Стихотворения О. МандельштамаI. СТИХИ «ВОЛЧЬЕГО ЦИКЛА» 1931
Колют ресницы, в груди прикипела слеза. Чую без страху, что будет и будет гроза. Кто-то чудной меня что-то торопит забыть - Душно, — и все-таки до смерти хочется жить.
Дико и сонно еще озираясь вокруг, Так вот бушлатник шершавую песню поет В час, как полоской заря над острогом встает. 2 марта. Ночь
За гремучую доблесть грядущих веков, За высокое племя людей Я лишился и чаши на пире отцов, И веселья, и чести своей.
Но не волк я по крови своей: Запихай меня лучше, как шапку, в рукав Жаркой шубы сибирских степей.
Ни кровавых костей в колесе, Чтоб сияли всю ночь голубые песцы Мне в своей первобытной красе.
И сосна до звезды достает, Потому что не волк я по крови своей И меня только равный убьет. 17-28 марта
Ночь на дворе. Барская лжа! После меня — хоть потоп. Что же потом? — храп горожан И толкотня в гардероб.
Так затверди на зубок: С шапкой в руках, шапку в рукав И да хранит тебя Бог! Апрель
Нет, не спрятаться мне от великой муры За извозчичью спину Москвы - Я трамвайная вишенка страшной поры И не знаю, зачем я живу.
Посмотреть, кто скорее умрет. А она — то сжимается, как воробей, То растет, как воздушный пирог.
— Ты как хочешь, а я не рискну, - У кого под перчаткой не хватит тепла, Чтоб объехать всю курву-Москву. Апрель
Я с дымящей лучиной вхожу К шестипалой неправде в избу: Дай-ка я на тебя погляжу - Ведь лежать мне в сосновом гробу!
Вынимает в горшке из-под нар, А она из ребячьих пупков Подает мне горячий отвар.
Ну, а я не дышу — сам не рад. Шасть к порогу — куда там! — в плечо Уцепилась и тащит назад.
Полуспаленка, полутюрьма… — Ничего, хорошо, хороша! Я и сам ведь такой же, кума. 4 апреля
Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма, За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда… Так вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима, Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.
Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье - Обещаю построить такие дремучие срубы, Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.
Как, нацелясь на смерть, городки зашибают в саду - Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе И для казни петровской в лесах топорище найду. 3 мая
Холодная весна. Голодный Старый Крым. Как был при Врангеле — такой же виноватый. Овчарки на дворах, на рубищах заплаты, Такой же серенький, кусающийся дым.
Деревья, почками набухшие на малость, Стоят, как пришлые, и вызывает жалость Вчерашней глупостью украшенный миндаль.
Их тени страшные — Украины, Кубани… Как в туфлях войлочных голодные крестьяне Калитку стерегут, не трогая кольца. Старый Крым. Апрель-май
Квартира тиха, как бумага - Пустая без всяких затей,- И слышно, как булькает влага По трубам внутри батарей.
Лягушкой застыл телефон. Видавшие виды манатки На улицу просятся вон.
И некуда больше бежать - И я как дурак на гребенке Обязан кому-то играть…
И вузовской песни наглей Присевших на школьной скамейке Учить щебетать палачей!
Пеньковые речи ловлю И грозное баюшки-баю Колхозному баю пою.
Чесатель колхозного льна, Чернила и крови смеситель Достоин такого рожна.
Проваренный в чистках, как соль, Жены и детей содержатель - Такую ухлопает моль…
За семьдесят лет начинать - Тебе, старику и неряхе, Пора сапогами стучать.
Домашнего страха струя Ворвется в халтурные стены Московского злого жилья. Ноябрь
Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны,
Там припомнят кремлевского горца.
И слова, как пудовые гири, верны,
И сияют его голенища.
Он играет услугами полулюдей.
Он один лишь бабачет и тычет.
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз,
И широкая грудь осетина. Ноябрь
Переуважена, перечерна, вся в холе, Вся в холках маленьких, вся воздух и призор, Вся рассыпаючись, вся образуя хор, - Комочки влажные моей земли и воли…
И безоружная в ней зиждется работа - Тысячехолмие распаханной молвы: Знать, безокружное в окружности есть что-то.
Не умолить ее, как в ноги ей ни бухай. Гниющей флейтою настраживает слух, Кларнетом утренним зазябливает ухо…
Как степь лежит в апрельском провороте! Ну, здравствуй, чернозем: будь мужествен, глазаст, Черноречивое молчание в работе… Апрель
Как на Каме-реке глазу темно, когда На дубовых коленях стоят города.
Жгучий ельник бежит, молодея в воде.
Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.
С занавеской в окне, с головою в огне.
Пять ночей не спала — трех конвойных везла. II Я смотрел, отдаляясь, на хвойный восток - Полноводная Кама неслась на буек.
Да едва успеваешь леса посолить.
В долговечный Урал, населенный людьми.
В долгополой шинели беречь, охранять. Апрель-май
Я не хочу средь юношей тепличных Разменивать последний грош души. Но, как в колхоз идет единоличник, Я в мир вхожу — и люди хороши. 2. Люблю шинель красноармейской складки, Длину до пят, рукав простой и гладкий И волжской туче родственный покрой, Чтоб, на спине и на груди лопатясь, Она лежала, на запас не тратясь, И скатывалась летнею порой. 3. Проклятый шов, нелепая затея, Нас разлучили. А теперь, пойми, Я должен жить, дыша и большевея, И, перед смертью хорошея, Еще побыть и поиграть с людьми! 4. Подумаешь, как в Чердыни-голубе, Где пахнет Обью и Тобол в раструбе, В семивершковой я метался кутерьме. Клевещущих козлов не досмотрел я драки - Как петушок в прозрачной летней тьме - Харчи, да харк, да что-нибудь, да враки, - Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в уме. 5. И ты, Москва, сестра моя, легка, Когда встречаешь в самолете брата До первого трамвайного звонка,- Нежнее моря, путаней салата - Из дерева, стекла и молока. 6. Моя страна со мною говорила - Мирволила, журила, не прочла, Но возмужавшего меня, как очевидца, Заметила — и вдруг, как чечевица, Адмиралтейским лучиком зажгла. 7. Я должен жить, живя и большевея, Работать речь, не слушаясь, сам-друг. Я слышу в Арктике машин советских стук, Я помню всё — немецких братьев шеи И что лиловым гребнем Лорелеи Садовник и палач наполнил свой досуг. 8. И не ограблен я и не надломлен, Но только что всего переогромлен. Как «Слово о полку», струна моя туга, И в голосе моем после удушья Звучит земля — последнее оружье - Сухая влажность черноземных га… Май-июнь
День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что рослона дрожжах. Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон — слитен, чуток… А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.
Ехала конная, пешая, шла черноверхая масса: Расширеньем аорты могущества в белых ночах — нет, в ножах - Глаз превращался в хвойное мясо.
Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо. Сухомятная русская сказка! Деревянная ложка — ау! Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?
Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов - Молодые любители белозубых стишков. На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой - За бревенчатым тыном, на ленте простынной Утонуть и вскочить на коня своего! Апрель-май
Из-за домов, из-за лесов, Длинней товарных поездов, Гуди, помощник и моих трудов, Садко заводов и садов.
Как новгородский гость Садко Под синим морем глубоко, Гуди протяжно в глубь веков, Гудок советских городов. 6 — 9 декабря
Когда заулыбается дитя С развилинкой и горести и сласти, Концы его улыбки, не шутя, Уходят в океанское безвластье.
Углами губ оно играет в славе - И радужный уже строчится шов Для бесконечного познанья яви.
Хребтом и аркою поднялся материк, Улитка выползла, улыбка просияла, Как два конца их радуга связала, И в оба глаза бьет атлантов миг. 9 — 11 декабря
Мой щегол, я голову закину, Поглядим на мир вдвоем. Зимний день, колючий, как мякина, Так ли жестк в зрачке твоем?
Ниже клюва в краску влит, Сознаешь ли, до чего щегол ты, До чего ты щегловит?
Черн и красен, желт и бел! В обе стороны он в оба смотрит — в обе! Не посмотрит — улетел! 9 — 27 декабря
Не у меня, не у тебя — у них Вся сила окончаний родовых: Их воздухом поющ тростник и скважист, И с благодарностью улитки губ людских Потянут на себя их дышащую тяжесть.
И будешь ты наследником их княжеств,-
Блуждая в их развилинах, извивах, Изобразишь — и наслажденья их, И то, что мучит их в приливах и отливах… 9 — 27 декабря
Внутри горы бездействует кумир В покоях бережных, безбрежных и хранимых, А с шеи каплет ожерелий жир, Оберегая сна приливы и отливы.
Его индийской радугой кормили, Давали молока из розоватых глин И не жалели кошенили.
Очеловечены колени, руки, плечи - Он улыбается своим широким ртом, Он мыслит костию, и чувствует челом, И вспомнить силится свой облик человечий. Декабрь
Эта область в темноводье Хляби хлеба, гроз ведро - Не дворянокое угодье - Океанское ядро. Я люблю ее рисунок, Он на Африку похож. Дайте свет: прозрачных лунок На фанере не сочтешь… Анна, Россошь и Гремячье - Я твержу их имена - Белизна снегов гагачья Из вагонного окна.
Полон воздуха был рот, Солнц подсолнечника грозных Прямо в очи оборот. Въехал ночью в рукавичный, Снегом пышущий Тамбов, Видел Цны — реки обычной - Белый, белый, бел-покров. Трудодень страны знакомой Я запомнил навсегда, Воробьевского райкома Не забуду никогда.
Степь беззимняя гола. Это мачеха Кольцова, Шутишь — родина щегла! Только города немого В гололедицу обзор, Только чайника ночного Сам с собою разговор… В гуще воздуха степного Перекличка поездов Да украинская мова Их растянутых гудков. 23-29 декабря
Вехи дальнего обоза Сквозь стекло особняка. От тепла и от мороза Близкой кажется река. И какой там лес — еловый? - Не еловый, а лиловый, И какая там береза, Не скажу наверняка: Лишь чернил воздушных проза Неразборчива, легка… 26 декабря
Как подарок запоздалый Ощутима мной зима: Я люблю ее сначала Неуверенный размах. Хороша она испугом, Как начало грозных дел: Перед всем безлесным кругом Даже ворон оробел. Но сильней всего непрочно- Выпуклых голубизна, Полукруглый лед височный Речек, бающих без сна… 29-30 декабря
Оттого все неудачи, Что я вижу пред собой Ростовщичий глаз кошачий - Внук он зелени стоячей И купец травы морской.
Угощается Кащей, - С говорящими камнями Он на счастье ждет гостей, - Камни трогает клещами, Щиплет золото гвоздей.
Кот живет не для игры - У того в зрачках горящих Клад зажмуренной горы, И в зрачках тех леденящих, Умоляющих, просящих, Шароватых искр пиры. 29 — 30 декабря
Твой зрачок в небесной корке. Обращенный вдаль и ниц, Защищают оговорки Слабых, чующих ресниц.
Долго жить в родной стране - Омут ока удивленный, - Кинь его вдогонку мне!
В мимолетные века - Светлый, радужный, бесплотный, Умоляющий пока… 2 января
Улыбнись, ягненок гневный, с Рафаэлева холста - На холсте уста вселенной, но она уже не та… В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль. 8 синий, синий цвет синели океана въелась соль…
Складки бурного покоя на коленях разлиты. На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ, И плывет углами неба восхитительная мощь. 9 января
Я около Кольцова, Как сокол, закольцован, И нет ко мне гонца, И дом мой без крыльца. \ © Copyright: Юрий Николаевич Горбачев 2, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
