24 новые союзы исп

Гл 24
Новые союзы
Конец 19 века в России тоже, как и в Европе, пусть с некоторым опозданием, ознаменовался переходом к модернизму. Огюст Конт, новый вождь, провозглашает: Человеческое общество, как часть физического мира, существует по тем же законам. Возрождение с его лозунгом: «Человек – вершина божеского творения», теперь уже не вершина, он становится частью мира. Теперь другая эстетика. И техника живописи тоже другая. До Эдуарда Мане, еще у Энгра – лессировка, заглаженная поверхность, а у Мане – отдельные мазки. Как сначала это высмеивали: «Написано половой тряпкой», но ничего, «попривыкли». Пока картины импрессионистов не дошли до точки своего развития и не превратились, по сути, в этюды. Новым было - картина без главного героя, просто толпа, как в жизни. Явился новый меценат, как он сам определял свое призвание – Сергей Павлович Дягилев, решивший освободить русских художников от «провинциализма». Серия его выставок – английских, немецких акварелистов в 1897, скандинавских художников вызвала большой интерес в главном городе империи - чиновном аристократическом Петербурге. Сведения о них сам Дягилев взял из статьи Георга Норденсвана «Шведские жанристы», вообще он хорошо изучил Роберта Мутера и его знаменитый труд и сделал большое и нужное дело, ознакомив Россию с современными западными художниками, учитывая, что даже в прекрасно изданной книге Мутера ( она у меня есть, говорю как очевидец и читатель) все иллюстрации черно-белые и, как правило, небольшие по размерам, ибо на 485 страницах автору нужно было разместить чуть не всю историю искусства 19 века. На устроенной Дягилевым выставке 1898 в музее Прикладного искусства барона Штиглица – русские и европейские художники. Это первая выставка нового объединения «Мир искусства». Он проведёт в Петербурге пять выставок, VI, благодаря Дягилеву, станет международной. Что такое организовать выставку в Германии? Это надо картины запаковать, ибо их не возили скатанными холстами, а каждую вместе с дорогой рамой нужно было везти заколоченной в ящик, на месте найти и снять залы, напечатать буклеты и каталоги и ждать… окупится или нет… Так что, говоря, что Дягилев –меценат, надо думать – откуда деньги? А денег уже не было, ибо большое семейство, привыкши жить на широкую ногу, нынче вынуждено было себя сильно сократить. Но, как сам себя характеризовал Сергей еще в молодом возрасте: «Я был большой шармёр», и, обаяв и убедив, поначалу меценатами, по сути, выступили Великий князь Владимир Александрович и сам Николай II. Повез он тогда в Германию Серова, Врубеля, Левитана, и не ошибся. Успех был. А потом, особенно с «Русскими сезонами», появились и большие деньги. Стал уже в 1898 издавать журнал «Мир искусства», тут помогали деньгами Савва Иванович Мамонтов и Мария КлавдиевнаТенишева, сама художница и потому большая ценительница искусства. «Выставки 36» ( название Врубеля по числу участников, чтобы не подчеркивать никакого направления) - без жюри, это их главное отличие, они сами решают, что выставлять. Нестеров там тоже участвует. Москва хочет продемонстрировать, что они не хуже имперской столицы. 25 декабря у них первая выставка в Строгановском училище прикладного искусства. А уже 29 декабря 1901 Дягилев, желая привлечь к себе московских художников, в журнале «Мир искусства» помещает о них свою большую статью. Но постепенно с «Миром искусства» у москвичей возникают расхождения. Нестеров: «У них одни Версали и Коломбины» - камешек в огород Бенуа с его «Версальской серией», где в «Последних прогулках Людовика XIV» люди больше похожи на статуи, а статуи версальского парка, напротив, скорее похожи на живых людей. Впрочем, Бенуа это чутко уловил: этикет при дворе Короля- Солнце настолько заполнил придворную жизнь, что для живой жизни места оставалось мало. Но для Бенуа Версаль – это - «не ода королевской власти, а поэма жизни, поэма влюбленного в природу человечества, властвующего над самой природой… монументальный гимн мужественной силе, вдохновляющей женской прелести, объединенным человеческим усилиям для общих целей»..Бенуа привлекал своим широчайшим кругозором, он разбирался в современной живописи не по книгам, ибо из книг нельзя научиться понимать искусство, как верно заметил Грабарь, в редакцию журнала они привлекли не просто единомышленников, а знатоков. Кроме того, издавался он в Петербурге - столице империи и одновременно портовом городе. Петербургские собиратели были куда более культурными, чем их московские конкуренты, они первыми «снимали сливки», а в Москву сдавали то, что самим не пришлось, да еще за двойную цену. Чиновный министерский Петербург был выше купеческой Москвы в культурном отношении. Взять хоть знаменитейших московских собирателей Щукиных. Было их четыре брата-собирателя, наследники Ивана Васильевича, владельца бумаготкацкой мануфактуры: Петр Иванович, старший, собирал как Плюшкин по принципу «авось пригодится»: у него в Малых Грузинах был склад всякого хлама: тут можно было не встретить – откопать! - паникадила, святцы, ткани, иконы, скульптуру, чаще всего копии с копий портретов каких-то чиновников и генералов. Ему несли всякую рухлядь, лишь бы «древняя», зная, что за хорошее и стоящее антикварам дадут больше у знатоков. Иногда чудом среди мусора могла мелькнуть и жемчужина, но не более 1-2%. Второй, Сергей, собирал современную западноевропейскую живопись. И хоть собирал он ее по принципу epater les bourgeois, но именно его коллекция не признанных еще тогда в Москве импрессионистов и постимпрессионистов оказалась самой ценной. Дмитрий был собирателем старых западных мастеров, в основном голландцев, но собирателем невысокого калибра. Среди редких находок были проходные вещи. Ивану, много младше этих троих, хотелось собирать что-то свое, непохожее, и он начал собирать вошедших в моду испанцев. Благодаря знакомству с Игнасио Сулоагой и Роденом он купил такие шедевры как «Кающаяся Магдалина» Эль Греко, одного из святых Сурбарана, которым нынче рад даже Эрмитаж. Было понятно, что академизм – позапрошлый век, передвижники уходили с веком нынешним, а в мирискусниках Нестерову многое нравилось, душе близок был Иван Билибин с его русским сказочным стилем, так похожим на стиль «Дмитрия царевича убиенного». «…чего я так страшно не люблю, - пишет он в письме Средину 1 января 1902 - … пошлости, суеты людской, у художников часто выражающейся с каких-то праздных, пустых цветах, в противно развязных тонах». И еще одну опасность чутко чувствует художник: быть лишь проводником ( иллюстратором, поскольку это изобразительное искусство) каких-либо идей. Эти размышления он пишет в связи с живописными работами певца Севера Александра Алексеевича Борисова. Работы, безусловно, прекрасные, но, как представляется Нестерову, все силы художника ушли не на художество, а именно на пропаганду каких-то, в данном случае, «полярных» идей, может быть, кому-то и нужных, но художник здесь остался лишь проводником этих идей. Здесь же, в письме от 13 января 1902 Турыгину, Нестеров пишет об интересном номере «Мира искусства» ( журнал этот, по примеру европейских, не только освещал художественную жизнь России, но, по идее Дягилева, стал бы центром организации выставок, выходил с 1898 два раза в месяц, с 1901 по 1904– раз в месяц): «Интересный номер «Мир искусства», бойко пишет каналья Бенуа, жаль, что он взял такой паскудный тон о Васнецове. Суть же дела о нем не лишена «верхнего» чутья» - тут возражения Александра Николаевича Бенуа против принижения Философовым значения Александра Иванова с его «Явлением» и возвеличивания Виктора Васнецова.
В конце 1901 среди московских художников возникла идея создания «Союза русских художников», осуществление ее затянулось до февраля 1903. В него вошли виднейшие московские художники и члены «Мира искусства», в частности, Бенуа. Нестеров, конечно, тоже в их числе. Сохранился написанный им документ- обращение:
«В СОБРАНИЕ СОЮЗА ХУДОЖНИКОВ.
Не имея возможности быть в Собрании Союза лично, считаю необходимым высказать свое мнение письменно.
Прежде всего нахожу нужным предусмотреть Собранию включить в число членов Союза приглашенного Архипа Ивановича Куинджи, как первоклассного художника, еще не сошедшего со сцены ( ему тогда было чуть за 60. Год рождения неточен: 1841, 1842. Н.Т.) и могущего стать не только почетным, но и полезным деятелем нового общества.
Далее считаю не менее необходимым предложить Собранию серьезно обсудить вопрос о времени устройства выставок Союза в Петербурге.
Для того, чтобы Союз стал сильными крепким, чтобы он сделался центром наиболее даровитых, интересных художников своего времени, необходимо, чтобы в его состав вошли такие яркие живые дарования, как Серов, Александр Бенуа, Конст. Коровин, Головин, Сомов, Лансере, - словом, все те участники общества «Мира искусства», кои не решаются порвать связь с делом, многим из нас симпатичным. Для того, чтобы привлечь названных художников к участию на петербургских выставках Союза, эти выставки необходимо устраивать разновременно с выставками «Мира искусства».
Для еще большего развития художественного интереса и жизнеспособности нового дела считаю необходимым теперь же решить вопрос о приглашении молодых сил, выдвинувшихся в последнее время, дабы тем самым парализовать всякую возможность эими силами пополнить другое общество.
Со своей стороны предлагаю к избранию следующих лиц: Рущица, Рериха, Пурвита, Фокина, Мурашко, Кустодиева, Латри, околовича, Дурнова и Вальтера.
Смотря на Союз только с идейной стороны, я желал бы ему жизни долгой, но бодрой, смелой и яркой, дабы он не представлял собой скучной середины, так называемого благополучия. Желал бы, чтобы ничто пошлое не знало к нему дороги, чтобы талант и стремление к истинному живому искусству во всех его бесконечных проявлениях было в нем преобладающим. Желал бы видеть единодушие, взаимоуважение и доверие его сочленов.
Иначе для чего этот Союз!!.
Разве мало без него обществ, где люди тянут в смертельной тоске скучную лямку постылого сожительства!..
Необходимо создать нечто другое, лучшее, а для этого мало одного желания, нужны силы, и силы бодрые, смелые, молодые».
Потом досылает в письме от марта 1902 А.М.Васнецову, что забыл два-три имени - это Шмаров, Чирков и, возможно, Жуковский.
Союз просуществовал, как и Товарищество, до 1923. О возрождении его в 2008 говорить не буду, так как это выходит за рамки книги о Нестерове. Таким образом, Товарищество передвижников оказалось самым жизнеспособным союзом. Почему – ответы можно найти только у его членов, тех, которые оставили свои воспоминания. Василий Николаевич Бакшеев из таких. Во-первых, он ровесник Нестерова, учился в том же Училище, затем в нем же преподавал, состоял в том же союзе. Если читатель помнит, еще Нестеров писал о своей учебе, что педагоги менялись. Как и почему это было заведено, подробно раскрывают бакшеевские «Воспоминания»: «Занимались мы семь месяцев: четыре до праздника Рождества и три месяца после. На шестой неделе Великого поста ( перед Пасхой. Н.Т.) занятия по искусству живописи, рисунку и скульптуре прекращались, а также в мастерских пейзажа и животных. Какие прекрасны условия были созданы для преподавателей: в каждом классе было два преподавателя, они занимались, чередуясь по одному месяцу. Так что преподаватель был занят в Училище в течение года четыре месяца, в следующий год – три. Тот преподаватель, который начинал работать в сентябре, работал четыре месяца, а следующий год начинал другой преподаватель, также с 1 сентября. Такая система преподавания давала возможность в год работать творчески девять месяцев, а на другой год - восемь. Потом в Училище открыли новый класс, «высший», где работали с женской натурой, обнаженной и одетой. Руководить предложили Серову, а он в очередь предложил К.Коровина». Не удивительно, что изобразительное искусство встало на такую высоту в 19 веке. Педагоги имели возможность самим тоже заниматься живописью – у них было для этого время и возможности, они не застревали на одном преподавании. Кроме того, у них было не только название – Товарищество, они поистине были товарищами. Позвольте процитировать Бакшеева: «Скромность и взыскательность к себе передвижников определяла взаимоотношения в Товариществе. Был узаконен негласный договор: не выпячивать своих заслуг, не подчеркивать чинов и званий. Владимир Егорович Маковский, талантливый художник, был человек удачливый и среди передвижников один из самых преуспевающих на служебном поприще. И вот, когда в Высшем художественном училище при Академии художеств Владимир Егорович был назначен на пост ректора и по чину должен был носить мундир, он поставил условие, что будет являться на занятия в партикулярном платье. После того как я был принят в Товарищество, случилось так, что я месяца два не появлялся на традиционных четвергах передвижников. Получаю от Поленова письмо: «Принимая Вас в товарищи, мы видели в Вас не только художника, но человека. Моя личная просьба – посещайте наши встречи». Стало стыдно, но я был благодарен Поленову, что он тактично напомнил мне обязанности. Надо сказать, что у передвижников была касса, в которую члены Товарищества выделяли сначала 10 процентов от заработка, а затем, когда образовался достаточный фонд, 5 процентов. На эти деньги живописцев посылали в дальние поездки – на Север, в Крым, за границу, помогали семьям, когда заболевал художник. Когда выставки, отправляемые на периферию, не оправдывали расходов, касса Товарищества принимала на себя убытки. «Тесная дружба связывала между собой передвижник. Честно и бескорыстно служили они народу. Одним из основателей передвижничества был Перов…помню, Лемох писал мне из Петербурга: «Обращаюсь к Вам с просьбой, не можете ли узнать, как поживает вдова Перова, не нуждается ли? Но это нужно сделать очень деликатно». Было в обычае оказывать помощь семьям умерших художников» ( журнал «Огонек», июнь1947). Продолжаю цитировать «Воспоминания»: Мечтой было иметь собственные выставочные залы в Москве и Петербурге. Как-то созывается собрание передвижников. Надо было решить важный вопрос. Один из братьев Елисеевых предложил передвижникам построить выставочное помещение в Петербурге. Давал на постройку, тебуя себе 2% прибыли. Многим, в том числе Репину, идея показалась заманчивой. Но встал Мясоедов и произнес замечательную речь. «Мы, - говорил он, - не должны зависеть от прихотей разбогатевшего любителя картинок. Нельзя наше творчество поставить в малейшую зависимость от купца». И все согласились с ним. Никому не быть обязанным, творить с чистой совестью еще раз пообещали друг другу передвижники. Особенно дружны мы были с пейзажистом Дубовским. Он был душой нашего объединения. Немало ведь возникало разногласий между молодыми и старыми передвижниками. А Николай Никанорович всегда находил нужное слово. Его непоколебимая верность идеям передвижничества примиряла различные суждения молодых и мастеров ». Если скажут, что это не относится к Нестерову – пишу единственно из тех соображений, чтобы незаслуженно забытые имена были опять на памяти, ведь цели передвижников были – нести искусство народу. Потому новым экспонентам к картине, принятой на выставку, прилагалась записка, в которой излагались цели Товарищества. Там, между прочим, говорилось, что принимаются жанровые, пейзажные картины, портреты, а натюрморт и цветы не допускаются.
В 1909 и Нестерову в Петербурге предлагают стать профессором Академии художеств. Но у него другие интересы, сугубо творческие: окончить росписи Марфо-Мариинской обители, а затем отойти от иконописных работ и сосредоточиться на живописи. Тогда, в связи с обителью, возникла впервые мысль о необходимости переезда в Москву. А пока после заграницы живут опять в Княгинино, куда к ним приехала погостить вдова Яна Станиславского – Янина Станиславовна. Трагически кончилась для нее эта поездка. Она заболела тифом и в мучениях скончалась в Смелянской больнице. Душеприказчиком она назначила Нестерова и брата Яна. Его наследие нужно было распределить между музеями Варшавы, Кракова и Львова, каковые все входили до 1917 в Варшавскую губернию Российской империи. Когда вернулись в Киев, узнали, что Нестерову пришло уведомление об избрании в Общество художества и литературы в Париже. В ноябре заболела дочь Наташа. Совет врачей: перемена климата на более южный. Последовало предложение от фрейлины двора Натальи Ивановны Оржевской, из княжеского рода Шаховских, которая в своем имении в Чартории Волынкой губернии работала как рядовая сестра милосердия. Кстати, мы помним, что там он расписывал церковь, и удачно! Жизнь свою экс - фрейлина окончила в Казахстане в 1939, но сумела дожить до старости. В это время была написана небольшая картина «Вечерний звон». Сюжет вроде прост: по дорожке среди двух домиков монастыря, за которыми виднеется церковка, идет, сгорбившись, старый монах. Лица не видно, но немолодые годы согнули его спину. Он весь в черном. Перед собой он держит большую свечу. Свет ее дрожит, но не гаснет. Зритель может сам додумать, что хотел сказать художник. Нестеров всегда говорил, что сюжеты его просты. А на деле - это далеко не так.
Просит друга Турыгина : « не поленись, сползай в музей да посмотри, правда ли то, что людишки в «Аполлоне» пишут». Людишки там, в ежемесячном журнале «Аполлон», были не простые, вели с октября 1909 по 1918 обзоры всей художественной жизни – истории искусства, выставок, отечественных и зарубежных, а также театральной и музыкальной жизни в России и Европе. Кто делал обзоры? «Письма о поэзии» - Николай Гумилев, «Заметки о беллетристике» - Михаил Кузмин, «Петербургские театры» - Сергей Абрамович Ауслендер ( 1886-1937, автор первой книги о Колчаке, своем идеале, племянник М.Кузмина, сын народовольца Абрама Яковлевича, казнен как «враг народа» в 1937). Передвижников здесь не жаловали, но чисто идеологически, как мастеров их признавали - еще бы, здесь рисовали и писали о художниках тоже не последние мастера: Бенуа, Бакст, Добужинский, да сам издатель и автор Сергей Константинович Маковский был сыном знаменитого художника- передвижника Константина Егоровича, а тот - сыном основателя УЖВЗ, Егора Ивановича. Эстетика у них была другая, и век другой. Вот характерное – Бенуа о Вагнере: «Нет никакой пользы, что Вагнер лазал на баррикады, а между тем он рисковал унести в могилу Нибелунгов, Тристана и Парсифаля. Нельзя класть жизнь художника на такой недостойный вздор, как политика». Они начинали как большие эстеты, европейцы: не надо никого разоблачать, обличать – искусство преобразит мир, но продолжали менее 10 лет. Кончилось в 1917. «Ни историки, ни философы революции не нужны» (Александр Городницкий). Нестеров к тому времени тоже отошел от передвижников. А с кем же он? Не иконописец, но работает в церквах. Внутренне чужд барству Бенуа, но тоже тяготеет к красоте, как спасению. А более всего – к вере, в ней полагает найти русскому человеку путь к истине. Как говаривал его любимый Виктор Васнецов: «Русские люди не часто ходят в музеи, пусть в соборе увидят праздник, красоту». Их с Нестеровым новый стиль иконописи перенимали и другие церкви.
Он посещает философские собрания, но не фанатик. Мало они его трогают, признается, что в их дискуссиях не только участия не принимает, но кажутся они ему столь отвлеченными, столь запутанными и переполненными, особенно у князя Сергея Николаевича Трубецкого (1862-1905), специальными терминами, что не поймешь ничего ( есть у меня эта книга. Вот ее содержание: О природе человеческого сознания.- Кн. С.Н.Трубецкого. Идеалы и действительность – В.А.Гольцева. Письма о книге гр. Л. Н.Толстого «О жизни» - А.А.Козлова. etc. Издание не позже 1891)
Николай Александрович Бердяев более категоричен, он считает, что не все – личности, все лишь индивиды, лишь единицы – личности. Свобода не рациональна, Бог свободно творит мир, и человека наделяет свободной волей. Свобода – для Бога. Любовь к Богу - не из боязни наказания, не из долга, а свободная. И даже так в журнале «Вехи» 1909: «У нас философия – не духовные ценности, а утилитарно- общественные цели. Господство народолюбия и пролетаролюбия , поклонение «народу», посему уровень философии у нас очень низкий. В 70-е годы даже чтение и увеличение знаний не считалось ценным занятием. Времена этого народнического мракобесия прошли, но бациллы остались. В революционные дни опять повторилось гонение на знания, творчество, высшую жизнь духа. До сих пор не можем признать роли науки – всё подчинено интересам политики, партий и кружков». Не знаю, читал ли именно эту большую статью Бердяева Нестеров, но мысли его разделял, хотя в споры не углублялся – времени на это не только не было, но было его жаль на это тратить. Скорее ему было близко следующее утверждение: «Подлинная любовь к людям есть любовь не против истины и Бога, а в истине и Боге, не жалость, отрицающая достоинство человека, а признание родного божьего образа в каждом человеке». И «деление философии на буржуазную и пролетарскую, на правую и левую – декаданс». А Нестеров, как художник, был против декаданса.
Сколько их, интеллигентов, то есть людей умственного труда, было в России? По переписи 1897 – менее 3%, 726 тысяч. Но! Они составляли общество! А грамотными к концу века были почти все. Церковно-приходские школы, 2-классные и 4-классные ( такую окончил Есенин) были в каждом селе. Процент неграмотных добавляли малые народы, для них только после революции создали письменность. Сословные различия были в России больше, чем в Европе, но купечество тянулось, подражая дворянству, а мещане тянулись, подражая купечеству. Социальный лифт, безусловно, был. Достаточно посмотреть родословную самого Нестерова. Давно ли его предки были крепостными? Но как они туда входили – взгляните на картину Николая Петровича Богданова – Бельского «Новые владельцы» ( 1913). Можно не ходить в театр и не отсиживать там 4 действия на спектакле «Вишневый сад» и других подобных, отражающих суть перемен. Всмотритесь в картину. Крестьянская семья, выбившаяся в богатеньких, купила у прежних, разоренных, их дворянскую усадьбу. Вот они все уселись в большой зале, где видны хоры – значит, когда-то тут проходили балы, а на хорах располагался оркестр - за чаепитием. На барском еще столе, но уже покрытом домотканой коротенькой скатертью, стоит самовар, о чайном сервизе нет и помину – стоят стаканы – сколько еще лет они будут символом нашего быта, но и из стаканов новые господа не пьют – она лакают как животные из плоской посуды – из блюдец. А как сидят! Поджавши под стул босые ноги. В стену уже вбили гвоздь и повесили – в гостиной! - конскую сбрую. Камин уже топиться не будет – для обогрева притащена буржуйка. Скажете, ничего, выучатся. Долог путь до Темперере! Да и кто даст его пройти? 1913. Еще и война не началась. И революция. И коллективизация. Всё же замечу в скобках: не любит Нестеров этого художника! И об этом полотне пишет: нет, мол, в нем поэзии, которая есть у Чехова в «Вишневом саде»… Не читал он, конечно, что написал Бунин об этой самой «поэзии» «Вишневого сада». И, как мы помним, в конце слышны звуки топора – вырубают сад. Тут противоречие двух художников даже не в манере письма, не в красках – оно в самом подходе к явлениям. Нестеров и хочет видеть, и звать к идеалу – вере Христовой, потому свою линию называет опоэтизированным реализмом, а у Богданова –Бельского – сама жизнь, и изучать ее можно именно по его картинам. При этом интересно сравнить написанные Малютиным портреты самих художников: Нестерова - где он на нервном ярко-красном фоне стоит в профиль, одна рука заложена за спину, другая энергично сжата, не подумаешь, что именно он пишет почти в это время (середина февраля 1915) картину «На земле мир, в человецех благоволение» и комментарии художника к своей работе: «таково прекрасно сотворен рай земной». А Николай Петрович на портрете того же Малютина смотрит анфас и кажется совершенно благодушным. А именно он прошел нелегкую школу жизни, родившись в бедной крестьянской семье, в деревне, где даже учиться грамоте было негде до счастливого приезда в свое имение московского профессора С.А. Рачинского, открывшего там школу.
Как на другой планете ведутся дискуссии и споры в Московском религиозно-философском обществе. Один из столпов, Иван Александрович Ильин (1883-1954), чей образ Нестеров запечатлел на портрете 1921 года «Мыслитель», если и спорил, то не переходя на личности, а только по идейным разногласиям. То же старался делать Нестеров, хотя в картине это выразить труднее: живопись - это искусство образа. Еще ведь надо понять: а где оно, зло? Те, кто шли к Зимнему 9 января – уверены, что они за благое дело. Николаю II, которого и в Петербурге тогда не было, доложили, что это бунт против царя и отечества – и благим делом будет бунт разогнать. О, сколько ошибок и прямых преступлений против человечности можно было избежать! Уметь лавировать, договариваться – для этого нужны и человеческие качества, и искусство. «О сопротивлении злу силою» - это его поздняя, 1925 года, полемика с Толстым. Но Ильин перечисляет 10 национальных ценностей: язык, песни, танцы, сказки, жития святых и героев, молитвы. От этих же ценностей исходит в писании картин Нестеров – они проникнуты русским духом. Добавлю про стиль и стилизацию. В этом Грабарь после Персональной выставки обвинил Нестерова. Совершенно независимо от него в том же - подмене стиля стилизацией – сам Нестеров частенько уличает других художников, ибо - грань тонкая! Дело вкуса.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 06.12.2025. 28 исп
• 03.12.2025. 28
• 02.12.2025. 24 новые союзы исп