как прекрасен ее пупок.
такие изящные выемки находишь в бракованных свечах
или на стволах вишен — место, где обнажилась кость,
отмерла старая ветвь или передумала рождаться новая.
узкие джинсы — когда развешивает их на стуле —
похожи на картонные цилиндры внутри рулонов.
босоножки на высоких каблуках —
жилистые царицы-скорпионши
с выводком жал, выкрашенных черно-алым.
и главное — глаза. глаза... там всегда
мреют и плывут зеленовато-серые рассветы
инопланетные,
или угасают янтарно-жемчужные закаты
безлюдные.
таинственная планета, и жизни — разумной, хищной —
на ней нет,
или она ловко прячется от меня
за границами век, за туманами и озерами.
иногда промелькнет пятнистый монстр страсти,
точно перед объективом дискавери,
но отвлекают пыльно-шелковые облака,
темное пульсирующее солнце.
ее красота отзывчива и тепла — будто трон с подогревом
или электрический стул с подушечкой от геморроя.
заботливая красавица,
не трепанированная зубчатой самовлюбленностью, —
это редкость: так бриллиант в кольце
искренне переживает, если ты порезался
во время бритья. кто же ее создал,
подарил мне?
все вещи в доме пахнут ароматным уютом,
и даже гладильная доска — близорукий птенец птеродактиля —
смотрит на меня великодушно.
а почему бы и нет?
во мне скопилось так много любви — как радия в закромах
миролюбивого диктатора.
пора уже устроить небольшой термоядерный взрыв
семейного счастья.
