Поэт и слава – нет опасней сплава.
Не в пользу лбам название чела.
И часто, часто – чуть приходит слава -
уходит то, за что она пришла.
Жужжит и жалит слава, как пчела:
и сладкий мёд с ней – горькая отрава,
Но яд целебный лучше выпить, право,
чем сахарного вылепить осла!
И слово-то какое! Аллилуйя,
Осанна... И кому? Себе самим?
Как будто пятку идола целую!
(Не чьим-то ртом, а собственным своим!)
Не славлю даже славного. А то ведь –
Устану славить – стану славословить.
***
Боюсь совершенства, боюсь мастерства,
Своей же вершины боюсь безотчётно;
Там снег, там уже замерзают слова
И снова в долины сошли бы охотно.
Гнетёт меня ровный томительный свет
Того поэтического Арарата,
Откуда и кверху пути уже нет
И вниз уже больше не будет возврата.
Но мне, в утешенье, сказали вчера,
Что нет на земле совершенства. И что же?
Мне надо бы радостно крикнуть: "Ура!",
А я сокрушённо подумала: "Боже!".
***
Набрела на правильную строчку
(Как бывало иногда)
Но дала ей – в записи – отсрочку
И – опять забыла! Не беда:
Может статься, в странах неоткрытых
Всё равно найдется место ей
Где-то там – среди людей забытых,
Дел забытых и забытых дней.
***
Не пиши, не пиши, не печатай
Хриплых книг, восславляющих плоть.
От козлиной струны волосатой
Упаси твою лиру Господь!
Не записывай рык на пластинки
И не шли к отдалённой звезде,
В серебристую дымку инстинкты
И бурчанья в твоём животе.
Верь: затылок твой – круглый и плотный,
Группа крови и мускул ноги
Не предстанут зарёй путеводной
Пред лицо поколений других!
…Как волокна огнистого пуха,
Из столетья в столетье летят
Звёзды разума, сполохи духа,
И страницы в веках шелестят…
Но уж то, что твоя козлоногость,
Возгордясь, разбежалась туда ж, –
Для меня беспримерная новость!
Бедный мастер! Закинь карандаш,
Отползи поскорее к затону,
Отрасти себе жабры и хвост,
Ибо путь от Платона к планктону
И от Фидия к мидии — прост.
ИСПОВЕДЬ МИМОЗЫ
Кто скажет, что я «ничего не видала
От подлинной жизни в отрыве»,
Не знает, что я далеко забредала
И видела почки на иве.
Я видела снег, облепивший полозья,
И зелень рассады под градом,
И то, как, набычась, мотает предгрозье
Цветами, растущими рядом...
Я видела: на дождевом бездорожье,
Где нет на рябинах коралла,
Неверная почва пружинит, как дрожжи,
А верной становится мало.
Я видела, как собеседник лукавит, —
По холоду глаз его. Эка! –
Я видела даже, как многие травят
Всю жизнь – одного человека!
«Мимозой тепличной» молва окрестила
Меня. А не в той ли теплице
Я видела, как замерзают чернила?
Как пишешь, надев рукавицы?
В стихах моих оранжерейность искали –
Не в этой ли оранжерее,
В промерзлых углах расцветая, сверкали
Из снега и льда орхидеи?
Что видела я, чтобы хвастать так яро?
Каких-то семьсот ограблений,
Две с лишком войны, единицу пожара
Да несколько штук выселений.
Я видела: с неба снежинки слетали
На вышвырнутые пожитки...
Помилуйте! Это житья не видали.
А жизнь мы видали. В избытке!
И прописи школьные в глаз мне не суйте,
Её восхваляя суровость.
Ступайте к другим и другим указуйте,
А нам и диктанты не в новость.
***
Живёт тем хуже, сам себе назло,
Кто думает, что "лучше быть могло".
Живёт тем лучше и тем легче дышит
Кто твёрдо знает: хуже быть могло!
ДУША ВЕЩЕЙ
Люблю дома, где вещи - не имущество,
Где вещи - легче лодок на причале.
И не люблю вещей без преимущества
Волшебного общения с вещами.
Нет, не в тебе, очаг, твоё могущество.
Хоть весь дровами, точно рот словами,
Набейся — я и тут не обожгусь ещё,
Не будь огонь посредником меж нами.
Мне скажут - брось мечты, рисуй действительность;
Пиши как есть: сапог, подкову, грушу…
Но есть и у действительности видимость,
А я ищу под видимостью Душу.
И повторяю всюду и везде:
Не в соли соль. Гвоздь тоже не в гвозде.
***
Мне кажется порой, что умерли стихии —
Такие, как Земля, Огонь, Вода и Воздух.
А заменили их... какие-то другие —
Из приготовленных на беззаконных звёздах; Что до сих пор трава, наш друг многовековый,
Напрасной зеленью сияла перед нами;
Что кто-то изобрёл закон природы новый,
Повелевающий расти ей — вверх корнями!
Что в джунгли отпустил шарманщик обезьянку,
Но джунглей больше нет; их царственное платье
Сорвали, вывернули, с криком, наизнанку!
Мне кажется, о них – век буду горевать я,
И плакать буду я – счастливцам на потеху
По истинным слезам и подлинному смеху.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
