Наталья Захарцева

Ирина Черняховская: литературный дневник

На кухне чайник. За окном фонарь подмигивает зв;здам. Летают Сирин с Алконостом. Ворчит в сенях садовый гном: погода как бы не фонтан. Весна как будто задержалась, и то беда, и это жалость, и где-нибудь в кафе шантан вервольфы пляшут ча-ча-ча, но пьют абсент, читая письма, что верный признак пароксизма и безнадежного плеча.


Куда ни сунься — западня. Считая ведьму тугоплавкой, маг-домовой сидит под лавкой. Он провоцирует меня: долой шаблоны и клише. Пускай сезонность писем в тренде, народ нуждается в моменте, а текст нуждается в душе. Нельзя же, братец, без души. Труды потратятся впустую. Не мандражируй, надиктую. Вот ручки, вот карандаши. Пиши, короче:


Здравствуй, Дед, великий гуру кашемира. Побереги себя. Для мира ты настоящий раритет. Конфеты, яблоки в меду. Ты единица боевая, и здесь тебя не забывают, хотя и пишут раз в году. Гляди, не вешай красный нос. Дедуля, никакой не вешай. Звенит капель, хиппует леший (старик — заноза из заноз). А блюдца бились об заклад, и шустрый дятел их застукал. У нас — рассвета красный угол и ночи горький шоколад. Тебе готовит алтари друид из клана лесопарков. Ах, ты не накопил подарков? Так ничего нам не дари. Всё образуется само. И кроме шуток, кроме танцев, мы триста выживших спартанцев. Пятьсот вкуснейших эскимо волшебник прячет в леднике. Не ешь, дедуля, разной дряни. Боялись жутко: ты нагрянешь и вдруг окажешься никем. Скандал, бардак, переполох. В парадоксальном антураже мы рядовые персонажи — ты нет. Ты главный детский Бог, первейший парень на селе. Давай, спроси кого угодно. Ты бородат — мы внепогодны. Эльф на соломенном козле сказал, что правильным путём ид;те, только не сверните. Игла в яйце, луна в зените. Целуем, обнимаем, жд;м.


Ни слова я не переврал. Клянусь — записано дословно. Мироточат в избушке бревна. Огонь, похожий на коралл, трещит в камине. Над скамь;й кружит пылинок эскадрилья. И я почесываю крылья, блестя драконьей чешу;й.


Резная Свирель - участник Клуба из Самары
Лом на перекрёстке


Вставали рано, а ложились поздно. Он говорил ей: «Скоро будет лето, уедем к черту в глушь смотреть на звезды и даже без обратного билета.
Сорвемся в „далеко“ — бежать от тучи и не успеть. Дремать на сеновале. Варить компот.
Вернемся, как наскучит, хотя я в этом сильно сомневаюсь.
Ори с котами песни во все горло — никто не посчитает за дебила» .
Он говорил — она любила город. Но и его, естественно, любила, поэтому и слушала вполуха, снимая с кофе бархатные пенки.
Купили дом — не дом, а развалюху с дырявой крышей. Сущие копейки.


Поехали. Оставили квартиру на попечение бдительной соседке. Такое солнце в пятницу светило, лучи сочились прямо через сетку. И отчего-то улыбались люди. И потерялась в рюкзаке заколка.
Он говорил ей: «То ли еще будет». Она считала — это ненадолго, мгновение от выдоха до вдоха, залечь в себя, пережидая бури.
А оказалось — там совсем неплохо: подкрасить, подлатать, подштукатурить,
и можно жить, и чуду дать случиться под шепот ветра, сказки домового.


Вставали рано — спать мешали птицы. Ложились поздно — не давали снова ватаги соловьиных новобранцев. Другого шума не было, что странно. И дом им так понравиться старался, что выгнал и мышей, и тараканов метелкой, смехом, кистью виноградной красиво и с изяществом владея.
Он говорил: «Решай, пора обратно?» Она: «Да нет, давай еще неделю».
Такой туман во вторник плыл молочный — жалели, что не видно звездопада.
Но дом был счастлив, абсолютно точно. Ну много ли домам для счастья надо?
Цвели бы груши, яблони, черешни, пеклись бы пироги и пахло б щами.


Молчали грустно, уезжали в спешке. Он говорил: «Мы быстро, обещаем».
И вот апрель. И на краю планеты дом протирает чашки, ложки, блюдца и вспоминает — скоро будет лето. А будет лето — и они вернутся.


Резная Свирель



Другие статьи в литературном дневнике: