Страница, открытая наугад

Я знаю, что благочестивые отцы, против того, что иногда практиковал Фёдор Михайлович Достоевский: в тяжкие минуты невыносимой боли, близкие к отчаянию, он открывал наугад Евангелие. Так в первую страшную каторжную ночь в Мёртвом доме ему открылся 32-й стих из 8-й главы Евангелия от Матфея о бесах, вошедших в свиное стадо… Через двадцать слишком лет из этого семечка вырастет роман «Бесы», в котором писатель покажет, как бесы входят в некоторых людей, и те уподобляются свиньям, бросающимся в море зла, увлекая за собой десятки тысяч.
28 января 1881 года, сказав Анне Григорьевне, что он должен сегодня умереть, Фёдор Михайлович снова открыл наугад Евангелие…
Я тогда толком ничего не знала о Достоевском, но в минуты смятения ума и сердца, в минуты недоумений, я так же порою открывала наугад какую - нибудь духовную книгу, и то, что неожиданно открывалось, зачастую изумляло меня необыкновенно мудрым и ясным ответом, соответствовавшим моей внутренней ситуации…
Сегодня я по обычаю пыталась сосредоточиться на молитве, но мысли привычно «порхали туда-сюда, как комарик» в пространстве мучительной неполучаемости нечто изменить в себе, перемежаясь с не осуществляющимися желаниями эманации себя в стих, дневник...
Я открыла лежащую на моём столе толстую книжку схиархимандрита Иоакима (Парра) «Не предпочитай ничего ЛЮБВИ ХРИСТОВОЙ»
Место открылось прелюбопытное на семь страниц. Порядком подсократив, перескажу его близко к тексту.
Итак, он учился в Афинском университете, был очень способным студентом, подавал большие надежды … Через пять лет по вручении диплома Патриарх Александрийской Церкви благословил возвести его в епископы. Молодой, одарённый, он был скоро замечен и переведён в отдел внешних связей Вселенского Патриархата в Швейцарии. Работал по всему миру, потрясая слушателей своим красноречием. Как-то зимой его пригласили приехать с докладом в Салоники, в университет Аристотеля. Он был за рулём, произошла авария. В сорок лет владыка оказался в больнице без сознания с серьёзными травмами головы. Придя в себя, он попросил священника, чтобы исповедоваться. В больнице, как правило, всегда дежурил кто-то из духовенства. Пришедший принять исповедь, дежуривший в тот день иеромонах с Афона, выслушав исповедь епископа, сказал ему: «Прежде всего ты монах. Тебе нужно поехать на Афон и принести покаяние. Перестань болтаться по всему миру», - на что больной страшно разозлился. Он поправился и продолжал служение. Прошло около десяти лет. Как-то раз в Швейцарии во время доклада у него случился инфаркт, и он рухнул на пол. В больнице он мысленно воззвал о спасении к Божьей Матери, пообещав Ей по выздоровлении уехать на Афон. «Я был епископом Вселенского Патриархата, - вспоминает владыка, - высокообразованным. Носил элегантную итальянскую обувь. Шёлковые рясы … Никогда не работал физически… У меня не было ни малейшего представления о монашеской жизни, когда я прибыл на Афон»
Опускаю мытарства моего героя в поисках того самого монаха - старца, чей совет он в конце концов решил выполнить, по встрече с которым состоялся следующий диалог.
- Здесь ты не сможешь стать монахом, у тебя не получится.
- Я попытаюсь.
- Надо делать, а не пытаться…
- А что я должен сделать?..
- Отныне тебе запрещается говорить … Ни с кем, в том числе и со мной... Пока я не скажу тебе, что ты можешь говорить вновь…
Это было самое трудное, что ему когда-либо довелось делать. Он стал келейником этого старца, к которому постоянно приходили люди, зачастую они пускались в обсуждение богословских вопросов, в которых ничего толком не понимали, приписывая святителю Василию слова святителя Афанасия. Ему так хотелось сказать им: «Да вы с ума сошли! Это же неправильно!» - но он прислуживал гостям, подавая им еду и чай, не произнося при этом ни слова. Так продолжалось десять лет.
Как-то утром, когда он пришёл в дом и принялся за свои обязанности, старец сказал ему: «Можешь говорить». Наш герой был поражён. Обернувшись к старцу, он произнёс: «Геронда, мне нечего сказать».
- Знаю. Тебе нечего было сказать и тогда, когда ты сюда приехал. Но тогда ты просто этого не знал. Как видишь, мир прекрасно обошёлся без твоих слов и мыслей. Но твоя гордыня заставляла тебя думать, что люди нуждаются в твоих речах. Тебе нужно слушать, а не говорить».

Мне отчего-то вспомнилась «Эпиграмма» А. Ахматовой: «Могла ли Биче словно Дант творить, Или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить… Но, Боже, как их замолчать заставить!»

Другие статьи в литературном дневнике:

• 31.03.2023. О дружбе и любви к Юрию Левитанскому
• 22.03.2023. Страница, открытая наугад
• 09.03.2023. О любви к себе