Редактирую...
Война, обида и судьба. Глава 17. Хозяин и его управляющие. положительный
Марьям! РЕДАКТИРОВАНИЕ!
Вопрос: зачем внизу сноска о рампе*, если этого слова нет в тексте рассказа?
Война, обида и судьба. Глава 17. Хозяин и его управляющие (продолжение рассказов отца).
Сам хозяин не часто заглядывал в свои владения. Нами командовали его
управляющие. Один из них говорил по-русски и материл нас таким унижающим
матом, что мне даже стыдно это пересказывать. Он и с хозяином разговаривал
на мате в состоянии резкой раздражительности, с примесью польских и
белорусских слов. Если его подручники перед хозяином лебезили, как воры
продажные, а Юзеф (так его звали) никогда не заискивал перед ним. Более того,
он хладнокровно поучал хозяина, и тот, как это ни странно, с ним охотно соглашался.
У Юзефа была одна "забава". Для него и его прихвостней привозили из концлагеря
молодых девушек-евреек. Видимо, их отбирали ещё на рампе и сразу же актировали,
как и умерших в дороге. В селекцию они уже не попадали. Над девушками жестоко
издевались. Раздевали донага. Насиловали вдвоём одну девушку. Стоял истошный крик.
Девушки сопротивлялись, как зверёныши: царапались, кусались, сопротивлялись, били
ногами, пытались бежать, — чем ещё больше раздраконивали извергов.
Извращенцы, натешившись вволю, удовлетворив свои похоти и страсти, напивались
самогона и торжествующе орали, изрыгая звук, похожий на звериный рык. Надрывали
глотки до хрипоты.
Их жертвы, обессиленные, испуганные и опозоренные, лежали еле живые. Некоторые —
уже без признаков жизни. Ближе к ночи бездыханные тела грузили на телегу. Небрежно
забрасывая их рваной одежонкой, вывозили, как отработанный материал, за пределы хутора.
***Рампа - железнодорожная платформа перед воротами концлагеря.
Селекция - отбор пленных для работы и для газовых камер.
Марьям Исакова.
Продолжение.
Изменить
РЕКЛАМА
Галина Лебединская 30.12.2021 13:21:35
Рецензия на произведение: Война, обида и судьба. Глава 16. Хозяин и его дворня. положительная
Война, обида и судьба. Глава 16. Хозяин и его дворня. Продолжение рассказа отца о жизни на хуторе.
На хуторе мы как-то сдружились между собой и уже через неделю стали общаться
посредством нормального человеческого языка. Там, в лагере, за разговоры мы
могли получить палочные наказания. Поэтому большую роль играла мимика и
некоторые детали, дающие возможность понимания друг друга в немом общении.
Это были взгляд, кивок, мычание, движение плеч, поворот головы. Даже жесты
руками пресекались надсмотрщиками выкручиванием наших рук. Мы же для них
были не людьми, а животными...
Человеческая речь без окриков и матов на хуторе удивляла. Такая плавная, спокойная,
с рассуждениями о жизни, будничных заботах, подслушанная от дворни и самого хозяина,
она настраивала и возвращала нас к нормальному человеческому бытию. Мы старались
подслушивать, о чём говорят дворовые на хуторе. Делали это не специально, просто так —
невольно, ненароком. А вечером, перед сном, делились новостями. Мы уже начинали
понимать и польский, и белорусский говор. Было чудно услышать своё собственное имя,
когда окликали тебя сотоварищи...
Говорили же и рассуждали хозяин с Юзефом о победах немцев, о новых землях,
которые им обещал фюрер, если верой и правдой будут служить великой Германии.
Восклицали торжествующе:
— Будет, как в двадцатых годах, когда сытно жила Панская Польша!
Видимо, имелся в виду Рижский договор между Польшей и СССР 1921 года.
В их восторженных речах звучали города: Станислав, Волковыск, Брест...
И так же рвалась ненависть к русским:
— А москали - это быдло, рабочий скот. Будут работать за еду и помирать... Они —
как изношенное чучело... курва - они, оккупанты Советов, сдохнут скоро, как холера..!
***Курва, холера - оскорбительные слова в бытовом говоре поляков.
Исакова Марьям. Продолжение следует
Изменить
Галина Лебединская 30.12.2021 11:09:59
Отзыв на произведение: Война, обида и судьба. Глава 15. Лагерные щипачи. положительный
Марьям! РЕДАКТИРОВАНИЕ!!
Почему "щипачи"? Вы же здесь о надзирателе Капо пишете.
Так и озаглавьте.
Война, обида и судьба. Глава 15. Лагерные щипачи (продолжение рассказа отца).
Время от времени наезжали лагерные служивые к хозяину. Он им щедро
накрывал стол, угощал, поил самогоном. Провожал с корзинами, туго набитыми
различной провизией, и обязательно запихивал в мешок молочного
поросёнка, который неистово пищал, вызывая тем самым всеобщее восхищение
и удовольствие отъезжающих.
Среди них мы узнали Капо, старшего по нашему блоку. Западенец-хохол люто
ненавидел нас, русских. Мы его приметили ещё в шталаге (пересылочный лагерь).
Немудрено, что он оказался прислужником у немцев. Сначала он был "штубовым",
то есть отвечал за порядок в отдельных отсеках блока. Часто он кидался, как цепной
пёс, с тяжёлой палкой на перепуганных пленников, изнурённых долгим днём работы,
похожих на человеческие тени. Новички были его страстью, и он стремился
приучать их к железной дисциплине и порядку, угождая немцам.
Появление Капо на хуторе с жёлтой повязкой на рукаве означало, что ему дана
воля с каждым из нас делать всё, что захочет. И мы это прекрасно понимали.
Глядя на русских, он со злобой и ненавистью цедил сквозь зубы:
— Москали, порося..!
Его обычное обращение к нам сопровождалось ещё новыми избиениями по слабому телу
и без того падающих от истощения немощных доходяг. После каждого удара — истошный
крик. Когда Капо начинал бить ногами (этот большой рыжий детина не знал жалости!),
человек затихал навсегда... Жертвы изверга не считались преступлением, а наоборот,
его деяния служили примером для подражания для других надсмотрщиков.
На хутор он прибыл уже в чине блокфюрера (человек из низших чинов унтершарфюрера СС),
командующего построением в лагере. Если вчера на построении мы были живыми
номерами, то жертвами ночи могли стать четыре-пять номеров с блока. Учёт умерших
и живых считался важным делом для каждого блокфюрера: он должен был знать точно
человеко-число для выхода узников на работу.
Марьям Исакова.
Продолжение следует.
Другие статьи в литературном дневнике:
