О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала,
колыхала мой чёлн, чёлн подвижный, игривый и острый,
в водном плеске душа колыбельную негу слыхала,
и поодаль стояли пустынные скалы, как сёстры.
Отовсюду звучала старинная песнь — Калевала:
песнь железа и камня о скорбном порыве титана.
И песчаная отмель — добыча вечернего вала,
как невеста, белела на пурпуре водного стана.
Как от пьяного солнца бесшумные падали стрелы,
и на дно опускались, и тихое дно зажигали,
как с небесного древа клонилось, как плод перезрелый,
слишком яркое солнце, и первые звёзды мигали;
я причалил и вышел на берег седой и кудрявый;
я не знаю, как долго, не знаю, кому я молился...
Неоглядная Сайма струилась потоками лавы,
белый пар над водою тихонько вставал и клубился.
