о себе - никому о. м
Лев Либолев
о себе - никому. это точно - молчание-золото,
а слова - серебро. и, хотя благородный металл,
но не золото всё же... как тушью на зоне наколото
всё, о чём ты хоть раз, но по правде, в сердцах разболтал.
хоть наколку возьми - тушь на зоне, известно, не водится.
ну и что, голь на выдумку, как говорится, хитра.
и народ здесь не глуп. здесь, на зоне, умелый народец-то.
всё раз плюнуть ему. ну, ни пуха, браток, ни пера!
к чёрту, к чёрту... подмётка да стёклышкo нужное.
поджигаем, коптим. после копоть смешаем с мочой.
погоди, погоди... всё, что хочешь, наколем до ужина.
погоди, не спеши, подставляй под иголку плечо.
вот и кольщик пришел. ремеслом занимается смолоду.
он - от Бога талант, руки цепкие, глаз, как алмаз!
если б знал ты, браток, сколько было им в жизни наколото...
подходи и не трусь! он исполнит твой дерзкий заказ,
всё, как надо. поверь, этот кольщик проворен и опытен.
всё в ажуре! смотри - как хотел, так и есть на плече.
там написано всё на моче разведённою копотью -
слово - лишь серебро. о себе разболтал я зачем?
никому о себе. понял я, что молчание - золото,
а слова - серебро, и, хотя благородный металл,
но скажи я кому, чем наколка на теле наколота,
не поймут. и опять пожалею, что всё рассказал.
Половина зимы
Ольга Корзова
(И снова, кажется, песня)
Половину зимы
проживу, будто сонная птица.
лишь встряхну головой –
и опять окунусь в забытьё,
оттого что метель
подступила и в окнах клубится,
оттого что молчит
заплутавшее слово твоё.
Половину зимы –
будет время – наверно, не вспомню,
словно снег никогда
над моею судьбой не летал
и не пряталась я
в тишине цепенеющих комнат
за работу, за книгу,
за женский пустой сериал.
Половину зимы –
да к чему мне её половина? –
если где-то в лесу
притаилась под снегом трава,
и о родине грезит
отчаянный клин журавлиный,
и грустят на реке
в ожиданье весны острова.
Кот мурлычет. Бычит ветер.
В перекрёстках - несогласка
фордов с выгнутою мордой
покупаемой раскраски.
По флажкам - расставил вечер:
пара пуль - на пару слухов…
...Я тебя напрасно встретил.
Я тебя теряю, сука.
…Удали меня обратно...
Вилка - бьёт в четыре дырки
нас, попавших в три карата
в перстне свинской ювелирки.
Убеги из наших писем,
уведи меня на бойню -
ЧТО-НИБУДЬ...
Реши.
Решилось?
...я опять умру с тобою.
Кот мурлычет. Бычит ветер.
В перекрёстках - светофорно.
Дай мне пять… В минутах - вечность
даст мне больше…
Фору -
вору.
И "форевер" - как огласка.
Ворон – в перьях со смолою...
Разрисуй мне жёлтой краской
сердце с мёртвою стрелою.
На заборе наших связок.
Сказок.
Свинства.
Ночек.
Тучек.
Убивай меня - так разом.
Так оно - по сводкам - лучше.
Вероятность
Роман Лагутин
Неизвестно, что было бы, если б сложилось иначе:
неизвестный автобус закончил бы путь, или начал
продвижение новым маршрутом,
и новым движеньем
открывал не сложение длин, а уже умноженье?
И в реальности той вероятной (пусть невероятной)
он достиг бы, возможно, чего-то, что недостижимым
нам казалось из пункта "сейчас" по причине понятной
(но бессмысленной в новом разрезе и новом режиме)...
Прибывая внезапно туда, где он не ожидаем
наш герой, в результате собой же рожденных склонений
мог бы встретить кого-то, кто ранее был нерождаем
но в итоге родился, и ждал его в той стороне, и
ни минуты не осознавая, что неисполнимы
ожидание, встреча, само это существованье -
как фантомные боли в груди, растревоженной мнимо,
как кораблика два, затонувших в оставленной ванне,
как оставленный мир, без единого слова живого
монолога не в силах прервать, что-то тёплое шепчет -
так близки, но сближения ищут отчаянно снова и снова
двое призраков тех - вероятность в не произошедшем.
Душа
Алексей Александрович Максимов
Хрустальный день. Прозрачно стынет воздух.
Темнеет лес, как замок нежилой.
Душа моя, возьми минутный отдых
и притворись январскою пчелой.
Грузилом неразменного червонца
заведомо идущая ко дну,
ты так легко в себя вмещаешь солнце
и землю, и прозрачную луну,
и нежный снег, вздыхающий на елях,
и синий свет небесного огня,
и сбрендившего в милых канителях,
в весь этот мир влюблённого меня.
Храни покой сколь хватит в улье мёда,
продли блаженство дивной чистоты,
пока молчат в слиянии природа
и ты, моя единая, и ты…
засыпаю на ладонях лета...
Лара Носова
засыпАю на ладонях лета
в колыбели поля золотого
и горбушкою ржаного хлеба
пахнет день июльский...
в изголовье
светлый ангел стережёт покой мой...
Зима надоела
Ас Перов
Когда же закончится эта зима?
Как шубы в метро надоели.
Когда же растают её закрома,
Омыв этот мир, как в купели.
Сугробы не в радость, и бесит метель,
На холод устал уже злиться.
Ну где же, ну где с перезвоном капель,
В веснушки одетые лица,
И брызги улыбок, даримые всем,
И счастья бессонные ночи?
А в творчестве просто сужение тем:
Стихи про любовь - сотни строчек.
Надеюсь, что мы не сойдём все с ума,
Дождёмся весны. В самом деле –
Когда же закончится эта зима?
Как шубы в метро надоели.
Ларчик с кукушкой
Алёна Рычкова-Закаблуковская
Мне думается, открывался просто
Тот ларчик – люди-жернова
Мололи лес – деревья вместе с гнёздами
Валились под ударом топора.
И страху вопреки лесные птицы
Лепились к человечьему жилью.
Сновали желтобрюхие синицы,
Ворона хоронилась на суку.
И по утрам медовую зарю
Повадилась встречать кукушка
Над крышей нашей.
Под это громогласное ку-ку
Гудел наш дом тибетской полой чашей
И мама опасалась суеверно,
Что это верно не к добру.
Я помню, как на стыке дня и ночи
Врывался к нам тот голос роковой.
И вместе с ним, как мальчик-колокольчик
Звенело тело. Гулкою волной
По дому расходились звуки,
Но лица спящих, не приемля муку,
Всё также безмятежны и тихи,
В предутреннем свеченьи розовели.
В мозгу моём, вращаясь еле-еле,
Всплывали допотопные стихи.
Я на крыльцо бежала. Небо меркло,
Как в черепаховой старинной табакерке.
Черёмуха сорила во дворе,
А в палисаде тонко марьин корень
Вплетал свой первозданный аромат..
И расходился словно с колокольни
Кукушечий торжественный набат.
Мне думалось: никто не виноват!
И смерти не достоин.
А птица, ощутив мои шаги,
Снималась тяжко с поднебесной ветки.
Росою ветви окропляли веки
Мои. И стебелёк руки..
Рассказы Анья. Мясо
Елена Элентух
Мне было пять с половиной, когда погиб брат. Бомба. Ему было восемь, да. Отец воевал тут на севере, вьетконг. Мать работала, сестра младшая.
Ходить отоваривать рисовые карточки (8 кг на ребенка, 12 кг на взрослого) это была наша, детей работа, да.
Не сразу идёшь, тренируют долго. Подходит взрослый, ребенок и по ноге бьют, больно, камнем бьют или палкой. А ногу нельзя поджимать, надо к земле еще крепче прижать и не плакать, да.
Привыкаешь, тогда с собой берут. Ходили ночью, группой. У старшего фонарик, кусок брезента, срезали со сгоревших машин, нож острый, обмотан веревкой, только острие торчит.
Идешь ночью, змея жалит, больно, ногу к земле прижмёшь и кричишь: "Мясо!"
Сразу каждый знает, что делать, да. Брезент на кусты набрасывают, ну, чтобы с вертолетов не видно, старший руку рубахой обматывает и палкой по змее и ноге тоже. Ногу крепко прижимаешь, да. Змею убивает быстро, фонарик зажигает и порез там, где она укусила, делает. Кровь густую выжимает, а другие дети ищут вокруг траву, чтобы чистую кровь остановить.
И ничего, только голова кружится, и сердце колотится, не от змеи, да.
Потом сидим вокруг котла с рисом и мясом, улыбаемся. Мама с работы приходит, мы ей: "Иди мясо есть", а она так посмотрит и говорит, что не голодная, да.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
