Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные…
Улица опрокинулась,
течет по-своему…
Подошел и вижу —
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть,
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
Такие, как я, умирают девами.
Жила бы как все -- отплеваться да выкрестить.
Но дернул же черт -- такой недоделанной
В сей каторжный мир поэтесской вылезти!
Ну где ж к лошадям отношенье хорошее?
Весь мир-неваляшка от хохота шаток.
И кто-то подняться никак не может
Из нас (несомненно, двоих!) лошадок.
Ее б накормить, как старушку, из ложечки.
Она б улыбалась, ее бы ласкали.
И думаю, честный поэт здесь немножечко,
Мне для утехи -- взял и слукавил.
И видно, к судьбе мало ржано и прошено:
Силенок -- чтоб на ноги -- не насобачить.
Видать, потому над упавшей лошадью --
Почти на Кузнецком -- сижу и плачу.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
