Борьба. Отношение к литературе.

Тяжело бороться с плохо написанным текстом рассказа («Призрак Цейвика»), при внимательном рассмотрении того, что успел написать — опускаются руки и лень делается ещё тверже и острее. Что делать с ним? Менять? Уничтожить? Что? Сначала ты пишешь и то, что выходит кажется правильным, точным, глубоким. Далее происходит обратный процесс. Чуть ли не противоположный первому. От того, что написал хочется убежать, спрятаться, исчезнуть. Забыть про текст. Забыть про авторство. Отвернуться. Выписать Отказ.
Два рассказа мною начаты. Один из них («Рассказ мучеников и мучителей») брошен. Отрывки из него (ими нисколько не горжусь, хочу оставить):

«Случайный человек, без имени, места и цели. Система и ко мне отнеслась справедливо. Всё верно. Настроение мрачное, нервы оголены, сердце стучит за всё человечество, тело поедается пороком. Достигая такого возраста в понимании подобной жизненной философии, на многое закрываешь глаза, много отрицаешь и подпускаешь к себе только злое, дурное, печальное. Печальное не всегда злое. Но печальное всегда красивое. А красота может и погубить. Веру в любовь я потерял. Необходимость в женщине отпала. Я сам себя не понимал, а как меня поймет другая женщина? Зачем она мне нужна? На этот вопрос я не могу ответить. А ошибаться в очередной раз нет никакого желания. Много в жизни упущено. Многое уже не вернуть. Многое и не хочется возвращать. Отданное во владение прошлого, я умываю руки, мне туда не вернуться. Дезертирую с прошлой жизни. А по будущему бью каблуком тяжелого сапога. Не хочу так! Мною владеет разочарование, горечь, боль. Я почти оправдал себя в своих глазах. И тот, кого я сейчас перед собой вижу, он мне одинаково противен, как и любим. Я люблю такую сволочь, как я. В конечном счете, именно с самим собой приходится жить до конца, до самой смерти».

«Глядя на них, мне самому захотелось лечь на землю, закрыть глаза руками, вдохнуть холодный ночной воздух и «уйти», исчезнуть отсюда. Но только так, как спящий погружается в сон, а потом вновь пробуждается от него. Смерть должна быть приятной. Как глоток холодной воды или поцелуй любимой женщины. И то, и другое я страстно желал. Желая о невозможном ещё хуже усугубляешь свою участь. Добавляешь отчаяния. Добавляешь горечи. Добавляешь раздражения и тошноты».

«Один из них осторожно коснулся меня, едва затронув плечо. Во взгляде старика читался необъяснимый ужас происходящего. Он, вероятно, не понимал, что творилось с ним и что происходило рядом. Этот мучительный вопрос блуждал по складкам его в узелок сжатых морщинистых черных губ.

Сколько ещё идти то?.. Голос как догорающее пламя костра, рука упала с моего плеча, обвисла как неуклюжая плеть.

Пристально всмотревшись в голубые впадины старческих глаз, меня самого охватил ужас. Ведь он скоро умрет. Ему осталось немного. Зачем он хочет это знать?..

Скоро.. , - разве я это сказал? Это были слова иного существа. Это был не я. Как страшно всё таки меняется голос от ежедневных кошмаров. Всё меняется. И нет сил это изменить или повернуть в другую сторону. Мы идем только вперед. Позади остаются мертвые. А живому нечего делать в царстве мертвых.
Вы идите, я останусь здесь. У меня нет сил продолжать путь.
Нет, ты не можешь остаться. Все должны идти. Здесь нельзя оставаться. Запрещено.
Кем запрещено? Кем? Вы знаете?
Нет, я не знаю.
Вот, вот. Не знаете. А зачем говорите? Зачем обманываете?
Но ведь все так делают. Значит, это правда.
А что такое правда?
Я не знаю.
Иди. Оставь меня в покое. Я останусь здесь.
Но..
Иди».

«Как много смерти видишь по дороге в белый дом.. Весь пейзаж был пропитан умиранием. Из пространства тянулись к верху полулысые черепа идущих людей. Природа дышала горьким распадом. Деревья сумрачно оглядывали надоевшую местность. Солнце крутилось вокруг своей оси и заходилось диким истошным смехом, словно высмеивая ничтожество человека. Земля дышала мертвым потом. С неба лилась кровавая известь.. Это был ад. Это был наш человеческий ад. Я перестал смотреть. Но внутри было ещё хуже.

Через какие страдания надо пройти, чтобы перестать видеть это? Желание вырвать глаза своими руками не покидает меня вот уже двое суток. Хочется содрать кожу и на собственное мясо твердым слоем наложить железный густой покров. Защищаться здесь надо уметь. Иначе затопчут. Иначе эти голодные пасти выгрызут душу с плоти. Иначе ты будешь пожран. Твое тело будет висеть обессиленным куском мяса в их острых и ядовитых клыках.

Нельзя останавливаться. Надо идти.

Они шли.

Чуть поодаль от меня тихо перешептывались двое. Он и она. Она крепко сжимала его руку, по-собачьему верно заглядывая в его мутные, грязные глаза. С тяжелым безразличием и мрачной, отчаянной отстраненностью он гладил её золотые волосы. Взгляд был далек от неё. Она не могла его поймать.

Она: Ты иди. Иди. А меня оставь. Мне так лучше. Понимаешь? Ты должен идти.

Он: Без тебя я не сделаю ни шагу. Я не пойду один. Я не могу.

Она: Ты сможешь. Ты сильный. А я слабая. Со мной твоя любовь. И мне этого сейчас достаточно. Кроме неё я ничего больше не хочу. Любовь меня оправдала. Смерть теперь мне не страшна. Если ты останешься со мной, то она возьмет вверх над нами. Этого нельзя допустить. Кто-то из нас должен быть сильнее неё. Пожалуйста, иди вместе со всеми. Оставь меня одну. Я умру, вспоминая тебя. Иди.

Он присоединился к идущим. Она же упала на землю. Её крик утонул в общем хоре не умолкающих голосов».

То, что мной писалось и пишется к литературе не имеет никакого отношения. Писатель изучает правила, знает (или мастерски делает вид, что знает) всё о меню, о рецептах приготовления различных похлебок и т.д. Он знает как написать доступно и понято. Он пишет для читателя. Читатель читает его. Или не читает, но хотя бы знает с какой мерой подходит к нему. У него есть представление (общее, субъективное) и сформировано мнение.
Я не знаю ничего этого. У меня нет представление ни о писателе, ни о читателе. Кто это, что это.. Неизвестно. Легко тому, кто ответил для себя на эти вопросы. Я же не хочу даже подступаться к этому и размышлять сообразно этой сомнительной (относительной) темы. Когда начинаешь пробовать писать в нежном и юном возрасте, тогда следование каким-то правилам, принципам, постулатам, кажется преступным занятием. То, что ты позволишь себе в последнюю очередь. Или даже ты слишком горд для того, чтобы послушаться и сделать всё верно, так как положено. А сейчас.. Есть ли смысл вгрызаться зубами в то, что когда-то упустил? Я не знаю. У меня нет ответа. А выпрашивать советы... нет, не моё. Не хочу. Не буду. Но... что тогда остается мне? Одинокая мысль. Мысль о том, что слова это мой единственный (вернее, главный) путь личного познания того, что мной зовется. Меньше размышлений о литературе, больше глубины, фантазий, мечтаний и новых ландшафтов мысли.

Стремление к истине делает тебя писателем собственной истории.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.02.2013. Глаза в глаза.
• 21.02.2013. Ни строчки.
• 18.02.2013. Вуаль, скрывающая ужас.
• 16.02.2013. Бремя быть человеком.
• 14.02.2013. Искушение существованием.
• 13.02.2013. Борьба. Отношение к литературе.
• 12.02.2013. Бросать вызов.