Авторы Произведения Рецензии Поиск Магазин О портале Вход для авторов

Юрий Со

Ия Геста: литературный дневник

Не нравится людей несвятость,
А мне - безгрешность(.Ирландский Цыган)

Однажды и всегда
Юрий Со
Всем тем, кто...

Ее ушам так нужен говорящий,
живой, а не сыгравший в ящик,
Звук сам протопчет к ней дорогу.
Ее губам необходимо много:
в ключицах ямка, сильная рука
и в рытвинах от горести щека,
которая мягчает, удаляясь
во тьму. Еще нужна ей завязь
цветков, что вырастают в сливы.
И птицы, чьи беседы так крикливы,
что воздух превращают в гам.
И музыка нужна ее ногам.
Они ведь ей даны не для движенья,
а для того, чтоб силу притяженья
попрать и напрочь изувечить.

Ее рукам необходимы плечи,
чтобы за ними пальцами могла
погладить два растущие крыла
и в них надолго головой зарыться,
пока не сядет на окно жар-птица,
не добрым светом озарив лицо,
пока разлука всходит на крыльцо.
Ее груди нужны прикосновенья,
что душат, как библейские знаменья,
взрывчаткой тлея ниже живота.
Еще нужна ей слабость, но не та,
что мнёт, а та что распрямляет
и, как хирург, сомнения удаляет.

Ее глазам нужны мои глаза,
которые уперлись в телеса
обоев, стен, картин, балконов,
складов, платформ и перегонов,
в безжизненную серость монитора,
в трехцветное мерцание светофора...
Глаза все видят в сутолоке дня,
за исключением той, что ждет меня.

Жаль
Юрий Со
Неизвестно, чьё было решенье.
Жизнь пошла, как волна от причала.
Человек – это только начало.
Жаль, что выглядит, как завершенье.

Мы на судне своём, как матросы,
всё умеем мы, кроме прощанья.
Человек – это лишь обещанье.
Жаль, сдержать его будет непросто.

Нас из глины слепили и песен,
из молитвы и окрика злого.
Человек – это только полслова.
Полный текст нам пока неизвестен.

Много дней я любил тебя. Много
дивных слов произнёс. Но напрасно.
Как и мир, я меняю окраску.
Жаль, никак не уйти от порога.

И не важно кто первый, кто третий.
Мы один рассекаем здесь воздух.
Обернуться в толпе нам не поздно.
Жаль, тебя до сих пор я не встретил.

Юрий Со
Стихи из руин

Она любовь кроила, как сатин.
Я, как любой слегка вперёд заплывший,
оставлен за бортом. Плыву один.
Теперь я бывший.
Я был у многих. Гул пустых сердец
я тоже оставлял на поле боя.
В любом начале свой сокрыт конец.
Не так с тобою.
Среди руин свою таскал я спесь,
но не слуги, а чаще господина.
Она громит и рушит всё, что есть.
И я – руина.
Простите все, кого я не любил,
с кем под одной не окажусь я крышей.
Теперь и я когда-то чем-то был.
Теперь я бывший.

28.01.2016
Январская полночь
Юрий Со
В городе дождь, а быть может, и снег.
Или всё вместе. Зачатий кривая
вверх поползла. Из ночного трамвая
искры рассыпались на парапет.
Медленно тает податливый лёд.
Мент промокает у Пулковской трассы.
Поп поднимает подол чёрной рясы
и по воде, яко посуху прёт.
Снег отощал и разлёгся, как труп.
Небо над Купчино призрачно-сине.
И тощих сугробов анорексия
неизлечима. А лужи вокруг
только обширней. Таксист второпях
вливает в бачок зловонную жидкость.
Бомж у складов собирает пожитки
и матерится, промокнув до пят.
В городе дождь, а быть может, и снег.
Нынче зима стала гибкой, как совесть.
Пишется мелом январская повесть.
Мел размокает. И вот его нет.

Шея

На этой шее, вот на этом самом месте
был пионерский галстук, автомат и крестик,
потом «пацифик», инь и янь, фигурка Будды.
Сегодня — ничего. Умнее я не буду,
глупее тоже. Значит, цель пути — пропажа
того, что нету и того, что есть. И даже
того, что только может где-то появиться.
Рождение. И долгий детский крик в больнице
одновременно есть предсмертный хрип кого-то,
кто жизни отхлебнул до коликов, до рвоты.
Тугой камыш сомкнулся с оптоволоконным,
с кармическим, бикфордовым и телефонным
и прочими другими, даже с бельевыми...
И не понять, где матери сосцы, где вымя
коров небесных, что прольют на наши губы
такое молоко, что оживит и сгубит,
чтоб снова проступил в уже известном месте
тот пионерский галстук, автомат и крестик...

Летаргия
Юрий Со
Ты уходишь. Твоё назначение -
всегда утекать, как вода вдоль весла.
А куда? Не имеет значения.
Ты уходишь. Хотя ещё не пришла.
Не можешь, не хочешь ты, как другие.
И эхом гудит исчезанье твоё.
Так это похоже на летаргию.
А часто похуже – на небытиё.
И поэтому я не успеваю
вдохнуть твоей кожи щемящий озон.
И нет даже номера у трамвая,
который увозит тебя снова в сон.
Город. В нём люди. Толпа безъязычна.
И я затихаю, молчу, не бегу.
«Всё без тебя» - стало так мне обычно,
что надо привыкнуть. Но я не могу.
Я тебя выдумал. Я тебя выклянчил,
быть может, у неба, у детства, у сна.
Лица других, как лампы, я выключил.
А правда – бесцветна, мала и тесна.
Дождь полирует неровные крыши.
И льют фонари жёлто-матовый свет.
Разлёгся закат сияющий, рыжий
над городом, где тебя попросту нет

Рапануи
Юрий Со
Где-то, среди охтинских «хрущоб»,
зажигая палочки сандала,
ты читаешь Тура Хейердала,
обо мне совсем не думать чтоб.
Остров Пасхи… Вот гремят уже
волны голубого океана.
Каменные губы истукана
шепчут там, на пятом этаже.
И фрегат, качаясь на плаву,
тормозит. Звереют альбатросы.
В ужасе голландские матросы
прыгают в холодную Неву.
Бьёт там-там. Жрецы – с моим лицом.
Ты дрожишь, закуриваешь… Ну и
переносят рейс на Рапануи
в жизнь другую и с другим концом.
И на Малой Охте зло галдят,
разлетевшись, жёлтые туканы.
В питерское небо истуканы,
долго и испуганно, глядят…

© Copyright: Юрий Со, 2014
Моментальное помешательство
Юрий Со
Она уходит. Вот уже ушла.
Я остаюсь в осиротелом мире,
словно мишень в провинциальном тире,
или на волнах брошенный бушлат.

Еще тугих, полуоткрытых губ
вдоль тела ток прикосновений крутит.
Мои ладони помнят ее груди,
как помнит альпиниста ледоруб.

Она уходит. Хочешь, посмотри.
В окне мелькнёт пальтишко цвета сини.
Закрою дверь. Я очень даже сильный,
особенно, сползая по двери.

Я спятил. Свой обычный путь
преодолею как-то. Что я, в самом деле...
Она придет. Придет через неделю.
Она придет ко мне когда-нибудь.

То, что осталось
Юрий Со
Теперь не поманит сияющим пальчиком
тот ангел живительный, как хлорофилл.
Я то, что осталось от милого мальчика,
который треску прямо с пирса ловил.
Стою на земле и цепляюсь руками
за время, что тела сменило пошив.
Мы правы, пока нас клянут и ругают.
Всё вижу, всё помню. И всё еще жив.
Я то, что способно лишь выть и коверкать
красивейших звуков не пойманный лад,
кто в нужный момент не пришел на проверку,
поскольку не верит в обещанный клад.

Я в Турине напился...
Юрий Со
Я в Турине напился. Обманули меня.
Плащаницу убрали. Вот такая фигня.
Где-то в сейфе, в подвале, куда доступа нет
излучает Спаситель свой загадочный свет.
Я не верую в чудо, но я верую в боль.
В этом случае надо что-то делать с собой.
Только лень. И не время. Может, позже, потом...
Кто здесь гость, кто хозяин, да и чей это дом?
Это сколько терпенья за людьми наблюдать...
Где берут они силы нам пинком не поддать?

Мировую культуру не упрячешь в строфе,
мировой беспорядок не избегнешь в кафе.
Человек, слава Богу, всегда одинок:
на гончарном кругу позабытый комок.
Круг вращается вроде, но нет гончара.
И висит над Турином густая жара.
Плащаница...Конечно, прекрасна она,
но тому кто спокоен, уже не нужна.
Вот по этой причине я счастлив вполне.
Мировая культура уснула во мне.

И удушливый вечер свой ультрамарин
Опускает на город. Растворился Турин.

Три секунды в Питере
Юрий Со
1.
Юсупов сад, размокший, будто булка.
Здесь нет атлантов и кариатид,
но у пруда есть житель Петербурга.
Он там давно без зонтика стоит.
Вода лоснится, словно чернобурка.
И он скорей похож не на придурка,
а на воткнутый в грунт метеорит,
который не дымит и не горит,
а просто позабыт среди окурков.

2.
Таджики что-то строят на Сенной.
Снуют барыги шустро, но не броско.
Раскольников здесь бил поклон земной,
сегодня это было бы непросто.
Чадит в сторонке рынок овощной.
А из машины долго мент смурной
цыганке задает интимные вопросы.
Вблизи метро стреляет папиросы
поддатый негр в шапочке смешной.

3.
Вот Петр. Вот Нева. А вот весна.
Девчоночка из города Ростова
или из Пензы. Пухла и красна.
Куртенка «Найк». Она вполне готова
весь Питер обойти. И допоздна
на свой LG нащелкает она
мой город из неона голубого
и желтых фонарей. Чтоб дома снова
затрепыхалась невская волна.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Вена. Кладбище. Моцарт
Юрий Со
Июньский зной. Окраина столицы.
Метро. Трамвай. И треть часа пешком.
Надгробия здесь моют порошком,
их ежедневно обсерают птицы.
Тут венцы, чтобы им спокойней было,
лишь наобум и так же на цемент
воздвигнули помпезный монумент,
не зная толком где твоя могила.

Тебя они надежно закопали
и продолжают, вобщем-то, копать.
Сырой земли всегда найдется пядь
и их лопаты вовсе не устали.
На дно большой гостеприимной ямы
тебя спустили в лужу на руках,
где мертвецы в картофельных мешках
лежат, как бревна, криво или прямо.

Ты был из них не первый, не последний.
Из Колымы передает привет
чуть ли не заживо закопанный поэт,
в суглинке растворившийся бесследно.
Не хватит бронзы ставить изваянья.
Так много их. Простимся, Амадей.
Ты зла наверное не держишь на людей.
Тебе до лампочки уже чины и званья,

и ненависть на зависти, и грубость.
Ты где-то спрятан, как укор немой.
И сколько пышный памятник не мой,
им не отмыть бездушие и глупость.
Не подавиться им икрой и хлебом.
Вся их мораль - в стиральном порошке.
В картофельном бесформенном мешке
ты с музыкой наедине и с небом.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Монолог фетишиста
Юрий Со
Легко и мудро твой не ждать визит.
Вот вешалка великовата слишком.
Твое демисезонное пальтишко
уже давно там больше не висит.
Все хорошо. Лишь временами маюсь.
Гляжу я: словно засланный агент,
на подоконнике тобой забытый «Кент»
так и лежит, чего-то дожидаясь.
Все мнится. Сам себя уже достал.
Иду домой. Хватаюсь за перила.
Коньяк, что ты когда-то подарила,
открыл, но выпивать не стал.
Недавно приходила одна краля.
Духами удушила. Жуть. Завал.
Я тапочки твои ей не давал.
И вздрогнул, твою чашку убирая.
Живу нормально. Я ведь не дебил.
Но временами клинит понемножку:
нашел под креслом красную сережку...
Разволновался. И коньяк допил.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Красные огни
Юрий Со
Так на побег похожи эти дни.
Идут за нами красные огни.
Глаза закроешь — светятся они.
И даже если мы совсем одни,
ты эту ночь перчаткою смахни.
Торчат слова, как среди поля пни.
Не спотыкайся, выброси, распни.
Но наше «мы» не надо, не гони.

На небе хмарь, и рядом ветер свищет.
Худая лодка тихий берег ищет,
но камень ей распарывает днище.
Мы не пойдем плясать на пепелище,
не возвращайтесь в прежнее жилище.
Там лишь разор и новое говнище.
И наши голоса, прорвав затишье,
через стекло опять друг друга ищут.

Привал. Мы так с тобой устали,
что даже одинаковыми стали.
Лакаем дождь дрожащими устами.
И пусть ладони хлопают, как ставни,
нам эту ночь надеждами устлали.
Мы ни дышать, ни ждать не перестали.
Кто нас желает поменять местами,
уже пришли. Но нас тут не застали.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Пришелец
Юрий Со
Неспешность поселилась в голубях,
которые пешком пересекают скверы.
Мне не хватает воздуха и веры,
когда я вижу иней на ветвях.
Уже давно в слова и лица вхож
без стука. Все они со мною.
Я различаю царствие земное
в моем окурке, что поднимет бомж.

Несу, словно кота в мешке,
радиоволн оборванные своры.
Я перепутаю все ваши разговоры,
пока мобильник теплится к щеке.
И пусть судьбы сужается кольцо,
под звон колоколов и стеклотары
перемешаю ваши аватары,
чтоб новое нашли себе лицо.

Мой силуэт по Карповке снует
и никого меня прозрачней нету.
Я прилетел сюда с другой планеты.
Но как мне возвратиться на нее...
Я здесь прощал. И, кажется, любил.
Теперь она проходит и не взглянет.
Простите вы меня, друзья-земляне,
за то, что ваш язык не позабыл.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Ещё и ещё
Юрий Со
Вот она поднимает глаза
и время обходит оконный проём.
Воздуха тонкая полоса
меж кожей её и моей. Мы вдвоём.
Вечер. Ветра незримая пасть
колышет и небо, и стебли травы.
Как бы мне незаметно украсть
у времени твой поворот головы...
Как замедляется мир, когда
ты роняешь волосы мне на плечо.
Как бы запомнить. Через года
чтоб ты их роняла ещё и ещё.

© Copyright: Юрий Со, 2015
В зеркалах
Юрий Со
Скажи мне, физик, как же это так:
она ушла, а отражение осталось...
Мне улыбается, как раньше улыбалась,
преодолев оптический бардак.
Там, в зеркалах, напихано людей,
которых эта амальгама отражала.
Но лишь она одна с бесшумностью кинжала
в меня свой взгляд вонзает без затей.
И я опять сползаю тихо вниз,
напрасно пробуя схватиться за обои.
Ползу к окну. Там вижу небо голубое.
И голуби садятся на карниз.

Там, в зеркалах, быть может, не она.
Там просто я. А, может, это тени, блики.
Мне не узнать их, ведь они безлики.
Там, в зазеркалье жизнь весьма темна.
Там, в зазеркалье, может, до сих пор
она со мной. Ещё там не пришла развязка,
лишь приближается. Пока же длится сказка.
И длится наш с ней тихий разговор.
Там время нас бессильно разогнать.
Я завещаю голубям большое небо.
Там, в зеркалах, с тобой и альфа, и омега,
и то, что физику не нужно знать.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Гуру у окна
Юрий Со
Крадётся кошка, по песку скрипя.
Сложились тучи в странную фигуру.
Последний ученик ушёл. И гуру
неспешно возвращается в себя.
Бегут мгновенья, превращаясь в дни.
В нём люди видят мудреца, героя…
Он никогда того им не откроет,
что многажды глупее, чем они.

Пусть веруют. Тут каждому своё.
Чтобы учить, ума совсем не надо.
А нужно слышать разговоры сада,
стон ветра, когда вешают бельё.
Слова людей давно уже пусты,
в отличии от шёпота песчинок,
когда по ним ступает юный инок
и жалуются под дождём кусты.

Как рассказать и передать кому
все причитанья падающих листьев
или безмолвие озёрных истин.
Кому охота надевать хомут...
Они поймут, а может, не поймут.
Или поймут, но всё равно изгадят,
не ненависти, значит, - смеха ради
и объяснят всё приближеньем смут.

Учитель не меняется лицом,
хотя желал бы поменять фактуру.
Он только криво улыбнётся. Гуру
никак не может глупым стать юнцом.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Портрет художника в зрелости
Юрий Со
Со мной не станет говорить она.
Порвёт портрет мой, как игрушку,
напополам, на четверть, на осьмушку...
И выкинет, присвистнув, из окна.

Так полетят на снег мои глаза
и будут в луже плавать мои губы,
обрывки щек опустятся на трубы,
нос унесет ворона-егоза.

Я разлечусь на мелкие куски.
И ты слегка взгрустнешь, окно захлопнув.
Утонешь в кольцах дыма плотных,
куря и сатанея от тоски.

И вот тогда я, шинами скребя,
отправлюсь на знакомую дорогу.
Ведь у меня моих портретов много.
Мне их ничуть не жалко для тебя.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Невидим, но слышен, как мышь из подвальчика.
Не тут и не там, и похоже, нигде.
Я то, что осталось от милого мальчика,
который от пирса идет по воде.

Беспощадное озарение
Юрий Со
В эту осень все идет не так.
Не хватаю угли с жара-с пыла.
Помнится, такое уже было.
Человек топ-топ. Часики тик-так.

В созерцании неба я утоп
падаю на дно любимых песен.
Мир слегка достал. Но интересен.
Часики тик-так. Человек топ-топ.

Что-то все мои сомненья смяло.
Мне любой теперь прекрасен звук.
Прихожу к любимой я: тук-тук.
А она в ответ мне: мяу-мяу.

Без опаски набираю высоту.
И никто из вас мне не опасен,
я со всеми и во всем согласен.
Жаль, что жизнь тихонечко ту-ту.

Любовь. Больница. Ангел
Юрий Со
В один из питерских промозглых дней
моя любимая совсем простыла.
И я, надев больничные бахилы,
с кульком бананов отправляюсь к ней.

Медсестры. Бабушки. И я стою в тоске.
Больница, как небытия предбанник,
где каждый сущий просто божий странник
и каждый может вызван быть к доске.

Мне сунул врач исписанный листок.
Ты улыбалась. Не в парче и злате,
в застиранном фланелевом халате
с кудряшками, загнутыми в платок.

Красива так, что кругом голова.
Летят к чертям барокко, ренессансы...
Мне никогда не отлюбить авансы,
что выданы в палате №2.

Здесь понял то, что я уже давно
осознавал,но вобщем-то неясно.
Ты ангел. Не отсюда. Ты прекрасна.
Так улетим скорее же в окно.

Растворение
Юрий Со
День выдохся и хочет отстраниться.
Высокий тополь окон не достал.
И песнею мой хрип опять не стал,
стал звуком перевернутой страницы.

Электросварка. Сполохи огня.
Пар водяной струится из подвала.
Меня любовь сегодня миновала
и ненависть не тронула меня.

Есть в этом всем искусственная грусть,
которую я ныне отпущаю
и больше ничего не ощущаю.
Наверное, я скоро растворюсь.

Наверное, я скоро стану сном.
Беззнаковым, бесполым и приятным.
Сродни дождю, огню, а может, пятнам
на штукатурке во дворе сквозном.

Уединенья кисло-сладкий гнет
любой грешок возьмет, как на поруки.
Кого еще коснутся эти руки,
кого еще мой голос обернет...

День выдохся, заканчивая путь.
Моргают звезды. Я любуюсь ими,
в пол голоса нашептывая имя
коль не твое, тогда хоть чье-нибудь.

Бунт маленькой сельди
Юрий Со
Я радуюсь, как маленькая сельдь,
которая прорвалась через сеть
и в дураках оставила двуногих.
Теперь я снова между тех немногих,
кто среди лиц на лица мчит глазеть,

и среди тех, кто помнит тишь утробы,
кто жизнь безоговорочно угробил,
чтоб свой очеловечить эмбрион.
Не удалось мне ясный свет утроить,
зато горит и не погашен он.

Возможно там, вблизи или вдали,
Колумба или Трои корабли
сигналят долго азбукою Морзе,
что берег есть, что он, по сути, возле.
Но торможу я в шаге от земли...

Я просто сельдь. Консервный ваш завод
потерпит малость. Я в глубинах вод
малюсенькая, глупенькая рыбка
и не боюсь ни окрика, ни рыка.
Мой дом далече. Не ищите. Вот.

Отсюда - Туда
Юрий Со
Родителям.
Отсюда - Туда

На шее «Nikon». « Беломор» в кармане.
Я никому не верю. Только маме,
которая с небес уже пять лет
свой незаметный направляет свет.
Не будь его, жилось бы мне иначе.
Точнее, хуже. Или мельче. Значит,
я не один, а где-то рядом с ними.
Они мое не позабыли имя,
которое я сам уже забыл,
и постоянно прикрывали тыл,
оберегая от людей и мыслей,
что судорогой надо мной повисли
из детства. Из Москвы. Из Вены,
где мой отец, проламывая стены,
молился в танке, умываясь кровью.
Если и жив, то только их любовью.
Других любовей нету у меня.
Все сдохли. Не проходит дня
без сутолоки бывших отношений.
Они повисли у меня на шее,
как «Nikon», только бестолковей.
Я не закрыт для будущих любовей
и выгнул шею под любой топор.
Ведь знаю точно с некоторых пор,
что ничего худого не случится.
Мир — это волк. А жизнь — это волчица.
Я между ними, как волчонок, вьюсь.
Но от восторга околеть боюсь.
И, как перо, из рук у птицелова
меня несет несказанное слово.

Стихи о простыне и игральных костях
Юрий Со
Вот, хотел бы вернуть тебе это обратно:
долгожданный покой и куски тишины,
невозможность споткнуться от счастья
при виде горящих ламп на шестом этаже,
понимая, что там, в этом пространстве,
ты с ногами сидишь в моем кресле,
не двинувшись, и ни разу не шевелясь,
приводишь весь мир в такое движение,
от которого долго сыпятся в клочья
память, стекла, книги, пальто...

И вот я снова говорю не то.
И не тогда. Мне не успеть за эхом
твоих шагов, тем более за смехом,
который катится, как с горки обод.
И потому торопимся мы оба
избавиться от тягостного груза,
похоронив останки нашего союза
в какой-нибудь надежный саркофаг,
и простынь вывесить, как белый флаг,
закончив бой нежнейшим из объятий
на ворохе твоих сапог и платьев,
на острие моих дурных острот.
Дыхание себе вернем рот в рот,
чтобы не знать ни радости, ни злости.
Мы просто две игральных кости
во взорванном и дымном казино,
где все горит: обои, дверь, окно,
где запасные выходы забиты
и мы с тобою игроком забыты.

Маскарад
Юрий Со
Вот этот зал. В припадке рококо
он сам себя задушит вензелями.
И воздух здесь нарезан, как салями,
тончайшими пластинами. Легко
струится деревянный виноград,
ползут по стенам бронзовые ветки.
От серебра вдруг тяжелеют веки.
Но кружится незримый маскарад.
С конца к началу движется кино.
На стенах только рамы, не картины.
Вращаются пустые кринолины,
одежды есть, танцоров нет давно.
И где-то, у воды, сорвался лист
с никем не нарисованных пейзажей.
Пусты глаза портретных персонажей,
которые еще не родились.
Закончен менуэт. Но нет конца
для звона снов, где сброшены пуанты
и мочатся в фонтан комедианты;
они без рук, без ног и без лица.
Там женщины от хохота визжат,
как хохотали ведьмы перед казнью,
когда себя намазывая мазью,
взлетали прямо с эшафота в ад,
а может в рай. Они не говорят.
Они лишь тянут призрачные руки.
И отражают пиджаки и брюки
те зеркала, что выстроились в ряд.
Вот этот зал. Теперь иди домой,
где рёв метро, морганье светофоров,
вонючий лифт и бестолочь заборов.
Грим маскарадный не забудь лишь, смой…

Нежность рептилий
Юрий Со
Пытаюсь забыть деревянность резьбы,
древних церквей и ворот цвета крови.
Я старая дранка божественной кровли
на крыше покрашенной мелом избы.

Я тот, кто синеет внутри купороса,
криком из почвы сады вырывая,
лязгом бежит за последним трамваем
и рельсы кладет под его же колеса.

В тучах предчувствую снежные комья.
Увижу слезу умирающих пчел,
которую в вышних никто не учел,
но я-то замечу и, может, запомню.

Походка тиха, как морганье трески.
Объятья похожи на нежность рептилий,
которые древнее небо коптили
дыханием страха и вечной тоски.

Я тот, кто не стал, а потом не хотел.
Стою посреди оголтелого мира,
уютного, словно пустая квартира,
в которой не сыщешь тепла наших тел.

Стихи без нимба
Юрий Со
Необъяснимы звенья снов моих,
шипучесть звуков, целлофан оберток.
Мне надоело удаляться к мертвым
и утром просыпаться средь живых.
Мой темный угол, где ночник горит,
со мной иль без не выглядит убого.
Мне очень трудно говорить о Боге,
который обо мне не говорит.
Мне очень трудно подводить черту
под тем, что и меня не подводило.
Мерцает ярких звезд паникадило,
дорогу освещая, но не ту.
Еще чуть-чуть и кажется, что из
всех дыр, щелей и даже из матраца
вдруг выползет способность удивляться,
и я забуду где был верх, где низ.
Я времени не понял механизм
и к миру, где не стану я героем,
привык, как привыкают к геморрою.
Какой еще бывает героизм?
И я стою без нимба и без крыл.
Почти святой в своем смешном пороке.
Мне очень трудно говорить о Боге,
который жизнь наотмашь подарил.

Ночное
Юрий Со
В эту ночь даже птицы лишаются хорды,
уроняя их с плеском в озёрный камыш.
И в проеме дверей прислонились аккорды,
может скрипка, а может, раздавлена мышь.

Может, ветер в трубе бередит скоморохом.
Озираясь, вползает в мой дом темнота.
Жизнь, конечно, мудра. Хоть и кончится плохо.
Да и вышла не там, не тогда и не та.

Я — мишень, что белеет в заброшенном тире.
Мне нужна пустота, как точило ножу.
И я ставлю на печку картошку в мундире.
И охапочку дров, как дитё заношу.

Ничего, что бессмертье проносится мимо.
Я привык, что слова тяжелее камней.
Если есть еще в небе большом херувимы,
то сегодня они залетят и ко мне.

И споём мы, взмывая фальцетом всё выше,
где последние смыслы уж сходят на нет.
То ли писк в темноте умирающей мыши,
то ли скрежет немыслимых экзопланет.

Марсианская любовь
Юрий Со
Рассыплюсь мальками в приливе морском,
когда ты идешь по нему босиком.
Прикинусь я искрою, мелкой, как атом.
Пожарной сиреной. Лесным ароматом.
Меня разглядишь ты в стылой глазнице,
на трассе раздавленной серенькой птицы.
И в шорохе платьев. Возможно, в воде
из крана текущей. Я просто везде.
И все-таки рядом уже я не буду,
А только невнятное эхо повсюду,
как пыль или наледь белесо лежит.
Вдруг скрипнет паркет. Свеча задрожит.
Печально вздохнет над тобой антресоль.
Стакан разобьется. Рассыпется соль.
Это все — я. Вывод? Он староват.
Я в этой мистике не виноват.
В этом отличие нас от зверья,
что где бы мы ни были, ты или я,
подвластно такие набросить мосты,
что прямо в твой сон упаду с высоты.
Я выползу стоном блудливых котов,
и светом от лампы я спрыгнуть готов.
Нигде от меня тут спасения нету.
Придется бежать на другую планету.
Но и ее лишь коснешься носком,
я вновь зашуршу марсианским песком.

Мокрый человек
Юрий Со
Отделяется он от стены
и идет проходными дворами,
а они так сегодня темны,
что ходить надо здесь с фонарями.
Отделяется он от земли,
по над лужами вдоль проплывает.
Без любви. Без страны. Без семьи.
Без всего, что нас в землю вбивает.
Через дождь он идет осторожно,
посылая дворнягам привет.
Некто в сером. И очень возможно,
у него даже тела-то нет.

Пахнет йодом, а может, гнильем.
Отсырели модерна обрезки.
Пахнет старым, промозглым жильем,
где прилипли к стеклу занавески.
Он промок уже в этом походе.
Человек застывает. Он ждет.
Свет к нему из подъезда выходит
и вприпрыжку к покою ведет.

Алиса здесь не живет
Юрий Со
Мокрый город похож на дефект фотошопа.
Растекается цвет. Да и контур слегка сыроват.
Вот Аглая к намазу спешит. Вот лавчонка Ашота
распахнулась. Конечно, не дождь виноват

в том, что верой и правдой застиран до дырок.
Город явно устал сотворять перекос в головах
живописцев. От их подмалевок, подтирок
город взял и сбежал. И не скажешь в словах,

что его уже нет. Только видимость, отклик
на воздохи пиитов, других возбужденных существ.
Закольцован глазами, залапан, затерт его облик.
Он во вспышках туристов растворился, исчез.

Больше Питера нет. И на Гугле его не ищите.
Он ушел в никуда. И оттуда обратно не жди.
Что осталось — уже не нуждается в нашей защите,
пусть хоть тысячу лет измываются снег и дожди.

Отлетела юродивых и психопатов обитель.
Город плюнул на все. Объяснения уже не нужны.
Потому под зонтом озирается нынешний житель,
как девчушка Алиса, оставшись без всякой страны.

Вечернее письмо
Юрий Со
Наливаю не водки, но чаю.
Тост жутчайший мог выдать лишь ты.
Мой любимейший враг, я скучаю
без твоей оголтелой вражды.
Жаль, змеиный клубок наших судеб
раздвоился в свистящей косе.
Ты теперь далеко. Все там будем.
Сомневаюсь. Наверно, не все.
Мой единственный враг, мой дотошный,
точно в спину вонзавший ножи.
(как сказала бы дочь: нехороший)
Не хватает тебя. Ты лежи,
огрызаясь с червём и суглинком,
чертыхаясь на ангелов, ты
на Суде будешь топать ботинком
из смердящей своей пустоты.
Сколько крови ты людям попортил.
И хватило ж на всё это сил.
Затупил об их души свой кортик
и прощения не попросил.
Вбили кол тебе. Замуровали.
Под стеной, за стеной, на стене.
Позабыть тебя выйдет едва ли.
Потому и не радостно мне.

Петербург. Центр. Утро
Юрий Со
Мой город, изувеченный дождями,
безумными истерзанный вождями
латает хмарь сырыми площадями,
горбатыми трамвайными путями,
туристами, буксирами, ****ями,
в прохладный Эрмитаж очередями
и листьями, что ветер вьет горстями
на фонари, торчащие жердями.

Мой город, проглотивший две культуры,
качается, как выпивший микстуры,
что из текилы состоит и политуры,
уставший от своей архитектуры,
от лозунгов, рекламы и халтуры,
едва держась за клочья арматуры,
усталым ангелом взирает с верхотуры
на все, что пишем — дураки и дуры.

Мой город нас умнее, что не странно.
Живем наотмашь, как на поле бранном.
На языке до боли иностранном
фейсбукаем и лайкаем. Баранам
гепардами не стать. И утром рано
аукнет на Неве портальным краном,
как извинение плебеям и тиранам
гудок, смешавший «Отче наш» с Кораном...

Всадники
Юрий Со
Все позже и позже светает,
с крыльца виден иней кругом.
И Русь далеко не святая
хрустит под моим сапогом.

Стемнеет теперь лишь к обеду,
но в полдень, как летом, светло.
Какие-то всадники едут
вдоль пахоты прямо в село.

Их лица угрюмы, небриты,
их руки, как корни, кривы.
То, может быть, гунны иль бриты
вломились сегодня «на вы».

А, может быть, то каторжане.
И стоит ударить в набат...
Неясно. Лишь конское ржание
пугает всевидящих баб.

В сельмаге все спорили остро.
Кто ж это? Но гости смурно
спросили дорогу на Остров
и двинулись прочь, за гумно.

И долго с тревогой селяне
начнут чужаков обсуждать.
Возможно, что в этом изъяне
небесная их благодать.

Возможно, что мне, городскому
вовек не понять этот люд.
Я жвачку жую до оскомы
и ею плююсь, как верблюд.

Подъеду я к школе с цветами.
(Физичка там так хороша).
И Русь далеко не святая
близка, как хмельная душа.

Превращения
Юрий Со
Обернись, но не трогай. Я просто дымок
папиросный. Ползу по обоям.
Чтобы не было страшно обоим,
весь бесплотен уже. Это все, что я смог.

Сквозняком я в твоё проникаю жилье.
Это просто любовь. Нет аферы.
Я сегодня жилец атмосферы
и не помню как выглядит тело мое.

Из твоих темно-красных искусанных губ
вдохом, выдохом, напропалую
вылетаю, но воздух целую,
чтоб опять подобраться к ним, как душегуб.

Здесь теперь уже сам для себя конвоир.
В этой комнате низкой и длинной
я прикинусь податливой глиной
и замазкой улягусь на окна твои.

Метаморфозы
Юрий Со
Чем мудрее, тем больше минора у Баха.
И раздувшийся страх не вмещает рубаха.
Дорожишь тут и страхом, отойдя от порога.
Чем красивей соната, тем дальше от Бога
и тем ближе к земле, на которой дворняги
спят на люках, деревьев кривые коряги,
дохлый снег на карнизах и лужи безмерны,
будто кто-то терпение наше безменом
измеряет, довольно причмокнув губами.
И кубический город живёт не кубами.
С этим трудно свыкаться, но всё-таки надо.
Чем мудрее, тем меньше зрачки Леонардо
и тем больше у Троицы или младенца.
И от этих открытий ни сгинуть, ни деться.
И в Токкате не гром, а скорей «баю-баю»
«Отче наш» выпрямляет, но не нагибает.
Стало меньше себя, а Её стало больше.
«Вита» где-то вдали, зато рядышком «дольче».
Облетели шипы, но остались тут розы.
Как приятны подобные метаморфозы.

© Copyright: Юрий Со, 2015
07.10.2016
Красное яблоко
Юрий Со
Заплутал я. И вышли все сроки.
Две тени, взлетев от земли,
по тёмной, раскисшей дороге
не вывели, но привели.
Так в детстве надежда на чудо
сильнее, чем чудо само.
И яблоком красным на блюдо
легло мне гармоний ярмо.
Тот сад не похож был на милость.
Себя над аллеей неся,
две тени со мною простились.
Сказали: «Нам дальше нельзя»
С тех пор я один. Вдоль канала
с туристами прут катера.
Судьба не убила, но гнала
из «завтра» опять во «вчера».
Я счастье жевал, как морошку,
стараясь запомнить тот вкус.
Прощал и писал понарошку,
не требуя истин от муз.
Накрыла всё времени смуглость.
Тень храма, искусство, семья.
Но красного яблока круглость
ладонь не забыла моя.

Юрий Со

Напутствие

Не умирай. Хотя мы все здесь смертны.
И большей частью наши песни спеты.
Не умирай ни в двадцать лет, ни позже,
ни выше и не ниже. Дай нам, Боже,
того, что мы никак не заслужили,
но так хотели, рвали сухожилья,
и рвали письма, рвали отношенья
и унижали всех, терпели униженья
и люто ненавидели любимых,
когда за это те летели мимо.
Не умирай. Ни в двадцать лет, ни в сорок.
Пусть даже никому уже не дорог.
Пусть некому и в двери постучаться.
Дом разорен и нету домочадцев.
Не умирай. Продолговатой формы
гудят составы узловой платформы.
Покуда из окна, забросив книжку,
глядит на мир наказанный мальчишка.
Его глаза огромные, как правда,
ещё немного и не будут правы
нигде, ни в чем, а только виноваты.
Отдай ему кусочки белой ваты,
чтоб залепил он уши и не слышал
твоих советов. Умственная грыжа
пройдет, как насморк, грипп или простуда.
А ты живи. Не умирай покуда.

13 ноября 2015 г.
Один шаг
Юрий Со
Подустала душа. Истрепались сандали.
Да и нервы не тянут уже на канаты.
Видно, я не донес то, что сверху мне дали,
и в руках только пыль придорожной канавы.

Здесь не любят таких. Городские застенки
повседневны и серы, и ложно опрятны.
Слишком много пророков. И, вылупив зенки,
ни один не заметит те лунные пятна,

что в траве голубеют. Серебряный ветер
детски слабо шевелит газеты на лавке.
И таксист всех богов обитающих в свете
умоляет помочь дотянуть до заправки.

Как прекрасен мой город, но только в безлюдье.
С человеком всё плохо. Ответы, вопросы…
Лишь один только шаг – я вверху. Как на блюде,
подо мной моя улица. Как это просто.

Видно, всё же Создатель решил, что пейзажи
надо в страхе держать. Его план забавляет.
Человека слепил. Доверяет. И даже
незаметно крыло мне порой поправляет.

17.11.2016
Поезд
Юрий Со
Срывая закись, тишину и ржу,
увязнул в веренице дней по пояс.
И жизнь моя проносится, как поезд.
А я с платформы на неё гляжу,
рукой хватая собственный рукав.
Как странны сиротливые вагоны,
как далеки ночные перегоны
и как печален сумрачный состав.
И мне уже ведь не догнать его.
Проносится состав куда-то мимо
меня. И это всё необратимо.
А на платформе рядом никого.
Умчался поезд. Тишина вокруг.
Не требуя ни знака, ни поблажки
лишь носятся поднятые бумажки,
летят, печально завершая круг.
Устала, замерла уже рука.
Встаёт фигура, не прощаясь даже.
И только точка на скупом пейзаже
ещё дрожит и теплится пока.

Юрий Со

Глинозём. Космодром. Одалиска.
Уберите из этого списка
то, что лишнее или не нужно.
Наш рассудок горчит, как редиска,
да и выглядит явно бэушно.

Босоножки. Смешливость. Икота.
Убери из любимой хоть что-то.
Зачеркни то, что будет не главным
и сладчайшая сгинет забота
любоваться движением плавным.

Мутотень. Темнотища. Грязюка.
Продолжать? Но такая вот штука:
в этой жизни не главного нету.
За весельем всегда будет скука,
а за тьмой будут сполохи света,

а потом – глинозём, босоножки…
И не выйти за круг, хоть немножко.
Далеко ли судьба нас закинет?
Даже если мы мелкие сошки,
вечность примет нас в руки такими.

28.01.2016
Эра духа прошла
Юрий Со
Чёрных молний над лесом гремит канонада.
Надо быть. Надо жить. Надо чувствовать. Надо
сделать край – продолжением, пропасть – началом,
воздух - берегом, если не выйдет причалом.
Спрятано солнце, как под опущенным веком.
Эра духа прошла. Время быть человеком.
Обоссаться от страха. От жути икая,
разорвать на себе всю рубаху. Такая
будет жизнь, где планету ты лично вращаешь,
где не просишь прощенья, а сам всех прощаешь.
И от памяти падают сцены кусками.
Ведь не мы этот странный проект запускали
и не нам закрывать. Что ж тогда остаётся?
Мы лишь пыль на воде, что затихла в колодце.
Чёрных молний не счесть. Надо быть. И мы будем.
Если надо забыть, мы и это забудем.
Станем небо держать, над собой балагуря.
Мы и в мокрых штанах – не матросы, но буря.
Чёрный гул не сулит, что наступит другое.
Ничего. Нам не страшно лишиться покоя.
Рыбы в тёмном пруду под луною лоснятся.
Им такие бои и во сне не приснятся.

Как дети
Юрий Со
Край земли оказался тем краем,
за которым ещё один край.
Мы рождаемся и умираем.
Небо, ты хоть не умирай…
Соль земли оказалась той солью,
пуд которой меня отравил.
Я обвыкся в прекрасной юдоли
топоров, транспарантов и вил.
Хорошо уходить на рассвете,
забывая и пряник, и плеть.
Нам сказали: вы будьте, как дети.
Это верно. Но надо взрослеть.
И ещё очень многое надо.
Знать, к примеру, куда мы идём.
Я запрыгну в огонь листопада
и останусь там глупым дитём.
До краёв переполнена карма
от приятности всяких страстей.
Даже весь распадаясь на дхармы,
не достигну всезнанья детей.

Юрий Со. февраль 2016

Всё меняется. Даже погода
стала нынче какой-то другой.
Мне взаимных страстей неохота.
Очень нужен взаимный покой.
Чтоб застыли внутри электроны.
Чтоб забыли зачем мы живём.
Чтоб предсмертную песню Дидоны
на виниле послушать вдвоём.
Время, как ни беги, не обгонишь.
Хватит молний. Сентябрь. Камин.
Я спрошу, наклонившись: «Ты помнишь?»
Ты ответишь: «Всё помню. Аминь»
И не трогая даже друг друга,
содрогнутся вдруг наши тела.
Там, внутри недоступного круга,
тишина, будто лазер светла.
Этот свет не далёк и не близок.
Он пронзает всё небо пучком.
Долго будет икать астрофизик,
к телескопу приникнув зрачком.
Этот свет все законы размажет.
Всё зальёт он. Рискни, погаси!
И взахлёб его миру покажут
операторы из Би-Би-Си.
Вот поэтому грустно чего-то.
Помашу тебе с неба рукой.
Мне взаимных страстей неохота.
Очень нужен взаимный покой.

Провода
Юрий Со
Как хотел бы писать про восторг и про шок,
про изгибы сознанья ли, тела ли.
Не пойму, то ли мимо тебя я прошёл,
то ль тебя ещё даже не сделали.
То ли карта не та улеглась на столе,
то ль колода досталась краплёная.
Я брожу в старом парке по грунту аллей.
Ты стоишь у окна удивлённая
тем, что жизнь удалась и не надо потеть
с нелюбимым, ненужным, небритым.
И уже ничего неохота хотеть,
только море у берега Крита.
Разделяет нас небо, земля и вода.
Мы друг друга не видим, не знаем.
И впустую висят на столбах провода.
Как же это случилось-то с нами?
Не трубит нам судьба, как охотничий рог.
В разных точках проснёмся мы завтра.
Я усядусь послушать тяжёлый свой рок.
Ты поставишь «Фиалку Монмартра»

Юрий Со
Спутники шпионы

Моргают звезды, уползая прочь.
Шпионят спутники за всеми скопом.
Прильнули астрономы к телескопам.
Такая ночь.
Был только серый филин потрясен
как мы с тобой в густой траве любились.
Камыш молчал. И блеск реки извилист,
сгибаясь в сон.
Раскрыла тьма над нами черный зонт
и филин скрыл ушные перепоны.
Пусть улетают спутники-шпионы
за горизонт.
Постылых будней сброшено ярмо.
Ты вышла из души своей расщелин.
Откинувшись, лежала как прощенье
за все дерьмо.
К тебе сам воздух жался, как щенок.
В такую ночь прощается безбожье
и фанатизм, и все что будет позже.
Все прощено.
Непросто в жизнь вернуться налегке.
Мне этого не позабыть покоя,
пока шуршат и клонятся левкои
в твоей руке...

17.11.2016
Деревья гнутся...
Юрий Со
Деревья гнутся и шумит камыш.
За плинтусом сидит гадает мышь
в какой из дней её таки прихлопнут.
Но разум у неё почти холопный
и мышь еще надеется пожить,
она не рвется серый саван шить.
Такая ночь...Вползает холод в щели.
Но Том уже не бегает за Джери.
Он променял глухую озверелость
на дзен и политическую зрелость
и потому на всё плевать хотел,
когда так много интересных дел,
он мог бы рассказать о них на ушко...
Часы сломались. Чахнет в них кукушка
и созерцает сдохший механизм.
Ей на боку чихать где верх, где низ.
Противна и глупа ее работа.
Она оспорит Бойля с Мариоттом,
она о Времени теперь такое знает,
что поделиться не захочет с нами.
Ей ведомо: в пространстве фокус скрыт,
о коем не додумался Эвклид.
И чтобы с тайны той покров сорвать
лет сорок надо тупо куковать…

14.06.2016
Мгновенный порез
Юрий Со
Хорошо, что тебя мне всегда очень много,
что завяз я в тебе, будто бы в мешанине времён.
Я, как беглый колодник, тобою на лбу заклеймён.
Как ни беги, к тебе возвращают дороги.
Ты в мой дом залетаешь, как странная птица.
И по книгам сверхумным так любишь пройтись босиком.
За тобою слова, устремляясь, летят косяком.
Мой паук совершенно тебя не боится.
Хорошо, что земля без тебя мелковата,
что огромное небо сужается в медный пятак.
Даже в том, что и сны меня душат щадяще, не так,
как порой до тебя, в этом ты виновата.
Ты виновна во всём. В этом сказочном лесе,
в блеске лунной дороги на медленной, сонной реке,
в многозначности божьей коровки на левой руке
и от острой осоки в мгновенном порезе.
Хорошо, что всё плохо, что чёлки качанье
мою мудрость стирает в безмозглую пыль, в порошок.
И на твой сарафан пялить зенки мне так хорошо.
Всем спасибо за снимок. Что дальше - молчанье.

Слово есть слово. Не весит нисколько. –
В стогу бытия всего лишь иголка.
Всем светлая память и вечный почёт,
кто эти стихи никогда не прочтёт.
А кто их прочёл, тому – тишина,
большая и страшная.
Только она может любую строку изувечить.
Голос есть тьма, а молчание – свечи.
То их не видно, как атомы, ядра.
То полыхают поверх канделябра.

Эти стихи тишина браковала.
Она их согнула по типу овала,
промыла, после просеяла малость.
В сите почти ничего не осталось.
То, что осталось приказано выжечь.
Строчкам таким, вероятно, не выжить.
Это тот случай, когда нету злости.
Жалко. Но все мы здесь, в общем то, гости.

Юрий Со

Не укрыться

Не укрыться в прогретости саун,
не зарыться в бессилие снов.
И дождя кришнаитская заумь
смоет часть человечьих основ,
но не все. Она что-то оставит,
чтобы завтра опять выйти вслед.
Посмотри, как завис над кустами
фонарей обездвиженный свет.
Это крах обличительных знаний
и последних приютов ума.
А в тени обступающих зданий
уже бродит дворняга-зима.
В этих арках гриппозные страхи
вылетают сарказмом ворон.
Металлической стружкой их взмахи
с четырех наступают сторон.
Посмотри, это всё-таки было.
Это будет и дальше, пока
город наш то смеясь, то уныло
крутит пальцем своим у виска.

юрий со

Ухожу назад,
отметая грусть.
У меня есть сад.
Я туда вернусь.
Аист на столбе
и паук в сети.
Говорю себе:
надо бы дойти.
Я пытался жить,
просто жить, вообще…
Больше мне спешить
не к кому уже.
Там в моём саду
запустенье всех
истин. Я найду
тишину, не смех
и не голос, что
звал меня всегда.
Я ушёл в ничто,
но вернусь сюда.
Мой закончен пир,
был и свет, и слизь.
Извини уж, мир.
Не серчай, не злись.
Вновь корчую быт,
словно дровосек.
Просто я привык
умирать за всех.
Так судьба и рок
перекосят рот.
Кто-нибудь в свой срок
за меня умрёт.

Юрий Со

Она закрывает глаза...

Она закрывает глаза и перед ней плывут
контуры тех, кто пуст, хотя они рядом живут.
Струи солнечных дней, снега, ливня, других погод
перетекают из «деньденьской» прямо в «годскийгод».
Город, люди, да просто жизнь распадаются на
то, в чём уже пропала правая, левая сторона,
где уже не поймёшь кто же лодка, а кто весло,
где мораль неясна, превратившись в «доброизло».
И она плотней закрывает глаза, ведь они
вход туда, где куски её жизни торчат, как пни,
потому, что деревья все спилены той рукой,
которая не посадит новый лес (а на кой?)
Значит, там, меж пней гнилых, придётся сажать самой
то, что, поднявшись, уже не даст вернуться домой.
Она открывает глаза. Руки убрав с лица,
видит, как «мирчужой» переходит в «мирбезконца»,
а потом и в «мирбезначала». Кончен список бед.
Она встаёт поливать цветы и варить обед.

Снегопад. Царское Село
Юрий Со
Здесь даже время замедляет ход.
Спешит дьячок, весь в белых спорах,
и купола Софийского собора
теряются в снегу, как пешеход.
Вот мальчуган с заснеженной спиной
кряхтит, с трудом вытягивая сани.
Спешат на литургию прихожане.
Я не спешу. Мой Бог всегда со мной.
Снег падает и мир предельно свят.
Он белый, а глаза закроешь — синий.
Как хорошо, что я живу в России,
где даже белый снег мне брат и сват.
Я и не знал, что это близко так.
И дело не в наличии собора,
а в том, что не было и нет того забора,
что разделяет милость и пустяк.
И я свои собравши пустяки,
бросаю их в чернеющее небо,
смешаю покаяние со снегом,
колокола и телефонные звонки.
Снег падает, а я стою под ним.
Покоем, словно стронцием пронизан.
И мальчуган, улыбчив и капризен,
на мокрой шапке поправляет нимб.

Оставьте в покое Иисуса Христа
Юрий Со
Предрождественское не всем.

Кто же из нас тех страниц не листал,
готовясь к подарочной дате.
Оставьте в покое Иисуса Христа.
И деву Марию оставьте.
Пусть отдохнут. Пусть побудут одни
в тепле от дырявенькой шали.
Пытались они убежать от резни.
Выходит не убежали.

Пусть спят. Не орите. Не надо молитв,
воплей, прыжков, пьедестала.
Он спит не ахти. И животик болит.
И мать очень сильно устала.
Ведь им, как и нам, предстоит уцелеть.
А это удел не для слабых.
Среди человеков, песков посередь,
на Свет им идти, как на запах.

Мальчик уснул. Словно стая волков,
ищут солдаты младенца еврея.
Волхвы подождут. Не пускайте волхвов.
Потерпят с дарами. Не время.
Не время орать. Но время любить.
И время отмыть свои лица
да в них заглянуть, чтобы снова забыть.
Забыть, но никак не забыться.

Он спит. И Мария продрогла до пят.
Скользят по соломе пятна рассвета.
Телята в яслях удивленно храпят:
меняет наклон свой планета.
От нашей Ему только малая треть
отмерит судьба окаянна.
Нам предстоит только раз умереть.
Ему умирать постоянно.

Разговор с пауком
Юрий Со
Не первый день я за тобой слежу.
И твой покой тревожить не намерен.
Кто нам с тобою жизнь намерил,
тот пусть и рвет. Я просто посижу.

Мух нет. Зима. И все к тому идет,
что грустную увидим мы картину.
Назло всему ты вяжешь паутину,
в надежде, что добыча попадет.

Ты вяло ползаешь в моей горсти.
Я тоже плел какие-то тенета
и жертв ловил. Теперь уже их нету.
И ничего не хочется плести.

Я, как и ты, любил ловить живьем
неосторожных обитательниц эфира,
опутывать их с нежностью зефира.
Все съедено. И мы с тобой вдвоем.

Хотя, приходит тут ко мне одна
и тычет в паутину сигарету.
Я не гоню ее. Но знаю, что за это
ее, как муху, ты б испил до дна.

Ты научил меня спокойно ждать
невесть чего, невесть зачем. И с краю
на все глядеть. Лишь лапы потирая,
надеяться на неба благодать.

В каком-то смысле мы с тобой одно.
Уж как-нибудь перезимуем вместе.
Ты в ожидании от паутин известий,
я в ожидании луча в окно.

Нас разлучают...
Юрий Со

"Бумага терпела, велела и нам..."
Денис Новиков. 1988

Нас разлучают. Но не различают
причин и следствий. Небу дела нет
какими будет вынесен плечами
медлительный и тягостный рассвет
или закат. Мы все уже мишени.
В стекле троится только мой оскал,
который выдираю из зеркал,
чтобы твое увидеть отраженье.
Нас разлучают. Голос мой охрип.
Свисают слов постылые муляжи,
по телу холод стелется и даже
твердеет воздух, собираясь в крик,
который никогда не разнесется
ни в тишине, ни в песне удалой,
ни шепотом. Лишь серою золой
осядет где-то на воде колодца.
Вбирай меня скорей в свои ладони,
и в тамбуре глаза во тьму упрячь,
не выпуская из гортани плач,
пока я уменьшаюсь на перроне.

Беседа с Антонио Вивальди
Юрий Со
В уютной Вене, где ты дуба дал,
напрасно я свой справочник листал.
То кладбище засыпали к херам,
поставили какой-то жирный храм,
имеющий похожесть с булавою.
Ты покачал бы рыжей головою,
когда б узнал. В постсмертной жизни
по счастью нет чужбины и отчизны.

Я сел в кафе среди других гостей,
всего в ста метрах от твоих костей,
укрытых под асфальт уже навек.
Ты столько раз тащил меня наверх,
оберегая от дерьма и фальши,
выталкивая в свет, а может, дальше.
И там, где не был ни один живой,
меня хранил мелодии конвой,
не подпуская ни святых, ни пошлых,
ни ушлых. В захламленных бошках
ты выметал, подобно сквозняку,
все, что мешало твоему смычку,
и все, что с небом говорить мешало,
не оставляя ни обид, ни жалоб,
ни даже страха. Так легко. Не знаю,
легко ли было. Ты давно не с нами.
Не подойти и не задать вопроса.
Поверх голов плывет кончерто-гроссо.
И я по Вене без воды плыву.
Лишь потому наверно и живу,
что не один, а нас довольно много.
Нам и просить-то нечего у Бога,
поскольку все уже сполна дано.
Осталось только оглядеться. Но...
Пора назад. Пора домой, в Россию.
Там холодно и сыро. Но красиво.
Мой город на Венецию не тянет.
И хоть воды — не вычерпать горстями,
другой простор. Все очень уж большое.
И я не знаю, это хорошо ли.
Какая есть. Другой найти не смог.
«Ведь это твоя Родина, сынок».

Расскажи мне...
Юрий Со
Отраженья в пруду кривобоки.
Солнца диск ослепительно жёлт.
Атеист, расскажи мне о Боге.
Ближе всех ты к Нему подошёл.
Крот, поведай мне правду о небе.
Ту, что с глиной и ливнем лакал.
Надо жить под землёю, как в склепе,
чтобы кожей узреть облака.

Расскажи о любви мне, актриса.
Ты играла её много раз.
Почему у тебя, в виде приза,
свет и счастье не брызжут из глаз?
Ничего мне никто не откроет.
Видно, страшен подобный секрет.
Выйду в поле земного покрова,
раз покрова надмирного нет.

Плач по увядшему цветку
Юрий Со
Увядает цветок на окне.
Поливал и лелеял. Напрасно.
Ведь недавно он цвел темно-красно.
Видно, что-то сломалось во мне.
Или нечто подгнило в душе.
Может, что-то и в мире подгнило.
Или просто пора наступила,
что расти неохота уже.
Я, конечно, куплю себе новый,
а тебя на помойку снесу.
В этом каменном, людном лесу
твоя смерть не затронет основы
бытия и сознания. Она
незамеченной будет в скрижалях
у людей. И поэтому жаль их.
Ты один. Мы одно. Ты одна.
Как мне нравились листья твои,
молчаливо открытые миру.
Наполнял ты покоем квартиру.
И жилось нам неплохо двоим.
Но теперь ты рассыпался в прах,
только жалкая горстка осталась.
А подумать, так свет, а не жалость
уношу на помойку в руках.
Что ж, теперь я один. Как-нибудь
мы еще с тобой встретимся в месте
удаленном весьма, чтобы вместе
снова двинуть в назначенный путь.

Что-то случилось
Юрий Со
Что-то случилось. Наверное, жизнь.
Сколь ни крути ты и сколь ни ершись,
только крупнее прорехи у сети
той, что забыта на солнечном свете
кучкою бурой, гнилой, никакой...
Что-то случилось. Возможно, покой.
В нем уже нету ни встреч, ни разлуки.
Гнутся секунды. Отсутствуют звуки.
Не разобрать где до гроба любовь,
где гроб от любви. Их оба готовь,
поскольку стремленье вырваться «над»
уходит в натянутый кем-то канат.

Что-то случилось. Наверное, свет.
Больше не будет существенных бед.
Я не попал в диксиленд поколенья.
Пересекаю черту поклоненья
чему бы то ни было. Это меня
не вылепил скульптор, гордость храня.
Что-то случилось. А может и нет.
В свете рекламы и в звоне монет,
в скуке музейной и в шумном вокзале
я, словно снег в кипятке, исчезаю.
В небо не смотрит усталый народ.
Больше не нужен мне ваш кислород.
Я больше не муж, не отец и не брат.
Что-то случилось. Я этому рад.

Весенняя ночь на шоссе
Юрий Со
В такую ночь, чуть лязгая костями,
выходит на асфальт заблудший дух.
И в свете фар он полными горстями
швыряет ужас. Не кричит петух.
Рассвет не скоро. Будто из солонки,
крупицы жути сыпятся на мир.
И шарит телефон в бензоколонке,
вмиг поседевший опытный кассир.
На них выходит из кустов собака
и шаг её уверен и когтист.
И льет горючку мимо бензобака
похолодевший в ужасе таксист.
А фары пляшут, освещая вербы
и белые пушистинки на них.
Последний снег уже без сил и веры
покорно тает и давно поник.
А на шоссе летят, сверкая, фуры.
И пахнет пашней что лежит вдали.
Весна идет. И, роя амбразуры,
подснежники скребутся из земли...

Пятница. 13 марта 2015

Ты не бойся...
Юрий Со
Ты не бойся, уйду незаметно и тихо.
Исчезать я обучен туманом с реки.
Не смотри мне вослед. Сладко спи, Эвридика,
или, как там тебя… Мои сны далеки
от тебя, от меня, от всего, что могло бы
стать родным, но не стало. Я снова иду
по дороге беспамятства. Злые циклопы
одноглазых признаний притихли в саду.
Ты не бойся, дорогу я помню. Дорога
пролегла, как обычно, меж «здесь» и «туда».
Я тебе оставляю не так уж и много,
но, возможно, не мало, поскольку всегда
не к «кому-то» иду, а скорей, от «кого-то».
Не вперёд, к новым видам, скорее – назад,
к тем глазам, что исчезли давно из киота
и теперь там другие, чужие глаза.
Разгрести головешки, чтоб ярче горели…
Бесполезное дело. Обученный ум
так порою ленив. Из дырявой свирели
выдувается ветром не песня, но шум.
Этот шум я уже узнаю издалёка.
Мы с ним много зарыли блескучих имён.
И одно затвердили довольно неплохо:
не бывает плохих и хороших времён.
Времена либо есть, либо их уже нету.
Если есть – открывай свою дверь и иди.
Если нет – те, кто волоком тащат к ответу,
далеко не утащат. Вся жизнь впереди.

Свет нашей речи...
Юрий Со
Огромная, страшная осень
туманом ползёт ко двери.
Душа замирает. Не бойся.
Ты ком проглоти. Говори.
Всё кончилось, чтобы начаться.
А в доме разбито стекло.
В нём нет никого. Домочадцы
сбежали туда, где тепло.
Всё просто. Но нету простого,
когда запустение здесь.
Осталось одно только слово
и надо его произнесть.
Ни сроки, ни сил твоих малость
не значат уже ничего.
Одно только слово осталось,
а всё остальное мертво.
Здесь нет ни любимых, ни пришлых.
И некого бить и лобзать.
От мира осталась лишь притча
и надо её рассказать.
Кому? Этим кованным тучам?
Воронам, что мчат на погост,
где ветер в припадке падучей
кусает свой собственный хвост?
Кому? Есть ли смысл перечить
всему, что не то и не те…
Таков, видно, свет нашей речи,
чтоб вспыхнуть в любой пустоте.

Открытка из Сна
Юрий Со
Это больше и дальше, чем жизнь. Это даже
больше смерти и того, что меж ними.
Это сон на посту. Задний фон в том пейзаже,
где нет человека. Осталось имя,
да и то - ненадолго. Вот ручей кудлатый.
Бревно перекинуто кем-то через.
И человек, будто зверь, выставляет лапу,
долго смотрит вверх и сжимает челюсть.
Выходит луна и всё становится древним,
как песни шумеров и крики майя.
Серебряный свет, ловко скользя по деревьям,
падает, сам же себя поднимая.
А человек садится на берег. Руками
он закрывает лицо. Ему плохо.
Под ним, в земле, кроты разрыдались. Кругами
в ручье от ужаса бьётся рыбёха.
Шорох ветвей становится громче. И волки
бросают овцу, уставясь на север,
где огненный шар, срезая берёзы и ёлки,
беззвучно взлетев, зависнул над всеми.

Свет мира
Юрий Со
Библейский свет захочешь, не найдешь.
Свет мира не в сияющем ковчеге.
Он в желтых фонарях и мокром снеге,
и во дворе, когда ко мне идешь.
Я различал его за сто шагов.
Он разрезает ночь, как белый лазер.
Из всех щелей его огонь вылазил,
глаза освобождая от оков.
Остановлюсь, перчатку теребя,
и замолчу, как обомлевший инок,
когда ты проплываешь меж снежинок,
как-будто нету тела у тебя.
И упадет крыло на снег с плеча,
блеснет луны серебряное блюдце,
я даже побоюсь тебя коснуться
руками, что горят, как два луча.

Ветка сирени
Юрий Со
Ветка сирени по мутной реке проплывала.
Бросил ли кто, а может, и ветром сорвало.

Странно, как мало нам надо, чтоб в мысли о вечном
прыгнуть с разбега в порыве азарта беспечном.

Ветка сирени. Такая же, в сущности, малость,
как и всё то, что от нас на поверку осталось.

Ну, а любовь? Она тоже, отдавшись потоку,
вдаль уплыла, не к закату, так может к востоку.

Веткой сирени любовь обветшала, размокла.
И почему-то с тех пор не стучит в наши стекла.

Бессмертна любовь. Как гладко звучит и красиво.
Но входит жизнюга и тычет в лицо свою ксиву

и сообщает, что вас здесь «ваще» не стояло
и мозг накрывает ватным, тугим одеялом.

Люби, если можешь. Гадай, крути своё блюдце.
И надо прожить целый день и умом не свихнуться.

Ветка сирени по мутной реке проплывала.
Бросил ли кто, а может, и ветром сорвало...

Оборвала тишина на полуслове...
Юрий Со
Трудно быть. Не быть гораздо легче.
(впрочем, сей вопрос пока открыт)
Курит папироску человече
у разбитых (но не им) корыт.
Ныть и вякать как-то не солидно.
Почему-то с некоторых пор
смотришь вдаль, но ничего не видно,
а вблизи лишь стены и забор.
Это странно. Как венцу творенья,
мне преграды эти – ерунда.
Но мешают взлёту сила тренья,
сила притяженья… Так всегда.
Я люблю беспомощность паденья.
Есть в ней что-то от волшебных снов.
И готов давно, хоть каждый день я,
падать камнем с собственных основ.
Жаль, основы ветхие, как глина.
С них расквасить морду мудрено.
И асфальт так мягок, как перина.
Быть, конечно, очень трудно. Но
оборвала тишина на полуслове,
развернула неба синеву.
И иду я с замираньем крови
с наступившим днём на рандеву.

Гамлет. Примирение
Юрий Со
Крушить легко. Остановиться трудно.
Почти нельзя. Не пей вина, Гертруда.
И ты, старик, не открывай свой яд.
Покамест твой не обезумел взгляд,
плыви, Лаэрт, плыви как можно дальше.
Здесь истину не отличить от фальши.
По сути, некому уже их отличать
и незачем. На всем лежит печать
кладбищенской какой-то безнадюги.
Триумф олигофрена и бандюги,
а в залах притаился, будто вор,
судьбы неотвратимый приговор.
Здесь все сулит кровище и беду.

Давайте вас отсюда уведу.
И без меча мы только прах и тени.
Мы сядем за столом, в тени растений
и все забудем. Гамлет в маск.халате.
Офелия в своем промокшем платье.
Оживший Йорик фруктов принесет,
а Призрак длинный тост произнесет.
И будет долго танцевать Полоний,
покуда его хмель и сон не склонят.
Горацио прочтет свои стихи,
а Розенкранцу все простят грехи.
И каждый будет весел, чист и рад
на ярко-алый поглядеть закат.

В сторонке, от морского щурясь блика,
седой могильщик усмехнется тихо.
Он помнит как стенала Эвридика.
Да... В этой жизни сплошь неразбериха

Стихи о любви без химии
Юрий Со
1.ОНИ
Итак, предположим, что человек есть ошибка
творцов. Те, взглянув, пригорюнились, но не шибко,
и решили, мол, ладно, пусть уж будет как будет:
то ли святые, то ли выродки, то ли люди.
Их переделывать – хлопотно, да и толку ли?
А ликвидировать – дело, вобщем, недолгое:
Клик - и нет их. Таков закон и таков обычай.
Можно кого-то взамен из бурды нахимичить.

2.ТЫ
Ты кашляешь и дрожишь. Это осень. Простуда.
Малина. Мёд. Погружаешься в сон и оттуда
вздыхаешь. Снова рецепты ищу в интернете.
Потому, что врачей боишься ты, словно смерти.
Любой эскулап для тебя, как посланец ада.
Чужие страхи есть то, с чем считаться бы надо,
даже их поберечь. Свечу не зажечь без спичек.
Кто мне тебя, вот такую, ещё нахимичит…

3.Я
Вечереет. На Мойке голуби точат лясы.
В воде канала фонари, как жёлтые кляксы.
Иду себе. Медленно думаю свою думу.
Навстречу ангел в сером плаще. Смотрит угрюмо.
Нимб в пыли. Хлюпает носом своим то и дело.
Спросил он: «Как дела? Мне не звони. Надоело».
Давно привык к их упрёкам, нытью и мимике.
Забудем. Тоже мне, небожители… Химики.

Маленькая смерть
Юрий Со
Спокойно так, как не было в помине.
Смеркается. Дрова горят в камине.
И я горю. Точнее, - догораю.
Вот потому я выбор презираю,
что выбор — это маленькая смерть.
Как ни беги, ты можешь не успеть.
И что ни выбирай — бежишь за тенью,
чтобы увязнуть в слов хитросплетении,
тех самых слов, что долго выручали,
но это было только там, вначале.
Теперь слова и выбор мало значат.
Ты снова чист, как-будто только зачат.
И никому уже не объяснить,
что порвана невидимая нить
меж мной и мной. Мы разные, но вместе.
И даже если проживем лет двести,
не сложимся мы никогда в одно.

Смеркается. Сирень скребет в окно.
Спокойно так, что хочется застыть,
жить правильно и соблюдать посты.
Не для души, тогда хотя б для вида
любить свои нелепые обиды.
Но не затем сирень вздыхает часто,
чтобы ты замер в ожидании счастья.
Ведь счастье незаметно, словно воздух.
Его не видишь - но, ударят в под дых,
и с камнем в реку бросят - вот тогда
заметишь воздух. Жаль сомкнет вода
свои круги. И не с кем поделится
тем, что на миг успело приоткрыться.

Ночь на вокзале
Юрий Со
Хорошо угасать поздно вечером,
когда всё утомилось. Диспетчеры
отправляют последний состав.
На перроне, людей не застав,
одинокая бродит ворона.
За тележками, дальше перрона,
семафоры моргнут на путях.
На скамеечке бомж на локтях,
приподнявшись, отрывисто харкнет.
Пассажир, уезжающий в Харьков,
удаляется в поисках крова,
чтобы там до начала второго
свой транзитный разглядывать сон,
не снимая часов и кальсон.

Мы стоим в полуночном вокзале.
Все, что тайное, то не сказали.
Все, что явное — сказано до.
Мы бормочем сплошное не то.
И не там опустили мы руки.
Как контузия, близость разлуки
обеззвучила наши слова.
И клонится твоя голова
не ко мне, а куда-то в предвечность.
Мы хороним былую беспечность,
чтобы тут же, как можно скорее,
неприступнее стать и мудрее,
превратить наши нервы в цемент,
и застыть, как литой монумент.

Туман
Юрий Со
Туман над рекою в низовье
неслышно и верно ползёт.
И птицы, как в Средневековье,
важнее, чем сам их полёт.
И то, что мы рядом, важнее,
чем космос, что звуков лишён.
Пусть кутаюсь туго в кашне я,
пусть прячешься ты в капюшон,
пусть лица впервые без грима
уже отошли от земли.
Стоим мы, как два пилигрима,
которые всё же дошли.
Мы вместе. И всё это – мы ли?
Дрожим, прирастая к пальто,
которые, вышли живыми,
откуда не вышел никто.
Плевать, что любовь - это вспышка
и скоро погаснет в ночи,
что встреча – всего передышка.
Нам хватит. Не бойся. Молчи.
Пусть наши тела – послесловье
к роману, что писан не весь.
Мы выжили в Средневековье.
И как-нибудь выживем здесь.

Черный грач
Юрий Со
Пускай меня услышит черный грач
на ветке засыхающего клена.
Пускай расскажет мне районный врач
как жизнь прожить не больно и влюбленно.
Пускай меня научат облака
прозрачности неслышимых созвучий.
И круглость куполов, что так легка,
пускай меня спокойствию научит.
Пускай меня поднимет суховей
над лугом, где пасется чья-то лошадь.
И мокрый суетливый воробей
пусть семечко мне на ладонь положит.
Пускай у церкви злые старики
ругнутся, предрекая лихо.
Я покажу им семечко с руки.
Они поймут и усмехнутся тихо.
И черный грач подхватит на крыло
все, что не удержали эти руки.
Я невезуч. И все же повезло
земли услышать сладостные звуки.

Потерянная в коридорах лета
Юрий Со
Ты где? Бросаюсь я ко всем,
кто еще здесь. Но нету мне ответа.
В зеленых коридорах лета
ты затерялась. Кажется, совсем.

Туда мне хода нет. Но ты
другое дело. И другое тело,
которое ты догола раздела,
и отпустила в травы и цветы.

Нет, до тебя мне не добраться.
Там, в закоулках клевера и ржи,
как выдох, незаметная лежи.
И хватит. Так куда же, братцы,

мне подевать бесформенный кусок
души, - он спущен, будто шина.
И память кожи, злобная вражина,
припоминает твоей кожи сок.

Нет, мне не нужен этот жухлый нимб
героя, сбитого касаньями твоими,
я не готов сойти с ума во имя.
Не знаю даже, что мне делать с ним.

Я не пойду ни в церковь, ни к врачу
в надежде, что на солнечных просторах
ты там, в своих зеленых коридорах,
забудешь как я тут молчу.

Господин Никто
Юрий Со
Господин Никто поднимает ворот
кожаной куртки. Идет через двор.
Мрак переулка там фарами вспорот.
Ночное такси. Чужой разговор.

Господин Никто идет вдоль канала,
смотрит на воду, долго стоит.
Небо огромную тучу пригнало,
атлантов забрызгав и кариатид.

Господин Никто шевелит губами.
В этом городе много таких.
Дома в канале. Их, будто, купают.
Двери, арки, крыши и чердаки.

Господин Никто. Какое-то имя
он носил, носил... А потом забыл.
Слился с похожими, злыми, другими,
с лапами сфинксов и с бронзой кобыл.

Стою в стороне. Молчу. Наблюдаю.
Ёжусь в изрядно промокшем пальто.
И мне интересно, она какая,
которая станет мадам Никто...

Три ненавистных женских вопроса
Юрий Со
ВОПРОС ПЕРВЫЙ: Сколько у тебя было женщин?

1 вариант:
Милая, ты что ж такая нервная?
По зову сердца ты, конечно, первая.
Все до тебя лихими были стервами.
Мне даже это вспоминать срамно.
Уж если что-то осознать дано -
твою единственность, поверь мне. (но...)

2 вариант:
Пустейшая субстанция — количество.
Сколь ни было — все были Их Величества.
Ты тоже. Ничего здесь личного.
В тебе нет ни фига от них отличного.
И был бы я последний идиот,
не взяв, что в руки мне само идет.

ВОПРОС ВТОРОЙ: Ты меня любишь?

1 вариант:
О, да и yes! Мы понимаем оба:
люблю тебя, практически, до гроба.
Мне не найти и сотой доли слов,
чтоб объяснить тебе мою любовь.
Я без тебя — безмозглое бревно.
С тобой я — лодка, плот, корабль. (но...)

2 вариант:
В любовных битвах, жертвуя собой,
оттуда выполз я едва живой.
Уж и не знаю что внутри осталось...
И лет так... (много) милым не икалось.
Страстей пригорки слишком уж покаты.
И лень мне. Извини. Уж чем богаты...

ВОПРОС ТРЕТИЙ: Ты где?

1 вариант:
Я здесь, с тобой. Уже настолько рядом,
ни словом нас не разделить, ни взглядом.
Лишь благодарность возношу судьбе
за то, что я с тобою. (и в тебе)
Когда бы знала как же я давно
тебя ищу по белу свету. (но...)

2 вариант:
Так где же я? Хорошенький вопрос,
и до ответа я, как видно, не дорос.
Наверное, я там, где никогда не буду.
Опять иду к придуманному чуду,
которое рассыпется в руках
и разнесется пылью в облаках...

ЭПИЛОГ

Любимые, в незнаньи жить давайте.
И три вопроса нам не задавайте.
Коль не хотите на душе морозов,
вообще не задавайте нам вопросов.
На этом посылаю свой поклон.
Ну, и "Зенит", конечно, - чемпион!

Стихи о личном пространстве
Юрий Со

Ты умничаешь, попивая чай,
и улыбаясь, будто невзначай,
толкуешь мне про личное пространство.
От этих слов мне хочется просраться.
Уж лучше ты меня не огорчай.

Пространство это дохлое табу.
Напоминает онанизм и ворожбу.
Твой муж и босс, все ведают отлично:
пространство не бывает личным.
Как исключение, разве что в гробу.

Тебя прогнать пора бы мне давно.
Ты смотришь идиотское кино,
где Русь слезлива, как деваха из алькова.
Иди и плачь на фильмах Михалкова
и Глазуновым восхищайся. Но

верни сейчас же книжицу Басе,
она тебе ума не принесет.
Там, среди спа-салоновых простраций
не забывай, что личное пространство
бывает лишь у личностей. И все.

Сегодня вороны...
Юрий Со
Сегодня вороны не слишком крикливы
и белым цветком обозначился вьюн.
А узкие листья изогнутой ивы
повисли над озером. Лето. Июнь.
Наверное, мудр тот, кто это придумал,
кто сам не живёт здесь, но помнит о нас.
Как троица, встали у леса три дуба.
Там был и четвёртый, но высох, угас.
Кто ветки его карандашным огрызком
лишь только наметил, потом обломал…
Не страшно к нему подойти слишком близко.
Срок жизни любой возмутительно мал.
Кто нас охраняет с невидимой вышки?
Мы пленники разума, но без оков.
Мы даже не гости, а лёгкие вспышки,
как танец над садом ночных светляков.
Я тоже пылаю и крохотный свет мой
пока ещё теплится в чьих-то руках.
Дойти до заката и встать до рассвета,
чтоб оба зрачка растворить в облаках.

Вечер на 16-й линии
Юрий Со
Осень бестактна в своём наважденьи,
которое, хоть и ужасно, - моё.
День всё слабее. Огромнее тени.
Всё медленней фильм. Монохромней житьё.
Цвет. Он не исчез, но в тайном испуге
лишь спрятался в серое, желтое и
на разграбление ветру-хапуге
отдал любимые страхи мои.
Желчь фонарей, словно свет на допросе.
А улица кажется частью сетей.
И красный огонь в моей папиросе,
как отблеск из зарева прежних страстей.
Свет – это просто безмозглых фотонов
поток, да и всё. Он угробит меня.
Вода и любовь. А я их потомок.
И просто иду в угасании дня.
Вечер. Сентябрь. Мне шлют сообщения.
И жизнь продолжает свой мёд и свой яд.
Время просить у себя же прощения
за список грехов, что ещё предстоят.

Сквер
Юрий Со
Город, город. Окна, окна.
Фонари. И в лужах сквер.
В нем часовенка промокла
под дождями высших сфер.
Время серо. Время дико.
И тягуче, как кисель.
Улеглась легко и тихо
в лужи зданий акварель.
На стене атлантов морды
перекошены слегка.
И шумят ветвей аккорды
на органе сквозняка.
У атлантов жизнь не сахар,
станешь злее и грубей.
Ветер ухал, ветер ахал,
возмущая голубей.
Ветер треплет, как игрушку,
унося газету в грязь.
Семенит домой старушка,
на часовенку крестясь.
Затерялась моя вера.
И зачем искать пример?
Нет божественней примера,
чем промокший этот сквер.

А ветер...
Юрий Со
А ветер всей своей оравой
уводит, не даёт уснуть,
григорианские хоралы,
сумев в снежинки запихнуть.
Размеры луж внушают трепет.
Течёт и вьётся их нутро.
Февраль в сыром своём отрепье,
упрям, как нищие в метро.
Из талых вогнутых воронок
вода течёт, как в полусне.
На ветке мудрая ворона
картаво мыслит о весне.
И людям хочется скорее
попасть домой, согреть еды.
И корчатся на батареях
промокших башмаков ряды.

Об этом помнят...
Юрий Со
Весёлых мыслей яростную прыть
однажды чёрный лёд остудит.
Я тут. Я есть. Меня могло не быть.
Меня когда-нибудь не будет.
Об этом помнит сухостой травы,
который дети поджигают.
И гниль в реке из огневой листвы,
она теперь совсем другая.
Об этом знает спившийся дьячок,
чей стол псалтири подпирают.
И грустный недоношенный бычок
об этом помнит, умирая.
Об этом знает яблоня в соку.
И даже, выцвевшего цвета,
упавший дом, лежащий на боку,
Он помнит. И не только это.
А мы не помним. Небо нам простит
за то, что мы глухи и слепы,
за то, что чистый свет не обрести,
за то, что помыслы нелепы.

Рука, которая забирает
Юрий Со
"...the hand that takes."

Laurie Anderson

Мы — листва и трава. Просто всход.
И не важно араб или арий.
Все мы ляжем в тот пухлый гербарий,
из которого выход и вход
перепутан не тем, кто листает,
а другим, кто на полку кладет
эту книгу. Лишь сторож уйдет,
лист сухой из нее вылетает.

Поднимите меня. Я готов,
молча, бухнуться в новую повесть,
где чиста не душа, тогда совесть.
На ветвях, среди свежих листов
хорошо начинать свое тленье.
В безразмерном лесу бытия,
среди смертников тех, что как я,
меж страниц обретут поселенье.

Да, готов. Но колышется, медлит
та рука, что уже занеслась
надо мной. Велика ее власть.
Я застрял между стонами медных
труб оркестра, что тупо играет
марш молчанья. Ему не успеть
эту ноту до срока допеть.
И ладонь надо мной убирают.

Ночной стоп-кадр на Фонтанке
Юрий Со
Фонтанка плещет, словно суп из миски,
которую по лестнице несут.
Сжирает ночь лепнину. И изыски
модерна больше тянут на огрызки,
среди которых торопливо ссут
дворняги и затурканные киски.

Среди желтушных, длинных фонарей
трепещутся, легки как из батиста,
сквозные пятна окон и дверей,
где спят жильцы с повадками зверей
и звери спят, унылы и когтисты,
на горожан похожие скорей.

Слоятся тучи серы и волнисты.
Луна глядит затравленным зверьком.
А у Николы курят вкруг таксисты,
устало матерясь, как модернисты.
Кариатиды кашляют тайком,
потрепанные, но еще плечисты.

Я ненавижу и боюсь свой город.
Вот так же бьется в ломке наркоман.
И я готов бродить, поднявши ворот,
или стоять и проклинать, как ворог.
Засунув банку «Невского» в карман,
застыну кадром между фотостворок.

Пейзажная лирика...
Юрий Со
Пейзажная лирика. Лирик во тьме
запутался в веток густой бахроме
и падает нежно в безмолвия шахту,
но вновь попадается в лапы ландшафта.

Пейзажная лирика. Лирик орёт.
И в свете луны перекошенный рот
стонет в бессилии. Гроздья рябины
плечи сжимают, как лифта кабина.

Лирик стоит посреди косогора.
Слово, его инструмент и опора:
цифра в таблице, как натрий и кальций,
слово стекает водой между пальцев.

Пейзажная лирика. Дивное диво.
Можно сказать: посмотри как красиво...
А можно упасть, как подкошенный, ниц.
Не в силах пейзаж удалить из глазниц.

«...трава проступает бесшумна как вера
а из оврага тянется туман
луны напополам порезанная сфера
дорогу озаряет и лиман
чуть дальше слышно шорохи из плёса
и всплески рыбы на тугой воде
и сонных рыбаков светляк от папиросы
во мгле заметен рядом и нигде...»

Здравствуй, это я
Юрий Со
Это я. След от буквы на обороте
чернового листа. Тот делец, что без дел.
Тень от тени в тени глухих подворотен.
Скрип качелей, в которых никто не сидел.

Это я. Бравый голос экскурсовода
с катеров, что ползут по каналу гурьбой.
Гул метро. Красный отблеск светодиода.
Пьяный врач, недовольный страной и собой.

Это я. Календарь, на котором все числа
только красные. Дождь на дрожащих листах.
Полусонный крупье, что играет нечисто.
Сбитый голубь, который доходит в кустах.

Это я. Меня изготовили много.
Хватит город заполнить и даже страну.
То торжественно так, то явно убого
дали жизнь. И, скорее всего, не одну.

Красивая женщина
Юрий Со
Скоро дождь. В небесах собирается
серых туч грозовая военщина.
В старом парке с собакой играется
безнадежно красивая женщина.
Я смотрю на неё из укрытия,
пожирая глазами движения...
Скоро мир будет ливнем укрыт. И я,
как и небо, застыл в напряжении.
Ничего никогда не узнаю я,
как она оказалась под тучами,
что вот-вот, всё лишая сознания,
смоют город ручьями могучими.
Я ведь ею любуюсь, не именем.
Не нужны мне анкетные данные.
Под такими же громкими ливнями
чье-то имя твердил лишь недавно я.
Скоро дождь. Жизнь сегодня участлива.
Улыбаюсь я, как деревенщина.
В старом парке с собакой так счастлива
безнадежно красивая женщина.

Моя деревня
Юрий Со
Где в Черном озере отражены деревья,
торчит курган. За ним моя деревня.

Здесь половина тех, с кем я знаком,
на кладбище теперь лежат рядком.
В саду я с ними водку пил в обнимку.
Они поют на черно-белых снимках.
Теперь молчат. А я еще пою
и фотографии все реже достаю,
поскольку расстояние все ближе
меж нами. Время нас оближет,
как кошка провинившихся котят.
Живых за все, наверное, простят.
И, может быть, давно уже простили,
вот только впопыхах не сообщили.
Конечно, все мы в этой жизни гости.
И это понимаешь на погосте.
Еще на крыше, в лифте, в самолете,
в густом лесу и в лестничном пролете.
Но мало что-то где-то понимать,
как мало водку пить и обнимать.
Вообще, всего на этом свете мало.
Перекрутило все и все переломало...

Но облака все так же далеко,
и так же в чудо верится легко.

Желтая бабочка
Юрий Со
Желтая бабочка в дом с утра залетела,
как письмо или тайного мира привет.
Пусть летает. Какое мне, вобщем-то, дело?
На послание это не будет ответ.
Вот садится она на поверхность любую -
для картины давно приготовленный гвоздь.
Я её отпущу, а пока полюбуюсь.
Красота в этом доме нечаянный гость.
Было время, когда ты вот здесь, у оконца,
взгромоздившись с ногами на кресло моё,
затихала на миг и июльское солнце
освещала бесцветное это жильё.
Где теперь ты с ногами сидишь я не знаю.
И кого содрогаешь молчаньем своим...
Может, там обрела, чего не было с нами.
То есть, то, что не вынести даже двоим.
Что ж, забудем. Наш поезд давненько уехал.
Перепрели обиды, стенания, шок.
Твоей маечки летней лимонное эхо
в моем доме порхает. И мне хорошо.
Значит, где-то ты помнишь. И может, когда-то
ты покинешь сомнений последнюю пядь.
Расшвыряв все обузы, все сроки и даты,
в моё кресло с ногами взберешься опять.

Мы падаем
Юрий Со
Мы падаем, любимая, мы падаем.
То фарами сверкая, то лампадами,
то разрываясь, словно фейерверк.
Мы падаем отчетливо наверх.
Мы будем старыми и толстозадыми.
Когда-нибудь, мы вспомним как мы падали
и были пальцы крепче всех замков.
Мы падаем всерьез, без дураков.
Внизу твои одёжки поразбросаны.
И ты смеешься, потрясая космами.
Мы делали такое много раз,
но падая, взлетели лишь сейчас.
Телами нам потеть не обязательно,
мы падаем вдоль мира по касательной.
И мёртвой кожей снизу простыня.
Когда-нибудь забудешь ты меня...
И в паузе между громов раскатами
кому-нибудь шепнешь ты: милый, падаем.
Но это будет после, не сейчас.
Мы падаем. Не отвлекайте нас.

Из октября
Юрий Со
Жёлтый плащ октября мне на плечи надели
и узлом завязали. Стынет земля.
Дни плывут без тебя (а теперь уж недели),
словно лодки с разбитого корабля.
Где-то там, далеко, слышен прошлого скрежет.
Слово «мы» теперь заменяю на «я».
Режет слух с непривычки. И пусть себе режет.
Став чужой, ты теперь уж точно моя.
Вот теперь мне никто больше не помешает
там остаться с тобой, откуда никто
не заберёт. Тишина. Она обещает,
что всё растворится. Останется то,
что криком не крикнуть и вздохом не выдохнуть,
что дадено небом и небо возьмёт.
Зал памяти крепок, отсюда не вытолкнуть.
И это надёжней, чем губ твоих мёд.
Я запру тебя в клетку из света и правды.
Никто не узнает какой ты была.
В этом зале врагов не держу. Все здесь рады.
Мы у входа оставим наши тела.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Закрывал глаза...
Юрий Со
Закрывал глаза, но не угробился.
Днём - умерший, ночью – оживаем.
Как я стал таким, как уподобился
пыли, фонарям, пустым трамваям?
Я искал для мозга угощение,
словно моль в давно забытом шкафе.
И земли поддерживал вращение,
пятернёй скребя больничный кафель.
Наглотавшись ценностей духовных,
стал прозрачен, тих и незаметен.
Я был самый смертный из верховных
и верховней изо всех, кто смертен.
Ложку мёда часто проносили мне
мимо рта. Но я летать не бросил.
Эти взмахи не были бессильными.
Ждал ответов, но пришли вопросы.
А вопросы были заскорузлыми,
как костяшки пальцев на гортани.
Приходили девы светло-русые,
больше сна со мной не коротая.
И, простившись с мудростью и чётками,
я, как мальчик, смирно сел за парту,
когда в трех парсеках неотчетливо,
кажется, бессмертием запахло.

Черные молнии
Юрий Со
Чёрных молний над лесом гремит канонада.
Они снова за нами идут. Значит, надо
сделать край – продолжением, пропасть – началом,
воздух берегом, если не выйдет причалом.
Спрятано солнце, как под опущенным веком.
Эра духа прошла. Время быть человеком.
И воздушного змея во тьму отпуская,
разорвать на себе всю рубаху. Такая
будет жизнь, где планету ты лично вращаешь,
где не просишь прощенья, а сам всех прощаешь.
И от памяти падают лица кусками.
Ведь не мы этот странный проект запускали
и не нам закрывать. Что ж тогда остаётся?
Мы лишь пыль на воде, что затихла в колодце.
Чёрных молний не счесть. Надо быть. И мы будем.
Если надо забыть, мы и это забудем.
Станем небо держать, над собой балагуря.
Мы и с жутью в глазах – не матросы, но буря.
Чёрный гул не сулит, что наступит другое.
Мир предельно осмыслен, раз нет в нём покоя.
Рыбы в тёмном пруду под луною лоснятся.
Им такие бои и во сне не приснятся.

Август
Юрий Со
Ненастный август. Лес под ветром гнётся.
Вороны громко кликают беду.
Она ушла, но может быть, вернётся.
И вот тогда я точно пропаду.
Там пропаду, где от восторга жарко,
и к небесам возносится кровать.
За это даже дуба дать не жалко,
Поскольку больше не за что давать.
Такая ночь – подарок для немногих.
Мы обезумем с часа до семи.
Переплетутся наши руки, ноги.
Переплетутся души, черт возьми.
Я пропаду в изгибах её тела,
В безвольном опусканьи её рук,
которые, взлетая оголтело,
сжимают плечи и сползают вдруг.
Я пропаду. Она и не заметит.
Счастливые бездушны к шалашу.
Шепнёт мне, растворяясь в бледном свете:
«Неплохо было. Ладно. Ухожу.»
Пустое утро. Кошка к миске жмётся.
Готовит день свой скромненький гламур.
Она ушла, но может быть, вернётся.
Пока живу – надеюсь. Да, Мур-Мур?

Дзенское
Юрий Со
Сельский почтальон с утра напился.
Валяется велосипед в кустах.
Разлетелись квитанции, письма.
Брошена сумка, вся смята, пуста.
Лежит он в траве. Глаза открыты.
А рядом бродит глупая овца.
И к моим ногам летит открытка
с видами города Череповца.

Песнь о свободе
Юрий Со
Свобода. Её нет «в», но всегда есть «за».
Это, как звук, его не видят глаза,
но слышит ухо, понимает слеза.
И мозг забывает, что есть тормоза.
Свобода – порох, но утрачен запал.
Красотка, с которой не переспал.
Или спал, но не помнишь. Злобный оскал
и рамы пустые разбитых зеркал…
Свобода – это независимость от
желаний, людей и других забот,
когда есть кожа, но отсутствует пот.
Мотор полыхает, но закрыт капот.
Свобода – это тонкая кожура
занавесок, что отделяет с утра
терпкий дым твоих сновидений костра
от гавканья злобных псов внутри двора.
Свобода – братство птиц, людей и горилл,
где каждый ноет: «Я же вам говорил».
Это скрип половиц, дрожанье перил,
когда она уходит. Холод перин.
Свобода. В центре ты. Остальные вне.
Ты во льдах. Остальные горят в огне.
Или: ты живой, а другие во сне.
Все за огромной стеной, а ты в стене.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Любить Нельзя Забыть
Юрий Со
Светом, а может быть, тьмою
подхвачены листья и люди.
Фужеры и блюдца отмою.
Больше тебя здесь не будет.

Бубнить и шептать — все напрасно.
Слова оплывают, как свечи.
Да. Жаль. И теперь уже ясно.
Тебя я здесь больше не встречу.

Простые, казалось бы, вещи.
Все в мире не вечно. Понятно.
Но снова попал в эти клещи.
Тебя не вернуть мне обратно.

Не юркнешь под одеяло,
прижавшись горячей спиною.
Не скажешь, что времени мало.
Ты больше не вскрикнешь со мною.

Я помню тебя в снежных комьях,
любимой, одетой, нагою.
Какой бы тебя я не помнил,
сюда ты теперь ни ногою.

Сюда ты теперь только в груде
бессонных блужданий без риска.
Тебя никогда здесь не будет.
И это от смерти так близко.

© Copyright: Юрий Со, 2014Королевство
Юрий Со
И снова бредом набивают ранцы,
едва дождавшись до конца весны.
Про путь особый блеют розенкранцы,
а гильденстерны тырят из казны.

Как мне обрыдла патока утопий,
игра престолов и фуфло корон.
Они опять Офелию утопят
и стащат вилки прямо с похорон.

Уже и шут мечтает о наследстве,
уже кухарка делит каравай.
Подгнило что-то в датском королевстве.
Не возвращайся, Гамлет. Уплывай.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Возвращение Одиссея
Юрий Со
Всё ноет. Я ведь старикан, по сути.
Мне больше эти битвы не нужны,
в которых победителей не судят,
а судят тех, кто не хотел войны.
Я не хотел. От смерти не сбегал.
Бела, как соль, торчит моя щетина.
Зачем топтать родные берега,
коль не узнать мне собственного сына?

Я самого себя не узнаю.
Поскольку смерть чужою не бывает,
я многих потерял. И не в бою.
Их смерть меня туманом накрывает,
в котором растворяется Итака,
как знак забвенья множества имен.
Но мне не надо никакого знака.
Все знаки это кровь и ложь знамен.

Вот я вернулся. Кружат те же птицы
над мысом. Я стою, как гость.
То от меня сумело возвратиться,
что временем изглодано, как кость.
Мне нечего сказать своим вассалам.
Не отличу я друга от врага.
И мудрость больше не ищу с кинжалом.
Я зря пришел на эти берега.

Здесь надо мной не чайки, а вороны.
Пора и мне обрадоваться им.
Уже скрипят уключины Харона.
Не возвращайтесь, мертвые, к живым...
Не возвращайтесь к тем, кого потоки
безжалостного времени снесли,
и не понять где предки, где потомки,
где боги неба, где рабы земли.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Режим любования
Юрий Со
Ты сидишь со мною на кухне
и, стряхивая пепел в горшок с алоэ
(это ты делаешь упорно уже целый год,
но цветок еще жив, что меня удивляет)
без выражения рассказываешь о своем
глупом начальнике, который...бу-бу-бу......
Начиная с этого места, я уже не слушаю,
поскольку опять кто-то невидимый
переключает меня в режим любования.
Мне дарили разные подарки. Иногда дорогие.
Смотрю и понимаю, ты принесла мне себя.
Получи. Целиком. Без утайки.
Выкручиваются назад болты и гайки.
И опускается на плечи потолок.
И то немногое, что в ступе натолок,
обратно в кран направилось. Вода
там и застыла в ступоре, когда
ты на меня лениво посмотрела.
Шепнуло мне алоэ: эти стрелы
удастся повыдергивать едва ль.
Что это было март или январь...
Мне нечем оплатить твое «послушай».
Я в твоем храме чокнутый послушник,
безумец, псих, источник вечной лжи,
от коего попрятали ножи
и спички тоже. Долго, оголтело
учу навзрыд испепеляющее тело,
которое ты просто принесла,
сверкая словно брызги от весла,
гребущее в своем железном стоне,
туда, где мы сгорим или утонем.
Вот ты сидишь и куришь в полуметре.
В тебя я заключен как воздух в ветре,
съедая будущее и былое.
И жизнь непобедима, как алоэ.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Белая ночь на Петроградской
Юрий Со
Здесь в июне бессильная призма
выдает лишь мелованный свет.
И гнусавый фальцет романтизма
снова манит куда-то в кювет.
Здесь вода с прямотой динамита
вымывает всю прошлую жизнь.
На прогорклые струпья гранита,
можно долго стоять, опершись.
Этот свет, он похож на предсмертье,
на начало запретных начал.
Только вы ему слишком не верьте.
Никого не увёл. Лишь встречал.
Белой ночи свеченье - лишь кома.
Только обморок зарева дня.
И ты сквером бредёшь от Ленкома
к зоопарку, ключами звеня.
Белой ночи магический ужас
так похож на приёмный покой,
где дыхание тише и уже,
ты далёкий и тонкий такой.
И ещё ты по-прежнему плавишь
воздух телом, а строчкой сонет.
И ступенек подъезда, как клавиш,
ты касаешься, - музыки нет...
Белой ночи привычная свита:
корабли, отраженья, кафе.
Мезозойским восторгом увита,
словно «ять» в стародавней строфе.

© Copyright: Юрий Со, 2015Уходи, музыкант
Юрий Со
Андалузские псы покидают свою конуру
и бегут краем моря навстречу закатам,
где пейзаж обернётся зазывным плакатом,
вдоль стены полусорван, висит на ветру.

Без осадки плывёт бригантина в родной Зурбаган.
Сквозь портовый туман пробирается пара
тех любовников, что между дымом и паром
балансируют, каждый в кармане сжимая наган.

В сквере старый шарманщик грустит, подсчитавши барыш.
Осознав, что напиться сегодня не хватит,
он уходит в туман и идёт, как по вате,
волоча инструмент, в окружении шпилей и крыш.

Уходи, музыкант. Здесь не место для тех, кто сгорел.
Видишь там, у столба, Себастьян умирает.
Так сегодняшний день, даже в близости рая,
будет только одною из многих вонзившихся стрел.

Курят лучники, стрелы готовя свои для друзей.
Королевство свернулось калачиком в яме.
В этой серой, и полупустой панораме,
счастлив только профессор, шагая на службу в музей.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Двор на Петроградской
Юрий Со
Идти дворами и остановиться вдруг,
заслышав стоны мусорного бака.
Я знаю. У попа была собака.
Собаки нет. Но есть в окне паук.

Поежиться. Надев на нос очки,
вглядеться в стены дома цвета теста,
нюхнуть амбре из темного подъезда,
в котором смешаны «Шанель» и кабачки.

А под ногами, словно мелкий шрифт,
для голубей рассыпанное просо.
И разминая пальцем папиросу,
заслушаться как воет старый лифт.

Стоять. Бояться. Или оглядеться.
Пожаловаться бабке на дожди.
И слушать как струятся впереди
по водостоку шорохи из детства.

Взойти на лестницу и вспомнить имена,
и лица, долгих ожиданий тряску.
Там где экземой шелушится краска,
не разглядеть свои же письмена.

От солнца двор поставлен на попа.
Пунктиром окна убегают к свету.
Я тут стою. Хотя меня здесь нету.
Как нет собаки больше у попа.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Четыре крыла
Юрий Со
Я маленький принц. Ты большая принцесса,
плод неразборчивости или инцеста
меж покрывалом кошмара ночного
и продавщицей ларька овощного.
Я рябь на воде. Ты вода. И водою
ты стелешься между листвой и бедою.
И пальцами веток вечность потрогав,
брызги твои бьют меня, как патроны.
Я пыльная буква. Ты ширь алфавита,
в котором всё есть и ничто не забыто.
Гимном, хоралом и песней крамольной
роятся слова под лампой настольной.
Ты видишь, как много мы вместе узнали?
И это не страшно, что выцвело знамя
разбитых полков и чашек разбитых.
Нас не найдут в полном списке убитых.
Я маленький принц. Ты большая принцесса.
Земля нас не примет, так примет завеса
собственной лжи. Облака наклонятся
и скроют нас так, чтоб могли мы обняться.

Удивится прохожий бредущий без сна:
«Странно, крыльев четыре, а птица одна…»

© Copyright: Юрий Со, 2016Уборка сцены
Юрий Со
Приятно ложкою варенье есть,
пока тебя со сцены убирают.
И думать, что никто не умирает,
и всё навек останется как есть.
Приятно верить, что накажут зло,
обманутым дадут определиться
и выдадут счастливейшие лица
всем тем, кому совсем не повезло.
Приятно думать, что настанет день,
когда мы каждый на своей галере,
согласно шрамам, синякам и вере,
покинем эту злую дребедень.
Приятно жить со вкусом пустоты
и с запахом того, что не отсрочить.
Не потому ль так любим мы пророчить
и прятаться в ближайшие кусты...
Не потому ль нам наплевать на тех,
кому самим уже не разогнуться.
Как хорошо варенье есть из блюдца,
ценя безгрешность маленьких утех.
Приятно говорить: я человек,
я жил как все, я рыпался и бился,
я не свихнулся насквозь и не спился,
и честно совершаю свой забег.
Наверное, на Небе всякий раз
на этом месте затыкают уши.
Найдется ли кому-то нас послушать.
Да и вообще, заметят ли там нас...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Побег
Юрий Со
Надень пальто и покинь квартиру.
Это пространство не станет нежней.
Оставь стихи и мечты сортиру,
В конечном счете, они там нужней.
Спеши из города. Дальше, дальше.
Выкинь мобильник, одерни рукав.
Ты выползаешь из слов и фальши,
как из депо выползает состав.
Не оборачивайся. Не надо.
Иди мимо сел, церквей и оград.
И не жалей. Обойдется стадо
и без тебя. Не заметит отряд...
Ты здесь изжился. Хватит об этом.
Эти бои лишь в могилу билет.
Весь искалечен тьмою ли, светом,
для уходящего разницы нет.
Гони из мозга звук и картинки,
пусть пыльный ветер их вверх унесёт.
Главная ценность это ботинки
и много слюны, чтоб плюнуть на всё.
Вот и шагай вперед по дороге.
Это и есть исполненье мечты.
Снова один, как будто в утробе.
Нет ни врагов, ни друзей.Только ты.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Гроза
Юрий Со
Сегодня с дождём я менялся ролями.
Промокший мой сад, отряхнувшись едва,
в меня, как в обойму, вставляет слова
и в небо стреляет.
А лес своим теплым нирваночным ядом
уже отбирает, что мы не найдём.
Условная жизнь с безусловным дождём
проносится рядом.
Прощанье с грозой, как прощание с милой.
Сверкнув «на дорожку» где-то впотьмах,
она раздаёт ослепленье в умах
и страх перед силой.Вероломная женщина...
Юрий Со
Вероломная женщина мне подарила сонет.
В нем так много её, но меня там фактически нет.
Дамский слог, распыляясь, разит, но не в бровь и не в глаз.
Опускает мне веки, как тот усыпляющий газ,
что используют взломщики. В этом сонете тоска
и желанье пантеры расчистить проход для броска.
А ещё в нём надежда, что я ничего не пойму,
что мужской черепок – ненадёжная крыша уму,
что я снова по жёрдочке в пасть к ней, вихляя, вбегу…
Мне бы ей подыграть бы, как раньше. Но, нет. Не смогу.
Артистический пыл поистрачен. И жалостный грим
наносить неохота. Совру про погоду и грипп.
Опишу как её вспоминаю, как жажду узреть,
прикоснуться, а там уж от счастья, глядишь, помереть.
Напишу ей с размаху безжалостно-скорбный сонет.
Но она-то поймёт, что меня в нём давно уже нет.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Зверьё
Юрий Со
Посмотри, это снова выходит из
территорий, где спутаны верх и низ
и, где голубь, слетевший на дома карниз,
то ли дух святой, то ли птицы каприз.

Ты прислушайся. Что это стонет из-под
не земли, но возраста, что каждый год
сокращает лестницу в небо? И вот
звук сей слышит не ухо, скорей – живот.

Оглянись, но вперёд. И поначалу ты
увидишь в прохожих свои же черты,
голос свой же, который до хрипоты
взывает к святым, но они не святы.

Этот голос был, но теперь унесён
разудалыми стражами тайных зон
и эрогенных. Теперь, сварганив зонт,
насладись, как на острове Робинзон.

Посмотри, это снова взлетело над
тобой, вспенившись, как в жару лимонад.
Может, просто душа, избегнув оград,
покидает и тела, и строчек смрад.

Оглянусь вперёд. Это больше не я.
Это – все и сразу. Вопрос бытия
и сознанья теперь есть вопрос зверья,
что тихо ждёт в углу твоего жилья.

Он тушит окурок, словно давит на кнопку
дверного звонка, и гордо сообщает:
«Завтра я начну жить по-новому»
Я хотел ему сказать, что это так же
невозможно, как дышать по-новому
или ходить по-новому (спиной вперёд
или боком) или глотать по-новому.
Но я промолчал. Жить по-новому – это
означает ещё больше взрыхлить свои беды.
Это так же означает, что из трёх нитей,
на которых держится твой мир, ты отрезаешь
две. Жить по-новому это бить молотком
по пальцам, в которых нет никакого гвоздя.
И ещё это напоминает попытку спеть арию
Риголетто, когда рот битком набит бисквитом.
Это всё равно, как требовать у матери, чтобы
она запихнула тебя обратно в утробу, но
только вместе с телевизором, свежим
завтраком по утрам, кем-то постиранными
носками и любимыми шлёпанцами.
Я должен был ему так же сказать, что
жить по-новому это идиотизм и дохлый
номер. Но не сказал. Потому, что
завтра я начинаю жить по-новому…Маршрут
Юрий Со
Мне давненько судьба накартавила
три простые, но ясные правила,
как заклятье на свежей крови.
Наблюдай. Расставайся. Живи.

Повезло мне, видать, со столетием.
Расплатился я с ним двумя третями.
Вот осталась последняя треть.
Вся в тумане и не рассмотреть.

(Как достали сограждане вы меня.
Те, кто жаждет восторгов, как вымени.
Я бываю дурак, но не шут.
И не я избираю маршрут)

Мне б изречь надо что-нибудь вечное,
очень светлое и человечное…
Типа: «Человек – это звучит гордо»
Или: «Счастье есть, оно не может не есть»
«Человек создан для счастья, как птица для
полёта». Редкий идиотизм. Даже стихотворенье
рассыпалось от такого дерьма.
Пойду, вымою руки.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Гастарбайтер любви
Юрий Со
Я здесь чужой. Меня не звали. Здрасьте.
Я гастарбайтер безответной страсти.
Здесь, на любви громадной новостройке,
утратил я все рычаги настройки
души и тела, бросив их одних.
Я занят. Я тружусь без выходных.
На свой объект бегу без опозданий.
И он растет среди таких же зданий.
Но только мне не жить там никогда.
Я муравей. Никто. И вот беда:
ни денег мне не надо, ни совета.
Моя любовь не просто безответна,
она позорна, как ментовский шмон.
И сколько бы меня не гнали вон,
в кутузки, обезьянники упряча,
я весь люблю и не хочу иначе.
Не видеть ни улыбки мне, ни ласки.
Но все равно я лезу в драной каске
по хрупким, не пристегнутым лесам.
Зачем? Теперь уже не знаю сам...

© Copyright: Юрий Со, 2014
Любовь и ежедневность
Юрий Со
Какую в топку ни отправишь нежность,
как ни пытайся, сколько не зови,
любовь сильна. Но ежедневность...
Но ежедневность сильней любви.

По магазинам и бензоколонкам,
по грязным и расхристанным дворам,
по взорам псов полуголодных,
по новобрачным, что заходят в храм,

по этим лицам, крикам, переулкам
как протащить тепло твоей руки,
не растерять по подворотням гулким,
не охладеть гранитом у реки...

Любовь сильна. Но трудно, очень трудно
переползти через трамвайный гам,
пустой подъезд, метро, где многолюдно
и свежим снегом лечь к твоим ногам.

Любовь сильна. Но ежедневность тоже
не лыком шита. И она всегда
готова совершить убийство. Что же
нам остается, милая, когда

я волоку себя через районы,
вдоль окон и неоновых полос.
Я заживо сожгу свои нейроны,
чтоб дотянуться до твоих волос.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Свидетельство о публикации Передёрнула...
Юрий Со
Передёрнула осень худыми плечами,
позвенела над ухом входными ключами
и пошла хлороформ разливать по аллеям,
разбавляя последний дождём и елеем.
Дама-осень плывёт в жёлтом ареопаге.
А за нею поэты бегут, как дворняги
в ожиданьи мослов пожирней или крошек.
И она рассыпает их, будто горошек.
Вот и я побежал, только мне не досталось.
Расхватали поэты дары. Эка жалость.
Я тащусь через парк, а в карманах дырище.
Надо было локтями сильней… Вот дурище.
Что ж, придётся опять самому мне, без блата.

осеннее злато.

(сами вставьте недостающее. Этакий конкурс. Со.)

© Copyright: Юрий Со, 2016
Голубые груши Карфагена
Юрий Со
Мороз крадется. Борода из ваты.
Здесь правых нет и нету виноватых.
Возможно, никаких здесь больше нет
и я один, как перст, на целый свет.
Иду в саду, где голубые груши.
Грядет мороз. И Карфаген разрушен.
Свисают сверху винограда льдинки.
Проиграны давно все поединки
и все, что можно было потерять
потеряно. Ветвей густая прядь
не движется, высматривая холод.
Еще не стар, но вобщем-то не молод,
застрял посередине, как состав,
который мимо стрелок и застав
в тупик уперся, там и отдыхает,
где нету ни божеств, ни вертухаев
и не суют в подушку гексоген.
Легко и тихо. Спи, мой Карфаген.
Да и какой резон скользить по краю.
Не надо песен. Просто отлетаю.
Я, собственно, давно уже лечу.
Не воин. Не герой. Не по плечу
мне ваши схватки, битвы и боренья.
За банку ежевичного варенья
любые идеалы я отдам.
В колоде меж тузов, валетов, дам
я маленькая красная шестерка,
чей голос не слыхать, а имя стерто.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Я скучаю по твоим скандалам
Юрий Со
Я скучаю по твоим скандалам.
Ты умела люто ненавидеть.
Мне опять хотелось бы увидеть
то, что частью нашей жизни стало.
Сочность бытия проходит мимо.
Утомляет тихой жизни косность.
И твоя прелестная стервозность
иногда мне так необходима.

Не хватает мне твоих истерик,
порванных в осатаненьи платьев.
Горестных, но пламенных проклятий
от русалки, брошенной на берег.
Как умела ты испортить вечер.
И на локоть ты с попытки первой,
хохоча, наматывала нервы,
их бросая крыльями на плечи.

Я встаю, налью две чашки чаю.
Нынче тишина. Событий скудность.
Мне твоя звериная паскудность
так нужна, и я по ней скучаю.
С новой дамой жизнь не та, конечно.
Тихая. И знает себе цену.
Жду, когда ж она устроит сцену.
Видимо, придется ждать мне вечно..

Принесла мне сорока на длинном хвосте
два привета с небес, только оба не те.
Нынче с небом уже ненадёжная связь.
И не ждёшь уже чуда, за дверь соберясь.
Покидая свой дом, просишь лишь одного,
чтобы снова однажды вернуться в него.
А вернуться зачем? Чтобы дом не упал,
чтобы лампы ночной не затухнул накал,
чтоб вольфрамовой нити худой волосок
осветил это место хотя бы разок.
Если мир есть театр, сегодня он чист.
И на сцене остался последний артист.
Он и текст позабыл, тот что все говорим.
Ему жизнь полосует лицо, словно грим.
Перед зеркалом он повторяет кривым:
хорошо бы назавтра проснуться живым!

© Copyright: Юрий Со, 2016
Прощай, дивный день...
Юрий Со
Прощай, дивный день. Там, в закатном огне
никто и не вспомнит тайком обо мне.
И это прекрасно. Моё ремесло -
сидеть в утлой лодке, отбросить весло
и, сняв все верёвки с усталой души,
уткнуться не в берег, так хоть в камыши.
Не надо меня вспоминать. Я давно
мотаю слова, будто веретено,
но спутана, скомкана пряжа моя.
И знает об этом лишь в парке скамья
да пара приблудных, циничных ворон.
Молчанье моё не наносит урон
ни светлым, ни тёмным. Я тем и живу,
что держит лишь небо меня на плаву.
А это немало. Прощай, дивный день.
И кошка, запрыгнув на тощий плетень,
расскажет тебе то, что я не смогу.
Я стал камышом на пустом берегу.
Ни имени нет у меня, ни лица.
И в лодке не будет другого гребца.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Стихи после стихов
Юрий Со
Стихи не пишутся и не случаются.
Они как пара кроликов случаются
для продолженья собственного рода.
Им все равно какое время года,
какое тут тысячелетье на дворе.
Так и рождается стихотворе...

И здесь не верю я в исповедальность.
Природе и стихам плевать на данность.
Они под кожу лезут, как проказа,
не ведая согласий и отказа,
словно лишай на свеженькой коре.
Так и рождается стихотворе...

Легко писать. Но грустно быть поэтом,
ведь и в стихах не рассказать об этом.
Секрет сей знает, разве, рентгенолог
или убийца, что срывает полог,
придя за спящей жертвой на заре.
Так и рождается стихотворе...

После такого выспишься не скоро.
Когда б вы знали из какого сора
вылазишь, чтобы в еще больший сор
свалиться и собой закрыть зазор
между небесным и земным каре.
Так и рождается стихотворе...

Стоишь, мишенью закрывая лоб,
за линию перевалиться чтоб,
и там, за ней наперекор судьбе
выводишь кровушкой: «Я памятник себе...»
И не найти укрытий в словаре.
Так и рождается стихотворе...

© Copyright: Юрий Со, 2014
Наполовину
Юрий Со
За бренным счастьем больше не бегу.
Такому положенью удивляться надо ль?
Топ-топ себе по жизни как могу.
Наполовину дух. Наполовину падаль.

Дожди и солнце, ночь и яркость дня,
Все поровну моё ласкают темя.
Какая сила создала меня?
Наполовину свет. Наполовину темень.

Я путаю, хоть этого нельзя,
Колокола эпох и на заборе банки.
Кто видит это, выпучив глаза?
Наполовину зверь. Наполовину ангел.

Люблю любить. А это все века
Была особенно тяжелая работа.
И кто же та, кто мне так дорога?
Наполовину ты. Наполовину кто-то.

Я в поле выхожу живой едва.
Согнулись надо мной колосья хлеба.
Вот так меня и держат эти два.
Наполовину я. Наполовину небо.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Луны серебро...
Юрий Со
Луны серебро на голые ветки залезло.
Пытался запомнить, заснять. Но нет, бесполезно.
Видно, не всё нам по файлам позволено ныкать.
Вот и стоишь, как прибитый, с глазами навыкат.
К примеру, звонкий твой смех (не говоря о теле)
файлы не держат, рассыпались и улетели.
Но смех остался по стенам (а тело далече).
Теперь осыпается пылью он мне на плечи,
подстерегает, когда убираю посуду.
И временами мне кажется, что он повсюду.
Больное сознанье продлить иллюзию хочет.
Ерунда. Просто соседка за стенкой хохочет.
И то хорошо. Привык уже к этим обманам
и спешно сую их, смеясь, по рваным карманам.
Авось, пригодится. Но случай что-то не выпал.
Да я и не жду. И отправляюсь на выход,
где патока белой луны на ветках застыла
и вечность, как кошка крадётся к нам с тылаСерый принц новостроек
Юрий Со
(прогулка в двух стихах)

Уж лучше кризис жанра на дому,
в прокисшем обществе любовных неустоек.
Я - глупый серый принц картонных новостроек.
И мой предел – нажраться одному,
поскольку весь каркас заржавлен и нестоек.

Смотри, о небо, вот он я, твой сын.
Увы, ни образом ни вышел, ни подобьем.
По людям злым я не хожу. Хожу по добрым.
И гордо я шагаю в магазин.
Тобою, небо, вряд ли буду здесь подобран.

Ноябрь. Застывает в жилах лимфа.
Офелия, ты помяни в молитвах, нимфа,
в своих чертогах золото-сусальных
стоглазые кубы районов спальных,
где люди так спрессованы удачно,
словно песчинки на кругу наждачном.
Среди проспектов, скрипов и акцентов
я всажен между трёх торговых центров
и к центру собственной души не выйти.
Хоть прыгай, хоть скачи – не хватит прыти
хотя бы редко дотянуться к звёздам,
поскольку внутренний уран весь роздан,
и тот уже давно не излучает.
А жизнь не учит, только поучает.
Офелия, о нимфа, помяни ты
кто незаметны и незнамениты,
кто не сказал, не спел и не поверил,
кто плыл, не став ни ангелом, ни зверем,
кто был, избегнув и молитв, и рыка,
ни то, ни сё. Ни мясо и ни рыба.
Кто избежал почёта, пули, нимба.
Всех помяни в своих молитвах, нимфа.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Что-то явно не так
Юрий Со
Что-то явно не так в этом сказочном мире,
словно некто чужой долго рылся в квартире
и не взял ничего, к удивленью хозяев,
ограничившись лишь молотком и гвоздями.
Что-то явно не так. Всё темнее туманы,
всё бледнее огни, всё дырявей карманы
и всё меньше прохожих случайных ночами,
а слова ничего уже не означают.
Всё мультяшней победы соседа и армий.
Люди врут, как и раньше, но только бездарней.
Всё скучнее записки у суицидников
и всё меньше зубов у отъявленных циников.
Что-то убыло в мире. И что-то убудет.
Манекены в витрине приятней, чем люди.
Сказала подруга: «Это век упрощенья».
Да, наверно. Нас нету. Есть только вращенье
пустоты в пустоте. И, вращаясь, пустоты,
как туман удаляются в пустошь. Но кто ты,
новый день в обрамленьи бубенчиков ватных,
на большом пьедестале из тумб прикроватных?
Ты мне кто? Не в это нелепое зданье
я влетал, не с этим полётным заданьем.
Убирайся. Тихо лежу на паркете я.
Какая могла б получиться трагедия…

© Copyright: Юрий Со, 2015
Коррозия запретов
Юрий Со
“I'll be anything you want me to be.”
“Я буду тем, кем ты захочешь. ”
Ozzy “Let it die”

Я сам судья. И сам себе печать.
В невнятности ноябрьских рассветов
усилилась коррозия запретов.
Я больше не способен запрещать.

Могу подкрасться сзади и обнять,
шепнув на ухо что-нибудь такое,
что до утра лишит тебя покоя
и твое «Боже» будет не унять.

Я больше не стесняюсь быть твоим.
Теперь я прост, как схема углевода.
И невесом. Могу ходить по водам
или по лужам, ливнями гоним.

А, хочешь, упаду. Или уйду.
Мне все равно. Я человек без места.
Рассеюсь на ветру, как горсть асбеста,
осяду каплей где-нибудь в саду.

Возьми меня. Держи, не отпускай.
Я миру со вчера стал неугоден.
Свое «о, Боже» захвати. Уходим.
Хранители поищут нас пускай.

© Copyright: Юрий Со, 2014Жалобы майского жука
Юрий Со
И ломается голос мой, как у подростка,
громче вёдер пустых временами звеня.
И струится дымок от моей папироски,
возвращаясь на небо частичкой меня.

Улетает мой выдох в родные пенаты
вместе с ветром, что будто доносчик гнусав.
И мои убежденья (семейства пернатых)
разлетаются, перья свои разбросав.

Я любуюсь тихонько подобным разбегом.
В нем любая серьезность похожа на фарс.
Мне, как видно, уж больше не быть человеком.
Попрошу чтоб отправили пылью на Марс.

Ну, а если не примут на Небе претензий,
я готов и обратно проделать скачок.
Буду майским жуком над кустами гортензий
дожидаться рябого мальчишки сачок.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Ночь старой улицы
Юрий Со
В этой улице тучные жмутся дома
и грифоны на эркере сходят с ума,
а точнее, сошли. Потому что они
укрываются крыльями если огни
запоздалой машины на них упадут.
Двери резные скрипят, как батут.
Пружины выводят высокое «до».
Выходит старик в темно-синем пальто,
грифоны со стенки кивают ему,
гипсовым глазом взирая во тьму.
На мусорных баках пируют коты,
в патрульной машине кумарят менты.
Собака глядит на понурый собор,
который укрыл свежесбитый забор.
И в полусне почти уже зимнем
Кто-то вздыхает в пальто темно-синем.
Тает старик, уходя в акварель,
и, молча, за ним семенит спаниель.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Одинокий волк выходит на охоту
Юрий Со
Одинокий волк выходит на охоту,
наступая лапой на росу.
Надо делать тихую работу,
что б не сдохнуть в сумрачном лесу.
Бок болит и ухо кровоточит.
Ничего. До свадьбы заживет.
Одинокий волк убийств не хочет.
Но уже неделю пуст живот.
Волк бежит от ароматов разных,
чуя носом дымные огни.
Не беда. Похоже где-то праздник
у людей. Пусть. Заняты они.
Праздников у волка не бывает,
разве только лось подохнет сам.
Жизнь покуда чья-то убывает,
волк провоет славу небесам.
Не бывает у волков больничных,
выходных и даже именин.
Нет обид — ни общих и ни личных.
Только голод. Да снега равнин.
Волк выходит. Ветер в поле скачет.
Раздирая мышь, сова в крови сопит.
Он хотел бы жить не так, иначе...
Но не выйдет. Вон ягненок спит.

Хоронили старого кота.
Где-то на окраине у леса.

Церемония была проста.
Осень. Долгого дождя завеса.
Ямка. Целлофан. Слеза. Лопата.
Ритуал вполне себе приличен.
Да и сам покойный был когда-то
словно Будда - тих, меланхоличен.
Он сидел, устроясь на окне,
с накрепко закрытыми глазами,
но не спал. Казалось часто мне,
что его миропорядок замер,
или время крутится назад,
или мир коту не интересен.
У него был свой и рай, и ад,
там, - внутри не спетых песен.
Он чужих на дух не принимал,
норовил свинтить от них подальше.
Видно, кот получше понимал,
правду отделив от фальши.
Как и я, он когти убирал,
хотя с миром все-таки не ладил.
Людям никогда не доверял.
К ним не лез. И на диван не гадил.
Кот смотрел на нас издалека,
из такого, кажется, Далека,
что порой и миска молока
не могла вернуть его до срока.
Я хотел бы тоже быть котом.
И не то, чтоб люди надоели.
Утомляет жрать открытым ртом
то, что там, на небе не доели.
Потому и грустно мне, когда
под дождем, торжественным, как месса

хоронили старого кота
где-то на окраине, у леса.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Менестрель на галерее
Юрий Со
Прислушайся, любимая, скорее
о чем поет нам менестрель на галерее.
Там рядом те, кто жив и те, кто умер
и те, кто в битвах за любовь ополоумел,
и те, кто в этих битвах укрепился,
и кто троянцам не махал рукою с пирса.
Там птицы, беспилотные шпионы,
парят над садом, где я рву тебе пионы.
Там облака на небе, как наклейки.
Заходит солнце за холмы. И выдох флейты,
как мячик, со ступенек опадает.
Невесты белыми меняются фатами.
Там из беседок слышны тамбурины.
И женихи выносят прямо в сад перины.
Прислушайся, как, медленно зверея,
пророчит что-то менестрель на галерее.
Срывается на стон его баллада.
Но ты его не бойся и дрожать не надо.
Мы слишком долго ждали и дрожали
и все читали вдоль и поперек скрижали...
Как не остыть, друг друга светом грея,
нам не споет тот менестрель на галерее.

© Copyright: Юрий Со, 2015Менестрель на галерее
Юрий Со
Прислушайся, любимая, скорее
о чем поет нам менестрель на галерее.
Там рядом те, кто жив и те, кто умер
и те, кто в битвах за любовь ополоумел,
и те, кто в этих битвах укрепился,
и кто троянцам не махал рукою с пирса.
Там птицы, беспилотные шпионы,
парят над садом, где я рву тебе пионы.
Там облака на небе, как наклейки.
Заходит солнце за холмы. И выдох флейты,
как мячик, со ступенек опадает.
Невесты белыми меняются фатами.
Там из беседок слышны тамбурины.
И женихи выносят прямо в сад перины.
Прислушайся, как, медленно зверея,
пророчит что-то менестрель на галерее.
Срывается на стон его баллада.
Но ты его не бойся и дрожать не надо.
Мы слишком долго ждали и дрожали
и все читали вдоль и поперек скрижали...
Как не остыть, друг друга светом грея,
нам не споет тот менестрель на галерее.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Туда...
Юрий Со
...туда скорей в зеленые угодья
куда без провожатых мы уходим
мокреть водой и небом голубеть
и падать наземь пухом голубей
а может снегом или серпантином
по горлу прокатиться никотином
и обернуться выдохом коротким
или ползущей божией коровкой
и можно полежать с землею вровень
впитаться в бинт случайной каплей крови
или сиренью биться о стекло
тех окон по которым утекло
возможно место а возможно время
там запах заварного крема
струится вместе с запахом забвенья
и отлетают от цепочки звенья
там хлопают незапертые ставни
там «мы» с «они» меняются местами
меняются ножами и пращами
и всех за все пожизненно прощают
там нету ни восторга ни позора
актеры там умнее режиссера
там люди танцевать бегут под дождик
и в каждом наглухо убит художник...

Три дня без любимой. Это недолго
Что за напасть... Всего-то три дня.
Шепчу твое имя. Не мучайся только.
Не дай мне упасть. Увидишь меня.
День уже прожит. А если иначе,
Иссяк срок на треть. Тогда не судьба.
Кто же поможет. Никто не заплачет.
Не дай мне сгореть. Жизнь — это борьба.
В чем этой пытки Сама я не знаю
конечная суть? Ты мой или нет.
Рвутся все нитки. Что будет с нами?
Не дай мне уснуть. Кто даст ответ...

ОНО:

Я ангел-хранитель .Я урна для снов
и ящик для просьб. Потрясатель основ.
В меня можно верить, а можно послать.
Я необходим, как дорожная кладь.
Лишь тем помогаю, кто сам не жилец,
кому без меня — очевидный конец.
К тому же, признаюсь, любовные узы
профиль не мой. Нет противнее груза.
Никто им на Небе заняться не хочет.
Поэтому зря ваше сердце клокочет.
Нет меня там. Нет меня здесь.
Сами,
ребята,
Вы кру чи вай тесь

© Copyright: Юрий Со, 2014
Кончается августа краткая повесть...
Юрий Со
Кончается августа краткая повесть,
пытаясь оваций побольше сорвать.
Ни лето, ни осень. Какая-то помесь.
Не знаешь какую тоску надевать.

Мой дом и дождями, и ветром изранен.
Стоит, как солдат, не боясь ничего.
И аисты первыми в жаркий Израиль
рванули, оставив меня одного.

Я снова, будто без роду и племени.
Но тем и любезна родная страна.
Плывёт она, молча, в доки безвременья.
Какой она выплывет? Кто его зна…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Она
Юрий Со
Она все ссоры переходит вброд.
Опять легко простила, но прощенье,
оно как на поминках угощенье -
и вроде вкусно, но не лезет в рот.

Она права. Практически всегда.
Влетит сюда из повседневной жути,
перехохочет все и перешутит,
не делаясь мне ближе, чем звезда.

Она моя. Практически везде,
за исключеньем голубой планеты,
где ей разгромлены все тайные тенета,
расписанные мною на листе.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Апостол
Юрий Со
У апостолов трудная жизнь.
Я знал одного, но настоящего, без дураков,
без примесей. И знал я его долго. Было время,
чтобы убедиться. Он никогда не говорил о Христе.
Никогда ничего не проповедывал. Он сам был
проповедь, только без слов. Если и ходил по воде,
то без свидетелей. Зато он ходил на работу
и любил свою семью, а также детей, птиц, лес.
Но об этом не говорил. Он вообще мало говорил.
Когда вдруг объявили всеобщее христианство
и вороватые вожди схватили свечки, он по-прежнему
не ходил в церковь, ибо сам был ею, но об этом
он тоже молчал. Апостол, почему ты так много молчал?
Почему не говорил о войне, которую прошёл?
О бедламе тьмы, в котором умудрился не погаснуть?
О мерзости людей, идей, о неотмываемой гнусности
власти? Он молчал. Просто жил и рядом с ним было
всем тепло. А когда настало время он, как и все
хорошие люди, долго умирал. И его тело, медленно
превращалось в воспоминание, уйдя в детские глаза,
которые не гасли. Это потом уже я понял яснее ясного:
настоящий апостол молчит. Каноническим я больше
не верю. Ты многое мне, молча, рассказал, папа.

© Copyright: Юрий Со, 2016Химики
Юрий Со
1.
Итак, предположим, что человек есть ошибка
творцов. Те, взглянув, пригорюнились, но не шибко,
и решили, мол, ладно, пусть уж будет как будет:
то ли святые, то ли выродки, то ли люди.
Их переделывать – хлопотно, да и толку ли?
А ликвидировать – дело, вобщем, недолгое:
Клик - и ку-ку. Таков закон и таков обычай.
Можно кого-то взамен из бурды нахимичить.

2.
Ты кашляешь и дрожишь. Это осень. Простуда.
Малина. Мёд. Погружаешься в сон и оттуда
вздыхаешь. Снова рецепты ищу в интернете.
Потому, что врачей боишься ты, словно смерти.
Любой эскулап для тебя, как посланец ада.
Чужие страхи есть то, с чем считаться бы надо.
даже их поберечь. Свечу не зажечь без спичек.
Кто мне тебя, вот такую, ещё нахимичит…

3.
Вечереет. На Мойке голуби точат лясы.
В воде канала фонари, как жёлтые кляксы.
Иду себе. Медленно думаю свою думу.
Навстречу ангел в сером плаще. Смотрит угрюмо.
Нимб в пыли. Хлюпает носом своим то и дело.
Спросил он: «Как дела? Мне не звони. Надоело».
Давно привык к их упрёкам, нытью и мимике.
Забудем. Тоже мне, небожители… Химики.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Кто собирает яблоки в саду...
Юрий Со
Я собираю яблоки в саду.
Ветшают силы самообороны.
Дождит с утра. И каркают вороны.
Пророчат зиму и еще беду.
Я собираю яблоки. Я вру
себе, что это для чего-то надо
и ползаю с большим ведром по саду,
плоды срывая на сквозном ветру.

Я в этой жизни много собирал
людей и слов, грибов и поцелуев,
начальства гнев и оторопь холуев,
угар объятий и страстей аврал.
Мир воет, словно сбитый самолет,
что в город «Всё» заходит на посадку.
Я, молча, рву тугую полосатку,
чей аромат любой растопит лед.

Мир обезумел. И мое нутро
частенько от бессилия лютует.
Но я беру антоновку литую
и бережно кладу её в ведро.
Я не ищу, и значит не найду.
А тишина для каждого так близко.
Мы все уже занесены в те списки,
кого сорвут, как яблоко в саду.

© Copyright: Юрий Со, 2015Спящий ангел
Юрий Со
Мой ангел спит. Он утомился за день.
Тьма за окном в свою вступает власть.
Ночь накрывает спереди и сзади.
Храпит мой ангел. Налетался всласть.

Поизносились трепетные крылья
и нимб протерся в нескольких местах.
Его своим пальто слегка укрыл я.
Ладонь поправил, в шрамах и крестах.

Он так устал, что даже и до дома,
в звенящих сферах звезд, не долетел.
Влетел ко мне, где всё ему знакомо.
Взгляд перепуган. Облик оголтел.

Теперь вот спит. Тяжелая работа.
Но что-то в ней, конечно, явно есть.
Загнал беднягу до седьмого пота...
Но мне-то тоже не малина здесь.

Так и сидим. Я дни свои листаю
и грею сапоги возле огня.
Я, как и он, без устали летаю.
Вот только крыльев нету у меня.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Почему-то теперь...
Юрий Со
Почему-то теперь ты снишься мне редко.
Вероятно, срослась броня и окрепла.
Дыханье твоё за сто верст мог услышать.
Теперь вот оглох. Ты ни дальше, ни ближе.
Заржавели ладони. Видно, забыли
гладь твоей кожи. Покрытые пылью
веки, глаза и темнота под зрачками
не помнят твой свет. Пустыми руками
можно облапить холодок штукатурки
да вой сквозняка. Это наши фигурки:
е2 - е4. Там мы и застыли.
Хотел бы их взять я в ладони пустые.
Мне б в горло до крови забить твоё имя,
чтоб сдохнуть, когда поцелуют другие.
За запах волос и за ямку ключицы
опять проживу всё, что с нами случится.
Я помню твой смех. Это было не наше
ни время, ни место. Уносимся дальше.
А дальше и некуда. Кафель и холод.
И повод остаться в живых - это повод
с тобою бежать, громыхая ключами,
ладони твоими наполнить плечами,
чтоб рухнуть, как мумии в этой квартире,
где нас не достанут е2 – е4.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Письмо Джульетты Оттуда
Юрий Со
Я тоненькая, хрупкая Джульетта.
Пишу вам сообщенье с того света.
Здесь сыро и, по-моему, темно.
Те, кто ютится тут уже давно,
вполне себе приветливые люди.
Сказали; ничего мне здесь не будет.
Прощаются и пострашней дела.
Я, кажется, влюбленная была...
В кого, не помню. Видимо, не важно.
Ко мне тут подошел вальяжно
один портье из местного отеля.
Тащил в постель. Но я не захотела.
Всех рассмешило это мое слово,
ведь нет у мертвых секса никакого.
Это у них такая, видно, шутка.
Здесь все как у живых. И это жутко.

Частенько дождь. Сижу в саду у клена.
Пытаюсь вспомнить: папенька, Верона...
Была какая-то особенная боль,
которая свербит, как в ранке соль,
какие-то слова, видений комья.
Звук, запах, тон. Я ничего не помню...
Лишь неразборчивая, муторная взвесь.
Не понимаю для чего я здесь?
Хожу и жду, беседуя с другими,
которые свое забыли имя.
И я забуду. Вот уже забыла.
Какой же смысл, если что-то было,
все смыть, как-будто пыль с оконца?
Нехватка памяти. Нехватка солнца.
Здесь нету ада. Впрочем, нет и рая.
Сижу в саду и снова умираю.
Не от давления в пустой крови.
А от потерянной в пути любви.

© Copyright: Юрий Со, 2015
В присутствии ангелов
Юрий Со
“...they are only there to make you sad “
“ ...они здесь, чтоб опечалить тебя. “
Ronny Jemes Dio
Не понять мне несчастных людей,
кто стесняется впасть в одиночество -
все равно, что стеснятся детей
или имени, скажем, и отчества.

Как орган из собора, вознесся буфет.
Безголоса распластана пыль по паркету.
Я пока что живой. И, подобно буфету,
возношусь к потолку. Здесь меня уже нет.
Я в полголоса жду и в полсилы дышу,
в полнакала меняю друзей и работу.
Раздвигаю привычки в треть пота.
В четверть бега к любимой спешу.
Соль земли я уже нализался до дури.
И свет мира прожег мне дыру в простыне.
Братцы ангелы, не заходите ко мне.
Здесь вам нечего делать в натуре.
Лучше к тем поспешите, кто рвется вперед.
Им надежды и силы немного подбросьте.
Ну, а здесь вы теперь как ненужные гости,
лишь теряете время. Оно ведь не ждет.
Я когда-то любил вашу светлую рать.
Эти крылья ко мне прикасались вальяжно.
А теперь мне присутствие ваше не важно.
Мне свое бы присутствие не растерять.

Выдох

Воздух выдохнуть, чтобы не страшно, но строго.
Ровно столько, чтоб край одуванчика вздрогнул,
чтоб на жизнь отклонилось крыло махаона
и в песке шевельнулась слеза фараона.
Чтобы выдох один просквозил всю планету,
а потом разметал бы листочки поэту
и они б опустились на когти дракона,
что принцессу увёл из недружного дома.

Станет очень светло, будто в час пополудни
и струна задрожит у рассохшейся лютни,
задымятся очки на носу астронома,
красноклювые птицы споют по-иному.
И тогда муравьи вскрикнут громко, как пушки.
Распахнется всё небо, как створки ракушки.
Подставляйте глаза и летите, как птицы.
Больше это уже никогда не случится.

Не открыт...
Юрий Со
Не открыт. Не закрыт. Не поруган.
Я без стука вхожу в небосвод.
Меня осень берёт на поруки
или просто на руки. И вот…
Этот жёлтый рэгтайм, эта хвоя,
эти листья в дожде на бегу…
Я хотел рассказать о покое.
Так спокоен, что нет, не смогу.
Для поступка и осени мало.
Моя милая, как это ты
поднялась над листвой, не упала,
продолжая молчать с высоты?
Видно, две наших осени вряд ли
повстречаются здесь, на земле.
Они снова играются в прятки,
ускоряясь в добре и во зле.
Ни добра и ни зла я не понял.
Мне твоя пустота - будто лесть.
Я тебя до беспамятства помню.
Не открыт. Не закрыт. Просто есть.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Когда садится солнце...
Юрий Со
Садится солнце. Сумрак над селом.
И драный пес перебегает через
дорогу, на которой сныть и вереск.
На озере рыбак скрипит веслом.
Садится солнце в узел туч тугой,
где песня дня стихает такт за тактом.
И человеческий скребётся фактор,
не позволяя занырнуть в покой.
Там, у воды, замедлюсь, и по дням
я вспомню женщину, которая далече.
Как заходила в озеро здесь. Плечи
сжимала, к небу голову подняв.
Она смеялась, прикрывая грудь,
и эхо было гулким, как из зала.
Она тогда не все мне рассказала.
Потом расскажет. Позже. Как-нибудь.
Садится солнце, завершая круг.
И замолкает визг на пилораме.
Я под огромным небом, словно в храме
и клином ангелы летят на юг.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Алкоголик и мудрость Конфуция
Юрий Со
Питерский квартал, где ветер гадский
режет влажный воздух, как кинжал.
Где-то во дворе на Петроградской
пьяница покорно возлежал.
Он валялся в одежонке куцей,
как расхожий алконавта клон.
У меня в карманчике Конфуций.
У него в плаще одеколон.
Встретились два, знающих пределы,
одолевшие кусок уже большой.
Вот мы рядом. Одинаковое тело.
Одинаково не ярко за душой.
В нас уже давно зов неба замер.
Как и мне, ему все фразы — хлам.
Он смотрел усталыми глазами,
жмясь к моим начищенным туфлям.
Что сказать? Куда ты не кидайся,
в Питере в такое время дня
плоховато с мудростью китайской.
Не работает. Такая вот фигня.
Осыпает осень нас листами.
Только с виду не похожи мы.
Можем поменяться в раз местами,
от тюрьмы, как говорится, и сумы...
Будем жить, не нарушая правил.
И тому порукой «стольник» мой.
Я еще Конфуция оставил.
Сел в свой «Джип» и укатил домой.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Письмо небожителям
Юрий Со
Когда-нибудь, тихо сыграем в тот ящик,
который наш счет обнулит на табло.
Уже доказал Вам, что я — настоящий.
Теперь докажите, что Вы не фуфло.
Я рук не ломал. И не бросился с пирса.
Ни разу не скинул ярма своего.
Не стёрся, не скурвился. Даже не спился,
хотя много раз был на грани того.

И за год сто раз доходил я до точки.
Не проклял людей, но боялся за них.
Растил свою дочь. И растил свои строчки.
И всякую тварь я жалел за троих.
Мне множество раз так хотелось Вам в рожу
(помягче сказать) возвратить все дары,
которые душу содрали и кожу.
Но я всё терпел. И терплю до поры.

Да, было несладко. Местами погано.
А в мире творился лихой раскардаш...
Рука не искала меча иль нагана,
а только искала простой карандаш,
который прирос ко мне хваткой литою,
собой заменяя и требник, и ствол.
Я Вам доказал, что чего-нибудь стою.
Теперь Ваша очередь. Карты на стол.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Преподобная жуть
Юрий Со
Преподобная жуть ослепительной жизни
снова ставит в тупик и авансы даёт.
И надежда гудит в заскорузлой харизме,
от земли отрывается, как самолёт.
Суть должна быть в руке. Мне предчувствия мало.
И об этом, увы, не расскажешь врачу.
Пока в круглый прицел меня смерть не поймала,
я, пришпиленный к небу, слова бормочу.
Время года – беда. Время суток – унынье,
что сменяется смехом, пока ты в строю.
Так случалось во веки и присно, и ныне.
Можно ровно дышать и на самом краю.
Можно руки поднять и на них сядут птицы.
Можно смежить глаза, чтоб остался лишь я,
и смотреть как уверенно движутся спицы
в тех руках, что прядут полотно бытия.
Время жизни – июнь. Венценосное лето
усмехается хитро, как старый дантист,
что готовит наркоз и кусачки. Но это
подтверждает, что мир, как и прежде, цветист.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Письмо на листе лопуха
Юрий Со
Я пишу тебе это письмо на листе лопуха
камышовым пером. Кучевые ползут облака,
словно дым от пожара, словно на небе война.
Хромоногое лето бредёт к середине. Она
уже близко. А ты только дальше. Очень похоже,
в сознанье моё «Здесь» и «Там» скоро будут не вхожи.
Пишу, понимая, что ты не нужна здесь. Но это
мне так непривычно, что легче спихнуть всё на лето
холодное, чуждое, беглое, рваное ветром...
Ты мне не нужна. Закрываюсь я шляпой из фетра,
утепляюсь жилетом из адыгейской чесучи.
Много раз пробирал меня этот холод ползучий.
Ты здесь не нужна. Это следствие, но не причина.
Ещё один шрам и ещё одна, может, морщина.
В зеркале прячется кто-то, будто бы тюль в бахроме.
И чьи-то незримые руки сплетают моё макраме.
Я пишу тебе это письмо и отправлю с ручьём.
Оно писано на тарабарском, на птичьем, ничьём...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Они не уходят
Юрий Со
Если падает древо, останется корень.
Мало неба, но много окна. И безбожно
врёт с экрана Габен. Но ему уже можно,
он ведь умер, а значит бесспорен.

С городом слиться возможно, бухнувшись в ступор,
или если застыть и стоять неподвижно,
будто стоп-кадр, где замер летающий лыжник.
Или как кондор смотрит с уступа.

Здесь луна разрывает весь мозг, как шутиха.
По ночам тут модерн переходит в барокко.
Здесь не принято громко вещать о пороке,
разве только с врагами, но тихо.

Даже небо и тучи страдают бронхитом.
Кормят здесь соловьёв исключительно басней.
Тут любить тяжело, ненавидеть опасно.
Здесь удобней всего быть гранитом.

Быть – вообще нелегко. Тут всё дело в погоде.
Видишь тень? Это было вчера пешеходом.
Он ведь тоже застыл под сырым небосводом.
Их здесь много. Они не уходят.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Перед грозой
Юрий Со
С лесопилки ползут ароматы фанеры,
а в селе на вечернюю службу звонят.
И слетает из плотных слоев атмосферы
гул неясный, как будто руками измят.

Разбегается небо бездонным закатом
и на красном ликует оранжевый слой.
Тарахтит тракторист на пригорке покатом
и костер опадает на землю золой.

Не к добру это небо сегодня застыло
и удавка грозы обхватила дубы.
Налетают порывы, срывая стропила.
И березы сухие скрипят, как гробы.

Скоро все это будет подвергнуто грому
и уже не поймешь где тут верх, а где низ.
Ошалелые куры бегут от погрома,
прячась в щелях и дырах заброшенных изб.

Мы стояли с тобой под дырявым навесом
и сжимал твое тело тугой сарафан.
Разметалась прическа твоя мелким бесом.
И сулили нам бесы привычный обман...

Возвращение в Ноль
Юрий Со
Возвращение в ноль совершается так.
Человек на углу, на стене, на диване
или просто на нервах начнет раздевание,
бестолковые звуки мурлыча не в такт.

Он спокоен, поскольку снимает с себя
не портки, не бельишко, а что-то иное,
что застряло и стихло, как эхо лесное,
между створками сна. И губу теребя,
он с себя отрывает еще одни губы
и от глаз отделяет другие глаза
и слова отдирает. Все врут словеса.

Человек озирается. Это, скорее, привычка
убеждаться, что ты еще здесь, не истек
словно годности срок. Это просто исток
возвращения. Тире. Запятая. Кавычка.
Или, может, пробел. Потому, что пора
голубеть среди неба, дрожать среди ждущих,
где Вечность людей будто семечки лущит,
где в ноль возвернуться настала пора.

Возвращение в ноль совершается здесь.
Не в тесных чертогах больного сознания,
а в городе N, где обветрены здания,
и мир умещается в шепоте весь.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Бессонница 2
Юрий Со
...и выползают медленно из тьмы
торжественно и вязко, как псалмы,
бессонниц пучеглазые обличья.
Их губы рыбьи, клювы явно птичьи.
Они к кровати жмутся налегке
и шепчут на паучьем языке
о том, что небо светом их тиранит,
и умирают на окне герани,
о том, что в тучи неразрывно врос
дым от моих балтийских папирос.
Еще о том они опять толкуют,
что проживаю жизнь я не такую,
не там ищу я и не тех зову,
не с теми говорю я наяву,
да и во сне не тех я обнимаю...
Я соглашаюсь. Всё я понимаю.
Они правы. Они сто раз правы.
Я улетаю в сторону Невы
и, отряхнув остатки звездной пудры,
пересекаю русло Брахмапутры,
взмываю над плантациями чая,
и умолкаю, сам не замечая...

© Copyright: Юрий Со, 2015Одинаково...
Юрий Со
Одинаково тускло в Твери и в Равенне
завершается вечер. За ним – откровение.
Входит ночь с вопросами: «Кто здесь за старшего?
Волга впадает? Нынче что у нас страшного?»
Откровение – это от «крови» и «крова».
Такое бывает, если душа не здорова
или, если вокруг ослепительно скверно.
Хочется тело сменить, будто плащ. Наверно,
непросто в себе же самом выпасть осадком.
Откровение – помесь наркоза с припадком,
где наркоз – всё прощает, припадок – уводит.
Они оба, сцепившись летят в хороводе.
Дальше – утро с восходом под цвет апельсина.
Кофе? Чай? Что у нас нынче невыносимо?
Да всё абсолютно: от гула площадного
до тишины. Что у нас беспощадного?
Что-то ведь было… Делось куда-то. Понятно.
Солнца вползают первые, рваные пятна,
высветив закись ночного переполоха.
Что у нас вечного? Небо. Тоже неплохо.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Стихи из тумана
Юрий Со
Туман над рекою в низовье
неслышно и верно ползёт.
И птицы, как в Средневековье,
важнее, чем сам их полёт.
И то, что мы рядом, важнее,
чем космос, что звуков лишён.
Пусть кутаюсь туго в кашне я,
пусть прячешься ты в капюшон,
пусть лица впервые без грима
уже отошли от земли.
Стоим мы, как два пилигрима,
которые всё же дошли.
Мы вместе. И всё это – мы ли?
Дрожим, прирастая к пальто,
мы, кажется, вышли живыми,
откуда не вышел никто.
Плевать, что любовь - это вспышка
и скоро погаснет в ночи,
что встреча – всего передышка.
Нам хватит. Не бойся. Молчи.
Пусть наши тела – послесловье
к роману, что писан не весь.
Мы выжили в Средневековье.
И как-нибудь выживем здесь.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Как приятно, что ты меня бросила...
Юрий Со
Как приятно, что ты меня бросила.
Вот эмаль светло-синего озера
растворяет прекрасность потерь.
И сомненья резинкой жевательной
не прикинутся. Очаровательно,
что никто не войдет в мою дверь.

Как завидно моё одиночество.
С рыбаком я без имени-отчества
вдоль по озеру в лодке гребу.
Капли с вёсел блистают монетами
там, где слёзы должны быть, но нету их.
И стекают к малькам, в их гурьбу.

Я и думать не думал, как здорово
разделить себя разом, но поровну
между небом, землёй и водой.
Раньше всё ты одна забирала бы,
оставляя мне ломку и жалобы,
плюс зажатое в горле: «постой».

Не беда, что уже подморозило.
Снова, молча, гребу через озеро.
Дальше, дальше от той пустоты.
Я плыву в этой лодке и кажется,
облаков кем-то взбитая кашица
улыбается. Прямо, как ты…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Поэт и его Муза
Юрий Со
Я закончил стихи. Я устал.
И, лишившись несносного груза,
мне подумалось: кто-то шептал
эти строки. Наверное, Муза...
Увидать бы её. Надо мной
она долго свой стан изгибала.
И к лицу красоты неземной
я приник бы, сраженный не мало.
Ведь она охраняла всю жизнь
и дарила такое блаженство.
Я вскричал: хоть на миг покажись,
чтоб увидеть твое совершенство!
Тут от страха свело мне живот
и я поднял дрожащую руку.
Что-то скрипнуло мерзко и вот
я увидел гнилую старуху.
На лице бородавчатый смрад
и морщины, как рытвины в тесте.
Губы, шамкнув, мне зло говорят:
«Ты меня вызывал? Я на месте.»

© Copyright: Юрий Со, 2015
Чёрный лёд
Юрий Со
И это снова вырвется наружу,
когда я сам себя не обнаружу
ни среди мёртвых, ни среди живых,
а среди тех, кто первым вышел в стужу,
трёхядерную распанахал душу,
не потревожив псов сторожевых.

И это никогда не даст покоя
ни в клочьях сна, ни в зелени левкоя,
ни в динамитном тиканьи часов,
когда случайно видишь вдруг такое,
что вспарывает солнце над рекою
и небо запирает на засов.

В такие дни и радуга квадратна,
и люди не видны, а только пятна.
И кажется, зря кислород глотал.
Мир убирает всё, что нам понятно
и время, нехотя, течет теперь обратно,
смывая самый крепкий пьедестал.

И только музыка уходит в бесконечность.
Но красота – удержанная вечность.
А вечность пару жизней подождёт.
Любимая, мы падаем в беспечность,
лакаем звёзд серебряную млечность
и прожигаем смерти чёрный лёд.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Целый вечер проникает в мой дом...
Юрий Со
Целый вечер проникает в мой дом
то ли ветра, то ли птицы нытьё.
Смыслы любят проступать на простом.
На моём столе еда и питьё.
Нет ни жизни и ни смерти. Одна
вереница тех, кто зряч и, кто слеп.
Если женщина и есть, то она
и в отсутствии со мной. Режу хлеб.
Нет ни боли, ни любви. Голоса
не зовут, но и не гонят. Они
то вперёд к себе зовут, то назад,
то по кадрам нарезают все дни.
Я не жду гостей. Их весёлый смех
у меня внутри, как в земле вода.
На столе прибор. Он один на всех,
как и я «сейчас», но уже «всегда»

© Copyright: Юрий Со, 2016Стихи одинокого пасечника
Юрий Со
Кистепёрой русалке легко в африканских морях.
Бродит сгорбленный йети в далёких, холодных горах.
И пришелец со звёзд в своём шаре над сельвой плывёт.
А атланты попрятались внутрь атлантических вод.
Хорошо им без нас и они продолжают так жить.
И никто с нами, в общем и целом, не хочет дружить.
Царь природы им даром не нужен. И даром, что царь.
И о том не горюет ни Папа, ни пьяный звонарь.
Не горюет писатель, он занят романом своим.
Хлопкороб не горюет, сующий баранину в дым.
И усталой путане на тайных пришельцев плевать,
когда с потным клиентом она залезает в кровать.
Жирный клерк в Гопстопбанке видал всех атлантов в гробу.
Не горюет колдун, что за бабки толкует судьбу.
И спокоен ракетчик, чей светится ярко радар.
И студент не горюет, пихая в фейсбук аватар.
Да и я не горюю, как пасечник знающий пчёл.
Не горюет и тот, кто сейчас эти строки прочёл.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Тушь на бумаге
Юрий Со
…в конечном счёте она совсем перестала спать
и больше уже никогда не ложилась в кровать
в полной уверенности, что её во время сна
подменят на кого-то другого. Была весна.
Ночью, сидя на кухне и глядя на ткань гардин,
она страшилась проснуться Анной или Надин,
ей будут звонить незнакомые люди. Она
станет вести разговоры с «подругами», ни одна
ей не знакома. Поздравит братец из Костромы
с днем рождения, который в середине зимы.
Дальше хуже. Выйдет во двор, к ней подбежит малыш
с криком: «Мама!» Хотя детей было шиш да камыш
и не предвиделось. Явится так же бывший муж,
почему-то усатый. И в блеске дворовых луж
шевельнётся жуткость, что мы – это совсем не мы
и стоит уснуть, как что-то нас из одной тюрьмы
бросает в другую. Тысячи подменённых душ
растекаются в городе, будто сырая тушь
под дождём на бумаге…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Сон
Юрий Со
Сняты тапки, очки с переносиц.
И, как минимум, до шести
засыпает народ-богоносец,
утомился он Бога нести.
Да и Бог подустал быть несомым.
Покряхтел, потянулся, поплыл
в те края, где почти невесомым
в древнем детстве когда-то он был.
Замолкает пророк краснобайский,
закрывают глаза трепачи,
засыпает мой край раздолбайский,
всё что мог раздолбал и почил.
Спят святые в дворцах забугорных,
а простые в панельных домах.
Алкаши спят в парадных, в уборных.
Засыпают собаки впотьмах.
Стонут петли, ломаются анкеры.
Ветер песню ночную поёт.
И летают подбитые ангелы
над страной, что их завтра добьёт.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Сон по мотивам Брейгеля
Юрий Со
...там бродят странники. Иные
из них увечные, щербатые, больные.
Присмотришься: они бредут по кругу
и методично морды бьют друг другу.
Наотмашь лупят детушек отцы,
припадочные пляшут. А слепцы
уходят по дороге вереницей,
наверное, туда за синей птицей,
которая окажется индюшкой,
а может, лучше, — сваренною тушкой.
Замученные долгою работой,
танцуют пахари, съедаемы икотой.
Заходятся в блевотине и танце
и малые, и крупные голландцы.
Там обезумевшие от вина крестьяне
горланят мадригал в помойной яме.
И мочатся, слегка задрав подол,
простушки на сосновый стол.
Там пасторы монашкам строят рожи,
младенцы там на стариков похожи,
а старики, как сборище теней,
плюют беззубо в вереницу дней,
которая струится мимо пьяных,
оборванных, неистовых и рьяных,
и огибая брошенную пашню,
в Останкинскую ударяет башню,
а, может, в Вавилонскую. Хотя,
я в этом месте вздрогнул, как дитя.
Да и проснулся...

© Copyright: Юрий Со, 2014
И будет день...
Юрий Со
...и будет день но только не сегодня
когда луна спускается по сходням
и освещает белым потолок
но город спит и в полночь уволок
мотив огней и брошенного сада
вся в серебре колышится ограда
и тени от нее шуршат по снегу
но силятся подобно оберегу
скупые духи путника убрать
в могилу в обморок или в кровать
чтоб вспомнил всех кто накрепко забыт
чтобы бежал как истый следопыт
туда где он уже давно не нужен
где он другими позабыт не хуже
а тех забывших тоже позабыли
засыпали враньем а может пылью
но время никого не примирит
и в тьму с балкона как метеорит
летит очередная сигарета
прощенного за то или за это
стоящего у эпицентра боли
то ли еще вполне живого то ли
летящего хотя и крылья снял
куда Макар телятей не гонял...

© Copyright: Юрий Со, 2016
Ты прости, я тебе не ответил
Владимир Изумрудный
Ты прости, я тебе не ответил...
Тень мелькнула, за угол задев,
Королеву в лиловом берете
Нёс над крышами солнечный лев.
Взгляд за след в облаках зацепился,
Разум стал трафарет подбиратъ…
Ты прости, я с тобой не простился,
Не желая красиво солгатъ.Ты меня не окликнешь...
Юрий Со
Ты меня не окликнешь, поэтому я ухожу.
Я понять не смогу никогда, что понятно ежу.
Но я и не ёж, а продукт эволюции духа.
Надо мной ноосфера колдует, как повитуха.
Мильон поколений в моей биоклетке застыли.
Но ты не окликнешь меня. Вообще, это ты ли?
Век живи, век учись. Учиться у собственной тени
могут только святые и комнатные растенья.
Буду бледно страдать, недолго и даже не шибко.
Я пришёл в этот мир за тобой, но вышла ошибка.
Снова танцую один с грацией сонной тетери.
А ты удаляешься в страшном сияньи потери.
Время застыло и стрелки здесь больше не кружатся.
Ух, как приятно замёрзнуть в июне от ужаса.
Ух, как красиво, зазывно, как дьявольски муторно
видеть, как ум превращается в сборище мусора.
Не вздумай вернуться. Не вздумай окликнуть. В распаде
огонь выжигающий всё, что топорщится сзади.
Удаляйся, исчезни. Мой бриг возле бухты «барахты».
Идешь, так иди. Здесь таких не берут в космонавты.

© Copyright: Юрий Со, 2016Ветер
Юрий Со
Ветер – это движенье воздушных масс.
Америку открыл Христофор Колумб.
Мутноглазая осень глядит на нас.
Ветер срывает цветы с продрогших клумб.

Мы у окна. Мы слушаем ветра вой.
В лужах расплылись, дрожа, фонари.
Я что-то спрошу. Ты кивнёшь головой.
Смотри лишь в окно. На меня не смотри.

А ветер треплет ветви со всех сторон,
будто гриву огромнейшего коня,
размером с наш двор. Ты слушай их стон.
Чтоб я ни сказал, ты не слушай меня.

Слова, если нет их давно, просты.
В переулке гремит последний трамвай.
Ветер когда-нибудь стихнет. Ты
почаще меня забывай.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Отодвинься...
Юрий Со
Отодвинься на два задыхания до.
И увидишь, как я бегу, срывая пальто,
крылья и голос. Скорее всего, никто
к тебе так не спешил. Но ведь я не про то.

Тестостерон проклятый. Или привычка.
Или, может, любовь. Ни одна отмычка
дверь к тебе не откроет. Прёт электричка.
Окурок потух и отсырела спичка.

Отсырела земля, пахнет дело зимой.
И погода дрянь, ведь даже и ей самой
надоела сырость. Здесь идти по прямой
разве только по лужам, и то не домой,

а куда-нибудь вдаль. Может, в лес или в сад.
Отдались на две ненависти, но назад
не во времени, так во мне. Дорогу в ад
не отличить от дороги к морю. Висят

те же тучи и те же летают птицы.
Тот же запах твоих духов и корицы,
те же огни на воде и те же лица.
И та же надежда, что всё может сбыться.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Но Они мне ответили - Нет
Юрий Со
Разломав все ограды, заборы,
озаренно закончив сонет,
я подумал что, вот, уже скоро...
Но Они мне ответили: «Нет».

Расшатав берега и основы,
в упоении свалившись в кювет,
я узнал всемогущее слово.
Но Они мне ответили: «Нет».

В вязком обществе водки и хлеба,
отблевав поэтический бред,
я почти дотянулся до неба.
Но Они мне ответили: «Нет».

Я упал, не стесняясь поклона.
В старой церкви пульсировал свет.
Ничего не сказала икона.
Но Они мне ответили: «Нет».

Убежал от людей, как от гончих,
упоительно взявших мой след.
Можно все в одночасье закончить.
Но Они мне ответили: «Нет».

Неужели так будет всегда?
И Они мне ответили...

© Copyright: Юрий Со, 2014
Закладка той книги...
Юрий Со
Гаснет листва. И осеннего леса сутулость
набежавшему ветру и тучам под стать.
Вот и небо за край моей жизни загнулось,
как закладка той книги, что поздно читать.

Забубённые песни тревожат, но мало.
Как и поиски той, что простит и поймёт
или сделает вид, что всегда понимала,
что прощала. А это так сладко, как мёд.

Я измажусь тем мёдом по самые уши.
И пускай пузырится и брызжет враньё.
Не спасайте, пусть тонут во лжи наши души,
их уже не отмыть. Ни мою, ни её.

Кто-то гасит на ветках упругую зелень.
По чуть-чуть отрезается свет вечеров.
Словно зверь, выползает туман из расщелин,
и Аид на реке отгоняет коров.

Я люблю этот ужас последнего краха,
когда жуть кислотой разъедает глаза.
Только там, за чертой абсолютного страха,
видно то, что иначе увидеть нельзя.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Сюда идет потоп...
Юрий Со
Родная, посмотри – сюда идёт потоп,
в сравнении с которым, тот библейский,
покажется ухмылкой фарисейской.
Но это будет не сейчас, потом.
Не бойся, милая, нас просто унесёт.
Нам не исправить лживость траекторий.
Мы снова станем сонмом инфузорий.
Нам нечем оправдаться. Это всё.
Мы не зайдемся в общем крике простофиль.
А приговор, - он остается в силе.
Нас, как всегда, об этом не спросили.
Мы пыль на чёрных полках. Просто пыль.
Всё кончено, Он так решил. И потому
сокрыли правду Канты и Паскали.
Вот для чего друг друга мы искали:
чтобы, обнявшись, всё простить Ему.
А небо стало больше, не хватает глаз.
Ты, небосвод, где солнце бьёт из щели,
ты должен рассказать, как мы исчезли
тем, кто не станет слушать твой рассказ.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Что отрезал монтаж
Юрий Со
Не стесняйся, душа. Содрогайся, страшись.
Это танец теней на огне. Это жизнь.
Это в горле застрявший восторга кусок
и когтистого счастья на спину бросок.
Удивлений и чуда глумливая взвесь,
когда в черное небо взлетаешь не весь,
а частями, долями. И то не всегда.
Здесь малиною пахнет в тени лебеда
и заливистым тенором вёдра поют,
а разгром дарит неповторимый уют.
Это жизнь. Это то, что отрезал монтаж.
И туда не попал затуханья кураж,
когда кровь замирает и кожа, как плащ,
с тела слезает. Ты голый, хоть плачь.
Только некому. Здесь не бывает друзей,
как и нету врагов. Так что, жни или сей,
урожай соберут без тебя. Плачь, душа.
Жизнь не бьёт и не лечит. И тем хороша.
А другой и не надо, поскольку процесс
неизбежно всё дальше уводит в свой лес.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Хорошо молчат...
Юрий Со
Хорошо молчат прочитанные книги.
Гладки ямы пройденных дорог.
И куда крупнее ягоды брусники
прошлых лет. И как хорош урок
пройденный давно и завершённый пиром.
Мелок переплытый водоём.
Как и женщины, отпущенные с миром,
хороши в отсутствии своём.
Как великолепно всё, что завершилось.
Снег зимы весной уже смешон.
Так легко, когда проверочность на вшивость
позади и лазить на рожон
больше нет нужды, да и желанья нету.
Ну, а что же есть? Наверно, то,
что никак не обменяешь на монету:
ласковое, долгое ничто.
Оно жмётся к телу, как худой котёнок.
Заползает в комнату рассвет.
И ничто рукою гладишь ты спросонок.
А других и гладить смысла нет.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Дождь на Петроградской
Юрий Со
Здесь дворник проклинает комаров,
его угрюмый мат звучит некстати.
Я - этих мокрых улиц обитатель
и переводчик проходных дворов.
Я различаю пятьдесят один
оттенок петроградского «колодца».
Я тот, кто, уходя, не обернется,
укрывшись в древний слой фотопластин,
которые сглотнут мое лицо.
Я скрипы рам коплю, словно подарки.
Дым "Беломора" тянется сквозь арки
и прячется, с дождем заподлицо.
Здесь рассказать удобней, чем прожить.
Здесь все дома искромсаны стихами,
как исповедники, прибитые грехами,
которые им в жизнь не совершить.
Пою здесь и во вне, и изнутри.
Я желчью стен и космосом измучен,
мой голос цинком серых крыш получен.
И вдоль по трубам льется, посмотри...

© Copyright: Юрий Со, 2015Надо бы верить...
Юрий Со
Все тают мечты, особенно будучи
сняты с плеча и на свалку заброшены.
Надо бы верить в светлое будущее.
Но сильно мешает тёмное прошлое.
Перешагнуть через смрад ежедневности,
и лечь под событий отпущенный топот.
Надо бы верить в церковные ценности.
Но сильно мешает весь жизненный опыт.
Верить срамно в идеал одноразовый.
Дураку и тюрьма, как сласть парадизов.
Надо бы верить в сияние разума.
Но верить нельзя, пока есть телевизор.
Ползут правдорубы тучными клушами,
башку не отмыв от жира и перхоти.
Надо бы верить, что всё идёт к лучшему.
Веры навалом. А лучшего нетути.
Осень. И падают листья смородины.
Лес и поля поменяли обличие.
Надо бы верить в величие Родины.
Верит ли Родина в это величие…

Молодая, энергичная особа спросила меня
сегодня, блеснув озорными зелёными глазами:
«Чем для Вас являются стихи?». Мог соврать
или отшутиться, но сдуру сказал ей правду:
«Мне проще объяснить, чем стихи для меня
НЕ являются. Они не являются посланием к
человечеству. Я его никогда не видел, не знаю,
не представляю и познать не рвусь. Они так же
не являются средством улучшить человека.
Человека ни одно произведение ещё не
исправило. Это всё романтические фантазии.
Человека может улучшить только он сам.
Искусство (а также природа, любовь, напасти)
лишь создает ему условия и всё. Ещё они
не являются средством самовыражения. Ибо
самовыражение есть удел бездарей. Мастер
не знает, что это такое, ибо изначально в нём
находится. (так рыба ничего не знает о воде).
И, наконец, стихи не являются поводом
для пьедестального тщеславия. Это иллюзии.
Не человек выбирает себе бессмертие,
а бессмертие выбирает себе человека.»
"Вы можете всё это записать?" - спросила она.
"Нет, ни за что, никогда" - не моргнув, соврал я.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Серый шёлк времени
Юрий Со
Время, видимо, тоже материя.
Серым шёлком скользит осторожно.
Обретеньями или потерями
не измеришь. А складками можно.
Эту ткань не ухватишь руками.
Не уронит она, так поднимет,
обмотает тебя с облаками
и беззвучно сольёшься ты с ними.
Будет падать по будням и праздникам
этот шёлк на тебя, как подмога.
Будет грешным, и будет праведникам.
Хватит всем. На складах его много.
Время падает, шёлком срывается.
Вот он гладит небритые щёки.
И от счастья глаза закрываются,
остаются лишь узкие щёлки.
У младенцев глаза вот такие же.
А потом те глаза забирают
и другие дают, - будто в Киришах
нефтяное пятно за сараем.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Она в снегу
Юрий Со
Ее меж хлопьев пролегает путь.
И где-то там в глубинах снегопада
гнездится зверь ее полураспада,
ее полетов и блужданий суть.
Пока я день с боями проживал,
ей тьмы веков казалось очень мало.
В секунду десять жизней проживала
и я опять за ней не успевал.
Она в снегу. Она в таком снегу,
что станет жизнь скучнее репетиций.
Ее душа взлетает белой птицей,
и я бегу за ней, опять бегу...
Не за себя душа моя болит.
За то, что свет когда-нибудь погаснет,
который уживается пока с ней
и озаряет день мой, как болид.
Она в снегу. Как до нее дойти?
Она любить ни дня не перестанет
и даже смерть нас дома не застанет,
ведь белое на белом не найти.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Наставления осеннего сада
Юрий Со
Сад продрог. И сливы за сараем
облетели, изморозь вкусив.
Не жалейте тех, кто умирает.
Пожалейте тех, кто еще жив.
Лес — шумов и шорохов обитель,
звонкой тишиной умерил пыл.
Не кляните тех, кто вас обидел.
Вспоминайте тех, кто рядом был.
Эта осень на своем санскрите
шепчет: ваша участь решена.
Говорите правду. Говорите,
хоть она и даром не нужна.
Люди как деревья. Окропим их,
тем последним, что осталось пить.
Не носите на руках любимых.
Ненавистных пробуйте любить.
Это осень. Это просто ветер.
Грудой листьев улетают дни.
Мы одни на этом белом свете.
А на черном свете не одни.

Звук прошлого я все же не унял.
Иду в нем, как по зарослям репейным.
Я тоже был счастливым и семейным
и с дочкой в парке по утрам гулял.
Я тоже был пригоден для житья.
Всеяден, вселюбив и всепогоден.
Я был для всех и для всего пригоден.
Везде, всегда, и все это был я.
Два раза в этой жизни умирал,
в объятиях подкравшейся крамолы.
Но ни полслова так и не промолвил
Тот, кто меня два раза не забрал.
Любовь и страх. Их атомная взвесь
умела сделать тело невесомым.
Я не спешу смешаться с глиноземом,
еще ведь с вами не смешался весь.
Теперь об стену головой не бьюсь.
И часто небо не вверху, а снизу.
Бессрочную туда мне дали визу.
Поэтому я неба не боюсь,
и время гну. Но оставаясь тут,
я с дочкой вновь вступаю на дорожку,
держа ее горячую ладошку.
Так и иду, пока не позовут.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Смерть самурая
Юрий Со
Я жил, ежесекундно умирая.
Такая уж стезя у самурая.
Лежу изранен в неказистом месте
и вытекают с самурайской честью
кровь и кишки на гадостном ветру.
Уже легчает. Скоро я умру.
Видать, так надо. Вы тому не верьте,
кто говорит, что не боится смерти.
Я не боюсь, но мне она нужна,
как пахоте весною борона,
или костер продрогшему зимой.
Совсем не благовиден подвиг мой.
Мне говорили: жизнь и смерть одно.
Вот вытекает из меня говно
и на траву повыпадали кишки.
Все это просто тварные излишки,
которые ничем уж не собрать.
Меня учили молча умирать.
Не стал я ни купцом и ни монахом.
Лежу в траве, мечами распанахан.
Все ближе подбираются вороны,
но это мне не нанесет урона.
Ведь в глубине вороньего зрачка
я вижу отразились облака
и небо отразилось голубое.
И все вокруг последнее такое,
что хочется травинку облизать.
Жаль, некому об этом рассказать...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Эротизм в октябре
Юрий Со
Эротизм в октябре, как картофеля пуд,
слишком тяжек, хотя и не лишний.
Русофобские тучи на Питер плывут,
дальний свет, передёрнув на ближний.
Оцинкованный вечер начертан углём,
а гуашью намечены птицы.
Замерзают дома и за каждым углом
без шинели Акакий таится.
Эротизм в октябре – что четвёрка в тетрадь,
так скучна, как еда на картине.
И осенней подруги пахучая прядь
так длинна, что уснёшь в середине.
Вот дымится на тумбе стакан каркадэ
и невнятны тела, будто сутры.
Предварительных ласк полусон и т. д.
Эротизм в октябре слишком мудрый.

© Copyright: Юрий Со, 2016
В конце света тоннель
Юрий Со
В конце света - тоннель. Он смеётся последним.
А надежда опять умирает по средам.
В конце света не свет. Но не тьма, это точно.
Посмотри, ты сегодня прощен, но заочно.
И скорее глухому ты спой сонатину,
а слепому купи с синим морем картину
и послушай немого мычащее чтенье,
а с безногим танцуй. И отбрасывай тени
с тем бесплотным, который три века на страже
над рекой вознесен, но не ведает даже,
что за светом тоннель. А в тоннеле водица
и, что кроме тебя, больше нечем светиться.
И слова в этот раз тяжелее гантелей,
а за светом опять будет много тоннелей.
Ослепительный вдох будет лёгок, но выдох
не возможен. И время вправляет свой вывих
без таблеток, уколов, а так, по живому.
Не кричи, но ори. Юнцу ль, пожилому
одинаковый свет. И тоннель одинаков.
Даже если полна указующих знаков,
та дорога короче не станет и шире.
Кто же нас сбережёт в этом сумрачном мире.
Кто же нас не толкнет, так хотя бы удержит,
чтоб снова хоть раз появилась надежда...

Стихотворец
Юрий Со
Стихотворец, глаза приоткрыв,
продолжает и врать, и злословить,
и перечить. Но это не зло ведь
и не грех. Он уходит в отрыв.
Он уходит туда где закон
не ступал лакированной туфлей.
Он качается мерно, как муфтий,
отбивая неправде поклон.
А неправда, продажная шваль,
наградит его словом и делом.
Стихотворец взлетит над пределом
всех границ, вознося себя вдаль.
И чем больше он врёт, тем сильней
его слово вгрызается в мясо.
Даже жалкая черная клякса
прёт, как истина. Жалко, что в ней,
даже если полслова свербит,
от реальности нету ни грамма.
И стихи это – так… стенограмма
заседания снов и обид.
Стихотворец – апостол вранья.
Он не лучше, он тоже из стада.
Не стреляйте в поэта. Не надо.
Пусть он врёт, как все вы и, как я.

Полёт
Юрий Со
Я точно знал, что этот день придёт,
но не предполагал, что так внезапно.
Свет изнутри прорвался ярким залпом
и человечьих страхов хрустнул лёд.
Я вылетел из тела, как снаряд,
и видел под собой чужие страны,
вокзалы, фонари, кафешантаны,
домов многоэтажных ряд.
Земных теперь уже не будет дел.
В меня впивались звёзды, как пиявки.
Но я летел без карты, без поправки
на вечность и на ветер. Я летел.
Ещё дрожало воздуха желе.
И там, внизу, стоял теперь не нужен,
мной недоеденный остывший ужин
и недопитый кофе на столе.
В полёте слыша, как растёт трава,
рвал путы повседневной круговерти,
в предчувствии рожденья или смерти,
как в детстве накануне Рождества.

А утром выпал снег. Болят бока.
И чьи-то крылья на снегу валялись,
и чьи-то дети возле них кривлялись,
трёхчастного лепя снеговика.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Послание к римлянам
Юрий Со
Привет вам, римляне, из города длинной зимы,
в котором так мало солнца, что, выходя из тьмы,
каждый пялится в небо, как вышедший из тюрьмы,
и с тревогой глядит на закаты цвета сурьмы.

Привет тебе, город фонтанов и лёгких одежд,
где бурые камни помнят крахи любых надежд,
где бродят тени цезарей, гениев и невежд
и виниловый голос певца по-прежнему свеж.

Мой привет вам отсюда, где царь поставил оплот
империи духа. Дух, витая среди болот,
освятил булыжник и сваи дубовых колод.
Город взмыл из земли, но в землю вогнал свой народ.

Вам привет мой, создатели пиццы и макарон,
из города, где полно царей, но пустует трон,
где каждый нищий много мудрее, чем ваш барон,
поскольку связан с крестом чуть меньше, чем с топором.

Этот странный город стерпеть очень многое рад.
Здесь царил дивный гений и полный дегенерат.
Здесь палач палачу верный друг, товарищ и брат.
И вестибулярный у каждого слаб аппарат.

Привет вам отсюда, из города снов и воды,
где волны речные любые смывают следы,
где разве, что чайки теперь соблюдают посты.
И в лужах блестят фонари и сиянье звезды.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Белый зал
Юрий Со
Там наверху, в местах пересечений
людских молитв и вышней немоты,
среди догматов, правил и учений
есть белый зал всеобщей пустоты.
Там – никого. Ни ангелов, ни стражей.
Туда не вхож ни дух, ни человек.
А тишина такая там, что даже
и атомы свой замедляют бег.
Его обходят стороной уныло
архангелы в сиянии знамён.
И в этом белом зале всё как было
ещё до наступления времён.
Туда святых на дух не подпускают,
а духи сами в ужасе бегут.
И праведники память рвут кусками,
но нет им входа в зал ни там, ни тут.
Там души птиц ни порознь, ни вместе
не могут этот одолеть заслон.
Ведь это – то единственное место,
где от себя же отдыхает Он.

Художник
Юрий Со
Платформа. Июль. Человек с этюдником
идет из вагона по направленью к стогам.
Садится. И, долго роясь меж тюбиков,
что-то там ищет, кисти бросая к ногам.

Наконец, достаёт губную гармошку.
Часа полтора играет мотивчик хромой.
Глядит на часы. Поспешая немножко,
идет на платформу и уезжает домой.

© Copyright: Юрий Со, 2015
поэтому белая
Юрий Со
Зима – завершенье мечты, поэтому белая.
Почему я делаю то, а это не делаю?
Белизна, она как ребенок. Но всё ж не такая.
Почему я к этим иду, а от тех убегаю?
И кто вколотил в мою плоть совершать этот выбор,
если выбор не мой и жребий упал, а не выпал?
Раз упал, так бери, что дают, без жалких прелюдий.
Люди вблизи, но к ним не иду. Зачем тогда люди?
Зачем тогда всё, если баки заполнены страхом
перед тем, что нельзя изменить ни вскриком, ни взмахом,
ни признаньем себя ни пылью, ни центром вселенной?
Снег да снег… Бредёт по нему человек, будто пленный
без конвоя, без номера, пленный лишь по рожденью.
Он уже далеко от победы и от пораженья,
но близок к тому, чтоб со снегом смешаться впритирку
и очень нескоро в свою возвратиться квартирку.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Свет не бывает...
Юрий Со
Свет не бывает ни велик, ни мал.
В беседке, из березы крепко сбитой
я пил в монастыре медовый сбитень,
пух тополиный ложкой вынимал.

И облако вздымалось, как амвон.
Всё небо умещалось в малой кружке.
О вечности судачили старушки.
Мальчишки теребили мой айфон.

И было видно очень далеко.
Монахи тимофеевку косили.
Лишь только в измордованной России
бывает так бессовестно легко.

Звонят к вечерне. Знаю, - не пойду.
Зачем? Он тут. Сегодня Он со мною.
Пьёт сбитень, прислонясь ко мне спиною,
и щурится у служек на виду.

Мы посидим. И вот из нас, из двух
взовьётся что-то, словно белой птицей.
Нам не в чем друг пред другом повиниться.
Уже простил нас тополиный пух.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Донная рыба
Юрий Со
Озеро. И где-то, на том берегу, огни.
Вода порывами ветра изрыта.
Рыбы не плачут от страха, поскольку они
плакать не очень-то склонны. Я – рыба.
Это заметил не сразу я, а по чуть-чуть,
будто бы падают капли из крана.
Кровь, словно замедлилась. И, отправляясь в путь,
не приседал «на дорогу», что странно.

А потом перестал бояться чёрных котов,
ночных звонков и вопросов подруги:
«Ты как?» Отвечал без запинки: «Всегда готов»
И не прятал в карман дрожащие руки.
Ещё научился с людьми говорить спиной,
не поворачиваясь. Даже молча.
И даже не я, а тот, кто когда-то был мной.
Мой взгляд стал рыбий, но всё же не волчий.

И даже не взгляд, а отблеск морской,
как в мутной реке глаза крокодила.
Странная жуть иногда набегала тоской.
Топталась у ног. Потом уходила.
Теперь моя память стала, что воздух, легка.
Раньше была неподъёмна, как глыба.
Я погружаюсь. Мне падает издалека
свет где-то сверху. Я – донная рыба.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Разговор с Королевой Поэзии
Юрий Со
Здесь не работает физика,
буксует беспомощно химия.
Я подобрался так близенько.
И вот она, красная линия.
Все до нее — очень просто.
После — руин даже нету.
Прощайте, ручные вопросы.
Здравствуйте, злые ответы.
У входа старуха сидела,
листала книжонку тугую.
Отплевываясь то и дело,
держала там речь вот такую:

« ... оставшись без сердца и нервов,
без крови какой-то там группы,
узнай; ты здесь явно не первый.
Видишь, валяются трупы.
Тебе там местечко найдется.
Этот пейзаж не обманчивый.
Что говоришь? Не поется?
Страшно? Тогда поворачивай.
Тут каждое слово культями
выводят, сдыхая от смога.
Здесь ходят кружными путями,
точнее, ползут. Если смогут.
Вот это твоя голубая
мечта. И послушай старуху.
Тут строчка и фраза любая
прихлопнет тебя, словно муху.»

© Copyright: Юрий Со, 2016
Так кто она...
Юрий Со
Так кто она, откуда и живая ли?
Её лицо увезено трамваями,
раскатано по городу таксистами,
исклёвано воронами мясистыми.
Зачем её молчание подхвачено
вокзалами, платформами и дачами,
дверными и оконными проёмами,
забитыми листвою водоёмами…
Она везде и нету мне спасения.
Меня размажут призраки осенние,
изрежут память и поднимут на руки,
сожгут мне свечи, провода и патрубки.
Так кто она, откуда и похожа ли
на ангела, видение, прохожую
или скульптуру, слившуюся с зданием?
Уж если и придёт, то с опозданием
на год, на век, на жизнь. Какая разница?
Она всегда лишь призрак и проказница.

© Copyright: Юрий Со, 2016
В моем лесу
Юрий Со
В моём лесу все сходятся пути
галактик, что на небе ярко брезжат.
Здесь, в окруженьи пней и сыроежек,
приятно смысла жизни не найти.
Там в озере нудит знакомый бес,
он недоволен густотою тины.
Я трогаю фантомы паутины,
как трогает меня фантом небес.
Я разгоняю слепней голытьбу
в тех зарослях, где призраки возникли.
И красные булавки костяники
мне выправляют кости и судьбу.
Мир уместился в тень дубовых крон.
Мне дела нет, чем заняты народы.
Я честно пожираю бутерброды,
на пень садясь, как на престольный трон.
Я знаю, в чём любовь наверняка.
(Не к женщине, там всё, увы, сложнее)
Мне с каждым днем всё ближе и нужнее
задрипанная блажь березняка.
И я встаю во весь свой страшный рост,
взвывая так, чтоб чокнулись куницы
и солнце, наклонившись с колесницы,
не даст ответ и не задаст вопрос.

Монолог убитого Авеля
Юрий Со
Попав на небо и боясь невольно,
не понимая здесь ни бэ, ни мэ,
я написал в коротком резюме:
«Лежу убит. Спасибо, что не больно.»

Я лишь пастух. Пытался скот лечить.
Потел на солнце. Ягоды рвал в кущах.
Похож на вас, на мертвых и живущих.
Хотя отсюда их не различить.
Теперь я тут. Но не проходит дня,
чтоб не заметить; лучше вы не стали.
Вы столько жгли, казнили и пытали,
что снова убиваете меня.
Живете тьмой. И это не смотря
на ваши святцы, храмы и вериги.
Я просто персонаж из толстой книги,
которую читали люди зря.
И мое тело среди прочих тел
торчит, словно ступенька или свая.
Я лишь глаза плотнее закрываю,
чтобы не видеть ваших славных дел.
Я просто жил. Наверно, это грех.
Не стоила игра сожженных свечек,
сожженных хат и воплей человечьих.
Над каждым нож заносит имярек.
Что ж, оставайтесь, милые друзья.
Сомнения меня уже не мучат.
Смерть ничему вас, видно, не научит.
Ни ваша, ни, тем более, моя.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Из летнего
Юрий Со
Слишком над землею жизнь не поднимала,
но и не бросала в самоедства пасть.
У меня есть небо. Этого не мало.
Этого мне хватит, чтобы не пропасть.
Очевидность речки и лесных амброзий,
всё давно скрутилось в тоненькую нить.
У меня есть поле. Аисты там бродят.
Это помогает в новый день входить.
Люди всё пытались мозгом и сердцами
хоть какой-то смысл в жизни обрести.
У меня есть домик. В нем камин мерцает.
Это растворяет все, что позади.
Время убывает. Стоит ли об этом?
Все мы станем пылью на столе утрат.
Кто-то был героем. Кто-то был поэтом.
Кто-то на крылечке смотрит на закат.
Ты смотри поглубже и дыши потише,
чтоб не разбежались смыслы бытия.
Сверху – это небо, а земля чуть ниже.
Между ними точка. Это буду я.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Из тайного словаря
Юрий Со
Тишина – не отсутствие звука.
И не голоса с ухом разлука.
Это – шум, но немыслимо громкий.
Для того, чтоб сберечь перепонки,
кто-то нас ограждает стеною.
Это кажется нам тишиною.

Темнота – не отсутствие света
и не чернь непролазная где-то.
Это яркость. Настолько безмерна,
что сожжёт даже камень, наверно.
Кто-то кутает нас слепотою.
Это кажется нам темнотою.

Одиночество – не один. Меньше.
Человек, он чем громче, тем мельче.
Это – средство вернуться в утробу,
предназначенье похерить чтобы.
Это тихая форма протеста
против мира, где нету нам места.

А любовь есть тишина и темень,
и одиночество. Только с теми,
кто одинок ещё безнадёжней,
с кем покоя уж вряд ли найдёшь ты.
И любовь потому нас так манит,
что свобода сладка на аркане.

Мы
Юрий Со
Мы будем жить, деля бескрайний дождь по-братски,
О твердый воздух разбивая черепа,
Глотая корвалол дворов на Петроградской,
Передвигаясь чуть быстрее черепах.
Куда спешить ещё? Ведь это наша ниша,
В которой каждый покосившийся атлант,
Всё тяжелее горбится, склоняется всё ниже,
Сдвигая брови, как плохой комедиант.
Куда ещё спешить? Мы многое успели.
Успели главное – себя испепелить.
В январском снеге, как и в мартовской капели,
Нам Ариадна больше не протянет нить.
И чёрт бы с ней, с постылой Ариадной.
Пока мы топчем Кронверк, это не напасть.
Мы и без нити как-то вышли из парадной
И нам совсем не страшно вновь туда попасть.
Не страшно, а легко любить, как мы любили.
Перелицовывая небо, как пальто.
Страна умчалась вдаль. Про нас они забыли.
И оказалось, что не нужен нам никто.
Я пью за вас, пока ещё не очень поздно,
За тех, кто никогда не выглядел семьёй,
Кто выжил там, откуда выкачали воздух,
Кто сам стал воздухом, а часто и землёй.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Стихи о выеденном яйце
Юрий Со
Я не отдам разбитое корыто.
И про собаку напишу стихи.
Я знаю, где и кем она зарыта
и за какие, собственно, грехи.
Зато отдам последнюю кофтенку
тому, кто голым на снегу сидит.
Мне ведомо, что рвётся там, где тонко.
А там, где толсто, нужен динамит.
Меня нетрезвость много раз спасла.
Жаль, что она так быстро убывает.
Понятно, что любовь бывает зла,
но и влюбленный тоже зол бывает.
Не зная брода, я тонул в реке,
считал цыплят по осени, чуть плача.
Шел, как дурак, с синицею в руке,
подковы подбирая на удачу.
Подмётки рвал и подставлял плечо,
кормил волков, что сразу в лес линяли.
И шило (как и многое ещё)
мне много раз на мыло поменяли.
И вот теперь, на финишной прямой,
когда видна последняя табличка,
жаль только, дар бесценный мой
не стоит выеденного яичка.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Три солнца
Юрий Со
У меня три солнца. И ещё три неба.
Три огромных глаза. И одна душа.
Две судьбы за мною гонятся свирепо.
Три любви склонились, горечью дыша.
Говорите тише. Говорите реже.
Говорите то лишь, что соврать нельзя.
Мне слова бросают, но они всё те же.
Говорите молча, в воздухе скользя.
Обходите дальше. У меня здесь тихо.
У меня здесь мало. Потому – легко.
Звук – подарок неба, мягок, как мастика,
стелется под ноги, мчится далеко.
Имена и лица далеки и близки.
Лишь круги, как будто дерева распил.
Я слагаю строчки с правом переписки.
Адресат не убыл. Адресат не был.
Говорите завтра. Это же так просто.
Маленькое эхо кажется большим.
Зададим когда-то все свои вопросы.
Все под Богом ходим. А потом лежим.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Кукла в дожде
Юрий Со
В старом дворе, на задворках империи,
девочка куклу забыла на дереве.
Так и осталась на ветке рябины
кукла Маруся, а может Ирина.
Тут дождь подоспел. И худые дворняги
попрятались в тайных местах, бедолаги.
Капли по лужам запрыгали танцами.
Гром прокатился где-то за станцией.
Пара влюбленных промчалась без зонтика.
Ищет бабуля сбежавшего котика.
И падали косы майского ливня
на нерасцветшие вишни и сливы.
Потом все исчезли, закрылись, забились.
И только мы с куклой под веткой забылись.
Одна позабыта малой девчонкой,
другого забыла красавица с чёлкой...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Ушёл...
Юрий Со
Ушел мой день. Не сыгран, не рассказан.
Он не отпет и миром не помазан.
И отходную незачем читать.
А между тем, я всем ему обязан.
Ведь я живу. О чем еще мечтать...
Прощай, мой день. Передавай приветы
своим собратьям, что сокрыты где-то
у вечности на пыльных стеллажах,
словно в трамвае старые билеты,
затоптанные на полу лежат.

Прощай, мой день. Да, ты не стал судьбою.
Жизнь не взорвал и не открыл собою
каких-то тектонических ворот,
в которые безжалостной толпою
грядущее влетит. Наоборот,
ты был, как голос в хоре, незаметен.
И потому так дорог мне и светел,
что не хочу ни бед, ни катастроф.
И затихаю я, как ночью ветер,
среди бесхозных и привычных строф.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Тянется...
Юрий Со
Тянется, подрагивает нить.
Мне теперь хватает и полпесни,
полглотка, а там оно хоть тресни.
Поллюбви вот может не хватить.
Выпал путь не плох и не хорош.
Шел и пел, не соблюдая правил.
Я так много, где себя оставил,
что сей мир стал на меня похож.
Каждому осталось от меня.
Всем дарил слова, портреты, виды.
Я людей так много перевидел,
что теперь любой мне, как родня.
Приводил я женщин в свой приют,
мной они играли, как попало.
Жалко, что любимых было мало.
Но любимых много не дают.
«Человеку нужен человек» -
сказано каким-то мудрым мужем.
Нет, мне человек уже не нужен.
Только времени бескровный бег.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Царское Село. Понедельник
Юрий Со
Застыло парка жёлтое нутро.
Пожухли от мороза георгины.
Небритые метут здесь арлекины
и по-узбекски плачется Пьеро.
Сметают листья, но они летят.
Ворона у пруда крылами машет.
Отчаянно красивая мамаша
выгуливает бледное дитя.
В цвет выцвевших портянок небосвод.
Аллеи отдыхают от народа.
Вода, как талый студень. И природа
корабль свой кладёт на «малый ход».
И мой корабль с миром в унисон.
Он вместе с небом обрастает серым
и облетает вместе с этим сквером,
ложится в дрейф и заплывает в сон.
Всё ближе ноября тяжёлый гнёт.
Пока дитя по палым листьям скачет,
мне дарит взгляд мамаша от Версаче
и синими глазами сердце мнёт.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Шествие по граблям
Юрий Со
Подруженька, не тереби мой нимб.
Баллон любви расходуя по капле,
я сам себе подкладываю грабли.
И не мешай мне шествовать по ним.

Смотри сюда. Горит моя любовь
на пепелище чувственных баталий.
Уже не отличить мне женских талий
от телеграфных и других столбов.

Тебя поймал я в сеть, как птицелов.
Охота ль слушать, тая в платье бальном,
слова, что идентичны натуральным...
Других не знаю я сегодня слов.

Ищу давно уж, проявляя прыть,
небесное, земное ли создание,
которое простит мне бормотанье
и в полный голос даст заговорить.

Иди и попытайся все забыть.
Ты знала ясно кто перед тобою.
Ни для кого не стала ты судьбою.
И я ей тоже не желаю быть.

А потому с отвагой или без,
соединительные разрывая нити,
я искривляю горизонт событий
с граблями и тоской наперевес.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Пусть она думает так
Юрий Со
Не говорите ей где я теперь.
Пусть думает, что я люблю и тлею.
Под сенью Рака, Рыб и Водолея
уже давно моя закрыта дверь.
Когда-нибудь она поймет сама,
что ежечасно умирать мне сложно.
Ей говорить об этом невозможно.
Пусть думает, что я схожу с ума.
Пусть думает, что это без неё
мои подушки порваны и смяты
И брошены в костер вязанки мяты,
а с ними и спокойное житьё.
Пусть думает, что тают стенки сот,
что хорохорюсь, как наивный кочет,
считая дни. Пусть думает что хочет.
Всё, кроме правды, всё перенесёт.
Я, как всегда, последним был в ряду.
Бубнил о счастье на своём санскрите.
Ей больше ничего не говорите.
Пусть думает, что я ещё приду.
Дверь закрываю. Закрываю счёт.
Я разучился гибнуть ежечасно.
Легко любить. А не любить ужасно.
Пусть думает и, хоть немного, ждёт.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Декабрьские стихи
Юрий Со
Разносит ветер фантики конфет.
Трясясь, как лист, несет в свое жилище
угрюмый алконавт пакет винища.
В пять вечера уже включают свет.
А в семь народ, подзакупив стряпню,
припарковавшись где и как попало,
жует свои пельмени, сыр и сало,
вполуха слушая из ящика брехню.

В одиннадцать я выхожу из дома,
чтоб обойти владения свои.
Попрятались пройдохи-воробьи.
Спешит мамзель, порывами несома.
В двенадцать я вернусь. Мне хорошо.
И от покоя я почти прозрачен.
Мой ветхий мир нигде не обозначен.
О чем мечтал, я кажется, нашел.

В двенадцать тридцать явится Лили.
Не сбившись от режима ни на йоту,
летит ко мне, внутри своей «Тойоты».
Исчезнет утром, растворясь вдали.
Прости, Мечта, злой юности подруга,
Прости нас всех за то, что так живем.
За то, что мир хоронит нас живьем
и никуда не выпрыгнуть из круга.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Серенада водопроводной трубы
Юрий Со
Это водопроводной трубы серенада.
Сыпучесть со стен старой побелки. Не надо
смотреть в потолок. Ты не увидишь там звёзды.
Их нет и в окне. Лишь снег, то рыхлый, то мёрзлый.
Птицы собой взгляд веселят в виде премий.
И время забыло дорогу сюда. Время
это слово безликого, среднего рода,
словно дворняга, чья масть, родня и порода
обусловлены лишь кобелями с помоек,
тех чей запашок неприятен, но стоек.
Это домов многотонных громада.
А в них водопроводной трубы серенада.
Некто (возможно, что вы или я) немного
качается звукам под стать. Снова берлога
становится комнатой, где крутится счётчик.
В чёрном окне из желтых, светящихся точек,
то ли планктон, то ли просто огромный город,
поднимается в небо, где тучи, как свора,
его обглодают и уйдут, куда надо.
Некто запишет: «Это была серенада
водопроводной трубы.
Может быть, звуки судьбы.
Может быть, просто звуки,
вроде «аз» или «буки».
Может быть это глюки,
водоканала люки,
птицы, старухи-злюки,
охи, ахи и плюхи.
Или обратный отсчёт.
Да мало ли, что ещё…»

© Copyright: Юрий Со, 2016
Плеск привязанных лодок
Юрий Со
Разлюбить бы вас всех, люди, птицы, дожди.
Сесть на лестнице, голову свесив.
И понять, что ни тени, ни те, кто в пути,
память больше не мнут и не месят.
И уже из парадной не выбежать вон,
не исчезнуть на улицах. В окнах
не мелькнуть. Не услышать густой саксофон.
С голубями на крыше не мокнуть.
Ничего, что мой город распался и в нём
ничего уже не происходит.
Не святым, но рекламным пропитан огнём.
И в расцвете он, как на исходе.
Хорошо бы начать, а закончить вчера.
Говорить, но не знать, что услышан.
За минуту уйти до того, как пора.
И застыть сквозняками колышим.
Там, в пустых коридорах, нас много. И я
голос хора из тысячи глоток.
Хрип пятном мой затёрт на обоях жилья,
словно плеск от привязанных лодок.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Правдоподобие
Юрий Со
Нет правдоподобия в стихах.
Не имеет биографии ребёнок.
Без прописки совершает взмах
филин, улетающий спросонок.

Нету жизнестойкости в строфе.
Никаких анкетных данных нету.
Дождь там есть. И клавесин в кафе.
Жуть зимы. Приговорённость лета.

И любви там нет ни на вершок.
Настоящая любовь – она в экстазе.
А в стихах – последствия, итог.
Что-то очень близкое к проказе.

Нет в стихе ни зла и ни добра.
Стих не подтолкнёт проклятьем в спину.
Это просто дым, но без костра.
Голос, только говорящий сгинул.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Солнце и луна
Юрий Со
Вечности пагубно льстит
круглый часов циферблат.
Сад, как икона, блестит,
а небо – её оклад.
Солнце мне светит в окно
комнаты. Ты посмотри,
солнце бывает одно,
его не восходит три.
Дача моя холодна.
Иней лежит на траве.
Любовь приходит одна,
её не бывает две.
Дожив до белых седин,
в небо глядит голова.
Человек ночью один.
Говорят: должно быть два.
Но время смиряет дух
и дух сужается до
глаз немигающих двух,
глядящих из «после» в «до».
Светит луна, как маяк.
И путник садится на
грунт, думая: жизнь моя
одна или не одна…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Мистер Тёрнер, я кажется, слышу...
Юрий Со
Посвящено картине Уильяма Тёрнера
"Последний рейс фрегата "Отважный" 1839. Тэйт. Лондон.

Мистер Тёрнер, я кажется, слышу
перегар парового буксира.
В красно-жёлтом закате и выше
обреченные слабость и сила.
Мистер Тёрнер, а как Вы узнали
про такие заветные вещи,
что я тоже, как водится с нами,
был таскаем буксиром зловещим?
Но тащили меня не канаты
и не угольный катер, а пальцы
той, которая… Что уж... Так надо.
Никакой не поможет тут панцирь.
Сколько обнято трепетных талий.
Всяко было. Восторги и вздохи.
Я ведь тоже устал от баталий.
И меня бы куда-нибудь в доки…
Мистер Тёрнер, замолвите слово
за того, чьи мечты мелковаты.
Мои атомы явно готовы
раствориться в той плазме заката.
Я любви выворачивал камни,
насладиться не выпало дёрном.
Закатайте меня в жёлтый кадмий,
заберите меня, мистер Тёрнер.

Кувшин
Юрий Со
Растревожил домашний уют
грома звук уходящий и тающий.
Небо – птиц и дождей обиталище,
пейзажистов последний приют.

Сад умолк, будто принял постриг.
Дом мой хлопает мокрыми ставнями.
Уходила гроза, но оставила
васильков покосившихся крик.

Соберу их, поставлю в кувшин.
Я ведь тоже поломан и скошен,
сам собою и поднят, и брошен,
и как жить до сих пор не решил…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Тихо...
Юрий Со
Тихо утром. Отброшен последний костыль.
Можно стать белой птицей в сухих тростниках.
Термоядерный взрыв над Невою застыл.
Должен всё разнести, но не может никак.
Я к нему подойду, посмотрю, разгоню.
Или спрячу в кармане, пусть там и лежит.
И верёвку на голенях новому дню
перережу, чтоб как-то его пережить.
Над Невой хан Батый свою ставит орду.
На Дворцовой шумерская конница в ряд.
По тропинке времён тихо к ним подойду,
чтоб послушать о чем они там говорят.
Мне и времени нет, раз я временем стал.
И века разлетаются пылью с руки.
Медный всадник покинул уже пьедестал
и бредёт по воде жёлто-бурой реки.
Отрави меня, город, безлюдностью дней.
Я лишь всплеск на канале, я – блик на воде.
Испари мою правду. Взлечу я над ней
и весь мир охвачу, оставаясь нигде.
Жаль, но вновь воспарить мне уже не пришлось.
Тихо утром. И люди свой завтрак жуют.
Где-то там, далеко, прёт на нерест лосось,
обдирая в камнях до крови чешую.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Там...
Юрий Со
Там римский легион ведёт осаду Пскова,
а инки Тору жгут и повести Лескова.
Там море бороздят швейцарские подлодки,
апачи бьют хазар, им разрывая глотки.
На башне с головой ушла в шампунь принцесса,
в Нюрнберге рок-концерт, в отсутствии процесса.
Святой Георгий там в обнимку с Кришнамурти,
большевики опять святую воду мутят.
Там всё разрешено. Там чёрт целует крестик,
там фараон Рамзес под «Звуки Му» воскреснет
и зачитает рэп, в напитках неумерен.
Там босиком в цветах подпрыгивает Мэрлин.
И «Стеллсы» там летят бомбить восставших Марса.
Шпинатом кормят там, на Гималаях, барса.

И я проснусь в ночи, поскуливая сдуру,
ловя, как рыба ртом, всемирную культуру.
Я отдышусь едва. И вспомню, где я, кто я.
Так странно, я один. А ведь ложились двое.
А новый день кричит в вороньей перепевке.
И Тадж-Махал плывёт, блистая в Малой Невке.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Ночь на Охте
Юрий Со
Час ночи. И закрыт последний бар.
Тугим шарфом на шею льнет соната,
что извергают трубы комбината
и теплоцентра грибовидный пар.
В щели меж туч гнездится лунный свет.
Он в эту ночь на небе явно лишний.
И, закурив, издерганный гаишник
присел, как бомж, на серый парапет.
Ворона треплет банку иваси,
во тьме краснеют, как варёные креветки,
рябины гроздья на продрогшей ветке
и ползают неспешные такси.
Отбрасывая тень, как исполин,
прохожий топчется, как в зале ожиданья.
Еще одно бессонное блужданье,
еще один не спящий гражданин...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Напалм
Юрий Со
Нева. Вода, как студень, а над ней
всё то же небо, что сглотнул до дна я.
Я тоже говорил: «Прости, родная».
Но ни на шаг не сделался родней.
Там каждый вздох я брал на карандаш,
глотая смесь дождей, вина и корок.
Я исходил до дыр проклятый город
и выучил его, как «Отче наш».
Среди шалав, художников, менял,
Васильевский проглатывал я остров.
Не доверяя Биржевому мосту,
сам берега собой соединял.
Любимой называл опять не ту.
(хотя на них сердиться мне негоже)
И каждый двор в мою вонзался кожу
покрепче, чем безмозглое тату.
Сам на себя я, как Батый, напал.
Как Одиссей набрасывался в драку,
чтобы напалмом сжечь свою Итаку.
Ещё не сделали такой напалм.

Зачем меня копьём придурок в латах
упорно тычет прямо в левый глаз?
Спалил бы гада. Только есть приказ
принцессы – не убий его. В крылатых
моих движеньях крылья лишь обуза.
Я чувствую себя, как крошка мышь.
У женщины на привязи стоишь
и очень скоро хлынет кровь из пуза.
Я не могу сойтись с ним в этой схватке.
Придётся сдохнуть за… Чему не рад.
И этот молодой дегенерат
героем станет. Я ж сгнию на свалке.
Любовь? Нет, просто красота скорее
и глубже бьёт, чем острое копьё.
Красивая. Бессмертие моё
безпафосно предвижу на заре я.
Как всё-таки герои туповаты!
Как вдохновенны глупость их и пыл…
Его ещё до боя я забыл.
Герои ведь не сильно виноваты.
Драконов красоте не обучают,
она у нас содержится в крови
и нами движет. Значит, не реви.
Невеста – смерть. И скоро повенчают.
Кромсай и режь меня, ума палата.
Коли в глаза. Я с места не сойду.
Она красива… И свою беду
я унесу, не тронув эти латы.
И я рычу, но тут стою, как свая.
Окрашу красным сломанный осот.
Здесь красота едва ли мир спасёт,
пока крылатых люди убивают.

© Copyright: Юрий Со, 2016
На Крюковом канале
Юрий Со
Живу в этом городе, где никогда
не кончатся спесь, стукачи и вода,
где тополь закован в асфальтовый чад
и в арках дверные решётки стучат,
когда мимо них, вдруг застыв на ходу,
ты ангела чуешь и чуешь беду,
которые, воздух поддев, как шифон,
упрятались в голубе полуживом
и в ржавой машине у края двора,
а возле неё палых листьев гора
и в окнах, чья тюль тяжелее сетей,
где складок так много, но мало людей.
Канал. Отстраненность. Но только не та,
в итоге которой шуршит простота.
Ведь это вода по граниту шуршит.
От счастья и страха так в горле першит,
как будто ещё всё возможно, пока
не сорваны связки, не сбиты бока,
пока ты не стал отраженьем кривым
с тем голубем рядышком полуживым.

© Copyright: Юрий Со, 2016
И тайну сулит...
Юрий Со
За ветхость ограды, за зелень кустов,
спасибо за бренность земного кадила.
За то, что холодной водой окатила,
когда был готов.
Прости меня, ты. Неприглядный итог.
И пытки мои. И в двенадцатом часе
я умер. Но вышел, от счастья лучася.
Свобода, браток.
Вставай, поднимайся. Чего ты упал?
Оковы любви – это просто оковы.
Отбросив их все, удираешь в подкопы,
что сам накопал.
Спасибо, что ноги меня донесли.
За этот кусок своего перегноя.
За черный овал у меня за спиною.
За запах земли.
Спасибо за свет, что всё унесет.
За счастье и легкость, за эту крамолу.
За свет и за радость второго помола.
Спасибо за всё.
Спасибо за то, что ничто не болит.
И мир из бесцветного сделался рыжим,
и рыжий огонь из серого брызжет
и тайну сулит.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Ты и я
Юрий Со
Ты и я. Только в таком порядке.
Это как телефон на зарядке,
долго могу говорить, но если
нет электричества – то всё. Песни
не льются. Когда-то можно было
обойтись одному. С жару, с пыла,
с разбега… Теперь вот всё. Отбегал.
И день сегодня какой-то пегий,
молчит и скалится, будто клоун,
будто малец, что не поцелован.
Ты и я. Да что уж там, просто ты.
Это как среди зарослей цветы.
Как вдох после глубокой задержки,
как после ладана вдруг потешки
и смех. Время тебя отдаляет
на шаг, на два. А потом стреляет
в сторону от меня, на шаг, на два.
Что ему ещё от меня надо?
Печали? Если бы только печаль,
было бы проще и легче. Причал
качается. И я с ним качаюсь.
Кончается всё. Я кончаюсь.
Ты и я. Теперь уже только ты.
Преодоленье мирской суеты.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Она улыбалась во время любви
Юрий Со
Все так говорили: ты с нею порви,
сожрет без остатка и это не шалость.
Она улыбалась во время любви.
Она улыбалась.

Сверкает мой джип. Обновился айфон.
Вхожу в милый дом, громыхая ключами.
Ни небу, ни людям я не докучаю.
Сравнялся с пейзажем. И я уже фон.
Не то что бы умер. Не то что бы жив.
А просто дополз к тишине и покою.
И часто блаженство нисходит такое,
что я не дышу, крылья в шкаф уложив.

И лишь иногда что-то булькнет в крови,
щекой осязаю межгрудную впалость.
Она улыбалась во время любви.
Она улыбалась.

Спасибо, Всевышний, за то, что простил,
что я уцелел от былого сюрпляса,
когда полосуешь и душу, и мясо,
и рушится все, что так долго растил.
Спасибо Тебе и за то, что везде
сумею прожить, не бросая подпругу.
За то, что без дрожи встречаю подругу,
которая статна, мудра и т. д.

Обратно под нож Ты меня не зови.
Оставь же хоть эту посильную малость.
Она улыбалась во время любви.
Она улыбалась.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Осенняя ночь на Васильевском
Юрий Со
Отразившись в окне, на балконе, в форточках,
солнце вечером синим к крышам прильнуло вдали.
И там, ненадолго усевшись на корточках,
сползло, как слеза, на незримую щёку земли.
Темнота. Оседают дневные химеры.
События дня ещё по привычке снуют,
что-то хором галдят, будто бы пионеры,
долго машут руками и песни дурные поют.
Прозябают огни. Чемпионствует осень,
захламила собой чёрной баржи сонный привал.
И машины везде жмутся, словно колосья,
к длинным, тёмным домам, уложены кем-то вповал.
Геометрия осени ночью игрива.
Отстают от буксира в Неве его же огни,
с опозданием явным то прямо, то криво.
Догмы физики так и не изучили они.
Небо чёрное. Город под ним, как фотограф,
что накрыт с головой покрывалом плотным своим.
Только лишь самолёт там оставил автограф
неразборчивой вспышкой, как на листе аноним.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Мне кажется...
Юрий Со
Мне кажется, я что-то позабыл.
Как-будто потерялся в редколесьи.
Или растаял в полусне болезни,
так и не вспомнив, кем я раньше был.
Я позабыл. Но дело тут не в том.
Мне не узнать уже, что это было.
И в памяти торчат одни стропила,
лишь контур дома, но, увы, не дом.
И вижу, заходя в пустынный зал,
что время песен вновь не наступило.
Я позабыл, что ты меня забыла,
всё, что сказал и всё, что не сказал.
Мой мир, как старый, брошенный вокзал,
в котором пыль и носятся обрывки
бумаг и снов. На привокзальном рынке
всё пусто. Я об этом не писал.
Я многое из страха утаил,
не произнёс. Теперь вот и не вспомню.
Несказанного фосфорные комья
бледны и далеки, как Альтаир.
Я не умру, поскольку умирать –
наука, что ещё я не освоил.
Стою, как есть. Хотя, плохой я воин.
И вот один тут представляю рать
тех, кто доспехи до сих пор не снял,
кого любовь и смерть перемолола,
кто прожил жизнь в тени живого слова,
но голову ни разу не поднял.

«Ненависть – это постыдное чувство»
Так твердили школа, церковь, искусство.
Был добродушен. Так учило стадо.
Подставлял другую щёку, раз надо.
"Ближнего возлюби." И я пытался.
Чуть без зубов и без глаз не остался.
К людям любовь огромная, острая,
если один на безлюдном острове.
А если рядом хоть один двуногий,
выбираешь ни одного, чем многих.
«Человек нуждается в человеке.» Дудки.
Он нуждается в сне. И проститутки
гораздо честней, чем вожди народов,
которым место лишь в цирке уродов.
Это знамя брехнёй и кровью сшито.
Ненависть – это, скорее, защита
одного от безумия всех. Нету
всеобщего счастья. Белого света
хватает лишь на одного. И это
то немногое, отчего планета
ещё не взорвалась. Живя на грани,
ненависть не сбережёт, но не ранит.
И с нею чуть дольше ползти до гроба.
И я из двух зол выбираю оба,
поскольку выбора нет и не будет.
Ненависть есть то последнее в людях,
что отпущено свыше. То, что сниже,
так никогда и не станет нам ближе.

© Copyright: Юрий Со, 2016
За осенью будет осень...
Юрий Со
За осенью будет осень, а потом опять.
Вместо часов на руке дыра.
Возможно, что необъятное стоит объять.
Но мне и так хорошо. Ура.
За женщиной будет женщина и не одна.
Много поленьев сожрёт камин.
Это – кризис кризиса. Ночь теперь холодна.
Но мне и в ней хорошо. Аминь.
Это – износ износа. Видно, бывает так
не только со мною. Тьма в окне
уже почти не злая бездна, а так, пустяк.
Даже во тьме мне светло вполне.
Это всего лишь край последнего края. Там,
за ним, стеклянные облака.
Ветер невидимой хваткой шуршит по кустам,
не замечая меня пока.
За осенью не будет зимы, а буду я.
Прохожий. Сбой в программе. Никто.
Всего-то форма непригодная для литья,
и сохранённая лишь за то.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Обещаю вам сады...
Юрий Со
Я обещаю вам сады.
В них больше не растут цветы,
а вместо них блестят гранаты,
которые взрываются, когда ты
их тронув, возлетишь на небеси,
не завершив: « О,Боже, как краси...»
Я обещаю вам разрухи
в стране, где человек дешевле мухи
и жизнь его не стоит ни хрена.
Схватив за горло, милая страна
поставит раком, а потом восславит
когда сгниешь. И бюст тебе поставит,
но завтра же его опять снесет.
Ведь верно говорил старик Басе
«...прыгнула в воду лягушка...»
Счастливая зеленая квакушка.
Легко ей там в Японии скакать.
Я открываю школьную тетрадь
да и пишу, отбив на ней поля:
Я обещаю минные поля
и в предрассветном небе канонаду,
и залпы на заре. Не надо
так гневно отворачивать лица.
Любить Россию надо до конца,
до жути, до последней клетки.
Привет
с востока.
«...На голой ветке
ворон сидит одиноко...»

© Copyright: Юрий Со, 2016
Такое огромное поле...
Юрий Со
Такое огромное, мокрое поле, что там
уподобиться хочется ветру или цветам,
или тому и другому, но только не сразу,
а постепенно, чтоб стало привычно глазу
вдруг различать удивлённые лица соцветий,
которые верят небу сырому, как дети,
и так же, как дети, живут бесконечный свой день.
И вот, раздираем закатом, выходит олень
из тёмного леса. Он поле всё же боится,
но входит в него, как большая, добрая птица.
А пуля из чахлых кустов шипит, вылетая.
Оленья душа (в сравненьи с людскою, простая)
резко взмывает выше дождя. Там она видит
мерцающий свет, в котором её не обидят,
ибо обидчики сами обижены сильно
и их, как сорняк, навсегда косою скосили.

© Copyright: Юрий Со, 2016Утро
Юрий Со
У висельника в доме свой устав,
там о веревке говорить негоже.
Поэтому я вновь меняю кожу,
вползая в предрассветность, как удав.
Здесь тишина лишь пауза, пробел.
Я в ней сижу, свернувшись, в ожиданьи
когда проснутся дворники и зданья,
а граждане возобновят пробег.
Красиво жить. Красиво умирать...
И что-то на листе писать красиво,
покуда силы есть еще. Но силы
унылы, как некормленная рать.
Светает. Заплетается рассвет,
словно язык у пьяного артиста.
Я в новый день вступаю, как к дантисту
в приветливый и жуткий кабинет.
Спасибо всем за неизбежность дня,
который жадно заглотив до дна я,
еще способен вымолвить «родная»,
не понимая, кто кому родня...

© Copyright: Юрий Со, 2014
Медленно вверх
Юрий Со
Медленно вверх. И ещё. Стоит ли… Надо.
Не то, чтобы должен. Не то, чтобы свят.
Не очень-то прям. И не очень-то смят.
Для жизни пригоден ещё, да и ладно.
Медленно верх. Будто трава. И орава
бездушных секунд продолжает пальбу
из пушек по пушкам. Вправляешь судьбу,
в ней утром бальзам лишь, а ночью отрава.
Очень медленно вверх. Почти незаметно.
И новое тело с тем, прежним, простясь,
частенько его вызывает на связь.
Но связь всё слабее. Так ветхозаветный
пророк от неба бежал, но не укрылся.
Так в каждой девчонке таится отец,
так в каждом живущем упрятан мертвец,
а в каждом усопшем живой притаился.
Медленно вверх. Если идёшь, так иди же.
Видишь, вон человек головою поник?
Это, может быть, ты. А может, двойник
топает, будто грибник
в сентябрьской жиже…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Вечер. Петроградка
Юрий Со
Вечер. Жёлтые стены домов. И украдкой
солнце сквозь тучи крадётся над Петроградкой.
В арке жмётся к решётке редкий прохожий.
Проходные дворы, цвета старческой кожи,
с черно-синими пятнами матовых окон,
за которыми каждый – герой или кокон
для героя. И то, и другое не важно.
Живи здесь сто лет, эти «колодцы» не ваши.
Вечер. И отпадает от стен штукатурка.
Глухие дворы и каждый, как будто шкатулка
та, в которой никем не уложены вещи.
Зияют они, то горестно, то зловеще.
И старуха с шитьём из застиранной рвани
сидит у окна, как продолженье герани.
Жухлые стены, как продолженье старухи,
обрубками труб тянут дырявые руки
в небо, где солнце вспышкой бесшумной и краткой
тащит себя через тучи над Петроградкой.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Родство
Юрий Со
Расшумелась под ветром листва.
С этим миром, не прячась, не думая,
достигаешь такого родства,
что за ним только пустошь безумия.
С этим миром иначе нельзя.
Он баюкает звуками плавными.
По несчастной стране колеся,
понимаешь, что счастье не главное.
Нет орфеев и нет эвридик.
Но ведь рёв начинается писками.
Если жив хоть один еретик,
нет покоя в покоях епископа.
Если есть хоть сомненье одно,
живописец, убравший всё лишнее,
разрывает своё полотно
потому, что оно никудышнее.
Ничего в мире лишнего нет,
как и нет уже необходимого.
Всё в движении. Каждый предмет,
как толпа в доме у нелюдимого.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Путник
Юрий Со
Я путник. Тащу свои ноги
и длинную тень по дороге.
Иду, направляясь к объекту,
которого в яндексе нету.
Я путник. Порвал свои путы
И нервно пищат лилипуты.
Устал от баталий кроватных
и истин кухонных. Я ватник.
Оскал мой презрительно гадский.
Я жук. В основном колорадский.
Остаток негнущейся рати.
Я плебс, грамотей, избиратель.
И я избираю три буквы,
туда и пойду. Очень тухлы
любые идеи. Приватно
моё, но не наше... Я ватник.
Я всё еще злой рокабилли.
И стрелы меня не добили.
Я лишь незаметный лоскутик
на поле бескрайнем. Я путник.
Иду, никому не мешая.
Я тише и ниже лишая.
Трендите, мошною звеня...
Не вздумайте трогать меня.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Этюд
Юрий Со
Ты не лепи в себе Бога так рьяно.
Он не уступит здесь авторских прав.
Ад – это, если ты прав постоянно.
Рай – если ты постоянно не прав.

Значит открой свои окна и двери.
Лето так коротко. Выбеги в дождь.
Тьма – это, если ты ждёшь и не веришь.
Свет – если веришь, но больше не ждёшь.

Мы уж не будем, как малые дети,
к небу взлетать, облака теребя.
День – это время любить всех на свете.
Ночь – это время любить лишь себя.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Возьми...
Юрий Со
На шее уже затянулся шарфом
кармический узел причин и событий,
он космосом мечен, как редкий иридий,
который никак не сотрёшь рукавом.
Возьми меня, воздух. Я тоже безлик.
Могу невидимкой промчаться по краю.
И в игры людей я уже не играю,
я был исключён изо всех низших лиг.

Привычно крадусь по судьбе, словно вор.
А это так сладко - уйти без обиды.
Среди этих лиц я толкался для вида,
но вид оказался лишь видом во двор.
Возьми меня, дождь. Я умею хранить
нелепые тайны и скрытые смыслы,
их ровно нести, как несут коромысло,
и сбросить, когда обрезается нить.

Возьми меня, всё! Я любил Божий свет.
Но так и не смог озарить им квартиру,
в которой мне нечем ответствовать миру.
Он знает, куда мой засунуть ответ.
Любимая, я продолжаю гореть,
поскольку другого уже не умею.
Я – щебень на склоне холма. Ты – камея.
Немного нам шансов увидеться впредь.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Паутина
Юрий Со
Паутина блестит, как ложная изморозь.
Я катаюсь в траве непоседливым мальчиком.
Здравствуй, детство. Ты здесь. Ты снова приблизилось.
И желтят мне лицо поля одуванчиков.

Я-то знаю прекрасно — это иллюзия.
Это просто круги на воде голубые.
Это давних июлей глухая контузия
из бездонности выплыла здесь не впервые.

Это скоро пройдёт. Поболит и отпустит.
Буду снова угрюмым вещателем строчек,
изрыгателем истин. Шиповника кустик
вдруг вонзится в меня, отпускать не захочет.

Буду мудрым, как тролль. И по звёздным законам
стану слово судить беспощадно и долго,
чтобы сжечь сам себя, обернувшись драконом,
и простить всех подряд, кто любил и не только.

Паутина блестит, и паук поспешает.
Летит эскадрилья стрекоз из ольховника.
Здравствуй, детство. Иду я на выход с вещами.
А вещей — только ты, да иглы шиповника.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Поклоны отбивает...
Юрий Со
Поклоны отбивает, как фанат,
согнутый тополь. Разлетелись птицы.
Уже светло. На кладбище звонят,
живым напоминая их границы.
Мы все белок. Мы биоматериал.
Так отчего ж не все внутри застыло...
За то, что в детстве воробьев стрелял
мне до сих пор мучительно и стыдно.
Уже светло. Но не настолько, чтоб
считать себя прощенным и отмытым.
Да, можно по старинке выпить штоф,
оправдываясь треснутым корытом.
Но не прокатит. Это даже жаль.
Приходится искать другие меры,
закутываться в примиренья шаль
и покаяния худые пуловеры.
Уже звонят. На тополе снежок.
Я сам себе внушаю, как молитву:
Не думай. Не стыдись. Иди, дружок.
Ты выиграл эту крохотную битву.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Утро под сводами любви
Юрий Со
Не зная брода, не суйся в своды
любви. Остынь. Ты так легко лишала
всего всегда. Пока ничком лежала,
топтались годы.

На черный пол, где белая кровать,
ты осторожно ноги опускала,
как на шоссе или перрон вокзала,
или на озера обманчивую гладь.

Как много раз пытался угадать,
когда же я завою от бессилья.
Тебе, скрепя зубами, приносил я
что невозможно никому отдать.

Ты выходила. Из одежд земных
был на тебе лишь сон и плач капели.
Так половицы под тобой скрипели,
что превращала в музыку ты их.

Мерцал твой свет, как капля на весле.
День уносил заученное тело.
И твое имя, кажется, истлело,
осев моим дыханьем на стекле.

Такой вот брод. Но мы еще споем.
Ты для меня звучать не перестанешь
в том, самом отдаленном из пристанищ,
когда смешаюсь с небом и гнильем.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Как хорошо любить тебя по пятницам
Юрий Со
Как хорошо любить тебя по пятницам.
Ты принимаешь это без обиды.
Как хорошо, что, молча, в зиму пятится
насмешливое, верное либидо.

Наш частный случай не особо сложен.
Ты торопливо убегаешь к мужу.
Я никому и ничего не должен.
Мне хорошо. Я никому не нужен.

Такого счастья вряд ли заслужил я.
Хотя, как знать, ведь в недалеком прошлом
я тоже рвал зубами сухожилья,
был кем-то то ли поднят, то ли брошен.

Сейчас не вспомнить. Потому что с краю
моя простая романтическая хата.
Я сам ее грязню и убираю.
В нее вбегаешь — дерзка и лохмата.

Ты вызвана звонком, не стылой кровью.
Мы подотчетны телу, а не долгу.
Затем и занимаемся любовью
так медленно, так пристально, так долго.

Выходит, я действительно счастливый.
И незаметный, как письмо в конверте.
Ты входишь, принося вино и сливы
и тусклую надежду на бессмертье.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Вечер в Юсуповском саду
Юрий Со
Дождь со снегом сдружились в балтийском ветру.
Дальнобойные птицы умчались в Перу.
Приуныл, как гриппозник, Юсуповский сад.
Многодетные капли на ветках висят.
И песок на дорожках размок, как халва.
Можно влезть с головою в шотландку шарфа.
И вода незаметно бежит вдоль домов
безвозвратно тиха, как утечка умов.
Здесь черничными пальцами тянется тьма
и тревожным письмом входит в город зима.
Но никто не подаст ей дрожащей руки
и никто на её не ответит звонки.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Маргарита
Юрий Со
Я любил, когда откинув плед,
неодета, весела, капризна
ты меня учила смыслу жизни.
Жизнь вот есть, а смысла что-то .....

Ты смеялась, лопая омлет.
Лихо сравнивала свет и тени.
Я же поливал растения.
Тени есть, а света что-то .....

На любой вопрос готов ответ.
Ты скакала по моей квартире,
толковала о войне и мире.
Есть война, а мира что-то …..

Ты вещала мне про тайный свет,
Мастера призвав и Маргариту,
надевала маечку из Крита.
Мастер есть, а Маргариты …..

© Copyright: Юрий Со, 2014
Прогулка на Мойке
Юрий Со
…и растворюсь я в лужах, что блестят
среди людей, укутанных плащами.
Меня ведь и за худшее прощали.
И, может быть, не раз ещё простят.
Там пролегает путь беспутный мой,
где долгий ужас на лице атланта,
где местный бомж цитирует мне Канта
и в вечность входит, как к себе домой.
Я там иду без цели и без грёз.
И счастлив тем, что никому не порчу
ни жизнь, ни мебель. Не снимаю порчу,
поскольку никому её не нёс.
И я теку по Мойке, как вода.
Я занят очень важными вещами:
меня ушедших тени навещают,
которые здесь всюду и всегда.
Они молчат. И я молчу в ответ.
Они моё не знают даже имя.
Но есть о чём безмолвствовать мне с ними.
Нам до живых сегодня дела нет…

© Copyright: Юрий Со, 2015
Все в доме спят
Юрий Со
Все в доме спят. И полная луна
из туч надолго выходить боится
и серебрит расслабленные лица
людей, застрявших в лабиринтах сна.

Весь дом затих. И беспокойный день
забыт и убран мягкой тишиною.
И каждый спящий чувствует спиною
свою усталость. Шевелиться лень.

Спят люди, одеяла сжав в горсти.
Уснул огромный муравейник страсти,
в котором не услышишь слова «здрасьте»,
да и «прощай» тут тоже не в чести.

А в окна снова хлынул лунный свет.
Линолеум блестит в сияньи белом.
И люди, напряглись во сне всем телом,
как будто бы грозит им пистолет.

Там, за окном, желтушность фонарей
высвечивает ветви и аллеи.
И кошки убегают поскорее
от шаркающих на ветру дверей.

В дурдоме спят. Дежурный санитар
намазывает масло на горбушку
и достаёт початую чекушку,
чтоб выпить в озареньи лунных чар.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Монолог отвращенца
Юрий Со
Проза жизни. Поэзия смерти.
Расскажу, только вы мне не верьте.
Сам не верю. Лишь делаю вид,
что я есть. Человек. Индивид.
Странно всё. Не это родители
сотворяли в скромной обители.
Выпал в ноль. Да, могу говорить.
Если просят, даю прикурить.
Не хожу ни в храм, ни на выборы.
Выпал я. А вы, вот, не выпали.
Верно всё. Это по-нашему.
Будем жизнь как-то донашивать.
Дождь. И с зонтиками на Фонтанке
первоклассницы, словно поганки.
Здесь не нужен я, как буква «ять».
Где гранит, а где я – не понять.
И забив на пейзажи, на виды,
так приятно весь мир ненавидеть.
Жаль, проснусь по утру и, увы,
стану умным и добрым, как вы.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Японское
Юрий Со
Старый пруд. Прыгнула в воду старушка.
Всплеск в тишине. И на ушко
кто-то шепнул: «Только восемь.
Водка в одиннадцать». Осень
свой бубнит катехизис.
Кризис.

Такое могло быть в пруду, в озере, в заводи,
не важно. Над водой однообразно кружатся
водомерки. Дрогнула вдруг кувшинка, это
тритон, нырнул и её хвостом случайно задел.
Ближе ко дну, среди ила роятся икринки
карасей и лягушек. Тритон, погружаясь, видит,
как в воду заходит лохматый монах с ведром.
Тритон наблюдает. Монах набирает воду.
В это лето слишком много движения и звуков.
То колокола гудят, пугая рыб, то монахи что-то поют.
То стрекозы до полночи трещат и спариваются.
Осторожный тритон снова уходит на глубину.

Это могло быть в пруду, в озере, или в реке,
не важно. Там над водой однообразно
бегут водомерки. Кувшинка вздрогнула, это
тритон её вдруг случайно лапой задел.

Ближе ко дну, среди ила роятся икринки
плотвы и лягушек. Тритон наблюдает,
как в воду входит лохматый монах с синим ведром.
Отплыл тритон. Монах набирает воду.

В это лето слишком много движенья и звуков.
То колокол вдруг загудит, то монахи
что-то поют, то стрекозы гудят до упада.
Хвостом шевельнув, тритон уходит на дно.

Может, пруд или озеро, воды затона…
Водомерки творят здесь движенье одно
над водой. И шершавая лапа тритона,
потревожив кувшинку, уходит на дно.

Там, на дне, среди ила и рыбьих икринок,
погруженный в себя, погрузится тритон
в созерцанье того, как нестриженный инок
входит в воду с ведром, приподнявши хитон.

В броском мире живых всё звенит этим летом.
Где-то колокол, где-то стрекоз хоровод.
Кто-то падает ниц, осенив себя новым заветом.
Кто-то движет хвостом, затаясь среди вод.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Неизвестный читатель
Юрий Со
Неизвестный читатель под номером «икс»
еженочно страничку мою посещает.
Наш закон ему этого не запрещает,
даже если при этом идея в нем «фикс»
Он читает всегда лишь один только стих
и к нему возвращается за ночь раз десять.
Видно, мнёт его эдак и так, будто тесто.
Я за ним наблюдаю, спокоен и тих.
Меня часто фантазия лихо несёт.
Я не знаю какого он места и пола.
Может быть, из Нью-Джерси, а может с Оскола…
Только номер в три цифры и, вобщем-то, всё.
Может, это согбенный годами старик,
может быть, роковая шалунья-красотка.
Или тощий студент, что из нервов весь соткан.
Или уличный клоун, что носит парик…
И не знаю зачем, но сомнения яд
разъедает теперь мне любую из песен.
Я уже не пойму кто из нас неизвестен.
Может, это мои там три цифры стоят.
Неизвестный читатель, как ветер в трубе,
еженочно на страже. И тут не схалтуришь.
Он всегда начеку и его не обдуришь.
Неизвестный читатель, спасибо тебе.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Я здесь живу
Юрий Со
День обездвижен и лежит теперь,
как позабытый плюшевый мишутка,
на чердаке времен. И это жутко.
Хотя, страшнее выходить за дверь.

Мой шепот там сиренами зажат,
обшит заборами из жести и фанеры.
В моем дворе сидят пенсионеры
и мироздание, как утку, потрошат.

Я здесь живу. И здесь когда-то сгину,
не вызвав катаклизма в небесах.
Мой голос канет в птичьих голосах,
в пруду лишь потревожив тину.

Очередную разгрызая нить,
я все-таки дополз до понимания,
что чудо было у меня в кармане.
Не стоило в колокола звонить.

Но стоило любить. И это то,
что остается сколько-нибудь важным,
когда пустым корабликом бумажным
ты уплываешь в тихое ничто.

Черно-белое
Юрий Со
День в сентябре. И снят последний колос.
Твой силуэт не вижу я в окне.
На чёрный день я сохраню твой голос.
На белый день и ветра хватит мне.
Он выскочит, как призрак, из засады
и ветви зашумят. Я не уйду.
На чёрный день возьму твой смех за садом.
На белый день – лишь яблоко в саду.
Склонились астры. В цвете их мажорном
летят на землю первые листы.
Я в чёрный день с тобой не знал о чёрном,
а в белый день не знал, что это ты.
В лесу, где ты кормила птиц и белок,
стою один. Мерцает тайный свет.
Ты чёрный день здесь превращала в белый,
хотя в календаре их вовсе нет.

Так бывает. Элвис любил маму.
Однажды она умерла. В яму
её закопали. Бедный Элвис
глотал таблетки, вино и «Бейлис».
Часто плакал, ругался с женою.
Жил в доме за высокой стеною.
Бывал грубым и настороженным.
Клубничным питался мороженным.
Он пел красивые песни. Много
денег на них заработал. Строго
говоря, стал лучшим в мире.
Скончался от запора в сортире.
Там, в шкафу, костюм из звёздной пыли
оставил Элвис. Его любили.

А Винсент любил краски. Кисти он меньше
любил. Кисть – скучный посредник между
палитрой и белым холстом. (как глаз между
воронами и пшеницей) Однажды Винсент
шёл домой и встретил знакомого мальчика,
которому дал поиграться своим пистолетом.
Случайный выстрел. Винсент, держась за живот,
упал на дорогу, в пыль. Потом поднялся, вздохнул
и полетел прямо в Лувр, разбрасывая на поля
свои памятники и письма к любимому брату Тео…

В этот год Бах заметно сдал. Обе ноги
за органом не слушались. Под вой пурги
лежал наверху. Часть крыши (или крышки
гроба, шкафа…) качалась. Внизу детишки
орали громко. Бах не боялся гроба,
но боялся щекотки. Вошла особа
отдалённо похожая на икону.
Вместе они напели его «Чакону»
и ещё «Only you». Потом отворила
она окно. Молчала. Не говорила.
Слова все закончились. Пришла тишина.
Человек и гостья смотрят во тьму окна.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Я расскажу...
Юрий Со
Я расскажу любимой как-нибудь
о том, чего и сам не знаю:
куда ведёт нас этот долгий путь,
что после смерти будет с нами.
Я ей открою смыслы бытия,
да так, чтоб было дико страшно.
Упомяну о горести гнилья
любви, а это очень важно.
Я распахну ей серые глаза
в нелепость мира, тщетность слова.
Поведаю, как немы небеса
в мерцанье света голубого.
Я распишу ей бестолочь конца,
ненужность всякого начала,
чтоб ужас исказил черты лица,
чтобы от жути закричала.
Всё расскажу. О, я найду слова
о безнадёжности сознанья,
чтоб у неё вскружилась голова
от страшной сути мирозданья.
Она кивнёт. Наушники сорвёт.
И будет мило улыбаться.
На темени прическу соберёт
и в озеро войдёт купаться.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Белая ночь на канале
Юрий Со
Вот канал растянулся Обводный.
Храм в строительных скрылся лесах.
Я стою абсолютно свободный,
позабытый в верхах и в низах.
Зря я замер, напрягши аорту.
Слуги неба, в пылу дележа,
не дают мне ни шанса, ни в морду,
ни аванса и ни платежа.
Растворюсь я здесь серым на сером,
разлечусь никакой в никаком.
Между запахом свечек и серы
я улягусь на воздух ничком.
Погодите креститься, мамаша!
Я случайно над вами лечу.
Я не призрак, а просто — пропажа.
И звонить прекратите врачу.
Вот и вечер. И белые ночи.
И народ покидает дома.
Потому, что давно уже хочет
хоть немного лишиться ума.
Но его просто так не лишиться.
Ум — как дева. Отбросишь не вдруг.
Бурым маслом в канале водица
беглецов возвращает на круг.
Встану утром, к режиму подколот,
поджигая хандры динамит,
чтобы снова искать себе повод
стать простым на простом, хоть на миг.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Есть такая черта...
Юрий Со
...и в какой-то момент от обычного звука
отделяется света неясный излом.
И летит из железнодорожного стука,
словно пар над толпою, застывший псалом.

Есть такая черта, за которой все лица
удивленно правдивы, как лица котят.
И так трудно опять в своё тело вселиться,
что вселяются души куда захотят.

Есть такая секунда, вослед за которой
время больше не хочет бубнить свою роль.
И тыняются души людей, как актеры,
чей театр уехал без них на гастроль.

Есть такая любовь, от которой не лечат.
До такого лекарства никто не дорос.
И халат её в ванной по-прежнему клетчат,
и засохли на зеркале брызги волос...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Последняя прогулка
Юрий Со
Мы шли назад. Не за руки, а просто.
Любовь прошла. И мы по ней прошли,
от жути не касаясь той земли,
что нами сдобрена. Финал не броско

раздаривал последние штрихи
последней перед сном прогулки.
И ты входила в эти переулки,
как рифма входит в белые стихи.

Любовь прошла. Но это не смертельно.
Ты рядом шла, а будто за версту,
пытаясь обживать ту пустоту,
в которой мы поселимся раздельно.

Мы шли назад. Давно туда идем мы.
Любовь, ветшая, пятится в исток,
чтобы собою уплотнить росток,
который позже переулок темный

весь разгромит, как слон громит посуду.
И я тогда от страха помолюсь,
весь съежусь, как проваренный моллюск,
глаза закрою и тебя забуду.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Когда тебя нет...
Юрий Со
Когда тебя нет, я пытаюсь достать
через переулки, через город и дальше,
через пригороды, через дачи, через…
Я дотягиваюсь до тебя сквозь времена.
И иногда не только свои, но и чужие.
И вот уже почти дотронувшись, дотянувшись
ты ускользаешь. Нет, растворяешься.
И снова нет, ты перемещаешься на новое
место, куда мне надо опять тянуться,
чтобы достать тебя. Эти игрища пока
забавляют, но недалёк тот день, когда я
не захочу, не смогу… И что ты будешь
делать? Кто будет искать тебя в этом
огромном городе, в пригородах, на дачах?
Ты потеряешься в снегу. Я отпускаю.
Иди и живи. Найду себе новую игрушку.
«Как вас зовут? Ну, надо же. Я почему-то
так и подумал. Мое имя? Это неважно.
Важно другое. Вот этот снег, этот парк.
Это всё ваше? Нет. Моё? Тоже нет.
Это длится сейчас, разваливаясь на кусочки,
и оставляя царапины в душе. Как это
происходит? Не знаю…»

© Copyright: Юрий Со, 2016
Один дома
Юрий Со
Снова мысли бегут врассыпную.
Целый мир вдруг становится мал.
Я сломал твою щетку зубную,
твои тапки соседке отдал.
По квартире, как бомж по палатам,
я брожу, обивая углы,
и твоим итальянским халатом
с наслаждением мою полы.
На душе злые кошки скребутся
и шипят, как в баллоне метан.
Я с балкона бросал твои бусы,
как бросают монеты в фонтан.
Разодрал твой портрет, как ромашку,
и помадой писал на листах.
А малиновую комбинашку
продырявил во многих местах.
Я был зол. И я ополоумел.
На пальто я навел арбалет.
Разливал я духи и шампуни
на твой нежно любимый жилет.
Ты пришла как ни в чем ни бывало
и шепнула пока я кричал:
«Извини, я слегка опоздала.
Ты, надеюсь, не очень скучал?»

© Copyright: Юрий Со, 2015
Они говорят...
Юрий Со
«Я ухожу» - они говорят. Это смешно.
Можно уйти из квартиры, из города. Но
в память можно войти, а выйти уже никак.
Там нету дверей, что хлопают на сквозняках.
Это не жизнь: там ты вошёл, а там-то вышел.
Память сильна: упавший возносится выше
того, кто летал. Там звук живёт только всуе.
Там время не движется вдаль, только буксует.

«Я ухожу» - они говорят. Если бы так.
Тогда не вопил бы, не ёрзал каждый пустяк.
Уходишь? Блеск! Только всё забери без остатка,
чтоб ни черта не валялось, даже осадка.
Чтоб на полках не оставалось ни атома
и чтобы ни рая не ведать ни ада мне.
Всё уноси. Только это выйдет едва ли.
Таких обещаний нам, увы, не давали.

«Я ухожу» - они говорят. Что ж, идите.
Ладно. Торты не ест настоящий кондитер.
Да и сапожник своих сапог не имеет.
Мёртв пианист, который играл как умеет.
В детстве легко: там все были дяди и тёти.
«Ухожу». Никуда вы уже не уйдёте.
Здесь вы, со мною. Толпитесь нудно, постыло.
Буду таскать вас теперь, пока не остыну.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Ещё и ещё
Юрий Со
Вот она поднимает глаза
и время обходит оконный проём.
Воздуха тонкая полоса
меж кожей её и моей. Мы вдвоём.

Вечер. Ветра незримая пасть
колышет и небо, и стебли травы.
Как бы мне незаметно украсть
у времени твой поворот головы.

Как замедляется мир, когда
ты роняешь волосы мне на плечо.
Мне бы запомнить. Через года,
чтоб ты их роняла ещё и ещё.

Я рассыпаюсь. А ты крепка.
Время. Оно тебя не берёт никак.
То, чем была здесь моя рука,
это просто тепло на твоих руках.

Виктор Тихомиров-Тихвинский
Безумие творящей: ненавижу!
Что принесла - с собою забирай.
Восторг придёт-поклонники оближут
И плюнут вслед, когда помчишься в рай.

Кричала ты, меж губ вздувалась пена,
И дверь стонала, как-то по-людски.
Тебя навеки засосала сцена
И я рыдал под занавес тоски!

В любви признавшись белокрылке встречной,
В Сибирь уеду к ней, в такую даль,
И вдруг пойму на станции конечной
В какую снова вляпался печаль.

Волью в себя спиртное из бокала,
Да старикам певучим подпою.
Пускай судьба, что роль свою сыграла
Теперь идёт доигрывать мою.

Болит душа - одна сплошная рана.
И как она отчаянно болит!
...И кто бы знал, что тот пацан с экрана
Здесь водку пьёт и матом говорит.

©
Ещё и ещё
Юрий Со
Вот она поднимает глаза
и время обходит оконный проём.
Воздуха тонкая полоса
меж кожей её и моей. Мы вдвоём.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Дождь в Павловске
Юрий Со
Свалился ливень, а навес был тощ.
Прижались мы друг к другу в полумраке,
где старый пруд заглатывал тот дождь,
как Казанова афродизиаки.
Вода лилась и что-то было в ней
от чистоты, почти ветхозаветной,
она струилась громче и сильней,
не требуя к себе любви ответной.
Свирепый ветер поднял этот парк,
перетряхнув музейные угодья.
И мраморные лица строгих пар
расплылись в беспардонном половодье.
Любимая, прижмись. Не отвечай.
Мы через месяц разбежимся с миром.
А через год, столкнувшись невзначай,
пройдём, хоть и замедлившись, но мимо.
И много раз в раздельных наших снах
тот жуткий дождь шумел без остановки.
И капля каждая расстреливала нас,
как разрывная пуля из винтовки.
Но это будет не сейчас. Потом.
Ещё в любви не стёсаны все локти.
Здесь нас с тобой не разлучит поток.
И Время, усмехнувшись, прячет когти...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Она приходила в красном белье...
Юрий Со
Она приходила в красном белье,
которое я ненавидел, но молча.
Листья кружились, тонули в гнилье.
Конфетно-букетный период закончен.
А он мне так нравился. Я любил
эту неясность и дрожь ожидания,
когда едва усмиряешь свой пыл,
без звука прощая её опоздания.
Теперь всё не так. Опять эта муть
телесного тренья с оглядкой на эго.
Опять до утра нам с ней не уснуть,
чтоб вместе упасть в завершеньи забега.
Видно, пора завести себе рыб.
А может, пойти на курсы вязания.
Осень и я не рыдаем навзрыд,
поскольку не верим в соприкасания.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Не люби меня...
Юрий Со
Не люби меня, милая. Я твоих нервов не стою.
Раньше жизнь была сложной. Теперь всё до смеха простое.
Ухожу я в свой лес, где тропа изгибается криво.
Достаю телефон, но тебе не звоню. Мне лениво.

Вероятно, я полноразмерная мразь и подонок.
Средь стволов я пьянею, как раньше пьянел от девчонок.
На камнях у ручья до красна проглядел свои зенки,
а твои гладко-белые не вспоминаю коленки.

Я люблю свою жизнь, то унылую, то суетную.
Ты нужна мне вдали. Ну, а я тебе нужен вплотную.
А вплотную мне воздуха мало, и я удираю.
И дыханье твоё, словно сеть паутины сдираю.

Это, как ни крути, очень плохо и больно. Но честно.
А честность есть жалкий наркоз, не общий, так местный.
Я застрял навсегда в этой снежно-березовой роще.
Не люби меня. Нет. Подыщи себе что-то попроще.

Коротай с ним и день, и глухую, безлунную ночку.
Это будет надёжней и правильней. Я в одиночку
буду с небом молчать, с этим серым, бездонным и древним.
И замру среди темного леса, прикинувшись древом.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Местами дождь...
Юрий Со
Местами дождь… Бесстрашие местами,
а также страх, сомнения и смех,
желанье незаметным быть для тех,
кто вышивает вид в окне крестами.
Местами крест. Местами перекрёсток.
Но рвётся нить и тупится игла,
которая насквозь проткнуть могла
ткань страха. Не проткнёт. И ржав наперсток.
Местами свет. Но только лишь местами.
Он не способен здесь сиять всегда.
Он спрятан, как кривая борозда,
заросшая осотом и кустами.
Местами - я. Местами – кто-то хуже,
уже давно забывший про забег,
какой-то изумлённый человек,
чей злее взгляд, зрачок синей и уже.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Двое у воды
Юрий Со
Время — то место, где всё происходит однажды.
«Однажды тонула...» - сказала она, отважно
входя в облака, отраженные в речке.
«Помнишь?» - спросил он, но время, схватив их за ворот,
подбросило вверх. Дождями исхлестанный город.
Ночь и вода. Такси несется по встречке.

Время — то место, где времени нету и места.
Медленно вверх. Вот так поднимается тесто,
так обновляется лес, голубеет вода.
«Не знаю...» - вздыхает она и выходит на свет.
И голос далёк, как из детства шуршанье конфет
или ветер раскачивает провода.

Время — то место, где вмиг замедляется время.
В том запахе йода, в зелёнке и в детском креме,
в чародействе всей мишуры новогодней.
«Так тихо...» - она говорит и роняет платок.
Он падает. Тут же срывается с ветки листок
из школьного сада, влетая в сегодня.

Время — то место, где завершается трение
тела о душу. Они с потоками времени
идут на посадку и с фронта, и с тыла.
«Где ты?» - спросил он и камушек в воду забросил.
Жаль, что опять опоздал на полжизни с вопросом.
Она на траву улеглась и застыла.

Я любовник. Самый обычный. Без изюминки,
но бываю смешным. Она врач и график её
работы не поддаётся логике. Она вполне может
примчаться в пять утра. Пахнет лекарствами
и набрасывается на меня, как хирург на аппендикс.
Иногда приезжает на выходной, говоря мужу, что
едет с подругой в сауну, а муж заботливо кладёт
ей в сумку баночку датского пива, которую я
нагло выпиваю. Ей пеку яблочный пирог.

Я любовник. Со мной не положены душевные излияния.
Немного говорит о сыне, никогда о муже и много
о работе. Я хорошо знаю всех её больных, которых она
ловко изображает в лицах. Порой кто-то из них умирает.
Она приезжает измотанная и тихая. Мы занимаемся любовью
при свете потому, что обоим страшно. А ещё, говорят,
у врачей иммунитет на смерть. Не у всех, вероятно.

Иногда её нет несколько недель. Я жду. Умею ждать.
Это немногое, что я умею делать хорошо. Впрочем...
Идет дождь. Он долгий и мелкий. Всё нереально далёкое.
Видимо, от того, что нет у меня никакой любовницы,
да и яблочный пирог не умею печь. Просто дождь...

© Copyright: Юрий Со, 2016
День Гнева
Юрий Со
Чернеют деревья в своей голытьбе.
И капли всё падают с неба.
Не часто, но всё ж позволяю себе
простое лекарство – день Гнева.
Я в парк прихожу в окончании дня
и птицы взлетают все разом.
Молчите вы, астры, совсем. У меня
день Гнева. И гнев мой прекрасен.
Не первый я месяц проклятья коплю.
Шагая тропинкой лесною,
я так ненавижу, что даже люблю
всё то, что испорчено мною.
И редких прохожих я стёр бы в ничто,
(но прячу в карман кулачище).
Людей ненавижу я только за то,
что рядом со мной они чище.
И этого леса осенняя рать,
и это дурацкое поле…
В день Гнева я буду весь мир презирать
и даже немногим поболе.
Так здравствуй, звериность! Прощай, гуманизм!
Сегодня в любви, как на фронте.
Я дико устал от сиянья харизм.
И лучше меня вы не троньте.
Что было и есть, всё я стёр в порошок
и высыпал в урну при входе.
День Гнева прошёл, как всегда, хорошо.
Теперь День Любви на подходе.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Отрывок из письма с Того Света
Юрий Со
"...в этом краю невидимых призраков
жителей нету. И нет даже признаков,
что тут кто-то жил. Я сегодня один,
как, впрочем, и раньше. В узоре морщин
упругого неба, в остатках тумана.
Понятно, что здесь задержусь. Без обмана,
без тихой надежды исправить ошибки.
Не вырваться, нет. Ни крик, ни ужимки
тут не помогут. Ведь в этой стране
стерто все то, что так дорого мне.
Нельзя оглянуться, здесь только вперед.
Исчез горизонт. Лишь за горло берет
негромкий, но ясно осознанный ужас,
что мне не уйти, даже сильно натужась.
Что за земля? В сером озере кротко
застыла вода. Полусгнившая лодка.
Где я? Как выдох подкрался ответ.
Так вот он каков заповедный Тот Свет...

Вот мы и встретились. Боже, так тихо,
даже секунды не пробуют тикать,
и шорохи атомов в теле слышны.
Не спрятаться здесь от такой тишины.
И мне не дойти до промокшего поля,
до лодки, до леса. Только до боли
добраться легко, ибо боль и судьба
всегда неразлучны, как хлеб и косьба.
Я задержусь тут. А вы продолжайте.
Почаще меня забывать обещайте.
Я остаюсь. Вы управитесь лихо
и без меня. Здесь страшно, но тихо.
Да и знакомо. У кромки воды,
похоже, мои не примялись следы.
Побуду еще. Пережить хватит сил
все то, что на милой Земле упустил..."

© Copyright: Юрий Со, 2014
На то и звук...
Юрий Со
На то и звук, - то глух, то заковырист,
то невозможен, как в снегах самшит.
И удивление в портках на вырост,
как раньше, впереди меня спешит.
На то и свет. Его разложит призма
на то, да сё. Он здесь, куда ни глянь.
Глоток ожесточённого цинизма
лишь обнажает собственную дрянь.
На то и боль, чтобы сродниться с нею.
Кому-то пытка, а кому-то снедь.
Когда никто не видит как краснеют,
то, вобщем-то, и незачем краснеть.
И, значит, говорить, когда не слышат.
Надеяться, хоть занесен топор.
Осознавать — тебя поднимет выше
лишь то, что тормозило с давних пор.
А значит, удаляться, приближаясь.
Но не к себе, не к людям. Просто так.
Так покраснеть, чтобы не вызвать жалость,
так всех спасти, чтоб это был пустяк.
И я иду на пару с удивленьем,
которое так бережно несу,
как с ежевичным маминым вареньем,
его размазав по всему лицу.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Мутные откровения
Юрий Со
Снег падает, как белый порошок.
Или, как клочья не прочтенных писем.
Как хорошо, что я метаю бисер
во тьму с балкона. Это хорошо.
Как хорошо, что людям не родня,
избавлю их от мутных откровений.
Я муравей. А вот мой муравейник.
А вот нога, что размозжит меня.
И хорошо, что можно, как скорняк,
своей же кожей набивать подушки.
И голос мой, заплеванный грядущим,
на прошлом вырастает, как сорняк.
Так хорошо, что и не передать,
любить без цвета, говорить без звука.
Мне не страшны ни карнавал, ни скука.
Уже присела вечность на кровать.
Я вижу свет посадочных огней,
мои желанья машут мне руками.
Кто не любил, пусть первый бросит камень.
Но я не вижу что-то здесь камней.
Снег падает и это хорошо.
Ночь снова врет так ласково и нежно.
Как хорошо, что боль моя безбрежна.
Она всего лишь тост на посошок.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Питерская грустная
Юрий Со
Моё развёрнутое знамя
Замацано культурой быта.
Я вам спою не то, что знаю,
А что забыто.
Моя Лили от грёз разбухла
Не удержать в домашних стенах.
Она - фарфоровая кукла
На лабутенах.
Моя соседка (Тася? Роза?)
Как кошка в середине мая.
И прижимается без спроса,
Штаны снимая.
Мой лучший друг (нас было двое)
Весь в проводах, аж до макушки,
После дежурного запоя
Лежит в психушке.
Я выхожу в волшебный город,
С портретов врёт какой-то вождик.
И нежно льётся мне за ворот
Епучий дождик…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Ночь в мотеле
Юрий Со
Её тапочки падают на пол.
И тепловоз на станции теребит стекло.
Гудки. Она повернулась на бок.
Ночное нечто на её изгибы легло.
Видимо, это тоже часть смерти,
которую отпускают долями, как транш.
Или, как чистый холст на мольберте.
Во тьме фонари мигают - лимон и оранж.
Мотель трясёт. Сверяет расчёты
диспетчер. Свет на путях ослепительно рыж.
Вот она повернулась. «О чём ты?»
И начинается блюз оцинкованных крыш.
Просто ночь. И дрожанье акаций.
Её ладонь не есть часть тела, а часть того,
что будет во мне так задыхаться,
что воздуха пряного и не хватит всего.
Дождь. Палисадник. Пыльные розы.
«О чём ты?» Так, ерунда. Ни о чем.
С хрипом и стоном мерно ползут тепловозы.
Повисли звуки над белым плечом.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Скажи мне правду
Юрий Со
Вот ты сидишь вполоборота к свету
и на тебе цепочка лишь надета.
Прищурясь, будто к фотоаппарату,
ты обратилась: расскажи мне правду.
На этот взгляд спокойный и победный
я мог бы тебе многое поведать...
Со вздохом на прогулку ухожу.
Я ничего тебе не расскажу.

Не расскажу как тормозит планета,
когда ты входишь. Не узнаешь это.
Неповоротлив, словно бы из жести,
любуюсь на твои слова и жесты.
И задыхаюсь сразу, как астматик,
когда, смеясь, ты голову лохматишь
и напеваешь тихо при ходьбе.
Я ничего не расскажу тебе.
Ты не узнаешь как я глуп бываю,
когда ко мне бежишь ты из трамвая,
вся белая на белом же снегу.
И надо б рассказать. Но не могу.
Я не могу назвать такие вещи,
которые мне подарила вечность
и вечность их обратно заберет.
А потому я залеплю свой рот.
И буду долго во дворе кругами
топтать наш снег усталыми ногами.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Она любила белое вино
Юрий Со
Она любила белое вино.
На мой коньяк презрительно глядела.
Ее тугое матовое тело
за мощные заслуги ей дано.
И голос дан, который иногда
я путал с шевеленьем горизонта.
Еще глаза. Их выстрел из-под зонта
стекал по мне, как ветер и вода.
Восторг и ужас музыкой возник
в ее походке. Редкостные звуки...
Я буду долго помнить эти руки,
похожие на сломанный тростник.
Она ушла. И голубой фужер
на полке потихонечку пылится.
Мой дом затих, как старая больница,
в которой нету никого уже,
за исключеньем, разве, тишины.
Но пациент скорее жив, чем помер.
Пока её до миллиметра помню,
мои зрачки тепла не лишены.

Юрий Со

Предвокзальное

Ты замерла, постельное убрав белье.
Откуда этот марсианский холод...
Он всю тебя задернул, словно полог,
и трижды высветил отсутствие мое.
Был этот свет всеяден и громоздок.
И даже если на тебе рука моя,
ты ясно поняла, что это был не я,
а шум из памяти. Возможно, воздух.
Ты снова замерла. Ты даже не живешь,
а тянешь лямку без конца и края,
то оживая вмиг, то умирая.
И этот тихий не остановить падёж.
Ты обернешься снова. Тот ли это мир.
Он без меня похож теперь на фотки
руин, где пыль и тянутся раскопки,
и черепки лежат, где был когда-то пир.
Молчи и помни. Я еще не все сказал.
Чуть позже ты уткнешься в мою спину.
Я оживлю тебя наполовину.
Ты не умрешь, пока я еду на вокзал.

29.04.2016
Человек - оттепель
Юрий Со
Актёрка-оттепель намыла лужи.
Снег почернел, корёжится и тает.
Промокший воробей едва взлетает
на крышу, где еще мокрей и хуже.
Я тоже тихо таю. Оттепель моя
пришла. И вот я делаюсь добрее.
Колючую щетину дольше брею,
симпатий к отраженью не тая.
Я таю весь. Трещит мой календарь,
на нем сегодня что-то из июля.
Иду, похож на Жана или Жюля,
заучивая мопассановский словарь.
Я таю и мне нравится мягчать,
струиться вниз и оседать невзрачно.
Повсюду грязь. Моя душа прозрачна,
с неё сорвала оттепель печать.
Я таю. А народ жует халву,
пьет пиво, гложет расстегаи...
Как снег, я по проулкам растекаюсь,
сливаясь в коматозную Неву.

Юрий Со. Полчаса до восхода

Милая, слышишь два дальние эха?
Так же и мы растворимся и канем
в мутной дыре двадцать первого века
двумя незаметными огоньками.

Жалко не это , а то что мы вместе
были так мало, так трудно, так пусто.
Даже отдавшись, в таком была месте,
куда мою душу ни в жизнь не допустят.

Так что, моей ты не стала ни разу.
Тайна любви рисовалась иначе.
Ты удалялась. Как поезд. Не сразу.
Я же стоял на платформе, не плача.

Да и с чего бы? В сомненьях по пояс,
можно вскочить стремглав на подножку...
Но я почему-то не впрыгивал в поезд,
а он уползал. Слегка. Понемножку.

Мне говорят: слишком мало веселья
в песнях моих, мол, нельзя ль поцветистей?
Жизнь не обманешь. И даже с похмелья
не ставят на бриг паруса из батиста.

Милая, слышишь два дальние грома?
Это не мы. Это так... непогода.
Спи себе где-то. Ведь лапы Харона
ещё далеки. Полчаса до восхода.

Юрий Со. Времени нет

Времени нет. Это значит, ты как в цейтноте
крутишься дома, вне дома и на работе,
но не успеваешь. Это грустно, но честно.
Или времени нет, то есть время исчезло
как величина, как показатель событий
от сих до сих. Это как от клеток до мидий
ничего. Пустота. Стрелки лежат в кювете.
Или времени нет, потому что на свете
нет вообще ничего. То, что делим на части,
оно не делимо никак. Никем. И счастье
может продлиться всю жизнь и ещё немного.
Может не длиться совсем. Вариантов много.
Или времени нет и лишь одна минута
до Судного дня. И нетто сделалось брутто
и наоборот. Времени нет. И не будет.
И не было. Суд? Нас же никто не осудит…

04.2017

Юрий Со. Сказочный вечер

Сказочный вечер. Дорога в полях.
Море цветов, как на фотографии.
Мысль, даже в самых ничтожных долях,
дробится и тонет в таком разнотравии.
Кажется, будто я снова в раю,
где сбудутся грезы и все обещания.
Но у дороги, на самом краю,
мертвая птица лежит среди щавеля.
Открыты глаза и крылья вразнос.
Дряблая мокрость слежалого пуха.
И деловито суёт в него нос
ярко-зеленая шустрая муха.
Планета плывет в космической мгле,
неся свою птицу. И всё это значит;
её на огромной шумной земле
никто не помянет и не оплачет.
Просто летала, клевала червей.
Но что-то случилось. «Стоп» - ей сказали.
И замерла скорость птичьих кровей.
Лежит с открытыми в небо глазами.
Да, жизнь просто жизнь. И смерть просто смерть.
Поют соловьи и цветут мои груши
Даже не жаль, что не выйдет посметь
этот застывший порядок нарушить.
Птица, прости. Я такой же, как ты,
маленький отзвук бездонного эха.
Просто живу. Собираю цветы.
И черные дыры нам не помеха...

2017.03

Он говорил... Юрий Со

Он говорил ей: "Не раздевайся, так посидим."
И прятался где-то внутри тяжких век и седин.
Она наливала мартини и считала мух.
В комнате не было никого, кроме этих двух.
Он курил. Он долго молчал. Как усталый сатир,
всё пытался упрятать богатый внутренний мир,
но тот почему-то упрятываться не хотел.
И медленно вверх поднимался пугливый отель.
Она понимала, что это надолго. И ей
захотелось уснуть, чтобы стать одной из теней
заоконных деревьев и мерно качаться. Он
всё пытался как-то сорвать или снять заслон
между "здесь" и "там". Только"там" оказалось сильней.
Она слегка усмехнулась. Он прислонился к ней.
Стало спокойно, будто бы ангел их посетил
и говорил им: "Не раздевайтесь, так посидим"

Корабль дураков. С. Брант 1494 г. VS Юрий Со 2015

отрывки из Себастиана Бранта

Когда с таким трудом, упорно
Корабль я этот стихотворный
Своими создавал руками,
Его наполнив дураками,
То не имел, конечно, цели
Их всех купать в морской купели:
Скреб каждый собственное тело.
А впрочем, тут другое дело:
Мне в книгу некие болваны
(Они изрядно были пьяны)
Подсыпали своих стишков.
Но среди прочих дураков
Они, того не сознавая,
Под жарким солнцем изнывая,
На корабле уже и сами
Валялись все под парусами:
Я им заранее, на суше,
Ослиные наставил уши!

Стихи могли быть лучше тут,
Когда б не пострадал мой труд
От строк чужих. Да, не прославил
Себя отнюдь, кто мне их вставил,
Мои повыстриг, не спросив
И смысл местами исказив.
Когда стихи сдаешь в печать,
Приходится их сокращать,
И ужимаются бедняги
В зависимости от бумаги.

Особенно мне неприятно,
Обиднее тысячекратно,
Что, так трудясь и так горя,
Я столько сил потратил зря
(Хотя вины моей тут нет),
Чтоб эта книга вышла в свет
С приписанной мне дребеденью,
Что на меня ложится тенью…
Ну, с богом! В путь пускайся, судно!
Рожать глупцов довольно трудно —
Особый нужен здесь талант!
А я – дурак Себастиан Брант.

Ради пользы и благого поучения, для увещевания и поощрения мудрости, здравомыслия и добрых нравов, а также ради искоренения глупости, слепоты и дурацких предрассудков и во имя исправления рода человеческого – с исключительным тщанием, серьезностью и рачительностью составлено в Базеле
Себастианом Брантом, доктором обоих прав

Предисловие

Душеспасительные книжки
Пекут у нас теперь в излишке ,
Но, несмотря на их число,
Не уменьшилось в людях зло:
Писанья эти ничему
Теперь не учат! В ночь и в тьму
Мир погружен, отвергнут богом,
Кишат глупцы по всем дорогам.
Жить дураками им не стыдно,
Но узнанными быть обидно

«Что делать?» – думал я. И вот
Решил создать дурацкий флот:
Галеры, шхуны, галиоты,
Баркасы, шлюпки, яхты, боты.
А так как нет таких флотилий,
Всех дураков чтоб захватили,
Собрал я также экипажи,
Фургоны, дроги, сани даже.
Глупцам нет счета в наши дни:
Как мухи, суетясь, они
На корабли спешат, летят —
Быть первыми и здесь хотят.

Их всех, которые тут есть,
Представить вам имею честь:
Вот вам один – мой текст ему
Не по душе, как я пойму.
А этот не прочтет ни слова,
Но на картинке, как живого,
Заметит среди прочих рож:
Себя и даже с кем он схож.

В моем зерцале дураков
Дурак узрит, что он таков,
И, приглядясь к себе, увидит,
Что из него мудрец не выйдет.
Что не дано, то не дано!
Не тщись быть мудрым, знай одно:
Признавший сам себя глупцом
Считаться вправе мудрецом,
А кто твердит, что он мудрец,
Тот именно и есть глупец.
Глупцам, конечно, кум-приятель —
И этой книги покупатель.
Вот дураков предлинный ряд!
Найти свое здесь каждый рад:
Кто мудрости рудник алмазный,
Кто вредной глупости соблазны.
Да, книжка стоящая! В ней
Узришь всей жизни ход ясней.
Как говорится – смех и горе:
Здесь дураки всех категорий!
Мудрец найдет здесь мыслей клад,
Глупец собратьям будет рад.
А коль дурак поднимет бучу,
Колпак я сразу нахлобучу.
Сам не признается никто:
По имени зовешь – и то
Иной как будто удивлен,
Прикинется, мол, он – не он.
Но люди умные, бесспорно,
Похвалят труд мой стихотворный
И заключат вполне правдиво,
Что автор судит справедливо.
Пусть дураки на эти строчки
Зловонной брани выльют бочки, —
Будь это горько им иль сладко,
Скажу я правду для порядка.
Изрек Теренций ведь когда-то:
«За правду – ненависть нам плата».
Да, кто сует повсюду нос,
Бывает часто бит, как пес.
Стремиться надо, как известно,
Жить добродетельно и честно
И, чтобы быть всегда в чести,
Благоразумие блюсти.
Пусть мой небезупречен стих,
Но не щадил я сил своих,
Ночей не спал я напролет,
Дурацкий свой вербуя флот:
Кто нужен мне, сам не придет —
За картами и за вином
Проводит ночь и дрыхнет днем.
Обдумал я слова, манеры,
Поступки, подобрал примеры
И от усердия такого
Лишился сна, даю вам слово.

Мужчинам, женщинам пристало
Глядеть в дурацкое зерцало:
Оно в натуре, без личин
Представит женщин и мужчин.
Не меньше, чем глупцов, заметьте,
И дур встречается на свете.
Пусть прикрываются вуалью,
Я колпаки на них напялю
И потаскух не пощажу —
В костюм дурацкий наряжу!
Им любы шутовские моды —
Соблазн, беда мужской породы:
Игриво-остронос ботинок,
Едва прикрыт молочный рынок.
Упреки эти адресуя
Не дамам честным, попрошу я
Простить меня: о них ни слова
Я б не дерзнул сказать худого
Но многим, – их числа не счесть,
И часть ничтожная лишь есть
На «Корабле глупцов», – им молча
Хлебнуть моей придется желчи.

Итак, внимательней читай
Ты эту книгу и считай,
Что, коль не назван в ней пока,
Избавлен ты от колпака
Кто мнит, что он не мой герой,
Примкни покуда к умным в строй
И потерпи, будь малый скромный, —
Колпак получишь преогромный!

О бесполезных книгах

Вот вам дурак библиофил:
Он много ценных книг скопил,
Хотя читать их не любил.

***
Дурачки-старички

Вот-вот я в гроб уже сойду
Иль к живодеру попаду,
Но с глупостью живу в ладу.

* * *

Хоть стал я дряхлым стариком,
Слыву, однако, дураком:
Столетний глупенький младенчик,
Показываю свой бубенчик
Мальчишкам несмышленым я
(Сильна над ними власть моя!),
Мое ученье – им в забаву,
А я стяжать желаю славу.
В рай с этим не войдешь, о нет!
Пример мой плох, и плох совет.

Чему учен, тому учу,
Однако быть в чести хочу,
Осмелюсь даже тем похвастать,
Как посрамлен бывал я часто
И уличался в странах дальних
В делах не очень-то похвальных.
Да, воду я люблю мутить
И не перестаю чудить,
А где не справлюсь я никак,
Поможет сын мой – Ганс-дурак.
Я за него не беспокоюсь —
Меня сынок заткнет за пояс!
Он дурью жив, он ею дышит, —
Дай срок – весь мир о нем услышит.
«Вот, скажут, истинный дурак:
Отец в сравненье с ним – сопляк!
Он так еще себя проявит,
Что весь дурацкий флот прославит!
Отцам утеха на том свете,
Когда их тут сменяют дети!

Так нынче повелось в народе,
Что старость с мудростью в разводе.
А сколь чиста у старцев совесть,
Нам скажет о Сусанне повесть
И о ее клеветниках —
Двух похотливых стариках.

Старик-дурак себя погубит,
Коль он порок и кривду любит.

***
О тех, кто сеет раздоры

Под жернов лег дурак, который
Всех вовлекать привык в раздоры:
Хлебнет он муки и позора!

* * *

Известно, склочник был бы рад
Весь мир вовлечь в раздор, в разлад,
Чтобы шумела сплетня злая,
Враждой неистовой пылая.
Так не поранит острый нож,
Как ранит подлой сплетни ложь,
Причем лишь после обнаружишь,
Что это сделал тот, с кем дружишь.
А клеветник с ехидным смехом —
Утешен, горд своим успехом —
Злорадствует: «Кунштюк был тонкий:
Все шито-крыто, – я в сторонке!»
Мерзавец убежден, конечно,
Что тайну сохранит навечно.
Вот козырь-то его каков!
Не счесть таких клеветников,
Что разожгут коварной сплетней
Пожары распри многолетней.
К преступной цели напролом
Шел так же и Авессалом;
До времени неуязвимы,
Свои повсюду есть Алкимы,
Что сеют распри меж друзьями,
В ловушки попадая сами.
Того надежда обманула,
Кто весть о гибели Саула
Принес Давиду, но на месте
Царем казнен был за известье.
Тем кончили и два злодея,
Что умертвили Иевосфея.

Кто распри вспахивает поле,
Под жернов ляжет поневоле.
Почти всегда наверняка
Мы узнаем клеветника,
Хоть он коварен и хитер:
Дымится шапка – значит, вор!
Дурак – за дверью, но смотри:
Он там, а уши тут, внутри!

О дурных манерах

Тех, у кого манеры скверны,
И тех, кто чересчур манерны,
Зачислю я в свой флот галерный.

* * *

По длиннополому наряду,
По чванной поступи, по взгляду,
По поворотам головы,
Едва с ним встретились бы вы, —
Пусть он торопится иль словно
Вельможа, шествует сановно,
Вы сразу бы решили: «Хват!
И пустоват и нагловат,
И быть подальше от него
Благоразумнее всего».
Но кто неглуп и кто воспитан,
В сужденьях и в делах испытан,
Того признает общий суд,
В пример другим превознесут.
Натура мудрая – стыдлива,
Миролюбива, не криклива,
Добра не занимать ей стать,
И с нею – божья благодать.
Благовоспитанность ценней,
Чем все богатства жизни сей.

Об истинно высоком нраве
Судить мы по манерам вправе.
Кто повседневно сам не очень
Воспитанностью озабочен,
К манерам скромным не привык
Тот, значит, глуп и туп, как бык.

Что может быть достойней, краше,
Чем скромность, благонравье наше?
Где сын понятлив, уговорчив,
Воспитан, неподатлив порче,
Там горд и счастлив там отец:
Был милостив к нему творец.

и т.п.

****
Юрий Со
Мы шли на зюйд. Теченье уносило
корабль полный духов и людей.
Собрала тут неведомая сила
воров, монахов, клерков и судей.
Мы ели рыбу, водорослей комья,
порой медуз глотали мы живьём.
И, вобщем-то, никто уже не помнил
куда, зачем и сколько мы плывём.

Раскосая деваха Божью милость
звала, шепча свои псалмы в рапан.
Она здесь зачала и разродилась,
ребенок где-то в трюме запропал.
Босой поэт бубнил стихи о смерти,
рукою к юнге проскользнув в штаны.
Торгаш слюнявил доллары в конверте,
которые здесь даром не нужны.

Здесь без работы гнил гробокопатель,
зрачками шаря по сплошной воде.
Сосал здесь рыбьи кости председатель
каких-то банков, фондов и т. д.
Никто уже не задавал вопросов.
Гроссмейстер проститутке ставил шах.
И бойкий, но свихнувшийся философ,
нам вдохновенно толковал о вшах.

Монахини в своём тщедушном теле
носили неизвестно чьих детей.
Их все уже давно переимели
и больше не считали за людей.
Наш путь лежал не краток и не долог.
Мы шли на зюйд. Потом уже на вест.
От голода икающий астролог
пытался втюхать мне нательный крест.

А в темном трюме без конца орала
толпа, не в силах более молчать.
Конкистадоры или либералы,
среди дерьма их трудно различать.
Там, между бочек в темноте слоистой,
попавшую им в руки на беду,
два бугая терзали феминистку,
которая здесь перешла в вуду.

Вдруг капитан (Петров, Мурадов, Лившиц?)
Поспешно вышел к носу корабля.
И юнга, с мачты кое-как спустившись,
ему шепнул на ухо: там земля.
Но капитан, он ведь великий дока.
И с ясностью, присущей лишь ему,
он понимал что хорошо, что плохо,
а что совсем не нужно никому.

И наш корабль тихо развернулся
и удалился в синий океан.
Никто из нас на землю не вернулся.
Земли ведь нету. Это всё обман.

О чем-то...
Юрий Со
О чём-то я небо просил… Но глыба
неба молчит. Мои все просьбы на боках
в воде валяются недвижимые, как
отброшенная рыбаками рыба.

Я что-то небу говорил. Но голос
мой запропал, как не доехал до избы,
с другими вместе не улёгшийся в снопы,
случайно выпавший с телеги колос.

Я с небом спорил. Но оно молчало.
Так и проговорили до исхода дня.
Теперь лежу. Не наступите на меня.
Я тень от туч. И всё начну сначала.

Я Вас любил. Потом еще два раза
Юрий Со
"...в моей душе угасла не совсем..."
А. С. Пушкин

Я Вас любил. Потом еще два раза.
Потом уснул. Вы отбыли домой.
Пропах духами скромный угол мой.
Что-то не то. Я понял это сразу.

Спешили Вы к супругу. Дело швах.
В свой телефон Вы даже не забили
мой номер. Вы меня забыли
уже на лестнице, сбегая впопыхах.

А я вот помню. Долгих десять лет
я слышу бег на лестничной площадке.
И до сих пор улавливаю сладкий
полет духов, каким названья нет.

Бессмертие
Юрий Со
Послание травы дошло ко мне,
как письмецо в замызганном конверте.
И хорошо, что личное бессмертье
зависит от бессмертия камней,
полета птиц, дыхания кита
и водорослей с полосы прибрежной.
Бессмертие людское неизбежно,
пока глаза сверкают у кота.
Колышутся волнистости жнивья.
В них не найти ни смысла, ни резона.
Но множатся молекулы озона
и предвещают вечность бытия.
И пусть громит житейское ничто
мои поджилки, нервы или чакры.
Лишь потому еще мы не зачахли,
что стелется лишайник на плато.
Вот и ответ. Свирепое крыло
совы или мышиный писк под нею
нас подвигает к космосу сильнее,
чем слов и мыслей чахлое весло.
И медленно скрывается в саду
последний выдох слов пустопорожних.
Сорвав на бровке пыльный подорожник,
своё бессмертье на ладонь кладу.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Она по ночам сочиняла стихи...
Юрий Со
Ей совали под нос чужие скрижали,
предрекая хворобу, безвестность, грехи.
И подруги её детей нарожали...
А она по ночам сочиняла стихи.

Это были стихи без вкуса и цвета.
Может, жалобы. Может, посланья туда,
где слепые вершители дарят билеты
на ближайшие к милому счастью места.

В тех стихах ковыляли вялые рифмы.
И размер, как пьянчуга, явно хромал.
И сомненья над ней кружили, как грифы,
а словарный запас был презрительно мал.

Она днем разносила тощую пиццу
для студентов, детей, секретарш, докторов,
чтобы ночью в стихах от нас устремиться
в мешанину своих торопливых миров.

На постели под лампой, в мятой сорочке,
пробиваясь, как червь, сквозь сумятицу дней,
она прижималась к серенькой строчке.
Видно, ангелы просто забыли о ней.

Плач по Атлантиде
Юрий Со
Не говорите мне об Атлантиде.
Я сам в известной степени атлант.
Как хлеб я нарезаю свой талант
и сухари сушу. Я не в обиде
ни на передних, ни на тех, кто сзади.
Никто не расточает мне елей.
Приятно на обочине моей,
там я слежу за миром, как в засаде.
Портрет мой, согласитесь, не Гольбейн.
Но я давно не задаю вопросы,
а лишь курю сырые папиросы
под небом разливаю свой портвейн.
Наш мир, увы, совсем не райский сад,
но я держусь, царапаясь, за ветви,
как стертый афоризм ветхозаветный.
И в Атлантиду хочется, назад.
Не свидеться с утопшей мне отчизной.
Мы все о ней тоскуем иногда,
когда под душем теплая вода,
грехи смывает с жалкой укоризной.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Пока на небе...
Юрий Со
Пока на небе облаков стада,
не побегу в своё людское стадо.
Пока в ручье распластана вода,
я буду прав. И большего не надо.
Там, на холме, пасется белый конь,
не ожидая правды и известий.
Я хлеба положу в свою ладонь,
и конь поймет, что мы не два, но вместе.
И я увижу - часть того ручья,
что мызу по низинам огибает,
всё это - мы, а может даже — я
и небосвода бездна голубая.
Там, на холмах, замкнут своё кольцо
цветы и небо, шум ручья и кони.
И праведное конское лицо,
по сути, так же свято, как иконы.
Не богохульство. Только переход
от твердого до состоянья газа.
К дверям, где появляется восход,
так близок не был никогда. Ни разу.
Поэтому я, подойдя ко рву,
хоть и один, но всё же снова с вами.
Я слово от гортани оторву
и опущу в ручей на отмыванье.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Значит, вот оно как...
Юрий Со
Значит, вот оно как… Я уже научился
понимать разговор муравьёв и травы.
И уже не важны мне ни буквы, ни числа.
Всё прозрачнее воздух вокруг головы.

Всё плотнее огни не задернутых окон,
всё огромнее утро в холодной росе.
И другой организм покидает свой кокон,
чтобы тихо сгореть, удивившись, как все.

Коль направо пойдёшь, попадёшь в лапы смерти.
Путь налево вообще не ведёт никуда.
Если прямо, так сгинешь в такой круговерти,
где, родившись, уйдёшь, не оставив следа.

Да и что есть следы? И кому это важно?
Бедный путник не хочет дорог выбирать.
Он из рук выпускает кораблик бумажный
и ему всё равно где и как умирать.

Ему разницы нет меж границей и краем,
между криком извне или криком внутри.
Мы камней не кидали, но их собираем
и они нас ведут, будто поводыри.

Значит, вот оно что… Думал, будет изящней.
Ну, там пламя, которым наотмашь клеймён,
или огненный меч, по загривку разящий…
Оказалось, - лишь песенка детских времён.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Небо по колено
Юрий Со
Теперь любое небо по плечу
И по колено. Кем-то там спросонок
Я выплеснут из мира, как ребёнок
С водой из ванны. И теперь лечу.
Собою склеив тот и этот свет,
Я разбужу созвездия и травы.
Здесь больше нету на меня управы.
Да и меня здесь тоже больше нет.
От Питера до грёбанных Курил
Перелечу одним движеньем пальца.
Я раньше был, чем курица и яйца,
И от Большого Взрыва прикурил.
Мне надоела глупых правил вязь.
Я в небе заварю такую кашу,
Что вздрогнете, как лист, и матерь вашу
Припомните, от ужаса крестясь.
Раскинься море судорожных тел.
Ждёт впереди протуберанцев терем.
Я не согласен сдохнуть подмастерьем,
Который мог, а после не хотел.
Что ж, птичка покидает свой насест.
Прощай, Земля. Ты выглядишь не худо.
Я был как мог. И скоро снова буду.
Мне это никогда не надоест.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Если падает дерево...
Юрий Со
Если падает древо, останется корень.
Мало неба, но много окна. И безбожно
врёт с экрана Габен. Но ему уже можно,
он ведь умер, а значит бесспорен.

Быть – вобще нелегко. Тут всё дело в погоде.
Видишь тень? Это было вчера пешеходом.
Он ведь тоже застыл под сырым небосводом.
Их здесь много. Они не уходят.

Ух! стены комнаты вдруг исчезли. Но как?
Потолок улетел, небо всё в облаках
и серебряный луч сверху падает на
белый, нетронутый мной, кусок полотна.
Из грядущего вышли и встали все тут
те, которые живы и те, кто уйдут.
Тут и жены, и дети. Как страшно смотреть.
А вот жизни моей распоследняя треть.
Это что за старик мочит в пиве сухарь,
на последний медяк закупив киноварь?
Этот нищий, больной озирается кто?
Неужели же я? Нет, не так и не то…
Здесь ошибка, наверное. Слушай, старик,
на тебе и глаза, будто сдавленный крик.
Запах масла льняного, прокисших супов.
Твои руки, как сучья. И рот без зубов.
Я не верю, старик. Я ведь много добьюсь.
Подожди хоть секунду, к тебе прислонюсь.
Погоди. Подкосились колени и я
припадаю к тебе. Но ты мудр, как змея.
И ни словом любым, и ни взглядом косым
не коришь. Обнимаешь. Кто здесь блудный сын?

© Copyright: Юрий Со, 2016
В магазине разлук
Юрий Со
Вам, милейший, какую разлуку,
С возвращением или без?
Будто сон, навевающий скуку,
Или страшную, как топкий лес?
Может, вам ненадолго, небольно,
Чтобы было приятненько всем,
Так, чтоб в обморок, только не в полный.
До безумия, но не совсем?
Или, может, разлуку погуще
И поярче, как луч на волне?
Вот вам средняя. Эта получше,
Не сожрёт, но укусит вполне.
Ну, а если и этого мало,
Есть товар прямо из темноты.
Вот разлука уж для экстремала,
Ненадолго, но сразу кранты.
Есть вот эта, почти что навеки.
Я и сам-то её не люблю.
Не выдерживают человеки,
Либо женятся, либо в петлю.
А вот это - любимая, это,
Погляди на неё, не ершись.
Вся без запаха, даже без цвета,
Есть начало, а длится всю жизнь…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Не ты...
Юрий Со
Не в центре неба, где-то возле.
Я перед ним, как без одежды.
Рука хватается за воздух.
Но он не ты. Он не удержит.
И я хотел бы быть счастливым.
Я им и стану. Только позже.
Сейчас сюда ворвется ливень.
Но он не ты. Он не поможет.
Язык ненастья пыль всю слижет.
Гроза над полем. Стонут двери.
Гром подбирается всё ближе.
Но он не ты. Он мне не верит.
Всё кончится. Вернутся птицы
на ветки. И в цветастой луже
луч солнца криво отразится.
Но он не ты. Он мне не нужен.
Я грею чай. Молчу. Нелепы
слова, как строчки анонимок.
Твой профиль колыхнется слева.
Но он не ты. Он только снимок.

© Copyright: Юрий Со, 2015
На Итаке октябрь...
Юрий Со
На Итаке октябрь. Здесь Обводный канал потемнел,
словно варево троллей. И запах солярки
вместе с паром из люков вплывает под арки,
разъедая в парадных желчь лампы и мел.
Одиссей на мосту, об ограду окурок туша,
узнает, нет, не здания, лишь силуэты.
Не людей, но присутствие их. И про это
догадался не глаз, а скорее, душа.
Листопад на Итаке. И листья летят на цемент.
У мясного продрогший, в прозрачной накидке,
Одиссею сулит необычные скидки,
в идиотском костюме цыплёнка, студент.
Моросит на Итаке. И грузный коричневый храм,
весь в «лесах» и похож на буддийскую ступу.
Одиссей входит в дом и отчётливый ступор
покрывает огонь многочисленных ран.

Не впервой мне наматывать струны из жил.
Буду снова учиться и цвету, и звукам.
Я последнюю нежность бездарно профукал
и сомненья изжил.

(Алкоголь очень редко бывает причиной,
чаще следствием. В этой проклятой стране
не прожить от брехни и петли в стороне,
укрывшись личиной.)

Ничего для тебя не осталось. Ни крохи.
В моей памяти самоплодящийся хлам,
чьи-то тени и лица с грехом пополам
и поют скоморохи.

Все успел я. Но зенки руками скребя,
вижу ясно, ни легче, ни проще не стало.
Мне всего и всегда в этой жизни хватало.
Не хватало тебя.

Посмотри, я еще свой огарок несу,
он еще не потух в обезумевшем спринте.
В этом страшном глухом лабиринте
я к тебе доползу.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Так уже было
Юрий Со
Так уже было. Жизнь замирает, как на весах,
и больше не движется. Бьют часы. А на часах
стрелки загнулись вверх и, слипшись, смотрят туда,
откуда к нам падают беды, болиды, вода...
Итак. Замерло время. Стрелки часов загнулись.
Ты дома. Но чувствуешь тишь безжизненных улиц.
Струпья старой краски в подъезде. Ржавость ограды.
Окна жильцов, которые никому не рады.
Дальше, ещё на два выдоха, еле заметна
фигура собаки – черна и ветхозаветна.
Девушка, вчера по пьянке ставшая женщиной,
тычет пальцем в айфон. Дождь, прогнозом обещанный,
сначала заметен на стылой воде канала,
потом на лужах, потом капает он с каната,
где привязаны катера, что в гранит уткнулись.
Ты дома. Наползает мгла безжизненных улиц,
где прошлое прилипает, но с будущим вместе.
Ты в памяти снова увяз, словно руки в тесте.
Время, слегка отдохнув, возвращается в русло.
Надежда лампой в парадном включается тускло…

В этом городе люди речисты,
подозрительны, редко плечисты.
Предпочтут фейхоа черносливу.
Склонны к танцам, футболу и пиву.
Как хотите, здесь что-то нечисто.
В этом климате, малопригодном
для людей, хорошо земноводным.
Здесь приятно быть камнем, сосной.
На мосту, пятясь к ветру спиной,
поперхнувшись гудком пароходным,
человеку непросто. Одной
только чайке известны секреты
как с ума не сойти. Но запретны
разговоры над гладью речной.

Ботинки тяжелы от снега талого.
Названия улиц тут внушают страх:
Бармалеева, Подрезова, Плуталова...
Не ходите, люди, здесь впотьмах.
Все дома в прогоркло-желтой краске
застарели, как остеохондроз.
Стекла стонут от трамвайной тряски,
пропуская в комнаты мороз.
Во дворах, в парадных и на крыше,
на свинцовом небе, да и выше,
ангелы нечасто проживают.
Их метель, как «Зингер» прошивает,
так что силы нет уже на взмах.
Не ходите, люди, здесь впотьмах.

З.

В Михайловском саду гуляет призрак.
Им детишек пугают капризных.
Гордый видом. И взгляд своеволен.
То ли бывший монах, то ли воин,
то ли принц. А это все признак
нехороший. Возможно, когда-то
перепутались цифры и даты,
переставились ночи и дни.
Вехи нашей судьбы — не солдаты,
не всегда ходят строем они.
Вот и вышло, что бродит дворами
дух, застрявший между мирами.
То к ограде ажурной прильнет,
то из пушки в двенадцать пальнет.

Девушка, сидящая с планшетом,
возле сфинксов, под зонтом, одна,
не заметит: поднимается со дна
невских вод, переливаясь светом,
полная и страшная луна.
Там, вблизи плавучих ресторанов,
верфи, доки, пять подъемных кранов
зажигают дружно фонари.
Девушка и сфинксы. Вот их три.
Кто из них из Верхнего Египта?
Чьи глаза древнее манускрипта?
Только в них, прохожий, не смотри.
Ибо ты очнешься не в квартире.
И тогда вас будет тут четыре.

В Эрмитаже был один старик.
Приходил он лишь на выходные.
Волосы копною, как парик...
Он в голландский зал шел напрямик,
где холсты встречали, как родные.
Иногда он что-то бормотал,
покрываясь потом и румянцем.
Может быть, в незримом танце
с ним сомкнулись малые голландцы.
Неизвестно что происходило там.
Хорошо ли старику иль плохо,
но картины Питера де Гоха
с ним вели свой тихий диалог.
Но о чем, - никто понять не мог.

Не разговаривайте с незнакомцем,
что бродит в переулке Соляном.
Он плохо выбрит и разит вином.
Стихи читает. Щурится на солнце.
Еще его встречали на Разъезжей,
да и на Лиговке прохожих он пугал.
Бывал избитым гопотой заезжей.
Сидел в участке. Плакал и икал.
Он мог часами говорить о лесе,
пока за ним на черном «мерседесе»
не приезжала юная жена.
И публика была поражена:
зачем в столь удивительном разрезе
паскуда-жизнь вот так искажена...

Время сжигает само себя,
в пыль растирая людей и камни.
Замрешь на мосту. Всплеснешь руками,-
лодки секунд отплывают, гребя
в разные стороны, без оглядки,
без направления, в любом порядке;
только лишь весла в глазах рябят.
Плавают листьев сырые останки
поверх отраженных в воде оград.
Это на Мойке ли, на Фонтанке,
в тайге, в горах, на глухом полустанке...
Для времени нет никаких преград.
Как нету и страха, когда ты снова
гибель секунд превращаешь в слово.

В комнатах, похожих на пасьянс,
доминирует албанский ренессанс.
Мебель — марсианское барокко.
И хозяйка вся без возраста и срока
верности. В окно видна Нева.
Вечереет. Можно разглядеть едва
жухлые огни речных трамваев,
что под мост вползают, убывая.
По углам нахохлились слова.
Время злобно руки умывает
и хозяйку нежно убивает.
Взгляд ее, как первая глава
из житий, которых не бывает.
Осторожно, двери закрыва...

Костры. Жгут листья возле сада.
В дыму растаяла ограда
и птицы кружатся в дыму.
Но в штопоре не только птицы.
Холодному и ясному уму,
протезы скинув, надобно молиться,
чтоб от аорты отогнать комок
и в горло запихать глоток
уже не кислорода, но озона.
Поскольку тут совсем другая зона.
Здесь не работает естественный отбор.
Костры смешали срЕду и средУ,
и шустрый Дарвин, получив отпор,
как бомж, лежит в Таврическом саду.

10.

Легко любить на Крюковом канале.
Здесь каждый дом, словно пенал в пенале
и твердая, студеная вода,
которую дожди и снег пинали,
винтами рыли катера, когда
туристов и пьянчуг возили.
А в Мариинке ставили Россини,
Сквозь стены тенор долетал сюда,
перша и тая на гнилом ветру,
подобно шарканью метлы под аркой,
где дворник слал проклятия Петру
за гиблый климат, ведь большим подарком
считается здесь солнце, не подагра...
Друг к другу жмутся пары, как к костру.

11.

Она стала влюбленности пищей
с застывающей в венах кровищей,
с приоткрытым от нежности ртом.
Ничего она больше не ищет
и сегодня живет как «потом».
А «потом» - это тоже химера, -
тяжела, но нужна, словно кладь.
Вечерами, при свете торшера
с твердой ловкостью акушера
заползает желанье желать.
Захлебнуться любовью. Тогда,
содрогаясь до крика, до ора,
в свое тело вернётся не скоро.
Если стоит вернуться туда.

12.

По жухлым улицам разбросаны там-сям
сливные люки, словно бородавки.
Зудит, в подпевке птичьим голосам,
гусиная кожа Лебяжьей канавки.
Здесь просто мечтать, но надеяться трудно.
А близость воды навевает одно:
желанье, как лист дрейфовать беспробудно,
Уткнувшись когда-нибудь в самое дно,
где в обществе местных мальков и тритонов
свернуться икринкой под сенью травы.
И влиться, проплыв между ям и затонов,
в дремотное жерло свинцовой Невы.
И там, среди барж и якорных стонов,
очнется другое создание. Не вы.

13.

Еще чуть-чуть. Еще совсем немножко,
слетит цинизм, подобно тапочку с ноги.
Жаль, солнце, как слепая хромоножка,
способно только нарезать круги.
И с каждым кругом тишина нужнее,
короче речь, прощания нежнее,
а встречи нежелательней. Тогда
повиснут, словно патлы, провода,
упав на Землю. Связь теперь меж нею
и нами возможна глоткой и спиной.
И хорошо, что крепок шар земной.
Не доверяясь ни врагу, ни другу,
мы все давно толкаемся по кругу
от Петроградской до Сенной.

Зеленые рукава
Юрий Со
« And I have loved you so long...”
Greensleeves

город где в каждом дворе абрикосы
где эта улица где этот дом
где эта девушка в городе том
нету ответов только вопросы

видимо все это там и осталось
где головою безвольно прижалась
бежали в потемках из школьного сада
там платье твое разорвала ограда
свисали лоскутья забрызганы кровью
как будто ты вышла из средневековья
крылом поднимались качаясь едва
зеленых разорванных два рукава
которые так до сих пор не пришиты
бьют по глазам и лишают защиты
прощаясь надолго с душой или с телом
что же я сделал или не сделал
тлеем мы тихо а может горим
в кого превращает нас времени грим
зачем эти сейфы коды пароли
если свои позабыли мы роли
и тело твое не найти в груде тел
да и театр давно опустел
но где-то лежат как под снегом трава
зеленые длинные рукава

© Copyright: Юрий Со, 2014Милая, я собираюсь тебя оставить
Юрий Со
Милая, я собираюсь тебя оставить.
Давно собираюсь, но сегодня, похоже, созрел.
И если бы нас как ракету представить,
то самое время проделать отстрел

первой ступени. А это не очень-то просто,
слыша как ты старательно в ванной поёшь.
Недавно еще я бы скинул одежды коросту,
не сумев умертвить ниже пояса дрожь.

Милая, этот дом на канале и эта квартира,
этот гулкий подъезд — все не стало моим.
По-кошачьи легко, с ловкостью дезертира
Оставляю то место, где плохо живется двоим.

Я любил твою спину, когда ты курила на кухне.
Человек без лица все равно, что река без воды.
И твой мир без меня в одночасье не рухнет.
Мир вообще очень крепок, особенно, если в нем ты.

Милая, я так трудно учился тебя не обидеть,
что теперь ничего не умею и только бегу.
Не хочу здесь любить, не могу ненавидеть.
Ты во мне вместо крови. И я ничего не могу.

Уходить — это дар. Это вовсе не страшно.
Даже чуточку жаль, что сегодня ты так хороша.
Здравствуй, мир без тебя. И приятно, и важно,
что еще не затерлась на подушках душа.

Милая, я намерен твой сон не тревожить
и ночными звонками не стану тебе докучать.
Мою память давно уже надо стреножить,
чтобы день без тебя, словно праздник встречать.

Гаснет вечер...
Юрий Со
Гаснет вечер с невнятностью старой парчи.
В бахроме длинных веток чернеют грачи.
И окрестные псы у помойки дежурство несут,
лакая из лужи жирной, будто мазут.
Выползает луны светоносный агат
И мучительно блекнет бордовый закат,
на оконные стёкла бросая свой тон.
Затихает последней зари камертон.
И неясный туман стелет свой крепдешин.
На шоссе замирает гуденье машин.
И не видно с балкона верхушку сосны.
Погружаются люди в бессвязные сны,
продираясь сквозь оторопь грёз и обид,
зажимая в зубах самомненья карбид.
Отплывают всё дальше от берега врозь,
не воды, так хоть чуда черпнув в свою горсть.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Посреди комнаты
Юрий Со
Как корабль причал, покидаешь кровать.
Станешь в комнате. Вздрогнешь невольно.
И дыханьем не хочется тишь прерывать.
Видно, в космосе мной не довольны.
Видно, я там, у них, не на лучшем счету.
Не держу траекторий и график нарушил.
И не то воспевал, и не там, и не ту.
Плюс давно не вытряхивал душу.
Я стою среди комнаты попран, но горд
абсолютной ненужностью. Впрочем,
хорошо мне живётся меж гипсовых морд,
а среди человечьих, не очень.
Видно, это в крови или даже в воде,
в мезозойском субатомном море.
Я любил эти лица, они ведь везде
полыхали, как шапка на воре,
освещая дорогу и неба куски.
Видно, в космосе строгие нравы.
Это странно, но к свету обычно близки
только те, кто с рожденья не правы.
«Я» на многих распалось опять и опять.
Но себя не меняют местами
только те, кто, не вздрогнув, остались стоять
меж летящими в тьму поездами.
Или даже не так. В этой комнате свет
прикасаньем пернатой ладони
ничего не изменит. Но ужаса нет.
В смехе крик и всплывает, и тонет.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Будет соль на губах...
Юрий Со
Будет соль на губах, будет сахар на прянике.
Я в кафе к Вам придвинусь слегка. Вы отпрянете,
возьмёте бокал и снова вернёте на место,
вмиг сознавая, никто не любил Вас так мерзко.
Не скажет никто, что Вы, опуская ресницы,
всегда так похожи на крылья, только без птицы.
Ночь расчехляет зенитки последних обманов
и достаёт тишину из дырявых карманов,
режет лицо Ваше строго на «до» и на «после».
Что-нибудь подлое сделать на память. Но поздно.
Да, и не нужно, поскольку всё уже сделано.
Время скрутило узлом и душу, и тело нам.
Шёпот и всхлип обернулись только лишь кляузой.
Вы промолчите. Я подавлюсь этой паузой.
В городе празднично, как в зачумленном бараке.
Так расстаются, кто машет руками до драки.

© Copyright: Юрий Со, 2015Приди в мой старый дом...
Юрий Со
Любимая, приди в мой старый дом.
Его все так же гулко и пугливо
обстукивают яблони и сливы
и с горки тянется ольховый дол.
Приди туда, к зеленому крыльцу,
где не были ни в чем мы виноваты,
где по ночам деревья бесноваты
и бьют по крыше, словно по лицу.
Туда приди, где стягивают жгут
воспоминания, как злой разбойник,
где помнит твои пальцы рукомойник,
а зеркала твой хохот берегут.
Туда приди, где в сумраке тела
уже сумели безоглядно слиться
в то целое, в котором тают лица
и тупится безбожия игла.
Приди как есть. Проникни вот сюда.
В саду твои я вздохи различаю
и хруст шагов из гущи иван-чая,
и легкий плеск у мелкого пруда...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Посмотри на меня
Юрий Со
Посмотри на меня. Это я ли?
Вот таким я тебе буду сниться.
Крылья не оторвали, но смяли.
Всё ещё человек, но не птица.
Я рыхлил это небо мотыгой,
каждым звукам давая названье.
Вот таким я и выжил под игом
злого самообразования.
Бьются доброе тело и злое.
Ну и пусть. Не моя это схватка.
Я пришёл из культурного слоя
и туда же вернусь без остатка.
Посмотри на меня. Это я ли?
Мои ангелы с дурью немного.
Очень жаль, что они не засняли,
как я снова иду по дороге.
Я тебе бы прислал это фото.
Ты его бы пристроила в рамку.
И когда говорить неохота,
ты молчала бы с ним спозаранку.
Посмотри, нас так мало. Нас двое.
Не напрасно к стеклу ты прижалась.
То не ветер за окнами воет.
Это я так к тебе приближаюсь.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Песня грустной химеры
Юрий Со
Нет, осень - не подруга, не советчица.
Я не смогу в других вочеловечиться.
Зачем так много неба дали мне?
Я прорасту здесь, в грунт упав, не зернами;
вокзалами, перронами, платформами,
вагонной занавеской на окне.

Что там потом, за этими вокзалами?
Я не смогу переродится заново,
покуда эту душу не сносил.
Я сам в себе, как день солнцестояния,
и всё своё забыть не в состоянии.
Ведь я не знаю, сколько хватит сил.

И я не знаю, много ли терпения
у тех, кто уменьшает силу трения
меж мной вчера и мной уже потом.
Мой сад затих. И я в нём не безделица.
Кругом летит листва. И мне не верится,
что всё пройдёт. Я думаю о том,

точней, о тех, кто не увидит этого,
в зал не войдёт, тряся в дверях билетами.
Нас всех давно оставили одних.
Во времена грядущие и оные
мне нравятся химеры заоконные
и то, что я – всего одна из них.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Свалка истории
Юрий Со
На свалке истории не виден дым или чад.
Обломки бывших кумиров там, в основном, молчат.
Кто-то уже забыт и в глину ушёл навсегда.
Кто-то тлеет. Кого-то таскают туда-сюда.
Кого-то пытаются склеить, но он весь трещит.
Чьи-то хари уже не собрать, но тащат на щит.
Потом, показав их толпе, вновь на свалку несут,
чтобы, при случае, вытащить и устроить суд.
Порой судят прямо на свалке, так оно быстрей.
Разобьют, бывало, не оставив рук и ноздрей,
потом на карачках ползают, собирая пыль,
и лепят слюнями из оной бессмертную быль,
которая переживёт всех. Но завтра опять,
глядишь, она здесь, на свалке, лежит. Времечко вспять
выталкивают и, даже удаётся порой.
Свалка истории всех достала, как геморрой.
Бросить эту помойку, отдав бомжам и котам.
Плюнуть в неё, да и свалить бы на Марс. Но и там
на свалке истории не виден дым или чад.
Обломки бывших кумиров там, в основном, молчат…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Небо
Юрий Со
Так в чём же смысл? Обнять тебя до хруста,
не отпуская больше ни за что?
Стоять с тобой. Но это же так грустно.
Нет, тут не то.
А может, у реки, где нету брода,
остановиться и увидеть свет,
что испускает матушка-природа?
Не то здесь. Нет.
Так может в церкви, в золочёном хоре,
на пол упасть, как в мягкую кровать.
И быть частичкой в неземном соборе?
Нет, не бывать.
А люди? Может, к ним направить гордо
свои стопы? Что в том плохого есть?
Направишь, а потом получишь в морду.
Уж лучше здесь.
Вот видишь, небо, только ты осталось.
Лишь ты да я. Так до конца вдвоём.
А это тоже, вроде бы, не малость.
Мы проживём.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Её платьица были безвкусны...
Юрий Со
Её платьица были безвкусны
и удушливо пахли духи.
Вечерами вздыхала так грустно
и дурные читала стихи.
Её завтраки все подгорали,
вытекала из ванны вода.
На неё все соседи орали,
угрожая кошмаром суда.
Рисовала на стеклах картинки,
безуспешно пыталась вязать.
И носила мужские ботинки,
забывая шнурки завязать.
Постоянно ключи забывала,
возвращалась, дойдя до угла
в полудреме. И часто бывало,
вспомнить имя мое не могла.
У неё сразу рвались колготки,
телефон был какао залит.
И искрили электропроводки.
Холодильник ревел, как болид.

Я окурок в руке разминаю.
Разноцветное было житье.
Почему же её вспоминаю...
Почему вспоминаю её...

Уступи мне, тунец, океан.
Я молчания рыб не нарушу
и запрячу бессмертную душу
в лежебокий прибрежный рапан.

Уступи свою норку, змея.
В ней свернусь я клубком и забуду
как зовут меня, кто я, откуда
да и был ли когда-нибудь я.

Уступи свое небо, сапсан.
Камнем ринуться вниз мне не ново.
Я срывался не раз, что бы снова
подниматься наверх, к небесам.

Уступи мне свой улей, пчела.
Буду сотни цветов облетать я.
Может встречу я ту, в белом платье,
что разбила мне сердце вчера.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Ты помнишь сирень...
Юрий Со
Ты помнишь сирень у тропинки на озеро?
Поди, она голая вся. Подморозило.
Вот в мемориальном сижу теперь городе.
Я телом в тепле, а душою на холоде.
И не потому, что мне легче на улице,
а просто идёшь, и ничто не забудется.
Всё видишь и помнишь. Не знаешь, но ведаешь.
В вокзальном буфете, как прежде, обедаешь,
где пахнет дорогой, пивком, чемоданами.
Торговцы шавермы глядятся шаманами,
маслы нарезая на жертвенном вертеле,
как будто служители жизни ли, смерти ли.
Народ утепляется в куртки пуховые.
Пыхтят поезда серо-буро-бордовые.
Зудит проводница в боях закалённая.
И долго целуется пара влюблённая.
Я бросил тебя… Или ты меня бросила…
Ты помнишь сирень у тропинки на озеро?

© Copyright: Юрий Со, 2016
Не пишется...
Юрий Со
Не пишется. Не дышится. Неймётся.
Ночь затаилась в сумраке пустом.
Я снова отступил перед листом.
Пусть всё на месте остаётся.
Спасибо всем. Всё хорошо звучало.
Я обеззвучен на земле стою.
Держусь за дверь и больше не пою.
Лишь повод жду начать сначала.
Но птиц не слышно. В парке, рядом с будкой,
я застываю, словно метроном.
Так в день ненастный плачет астроном
у телескопа. Это жутко.
Всё так, как было. Белыми огнями
Горит мой город, свой раскинув мост,
меж «тут» и «там». Я не покину пост,
но прячу вычурное знамя.
Всё прячу до поры. Покуда глотку,
мне снова не откроет, кто закрыл.
Кто сунул груз вместо могучих крыл
и малость денег дал на водку.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Молебен рыб
Юрий Со
Одурели от листьев все рыбы в пруду,
ждут, ругаясь, конца листопада.
Словно гимн, начинается ветер в саду,
а кончается, будто баллада.
На краю тишины можно сматывать нить
или выйти из собственной кожи.
Человек может все обретенья сменить,
но потери сменить он не может.
Вот и падают листья на тех, кто живой,
кто ещё не застыл под карнизом.
И безбожная осень ведёт под конвой
тех, кто лезет в природу за призом.
Но не будет призов. И не будет баллад.
Будет света законная кража.
Будет ливней и листьев промозглый салат
на столе у закутанных граждан.
Потому и не видно в пруду окуней.
Они рыбий молебен отслужат.
Матереет и крепнет вода. А над ней
что-то жёлтое кружит и кружит.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Философия тины
Юрий Со
Шорох веток в саду заменяет мне прессу.
И на плечи ложится черёмухи шаль.
Вся моя философия сводится к лесу.
Далеко мне до Канта. И даже не жаль.
Я застыну в траве в эмбрионовой позе,
из цветов голубых я свяжу себе бант.
Вся моя философия в крыльях стрекозьих,
что жужжат над травой. Извини меня, Кант.
В этой тёплой реке небо, как на картине,
и колышется лилий зелёный настил.
Вся моя философия прячется в тине,
под которой карась перед щукой застыл.
Суть вещей будет снова то белой, то чёрной,
а то серой. Бояться и плакать на кой?
Вся моя философия рушится к чёрту,
когда женщина пробует воду ногой.
Мне божественный разум сегодня не важен,
потому, что и мой до конца не иссяк.
Я живу среди шпилей и призрачных башен
тех, что в воздухе с детства призывно висят.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Лунный настил
Юрий Со
Равновесие мира упрятано здесь.
Пусть не все семена проросли,
впереди целый век. Значит, времечко есть.
Я счастливый, счастливый, счастли…
Жизнь так зримо молчит. Потому и права.
Топчет землю мой грубый сапог.
И умершая вновь оживает трава.
Я всё это запомню, запо…
Вот стою у ручья. Он не брат мне, не сват.
В нем вода не кончается. Но,
даже если ни в чём я и не виноват,
я виновен, виновен, вино…
Хорошо, что простили. Я тоже простил.
Я с травой в запрещённом родстве.
И мерцает дорога, как лунный настил.
Задыхаюсь от света, от све…

© Copyright: Юрий Со, 2016Кто выбрался ночью...
Юрий Со
Кто выбрался ночью из отчего дома?
Себя забывать – вот моё ремесло.
Какое мне дело до шпилей Содома?
Быльем поросло.
Смешались все смерти и жизни. Из века
валился в другой век, не мысля о том.
Возлег я на жертвенный камень атцтеков.
Но это потом.
Мой поезд бомбили. И где-то под Псковом
меня провалили в сухое ничто.
На поле остался я, на Куликовом.
Не помню за что.

Стою на Обводном. И руки в карманах.
Здесь плещет в граните тугая вода.
По горло я в клятвах, по пояс в обманах.
И всё, как всегда.
Спасибо за то, что струилось упрямо
и стало холодной и мутной водой.
Молчанье отца. И за трепетность мамы.
Уходим. Постой…
Я прожил сто жизней.Вставал я и падал.
И тянутся дни, как во тьме провода.
Что ты ещё хочешь? Чего тебе надо?
Гранит и вода.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Зима встала...
Юрий Со
Зима встала на цыпочки и застыла.
Ветер дует тихонько с фронта и с тыла.
Это зима. Она всерьёз и надолго.
Мой адрес «январь». Я здесь навек. И только
суетливый снегирь за окном взлетает.
Падает снег за ворот и сразу тает.
И снова падает. Снег, конечно, разный
для меня и мальчонки, что одет в красный
комбинезон. Руки под снег подставляет,
смеется и что-то своё представляет.
И этот же снег для меня лишь отметка,
и снегирь на нём. Это просто обёртка.
Мыслей не нужно, как не нужна отвёртка
для разрезанья торта. Вытащу руки
из карманов. Слышатся разные звуки
из-под снежного родового настила.
Зима встала на цыпочки и застыла.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Клубника, Любовь и грибы
Михаил Савик
Земля пронеслась подо мной чёрным перцем,
Взвалив на себя груз тревог.
И как-то, - безрадостно стало на сердце,
Так, словно, уже я не Бог.

И ей не смогу я помочь и тем людям,
Которые, - верили мне.
Как труден их путь посреди тяжких буден,-
Земля полыхала в огне:

Вулканов, сжирающих зелень деревьев,
Траву и любовь на века.
И нет ничего, кроме пепла и плевел,
Пусть кровью застынет строка:

"Очнитесь, Вы - Люди и Вы – Человеки.
Не надо Вам войн и пальбы.
Очнитесь, Вы - люди, пусть будут навеки:
Клубника; Любовь и Грибы."

© Copyright: 2017
Не всё
Юрий Со
Отпустит стадо тот, кто нас пасёт.
Ударит луч и небо станет уже.
Расступится ветхозаветный ужас.
И станет ясно, жизнь - ещё не всё.
И смерть - не всё. Вращение часов
уже готовит с шумом нечто третье.
Законы выжглись в собственном запрете,
запретный открывается засов.
А там, за ним, огромность правоты
и правильность любого из желаний.
Там экскаватор с трепетностью лани
заворожён, как клонятся цветы.
Там ждёт не "кто", а больше "почему".
И вдох длинной со спуск на арбалете,
а выдох длится несколько столетий
и не хватает времени ему.
Ни жизнь, ни смерть. Ни тело и ни прах.
А то, что между нами исчезает,
когда к окну дыханье примерзает,
пока в победу проникает крах.
Но крах не страшен тем, кто жил в пути.
И человек не падает, но тлеет
так неизбежно, как восток белеет.
И ночь отходит, чтобы вновь прийти.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Звездная ночь в саду
Юрий Со
Прощай, земля. Я вытекаю в космос,
где виснут галактические космы
и струи звезд, как провода висят,
росой и дымкой падая в мой сад,
и дальше в поле, где ячмень и соя.
Дрожит и стонет гулкость мезозоя,
где нет еще названий и имен
и человек грехом не заклеймен.
Туда, где траты поважней, чем прибыль
и даже Бог в сей мир еще не прибыл,
лишь тень его мелькнула на холмах,
позолотив лимонниц слабый взмах.
Там время растекается, как масло,
по пленке вод несобранного пазла,
который даже некому собрать.
Там белых звезд мигающая рать
дорогу трилобиту освещает.
Там мир наполнен важными вещами.
Такими, как дрожание воды,
взросленье мха, мерцание слюды.
Кроты там зрячи, а орланы слепы,
и все они глядят в большое небо.
В нем вбиты, словно в беспорядке гвозди,
туманности, галактики и звезды.
И время тихо катится назад,
росой и дымкой проникая в сад...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Победитель
Юрий Со
Позабыл я как жжётся густая крапива.
И хвалебными снова исхлёстан речами.
Я опять победил. Это очень печально.
Расслабляет, как тёплое пиво.
Гугенотским оскалом скривиться не смея,
я всё реже способен отбросить мёд зелья,
сотворить над собою безумство веселья
в полночь святого Варфоломея.
Если так, дверь открыта. Кто есть, заходите.
Входят дамы и их голубые болонки.
Буду гордо сидеть в своём мягком шезлонге,
не отвечу. Ведь я - победитель.
Что мне свет? Я и сам безразмерное солнце.
Сам себя обогрею до пепла лучами.
На вопросы пожму, как обычно плечами
с ледяным безразличьем японца.

Парк. На ветке ворона орёт прямо в ухо.
Мальчик в луже стоит бесконечно счастливый.
А ручьи широки, как морские проливы.
И японец готовит сеппуку.

Я частенько молчу, словно статуя в нише.
Извинение мира — улыбка твоя.
Этих слов тебе больше никто не напишет.
Никогда и нигде. Только я. Только я.

Мы две жалкие рыбы в оторванном трале.
Пустота. Мы с тобою застряли в любви.
Ни людей, ни зверей. Всех влюбленных убрали.
Никого не осталось. Лишь мы. Only we.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Из письма к...
Юрий Со
" …дыроколом фантазий пробить многодневную скуку,
непришедшим оркестром сыграть, уподобиться звуку.
Под дождём в подворотне к стене прислониться руками,
чтоб судьба повернулась лицом. Не моя, так другая.
Нам сюда. Посмотри-ка, на лужах фонарные блики
и среди голых веток мерцают иконные лики,
не в соборе, не в церкви, а здесь, посреди листопада.
Голубые гардины на окнах. Они, как лампада.
И кадило котельной отпустит нам ныне и присно
эту длинную осень. Она так темна и капризна.
Краем уха и краешком самого крайнего края
там, наверно, услышат как корчимся мы, догорая.
Жизнь готова прыжок совершить, словно злая собака.
Так заправьте в меня весь ноябрь до полного бака,
чтобы мне этой жути хватило сполна до апреля.
Жизнь прекрасна, когда в ней все смыслы сгорели…"

© Copyright: Юрий Со, 2015
Снег
Юрий Со
Мой внутренний мир быстро сближается с внешним.
Разлагается на… Это грустно, конечно.
Я холеный прохожий и я оборванец.
И мальчишкой тащу через жизнь я свой ранец.
Мой внутренний мир так быстро оскудевает.
Даже быстрее, чем внешний. Так не бывает.
Так не должно быть. Теперь мне кажется стыдно
то, что вчера обожал я. Это обидно.
Не успеваю себя я догнать. Добыча
ускользает в последний момент. Необычно
себя же преследовать. Вот кончилось лето,
зима началась. Всё в белом снегу. Но это
не то, чтоб не радует, но не удивляет.
Мой внутренний мир яркой петардой стреляет
и летит в небеса. Видно, это расплата
за годы любви. Ума большая палата.
Снег во дворе летит на машины. И всуе
мой внутренний мир на них коряво рисует.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Сообщение
Юрий Со
В моей стране я не был гражданином
И не был диссидентом, бунтарём, изгоем.
Я никогда её не понимал, она меня в ответ
Не понимала и это совсем не угнетает
Ни её и ни меня. Взаимность двух слепых,
Она дороже безумства зрячих. Я давно
Закрыл свой список поднебесных притязаний
На то, да сё. И никакая власть не помешает
Прислушаться, как шелестят деревья,
Как у Смоленки натужно тащится трамвай.
Свобода начинается с дождя, который падает,
А ты не замечаешь ни Родины, ни возраста,
Ни капель. Но видишь, как в луже изогнулись
дома на Пятой линии, до сей поры их угол
Был неизвестен геометрии живых. И вот
Тяжёлый, почти невыносимый, злой закат
Вдруг, между серым и багровым, вбросит
На миг тот цвет, которого в природе нету.
Он – порука моего бессмертия, которое
Ещё не началось, но всё вокруг об этом
Сообщает…

© Copyright: Юрий Со, 2016
Стихи начинающего духа
Юрий Со
А на озере мелкая рябь по воде.
Браконьерские сети вблизи камыша.
Мои ангелы здесь. Их не видно нигде.
Незаметен для глаза их шаг.
Незаметны фигуры и речь неслышна.
Их сливается с лесом прозрачная стать.
Молча смотрят в журнале картинки для сна,
чтобы ночью их мне показать.
Я давно человек и недавно лишь – дух.
И ещё очень плохо парю над землёй.
Мне приставили этих вот призрачных двух,
чтобы я привыкал быть семьёй.
И теперь я живу между ними и мной.
Ни на небо, ни в землю уже не сойти.
Две фигуры стоят у меня за спиной,
миллион чьих-то душ впереди.
Я сижу у воды. В лодке сохнет весло.
От костра расползается лапника чад.
С педагогами мне, как всегда, повезло.
В душу явно не лезут. Молчат.
Солнце село и первой вечерней звезде
завтра здесь улыбнётся кто-либо другой.
Отплываю по серой, неслышной воде.
Две фигуры мне машут рукой.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Третий Рим
Юрий Со
Кругом застыла тишина резная.
И из неё возникнул Третий Рим
или четвёртый. Я уже не знаю.
Давай поговорим.
Смотри на юг. Мы вышли все оттуда.
Но, видимо, не все. Дают отпор
те, кто остался в ожиданьи чуда,
там ждут и до сих пор.
Смотри на север. Ветрено и странно.
Сквозь расстояния, сквозь дым и чад
на языке картавом, иностранном
они опять молчат.
Теперь о звёздах. Тайные пришельцы
под видом знахарей, жрецов, вельмож…
И кто поставил нашу жизнь на рельсы?
Молчат они. Ото ж.
Немного о тебе. Кто бы ни сделал
тебя такую, я благодарю
его. И на почти родное тело
я до сих пор смотрю.
Смотрю, как ты читаешь. Вечереет.
Густая тьма опять ползёт в окно.
И чей-то флаг над Третьим Римом реет.
Но чей? Мне всё равно.

Ясное утро буддиста
Юрий Со
Махнуть рукою утренней звезде
или ветвям, что треплются, как знамя.
О чём просить, когда я точно знаю:
рай там, где я. Мне хорошо везде.
Прости, мой мир, что я лежу в саду,
а не крушу кувалдой идеалы,
что простелив под сливой одеяло,
я не ищу покоя, но найду.
Свет утра прост, как будто детский смех.
И до того всё это ясно видно,
что мне порой бывает даже стыдно
за то, что свет не может быть для всех.
Он от людей упрятаться горазд.
Оно понятно. Но несправедливо.
И я молчу. Я собираю сливы,
как камни собирал Экклезиаст.
Сияет утро, как в воде коралл.
Мимо меня шагают по дороге
вожди, жрецы, кумиры и пророки…
Идут туда, откуда я удрал.
Блестит роса на сливовом листе.
Как хорошо, что мне идти не надо.
Дороги все ведут в чертоги сада.
Рай там, где я. Мне хорошо везде.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Не печалься...
Юрий Со
Не печалься, родная. Я тоже хочу
Верить будто бы людям всё по плечу,
Что уже не покроется кровью трава,
И что Анастасия осталась жива.
Так хотелось бы верить, что не было войн,
Что не кончится век и ни мой, и ни твой,
Что огни Атлантиды не съел океан,
И что датский престол не окутал дурман
Тот, который рассудка лишил всех по дням,
Что Дантес пистолета в тот миг не поднял,
Что поэт не повис на оконном шнуре
И не выстрелил в сердце, увязнув в Игре.
Что все живы, как прежде и даже живей,
И что в Китеже снова запел соловей,
И что Мастер роман свой прочтёт нам с листа.
И на Лысой горе не погубят Христа.

Моя милая, странная, дальняя...
Нелегко нам междусобойничать.
Ты, как книга ручного издания,
как загадочный Кодекс Войнича.
Без меня мои щёки ты трогала.
Ничего не дала, кроме тела.
Я глотал твою книгу, как впроголодь.
А мою ты читать не хотела.
Моя глупость исповедальная
до тебя не сумела пробиться.
Ты такая же странная, дальняя,
как в серванте стеклянная птица.
Я листал манускрипт твой, вычитывал
и пытался понять те каракули.
Рвал глаза пятернёй нарочито я.
Они падали на пол и плакали.
Не прочёл твоих строк я. Поэтому
и своих уж давно не читаю.
Пью вино с голытьбой и поэтами,
закрываясь людьми, как щитами.

Ты хмыкнула б на это, дорогая.
Освободившись от незримых пут,
я десять драгоценнейших минут
ежевечерне для тебя сжигаю.

Привычка это. Глупая. Хотя...
Здоровый дядька в кресле у окошка
блаженно курит, сходит понемножку
с катушек, мыслями к тебе летя.

Мне нравится мой заскорузлый бред.
И пусть мы жизнью гнуты-перегнуты,
я берегу счастливые минуты,
забыв, что тебя не было и нет.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Её называли ведьмой
Юрий Со
В деревне её называли ведьмой.
Отметим: большую часть этих бредней
звонили бабы. Мужики молчали,
озирались на дверь, башкой качали.
Ведьма с краю жила, у самой реки.
Шла на берег, кормила рыбу с руки,
общалась с жабой на её языке
и, не раздеваясь, купалась в реке,
но платье всегда оставалось сухим
и волосы тоже. Рассказам таким
сегодня поверит лишь явный дурак.
Шептали, что в доме её был очаг,
который горит без дров, сам по себе.
И дым никогда не летел по трубе.
Зимой, когда снегом всё заметено,
Цветы алели у дома ведьмы. В окно
стучали груши, у порога трава
была всегда зелёной. Злая молва
говорила, что ночью куча ребят,
в лесу заблудившихся годы назад,
к ней тайно из чащи приходят. Они
у речки свои зажигают огни.
Поют так, что звери все молкнут в лесах
и лица ребят, словно на образах…
Раз местный священник ходил к ней на спор.
Но больше его не видали с тех пор.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Я весь...
Юрий Со
Я весь люблю. Душа в заветной лире
разделится на три или четыре
и каждая отправится в полет.
В какой бы не сидела ты квартире,
она в тебе опять растопит лед.

Я весь живу. Здесь, в Северной Пальмире
мне хорошо, словно мишени в тире
или в большом костре карандашу.
Мерцаю и горю в своем пунктире,
прерывисто, но все-таки дышу.

Я весь молчу. Молчанье в этом мире
правдивей и честнее слов в псалтире.
Хоть золотом молчанию не стать.
Приятней мне стихи шептать в сортире,
а не кого-то в чем-то убеждать.

Я весь уйду. Ни в букве, ни в цифире,
ни в крохотной бактерии в кефире
я не оставлю даже и следа.
И лишь тебе в космическом эфире
звездою подмигну я иногда.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Чёрная поэтка
Юрий Со
Ко мне приходит черная поэтка.
Она стройна, почти как статуэтка.
Её глаза темны и глубоки.
Она садится близко, но не рядом,
в очередном из горестных нарядов.
И чёрные на ней всегда чулки.

Она черновики в руках листает
и чёрные стихи свои читает,
в которых о любви ни слова нет.
Её миры темны, как ночью сажа.
Сама, как будто чья-нибудь пропажа.
Поэтому она не любит свет.

Я прикоснуться к ней боюсь и только
молчу как линь, не зная даже толком,
как звать её. Меня пронзает ток.
Она читает, будто умирает.
И уходя, стихи все забирает.
Но я украл один таки листок.

«…я черная поэтка,
зовусь Чернова Светка.
И черными ногтями я в душу влезу к вам.
Во мне есть часть от зверя.
Я никому не верю,
особенно поэту, к чьим липну я словам.
Особенно такому,
который незнакомый,
но кажется знакомым и пялится на грудь.
Я никуда не денусь.
Конечно же, разденусь.
Но не сейчас. Не завтра. Потом. Когда-нибудь.
Он будет меня тискать,
Дышать вплотную, близко.
И станет мне противно и страшно на душе.
Потом я возликую.
Бери меня такую.
Бери меня и ладно, и подавись уже…»

© Copyright: Юрий Со, 2016
Выход из зимы
Юрий Со
Снег засыпает дворик и машины.
А воздух из ночного крепдешина
слегка стесняется вползти в окно.
Я снова полуночничаю, но
ты засыпай. Мне кажется, что мы
по одиночке выйдем из зимы,
хотя в неё входили мы вдвоем.
Не числюсь в пантеоне я твоем.
Мы стали, как простые домочадцы.
Все чаще я пытаюсь отмолчаться,
вздыхаю глупо или морщу лоб,
внутри себя желая тихо чтоб,
ты поскорей ушла, а я остался
послушать за стеною звуки вальса...

Я ухожу, нырнув в броню пальто.
Вот нежности осталось лишь на то,
чтобы шепнуть, поспешно убегая:
мы кончились, как фильм. Ты, дорогая,
не думай, не печалься и не злись.
Как два дыханья мы пересеклись,
перемешали вихри кислорода
и разлетелись. Матушка природа
свое берёт. А повесть старовата.
И мы опять ни в чем ни виноваты.
Легко и крепко совесть засыпает.
Снег дворик и машины засыпает...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Идущий
Юрий Со
Дайте неба глоток. Дайте света до боли,
чтобы он засверкал на кристалликах соли,
а не только на куполе старого храма,
чтоб свернулась в трубу всех потерь панорама.
В свете сказанных слов света будет немного,
в свете фар его больше. На то и дорога,
чтоб петлять, не имея сферичность в активе,
и уткнуться в идущего там, в перспективе.
А идущий, проникнув в стеклянность забора,
станет пикселем где-то в углу монитора.
И тогда эти тучи отмоют нам души
и дорогу согнёт, будто ветку, идущий.
Говори, сукин сын, как щемяще похоже
на внезапную смерть прикасание к коже
той, что даже не рядом, а пусть, в километре.
Как не можешь дышать, будто скованный в ветре.
Говори же, идущий, пока она рядом.
Это надо не ей, не тебе. Просто надо.
Ну, а если не хватит любви или веры,
превратишься в невзрачный плевок ноосферы.
Потому, что пора. Потому, что дороги
не к тебе, - только к ней лишь ложатся под ноги.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Подбитый ангел
Юрий Со
Это паденье не то. Это не трюки.
Красная метка, как на груди снегирёвой,
сквозь перья течёт, расползаясь. И руки,
будто шасси прижимаю, падая с рёвом.
Это паденье всерьёз. Белая пена
летит изо рта и воздух перья срывает.
Крик мой длится, как боевая сирена.
Чудо спасенья? С нами оно не бывает.
С нами всё пострашней и, может быть, проще.
Кончен урок и воины белого света
стреляют. Мы падаем прямо на площадь,
на крыши, в каналы или на свалке где-то.
Когда уберут нас, не знаем мы сами.
По правде сказать, то не наша забота.
Если что-то мелькнуло перед глазами,
знайте – ещё один ангел закончил работу.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Запись
Юрий Со
Забывается всё: имена, телефоны и числа,
кто меня обнимал и которых уже не обнять.
Ненавидеть легко. А любить я уже разучился.
Значит, так и запишем: придется учиться опять.

В белом легком пуху и дорога, и в зеркале рыльце.
Пел то в хоре, то без, не боясь остановок в пути.
Мне хватало небес. От людей, по привычке, укрылся.
Значит, так и запишем: придется к ним снова идти.

Где ни жил, каждый кров, будто женщину, гладил руками.
И любил повседневности вялотекущую рать.
Разбросал всё, что есть — самоцветы и пыльные камни.
Значит, так и запишем: придется их снова собрать.

Так и жил. Много ран, но по счастью, немного увечий.
Не всегда понимал ни благую, ни гадскую весть.
Мир прекрасный меня потихонечку расчеловечил.
Значит, так и запишем: я был и, пока ещё, есть.

Странница
Юрий Со
Луны взошел серебряный пятак
и тает ночи приторная сажа.
Ты не спеша выходишь из пейзажа.
Без цели и маршрута. Просто так.
Ты держишь путь, не ведая пути.
И месяц тебе светит что есть мочи.
Когда выходит женщина из ночи,
то днем ее, уж точно, не найти.
Далёко тебя звуки занесли.
Не остановят время и погода.
Идешь, как тень по краешку чего-то,
по самой кромке неба и земли.
Мне никогда не подойти к тебе.
Бессмысленны потуги ускорений.
Ты странница не этих измерений,
земной ты недоступна ворожбе.

Я человек эпохи мезозоя.
Мое лицо кривое и косое
и ветками исполосован рот.
Я вижу этот мир наоборот.
В нем снова то, что некогда украли,
там без трусов иду и без морали,
с дубиной прячась в желтом камыше.
Упругий, осторожный и вообще...
Я часть реки и дальний отзвук грома.
Там на базальте я лежу, как дома,
не в силах от восторга замолчать.
Я возвращаю разума печать
диодами сверкающему миру.
Напрасно надо мной встает Нибиру
и зря зовут к себе ребята в белом,
чтоб я расстался с волосатым телом.
Самосознание мое босое
задержится навеки в мезозое.
Уж лучше изойду в грехе поллюций,
чем лягу на ступеньки эволюций.
Я встану грязный, дикий и нагой
на монитор немытою ногой.
Пока сошедшие со звезд народы
не выгрызли моей земной природы
себе опять твержу: не забывай ты,
пока в тебя не влили терабайты
дерьма межгалактических проблем,
я есмь и всё, я волчью ногу ем
и не порву мою земную нить.
Таких, как я, вам нечем заманить.
Не знаю нот. Не знаю колесо я.
Мой хрип потерян в глине мезозоя.

© Copyright: Юрий Со, 2015Он говорил ей...
Юрий Со
Он говорил ей: "Не раздевайся, так посидим."
И прятался где-то внутри тяжких век и седин.
Она наливала мартини и считала мух.
В комнате не было никого, кроме этих двух.
Он курил. Он долго молчал. Как усталый сатир,
всё пытался упрятать богатый внутренний мир,
но тот почему-то упрятываться не хотел.
И медленно вверх поднимался пугливый отель.
Она понимала, что это надолго. И ей
захотелось уснуть, чтобы стать одной из теней
заоконных деревьев и мерно качаться. Он
всё пытался как-то сорвать или снять заслон
между "здесь" и "там". Только"там" оказалось сильней.
Она слегка усмехнулась. Он прислонился к ней.
Стало спокойно, будто бы ангел их посетил
и говорил им: "Не раздевайтесь, так посидим"

© Copyright: Юрий Со, 2016
Здравствуй же...
Юрий Со
Здравствуй же, мокрое небо цвета холстины.
В каждом доме кутёж. В каждом храме крестины.
В каждом сердце тоска. В каждом выкрике сутра.
И скандальный уход, чтоб вернуться под утро,
а вернувшись, опять ожидать, будто чуда,
ощущенья, что конь унесёт нас отсюда
в распевучую даль, где все святы и правы,
где любовь, словно гимн, и погуще дубравы,
где от крика: «Огонь!» поднимается солнце,
где наотмашь поют и танцуют, как горцы.
Я там тоже плясал. А теперь вот рисую
чью-то гостью заплаканную и босую.
Она входит в мой дом, она рядом садится.
Её руки висят надо мной будто птицы.
Так отдайся, душа, вековому обману.
За такое и сдохнуть – цена по карману.
Вот и кончился сон. Я ищу правый лапоть.
Жизнь вполне удалась, если есть, что оплакать…

И я ступал. Только слева и справа
рушилось всё. И дверная оправа
смотрелась, как вход и ещё, как отрава,

и ещё, как выход, куда не знаю.
Может туда, где трепещется знамя,
которое пряталось вместе с нами.

Не горбись. Сказал сержант и порывом
его унесло. И ветер с надрывом
размажет по небу птиц легкокрылых.

Чай втроем. Потом вдвоем. В одиночку.
День переходит в вечер, потом в ночку.
И уже не стоит менять сорочку.

Не горбись. Сказала ты и взлетела,
оставив разруху и запах тела.
А я остался. Какое мне дело?

Но я не горблюсь. Я ступаю гордо.
Ничего, что лицо почти, как морда.
Моя звезда горит справа по борту.

А слева луна. Ну, а прямо море.
Оно намалёвано на заборе.
И что-то поют, как в детстве, в соборе.

Не горбись. Ясно. Идите вы к чёрту.
Бреду как умею. Тихо, но чётко.
Я сам по себе. И по ветру чёлка.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Зеркало повторяет мир...
Юрий Со
Зеркало повторяет мир, не участвуя в нём.
В амальгаме нет ничего, кроме химии.
Как рыба водой, я временем скрыт. И с каждым днём
мои следы всё больше похожи на линии.
Вечер нам дарит покой, но совсем забирает свет.
И соучастие в жизни выйдет нам боком.
Когда оскудеет сосуд и сил более нет,
первый, с кем надо проститься здесь, это с Богом.
Потому, что Бог очень нужен, но только живым,
мертвым уже и Бога становится мало.
Они выбирают не между прямым и кривым,
а между тем, что срастило и тем, что сломало.
Мудрая рыба застыла, шевеля плавником,
провожая взглядом косяк, плывущий в сети.
В комнате занавески, поднятые сквозняком,
покажут то, что нельзя увидеть при свете,
а только во тьме. Зеркало, отблесками звеня,
умудрилось внушить состоянье покоя.
Человек – это то, что не я, а вокруг меня.
Был ли я раньше… Мне не покажут такое.

Исполинский лопух двух стрекоз в тени приютил.
Над осокой июня нерезкость поплыла.
Восемь утра. И солнце свой прибавляет фитиль,
зеркала растворяя и всё, что в них было.

А пронзительный вечер крадётся, как тать.
Заходящего солнца горенье.
Это самое время о вечном страдать.
Я ж варю из брусники варенье.

И лишь только покину я утром кровать,
сад встречает безбашенным панком.
Это время, чтоб снова свой стиль шлифовать.
Я грибы загружаю по банкам.

И нирвана мельканьем бушующих сцен
не ворвётся в мой разум в тунике.
Видно, жалок мой "дао" и мелок мой "дзен".
Поищу утешенья в чернике.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Духовность
Юрий Со
Вот, скажем, духовность. Что это значит?
То состоянье, в котором был зачат?
Гены и предки? А может, иное.
Свод тихих правил висит надо мною,
но не довлеет, а так понарошку,
диктует неслышно и понемножку.
Может она – невозможность подмены
второго на третье. Страх экумены,
страх раствориться в том супе, который
всех нас сожрёт. И растут помидоры
на ветках сирени. Кто его знает
что будет потом. И что будет с нами?
Духовность. Это на паперти церкви
свой лоб расшибить в поклонах. Померкли
иконы. Но жизнь, она-то сияет
и вновь неслышно себя предъявляет,
своё одиночество и неровность.
Не помещается в шляпу. Духовность.
Что это? Молчанье среди восторга?
Или крамольное начало торга
с самим собой, мол, я тебе этого,
а ты в конце входными билетами…
Духовность. От слова «дух». Поэтому
замацано плохими поэтами.
И я постарался. Внёс свою лепту.
И мне завяжите на шее ленту.

© Copyright: Юрий Со, 2017
С головой, повёрнутой назад
Юрий Со
Мы гордо входим в этот чудный сад,
но с головой, повёрнутой назад.
Мы видим мир элементарно плоский
и зрим в кустах былого отголоски.
И мы шагаем смыслу вопреки,
кормя химер, придуманных, с руки,
в такие мы залезли буреломы,
теряя на ходу протезы, пломбы
и прошлое нам разрывает рот.
Но движется, цепляется народ.
И что нам крик: «Куда ж вы, братцы?»
Нам главное идти, а не добраться.
Нам главное свой соблюсти обряд,
которому уже никто не рад.
Так страшно, но другого нет пути.
И всё-таки приходится идти.
И всё равно идут или висят
те, с головой, повёрнутой назад.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Жёлтый...
Юрий Со
Жёлтый, бежевый, светло-палевый
лист беззвучно летит прямо в смерть.
И октябрь повязкою марлевой
мне на руки кладёт свою медь.
Я плечами пожму и засею
этот город молчаньем таким,
что его не узнать. И со всеми
поквитаюсь объятьем тугим.
Знаю, так не бывает. Всё снится.
Но пока этот сон не погас,
ветки падают вниз, как ресницы
чьих-то чёрных, невидимых глаз.
Осень встала с улыбкой коварной,
на дома и Неву опершись.
Я и четверть красы календарной
не успел заслужить за всю жизнь.
Нет ни общего и ни личного.
Вместо личного – тонкий рубец.
Красный, охристый и коричневый
лист летит и со мною, и без.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Без
Юрий Со
Сад весь в сполохах белого света.
Хочешь, яблоко с ветки сорви.
Не бывает любви без ответа.
Но бывает ответ без любви.
Лето кончилось и улетело
в край, где нет ни концов, ни начал.
Не бывает ведь страсти без тела.
А вот тело без страсти встречал.
Отдалённей становятся звуки,
приглушается зелень травы.
Не случается встреч без разлуки,
а разлука без встречи, увы…
И не вспомнить уже, хоть убейте,
а была ли благая та весть?
Жизнь никак не бывает без смерти.
Смерть без жизни, наверное, есть.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Последний трамвай
Юрий Со
Расстались мы поздно. Последний трамвай.
Я ехал в нём мёртвый, как в «скорой» карете.
Какой же был месяц, апрель или май?
Но помню, что в ночь со второго на третье.
Похоже, что выжил. И утренний свет
с тех пор был всегда утомительно-ранний.
Я даже сейчас, через множество лет,
и жду, и боюсь сладость тех умираний.
Трамвай забирался на Троицкий мост,
и сонный кондуктор звенел медяками.
А я, как солдат, что бросает свой пост,
кидался на двери и рвал их руками.
Далёко меня тот трамвай уволок,
так далеко, что ни слуху, ни духу…
В такой безнадёжно-глухой уголок,
что глаз там не смотрит, не слушает ухо.
Там жил я в стене, иногда за стеной.
И память свою засушил я в запрете.
Но что-то порой происходит со мной.
Как правило, в ночь со второго на третье.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Орион
Юрий Со
И в будущей, такой большой, пустыне,
когда мой прах под толщей лет застынет,
песчинкой я под лапой скорпиона
осыплюсь тихо, вдоль большого склона,
и упокоюсь под огнём созвездий,
которые распространяют вести
о том, что было множество столетий
назад. Здесь жили мы, игрались дети.
И каждый собирался жить здесь вечно,
покуда Путь не распрямился Млечный,
покуда злого космоса махина
не развернулась. Только прах и глина,
да вот песок и жало скорпиона…
И три звезды в хитоне Ориона.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Женщина из сентября
Юрий Со
Когда фонари качались, как будто кадила
и на плёнке виднелись кадры непрожитых дней,
слёзы в руках волоча, она приходила
и долго вздыхала, что ей оживать всё трудней.

Она уже знала: птицы не долетели.
И говорила об этом ровно, без запятых.
Но больше её зрачки уже не потели.
Голос совсем не дрожал, как раньше. Просто затих.

Мы могли бы быть вместе. И, кажется, были.
Ладони её раздвигали, как тюль, горизонт.
Она возникала из снега, ливня и пыли.
И надо мной раскрывала себя будто зонт.

Она входила. Музыка падала на пол.
И на потолке проступали ворота зари.
Пахло приливом. Я не забыл этот запах.
Только молчал, вместо того, чтоб просить: говори…

Там, где она обитает, сильным не выжить.
И озеро снов рассекает пустая ладья.
Можно полнеба отрезать, сбросить и выжечь,
но там её нету, а есть только осень и я.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Ночной крик василиска
Юрий Со
Этот лес. Этот голос. Быльем поросло.
Из былья выдираю сухое весло.
Это тело, покрытое мокрым бельем,
будет тоже затянуто мшистым быльем.
Это вечность со вкусом казенных галет,
это я, погребенный под шорохом лет.
Это небо. И это всего лишь река.
Были крылья. Теперь это только рука,
под которой от счастья не вскрикнет никто.
Я влезаю в века, как влезают в пальто.
Мне всегда на людей безнадежно везло.
Это лодка покоя. А это весло.
Ни воды и ни крови мы здесь не прольем.
Никогда ты, родная, не станешь быльем.
И зачем же тогда эта жизнь нам дана?
Чтобы пить её чашей, в которой нет дна?
Хватит нам и ладоней лицо вытирать.
Хватит взгляда, чтоб вовсе тебя потерять.
Это даже не стих. Это шепот и писк.
Я встаю над водой, как ночной василиск.
То ли жив хорошо, то ли плохо убит.
Я сегодня за завтра кровищей умыт.
Поднимаюсь в гниющей своей чистоте
этим стершимся словом на рваном листе,
этой буквой, что вырвана с корнем из жил.
Я любил как умел. Как любил так и жил.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Чужие миры
Юрий Со
«Не рассказывай мне о себе. Ни слова.»
Приводишь даму. Выясняется снова,
что ты приводишь весь её мир. И он,
расширяясь, и комнату, и балкон
занимает собой, расти продолжая.
И та, кто недавно была здесь чужая,
ещё не играет, но руку вдоль струн
уже занесла. И, как пойманный врун,
готов к оправданьям, но не феромонов,
а просто любых человечьих законов,
согласно которым её сопрано,
скорей разорвет, чем залечит раны.
Ты слушаешь. Ты задаёшь вопросы.
Получаешь портрет, а хотел набросок.
По этой причине с какой-то поры
мне так ненавистны чужие миры.
Они не потеря, но и не награда.
«Не рассказывай мне о себе. Не надо.»

© Copyright: Юрий Со, 2015
Готика
Юрий Со
Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду
и на бегу срывает ценник с платья.
На башне граф в застиранном халате
служанку принуждает к секс-труду.
Служанка убегает в непорочности своей
и со всех ног стремится к водоёму.
А юный паж к оконному проёму
приник, дрожа от любованья ей.
Он тут же устремляется за девушкой вослед,
неся в себе ведро тестостерона.
Сбивает с ног почтенную матрону,
что жаждет страсти уже много лет.
Матрона с озабоченным лицом бежит за ним,
топча траву берегового парка.
И тлеет насквозь от любви огарка,
дыша, потея только им одним.
Граф наблюдает с башни и ему не по нутру
холодный сок. Он надевает шорты
и в толк не может взять, какого чёрта
им не сидится в замке поутру.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Зачем...
Юрий Со
Зачем Создатель не остановился на пейзажах,
на снежных склонах гор, на джунглях, на морских миражах,
на вечном сонме птиц и рыб, на логовищах зверя?
Им нет числа, им нет имён. Подумаешь, потеря.
Вместо каньона – озеро, а вместо льва – фламинго.
Не то с людьми. С людьми совсем другая здесь картинка.

Идем мы в парке Третьего (Четвертого ли?) Рима.
Молчим. И жизнь любого из людей неповторима.
Провёл её ты во дворце, а может за сараем,
мы все здесь кое-как живём, а после умираем.
Нас отвезут в ничто на лодках или в экипажах.
Зачем Создатель не остановился на пейзажах?

© Copyright: Юрий Со, 2017
Стихи с набережной
Юрий Со
Я лежу в этом городе вздыбленным мостом
между Веной прозрачной и невским погостом,
между плеском волны и резьбою дверей.
Я ослеп и оглох в молоке январей.
Мне бы только минуту, и я уцелею.
Видишь, птицей на бакене смутно белею.
Я лежу в этом городе кротостью луж,
по которым бредёт тощий пес неуклюж.
Вот дома отразились в припадке падучей,
их углы то тупы, то становятся круче,
а потом затопляются где-то совсем
и гремят электричкою в ноль двадцать семь.
Я свечусь в этом городе лампой в парадном
и шуршу голубями туда и обратно.
Этот вечер настоян на брызгах такси,
на отрывочном «нет» и бездушном «мерси».
Мне бы только минуту, и я соберусь
в плеске баржи, натужно толкающей груз.
Или в желтых подтеках на краске Сената.
Мне бы только минуту. А больше не надо.

СПб - Вена - СПб. 2015

© Copyright: Юрий Со, 2015
Рождество 2016
Юрий Со
Рождество. День особый. Но в церковь не тянет.
Бог мне – добрый сосед, но никак не батяня.
С Ним живу без скандалов и без мордобоя.
Ну, а тень пробежит, так решим меж собою.
Он мне в душу не лезет. Я тоже не лезу.
Иногда Его вижу, гуляя по лесу,
где-то между стволов промелькнёт, как фонарик.
Либо сядет в метро: недотёпа, очкарик.
Или маленькой девочкой мне из коляски
прямо в Летнем саду строит алые глазки.
Я Его узнаю всякий раз. Он смеётся.
В лавку за пивом вхожу, а Он остаётся.
Ладим давно, - я за пивом, Он всё за чаем.
И друг другу вопросами не докучаем.
Лишь зимой я Его иногда беспокою,
чтоб машину помог завести. Но такое
случается редко, поближе к Крещению.
Такое у нас с Ним сложилось общение.

Маленькая поэма

Густая тьма. В начале было… Снова
вернёмся: тьма у тьмы внутри. Ни слова
больше. Уж лучше не закончить фразу,
чем врать. В начале было всё. И сразу.
И навсегда. Без времени и места
мир шлифовали кванты и стамеска.
То, что наш свет внутри себя не светел,
нам незаметно. Гейзенберг заметил.
И песнь луча на черепичной крыше
мы не расслышим. Бах зато расслышал.
Величие небес и низших мидий
мы не увидим. Но вот Босх увидел.
Да, все колокола по нам звонят, но
неслышимое ближе и понятно
скорее, чем звучащее в пределах
двора напротив. В этом всё и дело.
Свет бьёт из света. А из тьмы ни разу
не бьёт. Вначале было всё. И сразу.
Жизнь хороша, покуда скоротечна.
Однажды было так. И будет вечно.

«…даже не сомневаюсь, что человеческий разум скоро сделает людей счастливыми и совершенными, иначе нельзя. Это будут сказочные дни…»
Из письма N к NB

Браво, война, - в каске, в шлеме, в шапчонке.
Время чудес, - жалкому мужичонке
сделаться Рэмбой. Кривая ухмылка.
Селфи у пленных. И, цвета обмылка,
зенки навыкат. Любая девчонка
с гранатой в трусах – твоя. Мужичонка
становится викингом. Здравствуй, война.
И снова Кортес направляется на
запад, - по морю, по полю, по снегу.
Ракеты Помпея в серое небо
взлетают, как птицы. Дария танки
давят мозги, города, полустанки.
И крестят напалмом спины народов
святые бойцы крестовых походов.
И харкают кровью в римской когорте,
от хлора, запёкшегося в аорте.
Здравствуй, война, подруга мужчин.
Можно хоть сдохнуть без груза причин.
Смерть не страшит, только если беспечна.
Однажды так было. Так будет вечно.

«…как-то стыдно признать, но у меня нет ни одного идеала, за который можно умереть…»
Из письма N к NB

Женщина продолжает любить, даже
когда уже ненавидит. Она же
любит ушами, но чаще губами,
ибо когда все преграды упали,
губы не врут и захват их - пышный.
Мужчина хорош лишь, когда он бывший,
реже будущий. Остальные мало
умного скажут. Раскрывши хлебало,
они с каждым словом всё незаметней
становятся и смешнее. Их бредней
не слышно. Мужчина, набитый пошлым,
есть образ без будущего, но с прошлым.
А те из них, кто чего-нибудь стоят,
скорее сдохнут одни, чем устои
сдадут. Дальше - хуже, а может, - проще.
Тела бесполые, будто бы мощи,
пройдя обновленья четыре круга,
по-прежнему будут искать друг друга,
таская любовь, хоть та и увечна.
Так было однажды. Так будет вечно.

«…страшно представить себе древние времена. Эти бесконечные войны, покорения, миллионы богов и их жертв, инквизиция, костры… Как хорошо, что этому больше не бывать. Ведь так?»
Из письма N к NB

Глубокая осень. Ветер по краю
поля летит. В деревнях, замирая,
жизнь ещё теплится. Но ненадолго.
Пали последние яблоки. Только
антоновка держится. Дров штабеля
уже поредели. В конце ноября
ледок на крыльце и на лужах ледок.
Молчат трактора и не виден ходок
на стылой дороге. Только кобыла
вдали на пригорке. Всё, что здесь было
и всё, что осталось, - всё, будто призрак
себя самого. Природы капризы
свелись до тупого дождя. И серость
лениво множит себя, будто ксерокс,
печатая дни, вечера возле печки,
скрип половиц, колыхание свечки.
Кажется всем, с убыванием света,
что больше вовек не будет здесь лета.
Это сомнение глупо, конечно.
Однажды так было. Так будет вечно.

«…они мне говорят, что надо просто жить. Но я не знаю, что это такое…»
Из письма N к NB

Мы не умеем умирать. Не учат
такой науке, как не учат тучи
ползти по полусфере небосвода.
Или рожать детей - сама природа
за нас исполнит. В чём-то это правда.
Природа нам во всём помочь бы рада.
Вот резвый бег привычной круговерти
вдруг замедляется. И ангел смерти,
как акушер, рассказывает байки
про то, да сё. Ослабевают гайки
креплений меж душой и бренным телом.
Расслабься. Ничего не надо делать.
Уже всё сделано давно и спето.
И жуть отхода на лицо надета.
Прозрачно-восковой покой скитальца
рот накрывает и сгибает пальцы.
И нет нужды кричать или ругаться.
Одновременно благодать и гадство
окутывают словно пояс Млечный.
Однажды было так. И будет вечно.

«…к примеру, Лазарь. Интересно, он обрадовался ли своему воскрешению? И каково ему было дальше жить с тем, что он там увидел или не увидел…»
Из письма N к NB

Она отводила глаза, а после
курила и, молча, ложилась возле,
одеревенев в неудобной позе,
будто бы он не заслуживал воздух,
которым дышала она. Он так же
долгое время считал. Но однажды
воздух закончился. Он среди ночи
вскочил озадаченный, но не очень.
Она спала, плотно сунув ладони
под голову. Но в предутреннем звоне
воздуха не было. Было другое.
Он встал и нашарил тапок ногою.
Она лежит, в сон себя погружая.
Красивая, как всегда. Но, чужая.
Её он не знал и сейчас не знает.
Зачем он всё это запоминает?
Просто конец. И даже решение
давно уже здесь. Но воскрешение
может ли стать остановкой конечной?
Однажды так было. Так будет вечно.

«…в России как-то особенно широко устаёшь, по всем четырём измерениям сразу. Не очень-то патриотические мысли»
Из письма N к NB

Умерший не тот, кто в гробу. Кто рядом,
тот умер. Бьёт смерть не косой, но взглядом
по тем, кто остался, кто едет дальше.
Можно подделать всё и вся. Но фальши
в смерти не сыщешь. Всегда натуральна
и точно по графику. Пунктуальна.
Свет расплывается в теле, как батик.
Надежды скрипят и падают. Хватит.
Душу свою на коленях облазил
в поисках смысла. Довольно. Я – Лазарь.
Мой взгляд из глазниц вытекает на щёки.
Жил, как умел. Но всё же прощёлкал
что-то решающе важное. Это
бинтами на мне замотано, где-то
там, между пелёнами и ключицей,
должно, но не бьётся белою птицей.
Меня вызывают. Но я не пойду.
Я воздуха шарик, застывший во льду.
Я человек. Не свеча, не подсвечник.
Так было однажды. Так будет вечно.

ЭПИЛОГ

Надо ль теплу целиком отдаваться…
Ветки все в инее и минус двадцать.
Время забросить все умные книжки,
выйти во двор, где галдят ребятишки.
Мой дом облепили чёрные галки,
на трубах согревшись. Лыжные палки
возле подъезда. И солнце, как лазер,
глаза ослепляет насквозь. Я – Лазарь.
Всё помню. Я был в Гефсиманском саду.
Меня вызывают, но я не пойду.
Жил и живу, каждый день умирая.
Не поплавок я, что между мирами.
Не символ. Не знак. Я больше не в теме.
Порой тяжело, но всё же я с теми,
кто утро вдохнет. Став дымом и газом,
я счастьем своим несчастьям обязан.
И лишь потому помню имя своё,
что где-то из окон Кармен мне поёт.
Я только ходок, прохожий и встречный.
Так было однажды. Так будет вечно.

Мне сказали: забудь, это все лицедейство.
Но забыть не выходит. И длятся бои.
Этот мир безразмерный тащу я из детства
в наши дни, в ваши дни и, конечно, в мои.

Мне сказали: уймись, здесь чудес не бывает,
не берут эти раны зелёнка и йод.
Я в трамвае трясусь и мне в этом трамвае
карту звездного неба кондуктор суёт.

Мне сказали: терпи, это все не надолго,
страх ухода гораздо длиннее, чем жизнь.
Я всего лишь живу как умею. И только.
И упасть не успею при крике: ложись.

Она танцует под дождём. Она танцует.
Прихватывает волосы и держит над собой.
Наклоняется, отбрасывая ногу назад, потом
кладет ладони себе на грудь и кружится,
погружённая в свои движения напрочь.
Ей бы сбросить килограммов двадцать,
а лучше тридцать. Да и с усиками надо что-то
делать. Лак на ногтях рук облупился и
на толстых ступнях тоже. И вообще, зеленый
лак давно не носят. Волосатые подмышки
напоминают об одесских докерах. Случайно
она улыбнулась и показались серые неровные
зубы, мелкие, как у юной акулы. Она лихо
отбрасывает костыль и прыгает на носках,
её огромные груди ходят ходуном. Водители
притормаживают, а их жёны, сидящие рядом,
довольно улыбаются, кивая на танцовщицу.
К ней подходит худой рыжий парень. Они
обнимаются, целуются со смаком и уходят.
И я бы мог… На фига глазел на Леонардо,
читал сонеты Данте и слушал клавесин Вивальди?

© Copyright: Юрий Со, 2016
Снег в старом парке
Юрий Со
Снег вьётся и лихими танцами
засыпал лодочную станцию.
Там лодки в ряд, как свежие сугробы.
К ним не ведут протоптанные тропы.
Все белое — беседки, лавки, будки.
И жмутся к полынье худые утки.
А там, за снегом, стонут мандолины
и дамы надевают кринолины,
чтобы исполнить медленное что-то
из менуэта или из гавота,
не разобрать. А снег еще несется
и кто-то у пруда в любви клянется,
невидимый и вечный, словно Каин,
и через хлопья быстро убегает,
чтобы в снегу исчезнуть, но не сразу...
И колокол утробно бьет три раза,
пугая голубей и юрких белок.
Снег отступает, вымотан и мелок.
Выходит на аллеи детвора.
И просыпаться, кажется, пора...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Какая она - нежность...
Юрий Со
Интересно, какая она – нежность.
Что её порождает? Слова, внешность,
свет торшера, звуки, горенье свечи
или как Она вдруг роняет ключи,
потом нагибается и смеётся…
Смех её – выплеск воды из колодца,
в котором так часто ночует луна.
Нежность. Это странная штука. Она
выше любви, хотя мы полагаем,
что выше нет ничего. И слагаем
гимны тому, что умрёт. Нежность жива,
даже если любовь давно уж мертва.
Значит, нежность не есть цветок, но запах.
Ему всё равно где восток, где запад.
Нежность – это даже не крик, но воздух,
что звук несёт. И если любить поздно,
любовь грудничком дрожит от холода,
а нежность встаёт и держит голову.
Её не вытравить, как запах дыма
после пожарища. Неумолима.
Любовь - от земли. Нежность, - скорей, от неба.
Реже от тела. И редко от хлеба.
Любовь – искры, костёр. А нежность – это
снова и снова встающее лето,
всепожирающий вечный июль,
что не боится слов, астрологов, пуль.
Лишь смерть, укрывшись в свою неизбежность,
может быть, что-то и знает про нежность.

Заместитель Зимы принимает меня в кабинете
очень старого парка, в котором даже при свете
видно плохо. Снежинок свисает над ним макраме.
Заместитель Зимы не читает моё резюме
и в глаза не глядит. Я из тех, у кого вместо глаз
что-то вроде открыток с пейзажем. Они каждый раз
меняются сами. Сегодня – это просто дома.
Может, жёлтые окна, а за ними сходят с ума.
Может быть, это крыши. И небо, как алюминий.
Заместитель Зимы взял карандаш (думаю, синий)
и написал: «Отказать». Потом откинулся в кресло.
И вдруг осветилось лучом здесь и время, и место.
Шевельнулись, как волосы, ветки и снег с них попадал,
а в тело воткнулся декабрь, как в грядку лопата.
Посыпались вдруг, будто песок из дырявых корзин.
странные виды, давние сцены из прожитых зим,
люди, слова, детские предновогодние страхи,
руки любимой, лыжников энергичные взмахи,
ёлки огни, метель, чей-то голос забытый из тьмы…
Встал и тихо направился в снег заместитель Зимы.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Сны Капиталины. Триптих
Юрий Со
1.
На краю посёлка, где подстанция,
мушкетера с пивом ждет Констанция.
И плывут над нею облака
мелкие, как стружка с верстака.
По дороге пыльной и раздолбанной
ходят галки по одной и толпами.
Почтальон бредет, вконец устав,
вдоль дороги письма раскидав.
И удары звона колокольного
бьют старушек в темя, но не больно им.
Больно только Ваньке-пастуху
и коровам на сухом лугу.
У реки садятся, хлопнув дверцами,
корабли с глумливыми пришельцами
и бросают яркие лучи
на свинарник, жёлтый от мочи.
Над цветами кружат пчёлы танцами.
Там сидит притихшая Констанция.
Рядом с ней паук рядно прядёт.
Мушкетер когда-нибудь придет...

2.
Уже давно и, кажется, надолго
я разучилась громко ненавидеть.
Теперь я ненавижу очень тихо.
Да и кого? Того бухого дылду,
который, из меня еще не вынув,
уже нашаривает на полу кроссовки?
Мне снится, будто я не родилась,
что поломалась тайная машинка,
которая заведует рожденьем.
И я осталась там, на тех складах,
где души в трехлитровых банках,
как светлячки, закрыты в ожидании
удобных для рожденья тел.
И я лежу на этих длинных полках,
довольная, что обо мне забыли...

Приснилось, будто удалось подслушать
двух ангелов случайный разговор.
Они присели как-то на скамейку,
что возле магазина, за углом.
Один был ученик, другой его учитель.
И тот что старше говорил вот так:
«Таков закон, дурацкий, но надежный:
кто прожил жизнь, её во всем кляня
и в нас ежесекундно сомневаясь,
тот в следующей жизни станет древом.»
И я подумала, когда они ушли:
как много все же на Руси деревьев,
какие здесь кругом огромные леса,
и нету им ни края, ни конца.

3.
Девочка в платьице летнем
прыгает шагом балетным,
косичку во рту прикусив.
Неровный деревьев курсив
под ветром к земле наклонен,
рябина, береза и клен.
Ветер, как вздох исполина,
шепчет ей: «Капиталина...»
И в воздух уносит её,
все ставни сорвав и белье,
и скатерть унес со столом,
и ветви сорвал со стволов.
А тучи клубились над ней
и рыбы притихли на дне
холодной и мелкой реки,
где физикам всем вопреки
в небо уносится Капа.
Дождь на ладошки ей капал.
Стало невидимым тело,
вскрикнуло и улетело...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Два огня
Юрий Со
Два огня, две неярких рапсодии
загорелись на том берегу.
Звук под кожей дорос до мелодии,
но вот вспомнить её не могу.
Здесь река. В ней уже по колени я.
Но вода не замедлит свой бег.
Я осадок того поколения,
что сквозь оттепель бросили в снег.
От безмолвия, словно от сладости,
страх и ужас убавили прыть.
Два огня, две простительных слабости.
Но до них мне уже не доплыть.
Два обычных костра. Рыболовами,
вероятно, они зажжены.
Лишь дровами, не мира разломами,
они топятся и не должны
быть причиной утраты иллюзии,
что по-прежнему жизнь хороша.
Словно бы убаюканный блюзами,
ухожу сквозь ряды камыша.

2017Время действия - там
Юрий Со
Время действия – там. Место действия – всюду.
Тема – вновь убедиться, что ты ещё жив.
Так отмыть свою память, как моют посуду,
или нож отчищают, разбой совершив.

Время действия есть вереница сигналов,
вереница следов, что оставил не ты,
но в тебе и с тобой. Так из тёмных подвалов
проступают твои и чужие черты.

Это – место бесчувствия. Только не сразу,
по шажочку в тебе умирает дитя.
Выпадаешь из чуда, как доски из паза
и выключаешь свой свет, во тьму уходя.

В этом ужаса нет. Миг внутри шевелится,
превращается в век, превращается в свет.
Хорошо ль вам, мои отлетевшие лица?
Я вас помню ещё. А вот вы меня – нет.

Время действия – мы. Место действия – правда.
Тема – выжить, себя отгружая в ничто.
Нам на этой земле не скажу, что не рады,
но пока ещё терпят, неясно за что.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Опоздания
Юрий Со
Я всюду опоздал. Застрял меж звёзд и линий.
И без меня людьми планету заселили.
Вдруг выросли леса, а я их не заметил.
В кругу времён летят святоши, войны, дети.
Я всюду опоздал на множество столетий.

Я должен был попасть на сотворенье мира
и в Гефсиманский сад, чтоб быть помазан миром,
потанцевать гавот там, где Версаля клумбы
и землю увидать на кораблях Колумба.
Я опоздал везде. И это очень глупо.

Не написал в тоске: «…любовь ещё быть может…»
Не пал в бою шумерском, где сдирают кожу.
Не падал наземь при посадке анунаков.
И в камне не ваял ацтекских тайных знаков.
Увы, мой свет и мрак по сути одинаков.

Всё было без меня. Я опоздал родиться.
Клюю своё зерно, как клеточная птица.
Не важно, как поёшь, трусливо или смело,
а важно, что плывут по морю каравеллы
и где-то с дуба рвёт друид свою омелу.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Я говорю ты...
Юрий Со
Я говорю «ты», но вижу только других людей,
которых не помню. И каждый из них, как злодей
закрывает собой обзор того места, где ты.
Последствием снежной, куриной, любой другой слепоты
является то, что зрачки смотрят не «на», а «за»,
делаясь, скорей, перископом. Такие глаза
хороши на войне и на пляже. Я говорю
«ты», но глаза спешат не к тебе, а к календарю,
который показывает время с тобой и без.
Надо учиться считать назад. Подобный ликбез
дарит уныние, но даёт дожить до утра.
Говорю «ты», но вокруг лишь я один. Со двора
дворники снег сгребают, он же снова летит.
Зима сжирает любую боль. Её аппетит
порой удивляет, а порою очень уместен.
Снова с тобой говорю, хоть результат известен.

Подумать только, я весь на нервах.
Таксист, а может, рванём на красный…
Последних помнят. Не помнят первых.
Мы были вместе и … всяко-разно.

Я тоже думал, мой путь – победа.
Резьбу сорвало, слетела гайка.
Я растекаюсь, как в дождь побелка.
Нет, я не плачу. Платок? Давай-ка.

С ней каждый день был, как крик и песня.
Кричал от счастья и пел от боли.
Забыть не выйдет, хоть ты убейся.
Таксист, закурим на пару, что ли…

Я ждал от жизни любви подарка.
Свою сквозь город таскаю тушу.
Таксист, сюда вот, под эту арку.
К другой пойду я, насру ей в душу.

© Copyright: Юрий Со, 2016
То ли это зима уже так измотала...
Юрий Со
…то ли это зима уже так измотала.
От скульптур остаются одни пьедесталы,
а от зданий одни только серые крыши.
И песок на снегу ослепительно рыжий.
То ли это февраль сбил совсем с панталыку.
Он дыханье весны не хотел, но накликал.
И, на мостик взойдя, видишь лёд на канале,
да и львов на ремонт сняли и разобрали.
Кто б меня на ремонт вместе с ними отправил,
подлечить мои крылья и свод новых правил
в башку мне вложить… Что же, леченье такое
не прибавит, как видно, ума и покоя.
Ухожу. Город мой, словно сфинкс, засыпает.
И снегом его засыпает.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Почему-то...
Юрий Со
Мне говорили, будто сквозь сон:
окажемся все мы в аду,
идти куда-то какой резон?
Но я почему-то иду.
Ещё говорили: жизнь — ярмо,
мы ляжем костьми под траву,
жить это значит плодить дерьмо.
Но я почему-то живу.
Сказали: надо уметь забыть
и вышвырнуть память-соплю.
Любовь лишь болезнь. Глупо любить.
Но я почему-то люблю.
Мне говорили, что нет надежд.
Не тяжек прощания груз.
Бояться смерти — удел невежд.
Но я почему-то боюсь.
Наверно, мне ученье не впрок.
Уйду дураком во тьму.
Может и стоит нажать курок.
Но я почему-то не жму.
Я не боец, хоть счастье в борьбе.
Всего лишь слова пишу.
Не стоит Небо искать в себе.
Но я почему-то ищу.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Стихи о вечности
Юрий Со
Вероятно, вечность выглядит, словно лес
без тропинок, без птиц, без животных и без
деревьев. Мох, лишай и кое-где кусты
голубики. Норы в земле. Они пусты.
Небо белое, как простыня на ветру.
И пахнет дымом. Особенно по утру.

Может, вечность похожа на станцию «Дно»
или «Мга». Много разных лиц, но ни одно
не смотрит вперед. Только себе под ноги.
Их одежды неотличимы от многих
других. Люди идут и падают, чтобы
подняться, идти, упасть. Молча, без злобы.

Может быть, вечность – вода, что бьётся о борт
лодки. Или заброшенный аэропорт.
Или маяк, что светит в пустыне Гоби.
Или птица двуглавая, слепы обе.
Может, саженец, ждущий тепла и влаги.
Может, вечность – просто слова на бумаге.

Я открываю глаза, окна и двери.
Город сияет, словно в стеклянной сфере.
Вечность в белом плаще и с кашлем надсадным
тушит бычок и покидает мансарду
в окно, где таджики с трудом, еле-еле,
всю кровлю меняют вторую неделю.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Эта дама мертва
Юрий Со
Эти зёрна не следует даже молоть,
словно плевел с амбаров большого искусства.
Эти лица с картин, их святое паскудство,
алебастровой неги зовущая плоть...
Эта чья-то рука на сосновой доске
нарисована краской и сладким удущьем,
тем, кто с круга сошел или, может, идущим
до сих пор среди нас, но с дырой на виске.
Там, под лаком картин даже ангел не пел.
Обеззвучены губы, как сломанный рупор.
Это письма покойников будущим трупам
тех, кто выжил для тех, кто ещё не успел.
Этой женщины нет. Есть лишь краска, тоска.
Пять веков эти руки секунды листали.
Эта дама мертва. От её горностая
ничего не осталось. Вот только доска.
Милый мальчик, покинь поскорей этот зал.
Яд искусства гораздо сильней цианида.
Эти лица, глаза - это всё панихида
по немым. А кто мог - всё давно рассказал.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Не бросать...
Юрий Со
На тебе напечатано «Хрупко».
«Не бросать» - на тебе написано.
Я не голубь. И ты не голубка.
Наши дни дождями зализаны.
Наши дни. В них бывало так жутко,
как в театре теней за кулисами.
На тебе напечатано «Хрупко».
«Не бросать» - на тебе написано.
По утрам, на свою глядя рожу,
у меня больше нету амбиций.
Я тебя никогда здесь не брошу.
Ты же хрупкая. Можешь разбиться.
Не бросать. Но дышать учащенно,
заикаясь от слова и жеста.
И однажды, тобою прощенный,
я покину не время, так место.
А сейчас не бросать. Столбенея
от огромности неба над нами,
и читать, словно «Четьи Минеи»:
не бросать, не бросать. И волнами
набегать на столь хрупкое тело
и беречь его, ждать, словно манну.
Отдаваться без слов, то и дело,
вязким струям чудес и обмана.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Жидкой тушью на белом...
Юрий Со
Жидкой тушью на белом стоят дерева,
а меж ними неслышно застряли слова,
что хотел я сказать, но теперь не скажу.
Так и буду стоять. Я почти не дышу.
И не то, что б красиво всё было кругом.
Это дело привычное. Я о другом.
Лес вокруг, тишина. Тихо падает снег.
И душа по чуть-чуть совершает побег,
отделяясь от тела и дальше летя,
мимо лыжника в белом, она как дитя,
остановится вдруг, а то дальше скользит.
Вот стою без души, с телом, как паразит.
Это тело, быть может, оно не моё.
Вот его покрывает и снег, и быльё.
Вот оно замирает и замерло, что б
превратиться под хлопьями в белый сугроб.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Аноним
Юрий Со
Аноним закрывает страницу. Он стих
свой закончил, а значит, сгорел он и стих.
Он нырнул в неизвестность и имя его
не расскажет ценителю слов ничего.
Не имел биографии, цели, врагов.
И следа не останется от сапогов.
Даже больше: и память исчезла, как дым.
Он без возраста, будут считать молодым.
Только голос его, он добрался сюда.
И откуда он взялся, кем был он, когда?
Тишина. Только шелест замшелых страниц.
И лицо среди множества, множества лиц.

«…осторожно ступая, выходите Вы
из дождя, из тумана, из палой листвы.
Воздух осени с Вами всегда заодно,
расстилает над Вами своё полотно.
И ни словом сказать, и ни жестом взмахнуть.
Вы, земли не касаясь, продолжите путь.
Вместе с глазом исчезните за горизонт,
и вдали растворится Ваш аленький зонт.
Я останусь стоять, тишиною прибит,
и пальто застегну, опершись о гранит»

© Copyright: Юрий Со, 2017
Какой ты была
Юрий Со
Любимая, помнишь как стала любимой,
ещё до того, как страницей альбомной
легла в мою память. Крылом голубиным
смахнула весь хлам. Засияла. Я помню.
Какой ты была до того, как вращенье
свирепой планеты ускорилось втрое
и прошлое наше спасалось по щелям,
лишь мы не спешили слепиться с тем роем.
Какой ты была до того, как пронзила
бескрайней любви озверелая хватка,
и как называлась та жуткая сила,
которая выжгла весь страх без остатка.
Какой ты была? Вероятно, красивой.
Возможно, степенной. Ходила за хлебом.
Гуляла с собакой. Домой приносила
своё недовольство чернеющим небом.
Какой ты была? В этой комнате тусклой
частенько и время назад отступало.
Ты что-то читала. Готовила мюсли.
И падала в сон с головой, как попало.
Ты с Охты смотрела как медленным галсом
тащился буксир. Над дрожаньем канала
я смутною точкой к тебе приближался.
Но ты ещё этого даже не знала...

© Copyright: Юрий Со, 2015
Время
Юрий Со
Время стеариновой каплей наползает на «ты»
и застывает. Пространство густеет до пустоты,
до отсутствия окон, лампы и того, кто сидит в углу,
того, кто уже не отбрасывает тень на полу,
потому что тень истёрлась, как штаны на коленях,
превратилась в пыль или звук или в стопку поленьев
в чьем-то дворе, где кукушка из старых ходиков
думает, что показывает время, это вроде как
собака в будке уверена, что сторожит будку,
охотник думает — это он убивает утку.
Пуля в утке и время в кукушке это «рубашка»
карты пустой. Ещё не стих, но уже не бумажка.
И время везде и всюду есть сплошное «однажды»
в форме мыльного пузыря или шара. И каждый
кадр, миг есть просто селфи времени на фоне тебя,
а точнее, того чем ты был до того, как скребя,
память, стал белым снегом, терпким вином или цаплей,
до времени, что застыло стеариновой каплей...

© Copyright: Юрий Со, 2015Провинциальный поэт
Юрий Со
Ему уже крепко за семьдесят. Летний вечер.
Мы идем по пустому парку вдоль реки.
Когда мимо прошмыгнула девица в мини-юбке,
старик проскрипел: «хороша, стервь…» и в очередной
раз, шаркая, сошёл с аллеи, чтобы помочиться,
не переставая громко говорить о Державине
Поэт выходит из кустов. Непослушные пальцы
долго не могут справиться с ширинкой,
и он просто запахивает её длинным свитером.
Он всю жизнь писал неказистые стихи о Родине,
которая, в своё время, законопатила его в психушку
за чтенье тамиздатских книг. Мы садимся на лавочку.
«Так вот… о чём я? Знаешь, мне снятся голые женщины.
Теперь, когда это не нужно и даром, они постоянно
входят толпой, и я пытаюсь им объяснить, что они
ошиблись адресом, это не тот сон. В ответ смеются…»
От него ушли три жены, а четвёртая осталась,
поскольку ей негде жить. Честный союз.
Желтоватая пудра смерти уже легла на его кожу
и сделала глаза чужими на этом пергаменте лица.
Старик уже ближе к деревьям, нежели ко мне.
Он снова уходит в кусты. А я, подобно всем идиотам,
думаю: разумеется, со мной всё будет иначе…

© Copyright: Юрий Со, 2017Мой город спит...
Юрий Со
Мой город спит. Не узнан, но изучен.
И потому он вечностью измучен,
что жил с трудом. Сгорает изнутри
худой фитиль. Куда ни посмотри,
повсюду свет, он никуда не делся.
Мой город снова в саван сна оделся,
не ведая ни страха, ни стыда.
Он отплывает не понять куда.
Там серое слоится на бордовом
и тянется поверх гудком портовым,
слагая стоны, жалобы, обеты
и песни, что никем не будут спеты.
Не надо ждать. Откладывать не надо.
Всем сумраком Таврического сада
навалится продрогшая трава.
И времени глухие жернова
зашевелятся суетою суток.
И ты увидишь вечности рисунок.
Он выступит на цифровом экране
и, извиняясь, явится за нами.

© Copyright: Юрий Со, 2016Картина
Юрий Со
Ветер слаб. Заплетается речь его
и смолкает. Добавить здесь нечего.
Да и места не хватит. И времени
добавлять. Ведь покой – это премия
по итогам любви. И по итогам
умолчанья обид. Люди во многом
не столько виновны, сколько печальны.
Не стоит их бить по пяткам бичами.
И хвалить их не стоит. А надо бы
не мешать. Это лучшее снадобье.
Люди не сильно зависят от Бога.
Больше от страха, звонков и погоды.
В этом их кроется жуткая сила.
Сами о ней и не знают. Красиво -
это, когда виноватых не ищут,
не превращают беспомощность в пищу,
а тихо прощают, дав ускоренье
не в пропасть, но в двери. Это смиренье
не пред иконой, а дальше и выше.
Зашёл в этот сад и больше не вышел.
Поскольку оттуда есть выход один:
смешаться с другими под лаком картин.

© Copyright: Юрий Со, 2017Деревенская весна
Юрий Со
С реки нежданно выползает ветер,
как струны арфы, трогает он ветви
заиндевевших за зиму осин.
И девочек, спешащих в магазин
забрасывает горстью прелых листьев
и заставляет быстро прятать кисти
замерзших рук в суровое пальто.
И им навстречу не идет никто.
Погост внизу. Могилы с именами.
На кладбище кого-то поминают
и разливают горькую с руки,
и сало нарезают на шматки.
Сел аист у водонапорной башни,
любуясь как бредёт у края пашни,
батон грызя, смешливый тракторист.
Огромной лужи отблеск серебрист,
ворона в ней хромает, как калека.
А по дороге с лошадью телега
везет пол куба струганной доски
туда, где ставят баню мужики.

© Copyright: Юрий Со, 2015Утро в далёких горах
Юрий Со
Лама едва не упал на мёрзлой циновке,
съехал вниз на ногах, очутившись на бровке.
Ночью озеро льдом прихватило. Рябина
хрустнула чем-то в руке, забросив на спину,
снега слегка, который за шиворот бодро
иглой пробежал. И деревянные вёдра,
словно гвоздями вбитые вмёрзли, застыли
в траве. И перестали быть вещи простыми,
стали больше похожи на тень или символ,
или чей-то набросок. Такое красивым
остается недолго. Назавтра растает,
в никуда улетит, как гусиная стая.
Лама сел на бревно. Опрокинулись горы
в озера лёд. Две драных вороны, как воры,
подбирались к упавшим рябиновым гроздьям,
что из снега блестели в стеклянной коросте.
Лама встал, чтобы утренней мантрой озвучить
новый день и себя. Только стоит ли мучить
этот воздух словами… И сел он обратно.
Вышло солнце, на снег раскидав свои пятна.

В урочный день изыски ада ждут,
где служки тьмы, смеясь, мешая души,
в огромном казане нас всех затушат.
К тебе они на шаг не подойдут.

Подняв свой меч, от раскаленья бел,
они замрут, да и уйдут несмело.
Лишь потому, что ты любить умела.
А я так и на четверть не умел.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Запоминай...
Юрий Со
Глотай, душа, запоминай всё это.
Толчённый изумруд июльского рассвета,
на черном пне одышку голубой совы
и в сонном озере блеск рыбьей головы.
Впечатай мне в глаза дрожанье конской гривы
и на босых ногах ожог густой крапивы,
гирлянды паутины на сырой траве
и тень кривой ольхи, распавшейся на две.
Вонзи в ладони мне иголки облепихи
и дальних петухов сомнамбульные крики,
трещанье аиста и обморок кротов.
Я это много раз принять в себя готов
и унесу, сравняв с поверхностью земною,
что сеялось не мной, но всё же стало мною.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Бах в лесу
Юрий Со
Приснопамятный звук клавесина
в гуще света смешался с землёй и травой,
где, как синий цветок, он поник головой
в песне духа, отца или сына.
День застыл на своей середине.
Крылья ласточки там, как изгибы бровей,
там кузнечик трещит королевских кровей,
саундтрек подгоняя к картине.
Птицы, ваш разговор так понятен,
что, и уши закрыв, диалоги ясны.
Королевскую стать корабельной сосны
обстучал обезумевший дятел.
В ежевичных кустах, будто в склепе,
шебуршится и стонет мотивчик простой.
С этой музыкой весь, даже я, тут святой
и святее лишь аисты в небе.
Я уже становлюсь здесь картиной
или рамой, покинувшей отчий верстак.
Опусти меня, Бах. Я летать не мастак,
хоть и с птицами веры единой.

© Copyright: Юрий Со, 2016
Стихи из мокрого парка
Юрий Со
В этом парке, где пять элементов
под собою меня погребли,
воробьи станцевали фламенко
да и в лужу покорно легли.
Здесь скрипят жернова циферблата
мелят лопасти зерна секунд,
они прыгают вверх и обратно,
не поняв где конечный их пункт.
В этом парке, где все невиновны,
уходя, разрыдался февраль
и вороны кричат на часовне,
оскорбляя прохожих мораль.
Здесь легко возлюбить подсудимых,
или щеку подставить свою,
или женщин, на свете единых,
никогда не бросать на краю.
В этом парке ты брат всем каменьям,
длинным лужам и воронью.
И уходят любые сомненья,
как уходит нога в полынью.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Корабль дураков
Юрий Со
Мы шли на зюйд. Теченье уносило
корабль полный духов и людей.
Собрала тут неведомая сила
воров, монахов, клерков и судей.
Мы ели рыбу, водорослей комья,
порой медуз глотали мы живьём.
И, вобщем-то, никто уже не помнил
куда, зачем и сколько мы плывём.

© Copyright: Юрий Со, 2015
Письмо в июль
Юрий Со
Я пишу тебе в лето. Других адресов
не имею давно. Снова стрелки часов,
поматросив, бросают меня на стекло,
под которым твой контур на фото. Могло
бы и больше остаться. Но те, кто следят
за ходом любви, дали лишь это. Глядят
очень строго. Лучше б глядели куда-то
в политику, что ль. Я без места и даты,
ибо оные мне без тебя не важны.
Человек – это тот, кто, надевши штаны,
набивает карманы лишь кулаками,
чтоб себя не ударить. За облаками,
может, солнце и водится. Только оно
не виновато ни в чём и мной прощено.
Продолжим… Я пишу тебе прямо в июль,
где придирчивым ветром колышется тюль
и в саду между сливами твой сарафан
мелькает. И длится обман…

© Copyright: Юрий Со, 2017
Три солнца
Юрий Со
У меня три солнца. И ещё три неба.
Три огромных глаза. И одна душа.
Две судьбы за мною гонятся свирепо.
Три любви склонились, горечью дыша.
Говорите тише. Говорите реже.
Говорите то лишь, что соврать нельзя.
Мне слова бросают, но они всё те же.
Говорите молча, в воздухе скользя.
Обходите дальше. У меня здесь тихо.
У меня здесь мало. Потому – легко.
Звук – подарок неба, мягок, как мастика,
стелется под ноги, мчится далеко.
Имена и лица далеки и близки.
Лишь круги, как будто дерева распил.
Я слагаю строчки с правом переписки.
Адресат не убыл. Адресат не был.
Говорите завтра. Это же так просто.
Маленькое эхо кажется большим.
Зададим когда-то все свои вопросы.
Все под Богом ходим. А потом лежим.

Мне все равно кто пан, а кто пропал.
Я пропадаю, это знаю точно.
И курс терпения я сдам заочно,
пока сгораю тихо, как пропан.

Всю жизнь один, но голос не померк.
Пока струится свет у изголовья,
нет разницы меж смертью и любовью,
поскольку обе нас выталкивают вверх.

Нет разницы между тобой и мной.
Мы оба беспредельно виноваты
тем, что желанья наши гниловаты,
не удержать им этот шар земной.

Еще бежим, надеясь впопыхах.
Еще не умерли, а нас уже забыли.
Мы все как есть осядем слоем пыли
на длинных галактических шкафах.

Живи. Люби. Все сказано давно.
Я буду утром вечностью разбужен.
Мне все равно, что никому не нужен.
Мне все равно, что вам всем все равно.

Свят этот мир или совсем говно
без разницы. Готовь, оркестр трубы.
Я в сотый раз твои целую губы
и это мне опять не все равно.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Отключите ей сердце...
Юрий Со
Отключите ей сердце. Она пейзаж не испортит.
Пусть просто сидит. В верхней одежде или в исподнем,
руки сложив на груди или безвольно отбросив
вдоль ног, с застывшим в обесточенном горле вопросом.
Пусть сидит. Дайте ей что-нибудь от восторга,
от любви, от сини в глазах, чтобы умер тот орган,
что с лёгкостью превращает в птичьи все её платья,
каждое из которых отдельно парит. Мы братья,
если не по оружию, то хотя бы по боли.
Всё это было и будет с ними, с ним и с тобою.
Да, это она. И её прикасания остры
и, в то же время, нежны и нужны мне. Мы сёстры,
если не милосердия, то хотя бы молчанья.
Мы стая, мы весла без лодки, мы однополчане,
мы те, кто застыл перед снегом на старом подворье,
где ходят по двое…

Закрома грусть-тоски распакованы
и сентябрь, прощаясь с оковами,
распрямляет два жёлтых крыла.
И краснеет, подняться готовая,
Приоратского замка стрела.

Вот поэтому ветер и бесится,
по аллеям неся околесицу,
замирает в холодном пруду.
Прыть осеннего первого месяца
ускоряет себя на ходу.

Вот и Павел стоит в изумлении.
Если были, пропали сомнения:
шарф на шее уже проступил.
И мангалов зазывное тление
размешалось с дымком бензопил.

И бросает здесь под ноги пачками
листья виды видавшая Гатчина.
Остановимся. Просто замрём.
Сентябрём все ботинки испачканы
и забиты глаза сентябрём.

© Copyright: Юрий Со, 2015Тёмный путник
Юрий Со
Ты ли это, бескрайнее небо?
Твой кусочек в глазах я ношу.
Поле, цвета прогорклого хлеба,
цепенеет, упершись в межу.
Припозднился ходок одинокий,
чёрной точкой воткнулся в пейзаж,
словно муха на вымытых окнах
завершила посадкой вираж.
Не ходи, тёмный путник, не надо.
Сумрак близок. Колышется дождь.
И деревьев дрожит колоннада.
Возвращайся домой. Пропадёшь.
Не ходи. Ждут там чёрные дыры
да неясных теней злая прыть.
В тесной лодочке малой квартиры
есть надежда к покою доплыть.
У нас нет ничего, кроме дома.
Да и тот умирает без нас.
Остаётся лицо из альбома,
на котором стекло вместо глаз.
И глаза эти смотрят не прямо,
а как будто бы вдоль и наверх
и смыкаются с небом упрямо,
чтобы там и остаться навек.

© Copyright: Юрий Со, 2017Весна идёт...
Юрий Со
Весна идёт. Печалиться негоже.
Ночные птицы плачут об одном.
И то, что разместилось за окном,
я хоть не вижу, ощущаю кожей.
Я ощущаю с болью поминутно
всё, что хотел и должен был сказать,
но не сказал. Мои отец и мать
опять выходят из пейзажей мутных.
Они молчат. Моя сквозная рана
зудит и тлеет. Даром, что весна.
И лоб горит, и комната тесна,
и спать ложиться ещё слишком рано

© Copyright: Юрий Со, 2017Некто с ножницами
Юрий Со
Тот человек слезинки не прольёт
за то, что он не бросился в пролёт,
за то, что избежал петли и яда,
за то, что жив. И говорить не надо,
но надобно молчать. И мы молчим.
С почином вас, молчащие. Почин
становится традицией. И бледный
преображается в живого. Медный,
возможно, крест. Возможно, Арлекин
один на сцене и куда ни кинь,
ты всё равно один. Ни тьмы, ни взгляда,
ни почестей. И говорить не надо,
но надо жить, молчанью вопреки.
И отпускать по водам той реки
свою печаль, пускай плывёт. Преградой
вода не станет, а скорей наградой.
Возьми меня. Я чист перед тобой.
Пусть ветры унесут меня гурьбой…

Склонился кто-то над моей руладой
и руку с ножницами он занёс.
Хотел задать, но не задал вопрос
и руку тихо опустил. Так надо.

© Copyright: Юрий Со, 2016Она стала снимком
Юрий Со
Она стала снимком. Потом просто звуком.
Может быть, эхом. Мурашкой на коже.
И редким, но очень невежливым глюком.
Криком средь ночи, но то было позже.
И стала она тем, чем быть не хотела:
духом, лишенным того, что носила
так победоносно, а именно – тела,
в котором и пряталась тайная сила.

А я стал прослойкой меж стулом и небом.
Лёг словно мост между прошлым и прошлым.
Вот так и лежу. Не корми меня хлебом,
дай пострадать. Это выглядит пошлым.
Я стал умудрён. Извергаю советы.
Цинизму и желчи сам потакаю.
А чем я не стал? Я не стал твоим светом.
Страшно, но к этому я привыкаю.

© Copyright: Юрий Со, 2015Дворецкий спит...
Юрий Со
Дворецкий спит, но чувствует нутром,
Как шевелятся старые обои
И где-то за портьерой звук гобоя
Из-под паркета наполняет дом.
Вот лестница скрипит, как под ногой.
Дворецкий в страхе затыкает уши,
Чтоб эти звуки более не слушать,
Но вот уже его ночной покой
Нарушил детский ломанный фальцет
И шарканье тяжёлой, мокрой швабры.
И медный звон дрожащих канделябров
Сжимает сердце, как сосуд пинцет.
И вот уже большой дубовый стол
В лучах луны чуть звякает посудой.
И кто-то в белом бегает повсюду.
Дворецкий принимает валидол.
Вот бой часов тяжёлый, как судьба.
Суровый рыцарь, чьи пробиты плечи,
Своим дыханьем зажигает свечи
И из буфета достаёт хлеба.
Тут входят гости. Все они молчат.
Дворецкий, плача, крестится, но поздно.
Взлетает мрачный потолок. И звёзды
Мерцают жёлтым, как глаза волчат…

© Copyright: Юрий Со, 2016Ночами ветер...
Юрий Со
Ночами ветер убавляет прыть.
И видно даже как звезда упала.
Жизнь перемелет и Петра, и Павла,
чтоб их опять стократно повторить.
Жизнь перемелет. Время разжует.
И черный тополь ветками нагими
отшелестит ночную литургию
по тем, кто падал, но еще живет,
по тем, кто не несет уже свечу,
по тем, кто в криках воронья и галок
в кармане обнаружит свой огарок
и хлопает Харона по плечу.
Безбожна ночь в начале февраля,
хватает горло мерзлыми клещами,
ни солнца, ни огня не обещая,
ни переезда в теплые края.
Вся взлетная продрогла полоса.
Но чем зима суровей и безбожней,
тем маленькое чудо все возможней.
Для чуда и огарка — за глаза...

© Copyright: Юрий Со, 2015Письмо Экклезиасту
Юрий Со
Ты, конечно же, прав. Наша жизнь – суета.
Она явно не здесь, она явно не та.
Ерундою наполнена явно.
Но далась нам не дёшево та ерунда.
Это наша пещера, в которой всегда
ночью страшно, а утром забавно.

Я свою суету никому не отдам.
Меня слишком уж много замешано там,
в этой мути шального замеса.
Если даже мой день был бесцветен и пуст,
ничего. Незаметный, но правильный куст
есть частичка огромного леса.

Понимаю. Бесчисленность сереньких дней
не козырная карта в юдоли теней.
Но другой не имею награды.
Мои дни – распоследняя в вышних броня.
И никто, и ничто не спасёт там меня.
Чем богаты, пардон, тем и рады.

Я тащу свои камни. Бросать не хочу.
И пусть небо удерживать не по плечу,
я дойду, хотя явно не первый.
Валунами своими кровавлю ладонь.
Сам разбрасывай камни. А наши не тронь.
А то, знаешь, уж очень я нервный…

© Copyright: Юрий Со, 2016Мы
Юрий Со
Мы будем жить, деля бескрайний дождь по-братски,
О твердый воздух разбивая черепа,
Глотая корвалол дворов на Петроградской,
Передвигаясь чуть быстрее черепах.
Куда спешить ещё? Ведь это наша ниша,
В которой каждый покосившийся атлант,
Всё тяжелее горбится, склоняется всё ниже,
Сдвигая брови, как плохой комедиант.
Куда ещё спешить? Мы многое успели.
Успели главное – себя испепелить.
В январском снеге, как и в мартовской капели,
Нам Ариадна больше не протянет нить.
И чёрт бы с ней, с постылой Ариадной.
Пока мы топчем Кронверк, это не напасть.
Мы и без нити как-то вышли из парадной
И нам совсем не страшно вновь туда попасть.
Не страшно, а легко любить, как мы любили.
Перелицовывая небо, как пальто.
Страна умчалась вдаль. Про нас они забыли.
И оказалось, что не нужен нам никто.
Я пью за вас, пока ещё не очень поздно,
За тех, кто никогда не выглядел семьёй,
Кто выжил там, откуда выкачали воздух,
Кто сам стал воздухом, а часто и землёй.

© Copyright: Юрий Со, 2015Они следят...
Юрий Со
За нами наблюдают, не дыши.
Они следят за каждым нашим шагом.
Махать им бесполезно белым флагом.
Мы на прицеле. Так что, не спеши.
Они молчат. Они всегда молчат,
не отрывая глаз от монитора.
С холодною усмешкой кредитора
рассматривают нас, словно волчат
или птенцов. Они издалека.
Для них мы, как микробы пищеблока
или мальки в садке. А это плохо.
Рука их беспощадно нелегка.
Для них мы все живем наоборот.
Они не знают, что такое «больно».
Им не понять, зачем лежим безвольно,
прильнув друг к другу и дыша рот в рот.
Порывы ветра и листва, и дождь -
они не знают, что это за диво.
И не понять им как же ты красива,
когда рукой по волосам ведешь.
За нами наблюдают. И давно.
А потому прижмись ко мне теснее.
Ночь по секунде движется и с нею
пусть наше продолжается кино.

Мне тридцать восемь. Это уже не возраст.
Это диагноз. Мой муж постоянно на работе
и вечером пытается рассказать, чем он там
занят. Но мне плевать. Главное, зарабатывает.
Он ест суп с громким прихлёбом и когда-нибудь
я грохну его сковородкой. Этот день всё ближе.
Моя дочь полная идиотка. К тому же дурнушка
(в папу, и тут напортачил) Она изъясняется
на языке, который уже превратил остатки её
мозга в смердящую на солнце медузу. Она
трахается с каким-то прыщавым жлобом, (который
каждое предложение начинает: «Э- э-э, я как бы…»)
и снимает это на айфон. Я смотрела. Дилетанты.
Мой начальник хороший мужик и поэтому его
скоро снимут. Пришлют самовлюблённого мудака
в дорогом костюме. Он провоняет свой кабинет
эксклюзивным одеколоном, от которого у всех
будет мучительная аллергия. Откуда их берут?
Мой любовник никакой. Просто человек
с членом. Перед тем, как лечь, он смотрит
на себя в зеркало и спрашивает с придыханием:
«Он большой?». Я ничего не отвечаю и становлюсь
на четвереньки, чтобы не видеть его.

© Copyright: Юрий Со, 2016Рисуй как есть
Юрий Со
Рисую натюрморт. Бокал на блюде.
В окне туман. В тумане ходят люди.
И желтым натрием расплылись фонари.
Спрячь карандаш и, молча, посмотри
что с этим миром послезавтра будет.
Здесь не нужна ни оторопь, ни жалость.
Возьми всю жизнь и раздели на три.
Вот это все, что у тебя осталось.

Все будет хорошо. Но это враки.
Туман густеет. Бегают собаки,
лишившись ориентиров и мослов.
Себе признайся, избегая слов,
а так — штрихами на листе бумаги.
И ты увидишь — рушится ограда
когда листает время часослов.
Живи. Не важно для чего, но надо.

Не важно с кем целуешься протяжно.
Не важно где. Да и зачем, не важно.
По сути важным остается лишь одно;
бокал на блюде, полутемное окно,
в которое ползет легко и влажно
туман. Так выглядит предвечность.
Рисуй как есть. Снует веретено.
А впереди всезнания беспечность.

© Copyright: Юрий Со, 2014
Проходит...
Юрий Со
Это время нас гладит по темени.
Это время поддельного времени.
Вроде сытно и тихо. Не вяжут
из-за книжек, стихов и бумажек,
можно многое громко сказать
или пиццу домой заказать,
или яйца прибить свои на кол.
Можно все, а эффект одинаков.
Это время, в котором читатель
многократно мудрей, чем писатель
и любой среднепьяный прохожий
видит небо ясней, чем художник.
Время шумно, блескуче, игристо.
Это время сплошных юмористов,
серпантина, Пхукета, и пыли,
когда верхние всё поделили,
а для нижних есть камеди клаб.
Это время, где сильный ослаб,
а слабак брошен на пепелище,
с ним воюет не танк, но баблище.
И по ящику в галстуках туши
друг на друга орут, как кликуши.
Это время гадалок, адептов
и сплошных кулинарных рецептов.
Ничего-то в нем не происходит.
Но и это пройдет. И проходит.

Где-то молнии плещут в озоне,
прорастает трава на газоне,
на веревке трепещет бельё.
Я один в охраняемой зоне.
Охраняю молчанье моё.

Ветки жгут. Подстригают кустарник.
Эхо слов и пустых, и бездарных
чьи-то головы клонит в туман
и замком запирает амбарным
двери в поле и вход в океан.

Этот голос в часах что-то крутит,
чью-то волю сгибает, как прутик,
чьи-то судьбы, как фантики, рвёт,
покрывает мурашками груди
и на праздник без даты зовет.

Жаль, ни хуже, ни лучше не стало.
Что-то небо моё подустало.
Что ж, бывает. Простим и его.
Дым струится. А это не мало.
Это большее, чем ничего.

© Copyright: Юрий Со, 2017
Крысолов
Юрий Со
Из обжитых и теплых углов,
где в стакане сушу незабудку,
уведи меня вдаль, крысолов.
Доставай свою гнусную дудку.
Оттого, что две гири в ногах,
оттого, что богов слишком много,
не узнать себя в этих богах.
Остается уход и дорога.
Уведи ты отсюда нас всех.
Уведи нас по двое, по трое.
В ту страну где звенит детский смех
и, где счастье блестит за горою.
Макарену на дудке сыграй.
Марш танкистов, а может, ламбаду.
Где-то есть же обещанный рай.
Или зря жгли во мраке лампаду.
И я пью, как чифирь уркаган,
упованье, что сказ поменяют.
Или зря я наполнил стакан
тем, чем небо глаза наполняет.
Заиграй же скорее, дуда.
Зреет вой в никотиновых легких.
Уведи поскорей хоть куда...
Даже если тот путь не из легких.
Крысолов утомлён был и квёл.
Он сказал: вы глупы, яко дети.
Я давно всех на место привёл,
только ты, как и все, не заметил.

© Copyright: Юрий Со, 2017Опус 13
Юрий Со
Прошедших дней поверженный редут,
как альпинист, я меряю глазами,
но холод стен уже не осязаю.
За мной другие явно не придут.
Занес сюда пассат или борей.
Мой голос замер в водосточных трубах,
Зрачки давно остались в черных срубах
и в скрежете рассохшихся дверей.
А смех сбежал и в тишине почил.
Обет молчанья тоже ненавистен.
Не понял я и половину истин,
которым сам когда-то вас учил.
Не удержал спасительную ложь,
свет узнаванья из ладоней вытек
и с каждым днем ослабевает винтик,
что держит на краю. Ну, что ж...
Слова застыли бледны и тихи,
как лицедеи из бездарной труппы.
В любовь до гроба верят только трупы.
И те, кто утром рвет свои стихи.

Человек может прожить без еды 30 дней.
Без воды 3 дня. Без воздуха пару минут.
Я живу без тебя всю свою жизнь.
Поначалу было легко. Времени впереди
предстояло так много, что ты была просто обязана появиться.
А пока, я обнимал других, говорил им всякие приятности.
Но ты не появлялась. Иногда я видел в толпе, на улице
какие-то знаки того, что ты рядом: голубь врезается мне в лоб,
падает снег в сентябре, неземная красотка вдруг кладет мне руки
на плечи и говорит: «Этот город…», гаишник останавливает меня
на скорости 140 и, повертев документы, отпускает восвояси…
Потом я начал беспокоиться. Поэтому женился на женщине,
до такой степени не похожей на тебя, что ты должна была бы
немедленно появиться и забрать меня. Но ты не появилась.
(с женщиной я расстался и очень плохо помню её, как и она
меня) Потом был достоевский период: я её не заслуживаю.
Затем оскаруайльдовский период: она меня не заслуживает.
После этого пришёл период кафкианский: оно того не стоит.
Тебя по-прежнему не было. Отдав должное возлияниям,
тихой ненависти к человечеству, высокой ненависти к искусству
и смешной ненависти к соседям, я всё ещё ждал…
Время шуршало мимо меня сиренью и снежинками.
И вот вчера проезжая Дерптским переулком я вдруг увидел тебя.
Ты стояла в летнем платье и ловила машину.
Я даже и не притормозил.
Дорога ложка…

© Copyright: Юрий Со, 2016Снег в июле
Юрий Со
Я и в июле вспоминаю снег,
что липнул к уходящему трамваю.
О клавиши я пальцы разбиваю.
Но клавиш нет и инструмента нет.
Простая вещь лишь потому проста,
что входит без звонка и черным ходом.
И время обрастает год за годом
тем, что не стало строчкой на листах.
А что не стало, то и не умрёт.
И пусть всё больше за окном окурков,
там, за стеклом, растаявшей фигуркой
то, что мой криком изувечит рот.
И хорошо, что я могу кричать.
Гораздо хуже, если крик в утробе.
Молчат лишь те, кто спит себе во гробе
или несёт согласия печать.
Пусть не кончается преображений ряд.
Пусть я смешон и кругозор мой узкий.
Я с облаками говорю по-русски.
Они со мной вообще не говорят.

© Copyright: Юрий Со, 2016Другая жизнь
Юрий Со
Так хотел. Но больше не хочу.
Улетал. Но больше не лечу.
И просвет меж тяжких облаков
показался да и был таков.
Не воспеть мне лебединый стан.
Лебеди кто где. А я устал
подбирать их перышки с земли.
Белизны хотели. Не смогли.
Шмякнулись не то в дерьмо, не то
в вязкое, сонливое ничто.
Я привык. И не такое нёс.
И теперь один бубню вопрос,
когда ночью плюхаюсь в кровать:
для чего так долго мордовать
неплохую, вобщем-то, страну?
(Да, конечно, не её одну…)
Но она-то у меня одна.
Пузыри пустив в районе дна,
надо б всплыть (хотя и это влом),
получить по черепу веслом.
И свои перчатки сполоснёт
Тот, кто чьё-то горло полоснёт.
Я хотел писать о тишине…
Только что-то треснуло во мне.
Склеить трудно. Выбросить? На кой?
Пригодится в жизни мне другой.

Или, точнее, скрип иных дверей.
А может, звук растущего гороха,
стон одичавших за ночь фонарей,
смешок росы в кустах чертополоха.

Такая ночь, что это мироздание
лишь маскарад для вычурных витрин,
в них подворотни прячутся и здания,
как прячется под коркой мандарин.

На небо можно вовсе не смотреть.
Оно уснуло. Больше петь не хочет.
Я подарил себе безмолвия на треть
и на две трети шорохов из ночи.

1. СИНЕЕ

Синее. Первая строчка катрена.
Ещё не море, уже и не пена.
Дожизни вода. Но в ней уже длится
то, что пишу я на этой странице,

то, что взлетит непослушным вихром
в небо без ножниц - в нем кобальт и хром.
Небо довремени. Синь без белил.
Но в клетку вонзили уже хлорофилл.

В ручку мою уже влиты чернила,
в блеске слюды уже зреет черника.
Шорох ветвей не дождавшись до завтра,
прёт из видавшего виды базальта.

А из лазуревой пасти залива
тянутся мхи, расторопша и слива.
Синее выжгло себя для другого.
Стало невидным и тайным, как слово.

2. ЗЕЛЕНОЕ

Зелёное. Способ пробиться и лечь
не хлебом единым, но в жаркую печь
плавильного летнего неба. Травой
коросту земли пробивать головой,

ветвями царапать безлунную мглу
и красным шиповником сдобрить иглу,
пугать ластоногих трепетом лилий,
бамбуком чертить бессмыслицу линий.

Пора. Эта песня нами допета.
В кадастрах садов обезумело лето.
В мокрых стволах одноногой березы
рвёт себя сок, как бутыль на морозе.

Кружится солнце туда и обратно.
Деревья в лесу безмолвны, как правда.
Грачонка перо, что похож на комок,
с убийственным грохотом падает в мох.

3. ЖЕЛТОЕ

Желтое. Свет при отсутствии света.
Корчатся в озере призраки лета.
Голых деревьев глухие пилястры.
На жухлой траве горящие астры.

Плавают кляксы оранжевых листьев.
И бегают в парке контуры лисьи.
Осень. Агония отзвуков лета,
оторопь веток до звона скелета.

Оторопь неба, простудность глотаний
льдистых ветров и дождей бормотаний.
И камышей худосочных стропила
изморозь словно гвоздями прибила.

Желтое лезет к себе за подкладку,
сама на себе же ставит заплатку.
Лес в коматозе забвенья. И вот
корабль природы на север плывет.

4. БЕЛОЕ

Белое. Это уже не намек, но
снег или стыд, что стучится к нам в окна.
Отблеск конца при отсутствии смерти.
Не голос, не тишь. Уже что-то третье.

Снег. Он улегся чистым белым листом,
намекая: может, когда-то, потом...
Свет, отразившись, останется светом.
Жизнь, завершаясь, не сгинет. При этом

нам путь к красоте преграждает зима.
Преграда съедает себя же сама.
Позёмка метет и небо, как вакса.
Время любить и собой любоваться.

Время последних катренов. И хлебом
не с кем делиться. За домом, за хлевом
белоесчёрнымичёрноесбелым.
Всё пишется слитно почерком беглым...

© Copyright: Юрий Со, 2015Говори, ненавистная женщина...
Юрий Со
Говори, ненавистная женщина.
Ты во мне, как оконная трещина.
Будто бы без принцессы горошина.
Ты бездонно плоха. И хорошего
в тебе то лишь, что мной приуменьшена,
из стены выходящая женщина.
Твоя память забрызгана лужами
и словами. Скажи. Я послушаю.
Кулаки разожму и оглохну я,
когда, кутаясь длинными лохмами,
ты умолкнешь, как будто бы зрители
все ушли. Твоя слабость пронзительна.
Ты удушливой болью беременна,
ты беспомощна, несвоевременна.
Ты коверкаешь жизнь, как нетленную.
Как попала ты в эту вселенную?
Ты уйдёшь, не прощаясь. Ты гордая.
И сползу по двери от восторга я,
что была ты моей. Это в прошлом всё.
Но вослед за тобою не брошусь я.
Толку - ноль. За такими не бегают.
Рвётся в клочья моё небо пегое.
Никогда уж не станет полегче нам.
Ни мужчинам, ни небу, ни женщинам.

© Copyright: Юрий Со, 2015Комендант одиночества
Юрий Со
Комендант одиночества смотрит мои документы
и прошенье моё прозрачными пальцами мнёт.
Молча, ставит печать и глазищами цвета цемента
буравит сознанье и разовый пропуск даёт.
Он ведёт меня краем густого, лесного массива,
а потом по тропе он подводит к застывшей реке.
Говорит: «Это здесь». Я сажусь на траву. Тут красиво.
Комендант исчезает с папкой бумажек в руке.
Медно-пламенный линь на меня из водицы взирает.
И восходит луна, законам театра верна.
А на том берегу в покосившемся, старом сарае
мышь сгрызает в земле остатки гнилого зерна.
Комендант одиночества всё это мне предоставил,
может, на день, может, на целую тысячу лет.
И деревья скрипят надо мной жестяными листами.
Луна застывает на всходе, желта, как омлет.
Комендант одиночества тихо вернулся в каптёрку.
Он шлагбаум закрыл и крутой заварил кипяток.
Снял с себя сапоги и сырую стянул гимнастёрку.
Выпил чаю покрепче, сидя лицом на восток.

Список читателей

Другие статьи в литературном дневнике:

Полный список статей

Авторы Произведения Рецензии Поиск Магазин Кабинет Ваша страница О портале Стихи.ру Проза.ру

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2025 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+