Универсальное пространство и хронотоп в библейскихhttp://frgf.utmn.ru/last/No12/text12.htm Белозерова Н.Н.,ТюмГУ Универсальное пространство и хронотоп в библейских притчах Пространственные архетипы могут проявляться в литературе как в своем первозданном виде, так и в виде разнообразных мифологем, зачастую этнически окрашенных. Рассмотрим первый случай и выберем текст, который для многих европейских этносов стал общим и в котором одинаково не проявляется (для европейских народов) этнический концепт пространства. Таким текстом для христианской культуры является Библия. Для иллюстрации наших положений проанализируем два эпизода из Нового завета: притчи о милосердном самаритянине (The Good Samaritan) и о блудном сыне (The Prodigal Son) Мы воспользуемся версией Библии на английском языке, канонической King James’ Bible, поскольку все три текста предлагаются студентам для филологического анализа. Следует признать при этом, что анализ текста на русском языке приведет к аналогичным результатам. Эти тексты рассматриваются как произведения, обладающие художественной ценностью, при этом намеренно оставляется за пределами анализа их теологическая трактовка. Тексты притч представлены в рамках общеновозаветного Лейт представления о структуре знака. В центре Слово, которое является одновременно Логосом, Богом и которое способно становиться плотью. В притчах наблюдается обратная связь между обозначающим и обозначаемым. Слова, обретающие плоть (обозначаемое) – это сложнейшие абстрактные понятия милосердия или любви к ближнему и прощения. Обозначающим становятся сами простые истории, рассказываемые Христом. Такая обратная связь обусловлена дискурсивной функцией рассказчика и адресата. Христос не просто выполняет ритуальную роль спасителя – он сам является Спасителем. Хотя Христос и обращается к определенному законнику, представлено множество людей, которые способны воспринимать только простые истории. Изреченный, устный текст-нарратив, согласно форме любого дискурса, обрамлен комментариями, функцией которых в традиционных дискурсивных практиках является расширение смысла и которые обычно произносятся другим участником дискурса . В притчах комментарии, как и сам текст, произносятся одним участником, а расширение смысла, раскрытие импликатур происходит не на уровне комментариев, а на уровне основного текста. Анализ притч показал, что при очевидной общности архетипа пути хронотоп притч не совпадает. В притче о милосердном самаритянине соблюдается классическое единство действия, места и времени при слабой взаимозависимости людей друг от друга. Путник, разбойники, священник, левит, самаритянин и хозяин гостиницы представлены абсолютными незнакомцами. Они не находятся в подчинении друг у друга и их социальная взаимообусловленность слабо выражена (за исключением нападения разбойников). Место действия - определенный участок пути от Иерехона до Иерусалима - статично. Структурно, от ограбления путника разбойниками до появления милосердного самаритянина, путь совпадает с композиционными осложнениями. Фактически в этой притче можно проследить несколько путей, совпадающих с основной дорогой: Одинокий путь странника (A certain man was going from Jerusalem to Jerico). Параллельный путь левита, намеренно не совпадающий с путем странника. Наблюдается такая же антитеза статичного пространства путника и индифферентного пути левита (And in like manner a levit also, when he came to the place, and saw him passed by on the other side). Аналогично эпизоду со священником этот эпизод представляет собой осложнение (третье), которое не является следствием ни первого, ни второго. Этот параллелизм тоже свидетельствует о хронотопе разрушения встречи. Частично совпадающий путь странника и самаритянина (But a certain Samaritan, as he journeyed, came where he was; and when he saw him he was moved with compassion, and came to him, and bound up his wounds, pouring on them oil and wine; and he set him on his own beast and brought him to an inn, and took care of him. And on the morrow he took out two pence, and gave them to the host, and said “ Take care of him and when thou spendeth more, I when I come back again will repay thee). Здесь мы наблюдаем следующее совпадение путей: соучастие самаритянина в судьбе странника вызвало некоторое замедление в его продвижении по дороге, но не замедление его пути. На какое-то время он соединил свой путь с путем странника. Типичный хронотоп дороги соединяется с хронотопом соучастия, и таким образом, исчезает статичность момента. Слияние наблюдается и в композиционном плане: кульминация и развязка фактически нерасчленимы. Хронотоп хозяина гостиницы отличается статичностью. Постоялый двор представлен полифункциональным локативом: для путников он являет собой замкнутое безопасное временное пристанище, которое они рано или поздно покинут. Для хозяина гостиницы – это постоянно замкнутое пространство, без которого он теряет свою социальную обусловленность. В данном случае мы наблюдаем некую закономерность: привязка к месту способствует социальной обусловленности персонажа. Напротив, путь лишь в некоторых случаях сигнализирует о социальной обусловленности персонажей. Другие замкнутые пространства в притче только упоминаются (Jerusalem, Jerico) или подразумеваются (например, пещера разбойников или храм). Таким образом, этот небольшой отрезок дороги оказывается многокомпонентным, если рассматривать его с точки зрения всех путников, персонажей притчи. Дискретность мифологемы пути или хронотопа определяется прерывистостью, лакунами, поскольку действия сконцентрированы только в точках остановки. Совсем иного рода хронотоп наблюдается в притче о блудном сыне. Все персонажи связаны между собой либо семейными отношениями (отец и два сына), либо социальными . Иное, нежели в притче о милосердном самаритянине, и художественное время. Если там оно ограничено сутками, то здесь охватывает период, равный нескольким годам. Пространственный компонент имеет больше схождений, нежели расхождений. Общим для обеих притч является хронотоп дороги. Однако, если в притче о милосердном самаритянине действие происходит на отрезке дороги, то в притче о блудном сыне дорога представляет собой замкнутую окружность с тремя замкнутыми пространствами: дом отца, дальняя сторона, город. Этот путь проходит только один из персонажей, и это дает нам возможность обозначить его как: 1. Путь младшего сына, который тот проходит, трижды преодолевая замкнутое пространство: Характерно, что здесь действию близкому развязке предшествует интенция, выраженная модальным глаголом волеизъявления. Сам выход из замкнутого пространства отмечен глаголом движения, характерным для динамизма любого нарратива. Следует отметить, что статичность почти полностью отсутствует в библейских притчах, как и в любых текстах, где отсутствует описание. Это можно увидеть даже на примерах хронотопов замкнутых пространств притчи о блудном сыне: имение отца характеризуется разнонаправленным действием ликующих слуг и домочадцев. Это положительно заряженное пространство противопоставляется чужеродному пространству города в дальней стране, динамика которого отмечена расточительством и распутством. Между ними отметим хронотоп поля, где сбалансирована статика и динамика: блудный сын, находясь в унизительном для иудея услужении в качестве свинопаса, в основном, рефлексирует. Таким образом, замкнутые пространства притчи не замедляют действия. 2. Путь отца по своей структуре является встречным, что обусловило функционирование хронотопа встречи (But while he was yet afar off, his father saw him,and he was moved with compassion, and ran, and fell on his neck, and kissed him). Этот хронотоп отмечен ускорением действия, переданным чередованием односложных акциональных глаголов. Хронотоп отца характеризуется также разомкнутостью: отец впускает блудного сына в собственный путь и в пространство дома своего. 3. Хронотоп старшего брата структурно определяется включенной композицией, имеющей все элементы нарративного построения: В целом, хронотоп в этой притче полностью дискретен. Действие происходит только в местах остановки (длительной). Сам путь отмечен только глаголами движения. Как и в притче о милосердном самаритянине, здесь полностью отсутствует описание, однако, лакуны в какой-то мере заполнены внутренним монологом младшего брата, высказываниями отца и старшего брата. Следует отметить еще одно расхождение между притчами - более высокую степень эмоциональной окрашенности хронотопа притчи о блудном сыне. В обеих притчах основное эмоциональное состояние передается фразой moved with compassion. А в притче о блудном сыне эмоциональное состояние помимо этой фразы передается глаголами действия (ran and fell on his neck and kissed him) и междометием LO!, которое выражает ревность, сожаление, горечь и упрек старшего брата. Говоря о схождениях, подчеркнем, что для обеих притч характерен мотив странствий, что согласуется с общей поэтикой Библии, где сам Бог и Сын его представлены странниками, охраняющими и наставляющими странствующий народ (Ветхий Завет) и отдельного человека (Новый Завет). Лаконичность притч и их насыщенность лакунами позволяет говорить о предельно сжатом пространстве, которое соответствует всем признакам мифопоэтического или архетипного пространства, т.е. представляет собой (а) образ мира между двумя отмеченными точками пространства. Эта модель вариативна: простая в притче о милосердном самаритянине, где действие разворачивается на отрезке дороги от места нападения разбойников до постоялого двора; и сложная в притче о блудном сыне. Она представляет собой круг из локативов: дом отца - чужая сторона – город - скотный двор – поля - двор отца. (б) Труднопреодолимый путь. Трудность выражена троекратными осложнениями, представленными нападением разбойников, равнодушием священника и левита в притче о милосердном самаритянине и распутным городом, голодом в дальней стороне и унизительным служением свинопасом в притче о блудном (в) Наличие противопоставлений и их нейтрализация, что выражено через парные оппозиции: чужой - свой, иудей - самаритянин, равнодушный - милосердный, грешный - безгрешный, блудный - послушный, сытый - голодный . (г) Хождение от центра к периферии и возвращение к центру (Из Иерусалима в Джерико и обратно; из дома отца через дальнюю страну в дом отца). (д.) Появление СПАСИТЕЛЯ от бед (самаритянин, отец). (е.) СПАЦИАЛИЗАЦИЯ художественного времени: сутки=отрезок дороги (МС), годы=многокомпонентный путь (БС), (з) Составность пространств: путь+замкнутое пространство+круг. Эти признаки позволяют говорить о функционировании в притчах универсального пространства. Отметим также определенную матричность притч и хронотопа. По всем признакам притча о милосердном самаритянине представляет собой инвариант рассказа, притча о блудном сыне – инвариант романа. При этом наблюдается явление, которое можно охарактеризовать следующим образом: ассимиляция элементов предшествующего риторического кода в последующем. Мифологема пути, оппозиция культурный герой (самаритянин, отец, старший брат)/ трикстер (разбойники, священник, левит, младший брат) являются составляющими мифопоэтической системы мира, текстуально имеющей множество входов и нелинейное развитие. В свою очередь, нарративная канва притч, зиждущаяся на христианском представлении о начале и конце всего сущего, сигнализирует о совершенно ином риторическом коде. В целом, анализ пространственно- временных отношений в притчах, где наблюдается обратная связь между обозначаемым и обозначающим, способствовал извлечению информации иносказательно закодированной в них: притча о милосердном самаритянине выступает знаком идеи о любви к ближнему, а притча о блудном сыне – знаком идеи о прощении. ЛИТЕРАТУРА 1. Фуко Мишель. Слово и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: “А-
© Copyright: Борис Рубежов Четвёртая Страница, 2010.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
