порах посторонние, далекие от крестьянской жизни люди. Правда, потом догадались, что надо выбирать толковых и хозяйственных людей из самих деревенских. Таких, которые могли бы честно биться за колхозное дело.


До коллективизации наши таежные деревни были ухоженными с многочисленными садами. В них росла малина, черемуха, рябина. Вот и у нас красивая была деревня! После коллективизации наступило полное опустение. Хорошие дома заселялись какими-то здоровыми и толстыми дядьками. Они разоряли и выселяли жильцов. Ни за какими садами они, конечно, уже не ухаживали. Красота пропала.


До коллективизации в деревне во всем соблюдался порядок. В каждой семье был режим питания и питья. Соблюдался пост. Во время коллективизации наступил хаос. Не признавали ни Бога, ни чёрта! Повседневный крестьянский порядок порушили. В еде уже не стало такого, как раньше, разнообразия. А после коллективизации наступила карточная система. Питались мы теми продуктами, которые оставались после сдачи плана. А оставалась гнилая картошка, которую нам и выдавали на трудодни. В 1931-33 гг. и в 1941-46 гг. был страшный мор людей из-за страшного голода. В городах ещё как-то карточки спасали, а в деревне их не было. Перебивались люди как могли.


Из-за нищеты и голода были случаи воровства. В народе это вызывало сочувствие, а не осуждение. Но люди ненавидели тех, кто воровал возами. На них и доносили. Да и не только на них. Поэтому мы стали бояться друг друга.


Лучше всех в колхозе жили председатель, бригадиры и кладовщик. Это было наше начальство, которое не воровало, а "брало".


В колхозах был настоящий рабский труд. Работали весь светой день. Иногда прихватывали и ночь. Мы и в единоличниках много работали, особенно во время страды. Но там мы знали, что работаем на свою семью. А здесь на кого?


Неправда, что раньше не закрывали дома на замки. Тогда так же грабили и страшно воровали. А насчет пьяниц, так они были испокон веков. Они были, есть и будут.


Конечно, колхозники мечтали о роспуске колхозов. Только мечтали об этом втихушку. Кто вызывал у властей подозрение, сразу же забирались как враги народа. Причем, забирали в основном порядочных, умных и невинных людей. Если и был в деревне какой учитель, то его забирали.


Колхозники были прикреплены к земле. Это было выгодно государству. Самостоятельно уехать они не могли, так как не имели паспортов. Государство боялось, что если оно даст паспорта колхозникам, то они все разбегутся. А без паспорта - никуда.


Неправда и то, что когда началась война, мужики охотно пошли воевать. Они пошли потому что существовал долг, было слово "надо!". Их провожали со стонами и плачем, понимая, что провожают на смерть. В классе, котором я училась, было 18 мальчишек. С войны вернулось только двое или трое.


После войны морально стало жить лучше. Сначала была радость от победы, а потом наступила хрущевская "оттепель". В "оттепель" народ стал разворачиваться, вздохнул на недолгое время, стал наращивать свое крестьянское хозяйство. А потом на него ввели ограничение. Нельзя стало держать больше одной коровы, десятка куриц. Не пойму, зачем это сделали?


До сих пор деревня не может вырваться из нищеты. И вина за это лежит на местных органах власти.


Конечно, интерес к учебе в деревне был. Кто, как мог, карабкался в познании наук. Учителя уважали. С любой бумажкой шли к нему. После войны все в деревне умели читать и писать. Хотя толку от этого было мало. Мало что значило - грамотный ты или нет. Молодежь посещала клубы и избы-читальни. Несмотря на голод и нищету хотелось любить, радоваться жизни. Первое показанное кино было большим событием для деревни.


Церковь коммунисты закрыли. Веру отменили. Священников тиранили, ссылали. Крестьяне молча относились к этому. Лишь втихомолку молились. О политике у нас в семье не говорили, не понимали её. Занимались лишь своим хозяйством. Никаких рассуждений не вели. Очень боялись репрессий. Люди смирились с таким образом жизни при коммунизме.


Всю жизнь прожила в работе. Единственный раз отдыхала по путевке. Ездила в Армению. Её мне выделили за спасение человека.


Когда мы с Андреем Николаевичем поженились, всё наше имущество состояла из двух ложек и двух вилок. Холодильник, телевизор купили в кредит лет через 15-20 после свадьбы.


В годы нынешних реформ жизнь изменилась в лучшую сторону. Моим родителям, например, не давали никакой пенсии. А мне моих пенсионных денег хватает.


Сейчас не нужно бояться за своё будущее.




Другие статьи в литературном дневнике: