Хочется влюбиться. Вплоть до неадеквата, до полной упоротости. Накатать пять кило елейной-лилейной любовной лирики, заворачивать ее в газетные кульки, как семечки, и торговать потом ими у метро. Хочется включать музыку в плеере громко, чтобы уже наверняка не слышать окриков "идиот, куда прешься???". Хочется подойти к первой же попавшейся незнакомке с неприличным предложением "мисс, давайте я втрескаюсь в Вас по самое не могу?". Наверное, это грядущая весна на меня так развратно действует. Хочется влюбиться до мутного ошалелого взгляда и потерять себя ко всем чертям хоть на какое-то время. Но, увы, жена выступает категорически против моих лучших и светлых порывов.
Александр Ноитов
/
Скоро яблоки станут горькими, скоро волосы станут белыми,
а я снова иду по лесенке незабытых еще стихов:
У меня на запястьях птицы. У него на запястьях небо.
Наши руки друг к другу тянутся, поднимаются высоко.
Мне легко и теперь от этого возвращаться в пустую комнату,
где ворчит и лениво щурится постаревший пушистый кот.
Возвращаться к стихам, как к любимому.
В эту близость, в душевную сомкнутость.
Мы полвека друг к другу тянемся, поднимаемся высоко,
выше, выше… И так становимся мы большими цветами вселенскими,
распускаемся прямо в звездное, прямо в вечное — наравне.
Скоро яблоки станут горькими, скоро волосы станут белыми.
А я так же шепчу с улыбкой «мой поэт, ты напишешь мне?»
Алина Лён
******
Дворик за окнами.
Двор из породы садов -
травноухоженный, сложно украшенный ветками
ивок? рябин ли? каштанов?
Не знаю, пардон,
имени этих деревьев, лучами одетых
солнца ленивого,
малого,
солнца с пятак -
хочешь, купи на него две улыбки девчонки,
той, что по дворику ходит
и любит собак,
судя по маленькой и истеричной болонке.
Дворик за окнами.
Самый обычный, из тех,
где дон-жуаны на пенсии цокают девкам,
режутся в шашки,
где сушат рубашки под смех
десятилетних героев, отважных по-детски.
Где от дородных матрон раздаются дары
внукам — еще не созревшие, кислые яблоки,
где все детали и чувства сединно стары
и новорождены,
где их и много,
и мало.
Я, растревоженный чем-то далеким, чужим,
в окна смотрю.
Я смотрю, но как будто не вижу
ни человечьей души,
ни житейский ушиб,
ни неподвижного Бога меж ног и булыжников.
Может, к чертям этот поиск причалов, причин,
может, ответы вот здесь, где вся жизнь на ладошке?
Вот и молитва мне:
Господи, научи
видеть за окнами двор и не требовать большего.
Аль Квотион
******
Я вырос, Ма...
Виктор Плешаков Ёж
А знаешь, Ма, я всё-таки подрос,
Вошёл к пяти годам и в рост и в силу.
Ты помнишь, как сурово морща нос,
Меня за шкирку глупого носила?
Ворчала, мол, не щен, а егоза.
И как такого вырастить до мачо?
Но я же видел, Ма, твои глаза
И что улыбку ты напрасно прячешь.
На фоне благодушнейших сестёр,
Впитавших послушание в привычку,
Я был – чума, проказник и бретёр,
И в каждой бочке, кажется, затычкой.
Я вырос, Ма! И даже возмужал.
Меня страшится псов бродячих стая.
Надеюсь, что чуть-чуть умнее стал –
На бабочек давно уже не лаю.
Живу в селе. У нас добротный дом.
Уютно, сухо, есть похлёбка в миске.
Почти дружу с нахальнейшим котом,
Который откликается на «Брыська»
А наш вожак – бобыль седой, хромой,
Носящий кличку странную «Валера».
Ты помнишь, Ма, как он забрал с собой
Меня щенком из милого вольера?
Доволен им – не жаден и не строг,
Гордится мной, коту не потакает.
Но только, Ма, он очень одинок
И я его, конечно, опекаю.
Вожу гулять, играю с ним в «апорт»,
Старательно облизываю миску
(ну, чтоб не мыл). А наш скандальный кот
Ему на завтрак где-то ловит мышку.
Мне мачо позавидует любой.
Ну чем не жизнь! Лишь лунными ночами
Веду беседы мысленно с тобой.
Я вырос, Ма, но всё ещё скучаю.
Уже прошло так много зим и лет,
А мне всё снятся запахи вольера…
Ой, Ма, прости... Пойду... Проснулся дед.
Небо с двух сторон
Елена Колотвина
Здесь нет земли, здесь небо с двух сторон.
О небо ведь ещё никто не разбивался.
На сердце наношу большой урон
И так хочу, чтоб ты мне вечно улыбался.
Пыталась не любить, но не смогла
Заставить сердце больше не стучаться,
Спокойствие души не сберегла,
Хочу с тобой любовью заниматься.
Хочу сходить с ума и умирать
От твоих ласк бесчувственно-жестоких,
Но помнить, никогда не забывать,
Что мы с тобой две птицы одиноких.
И вместе мы не будем никогда,
О небо ведь ещё никто не разбивался,
Но, если ты полюбишь, то тогда
Я так хочу, чтоб ты мне вечно улыбался!
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
