Орешин, Пётр Васильевич
16 (28) июля 1887 - 15 марта 1938 (50 лет)
Бродяга
Текут луга зеленой брагой,
Просторно мысли и глазам.
Охотно буду я бродягой,
Свистать в два пальца по полям.
А тень моя по желтой ниве
Идет, ломаясь и скользя.
И жить я не хочу счастливей,
И не могу, да и нельзя.
В обнимку с ветром и дорогой
Иду, пока цыганка-тень,
От этой жизни быстроногой
Устав, не сядет под плетень.
От браги вольностью хмелею,
Душа, как поле, широка.
Ватаг разнузданных пьянее
Плетутся в небе облака.
Но им с плетня в два пальца свистну:
— Ко мне! — и пусто над селом.
Лишь ветер в хмаре серебристой
Кадит обкошенным бугром.
В два пальца свистну, — и не чудо ль? —
Слетятся звезды к шалашу.
Как брагу, волжескую удаль
По деревням я разношу.
На красный свист придут ватаги
Лесов, озер и мутных рек,
И пахарь в дедовой сермяге,
И мать убивший человек.
Я выведу их в край чудесный.
Куда? — Одно дано мне знать:
На том же месте даже лесу
Давно наскучило стоять.
Веселым посвистом рассею
Туман, — и дальше побегу...
Свист ветра — синь, мой свист краснее
Брусники спелой на снегу!
1923
В хате
В хате темно и уныло,
Вечер струится в окно.
Прялка у печки застыла,
Прялка скучает давно.
В окнах разбитые стёкла,
Пахнет весенним теплом.
Кто-то с надеждой поблёклой
Вечно сидит за столом.
Кудри, седые, седые,
Руки в зеленых узлах.
Будут ли дни золотые
В наших родимых полях?
Кто же поспорит с судьбою,
Кто погорюет за нас?
Нищенство наше откроет
В тяжкий нерадостный час?
Вечер закрасил оконце,
Дышит весной и теплом.
Вздрогнуло желтое солнце, —
Кто-то стоит под окном.
Тихо всхрапнула лежанка,
Бредит запечная сонь.
В сенцах седая цыганка
Смотрит девичью ладонь.
1914
Детство
Качайся, поднимайся, месяц,
Как акробат, на синий шест,
Никто не кинет доброй вести
Мне, пришлецу из дальних мест.
Я вырос, как репейник хмурый
На дне оврага, и ручей
Блестел густой и мутной шкурой
В душе заброшенной моей.
Качались пристани, и долго
Не мог понять я одного:
Чем краше парусная Волга
Ручья родного моего?
Глаза в повязке. Я не вижу.
Весь Мир — овчина. И домой,
Врагом невидимым обижен,
Я шел, всему и всем чужой!
Мой дом — лохмотья и заплаты,
Косая дверь, окно — как щель,
И сыпалась лоскутной ватой
В углу из ящиков постель.
И целый день одно и то же:
Вино да брань, да топот ног.
И дивно: как я жил и прожил
И душу в теле уберег?
Отец был пьян. Мать ладит с пьяным,
А я, укрывшись на мосту,
Гляжу, как месяц над туманом
Скользит по синему шесту!
1922
Дома
Лес. Туман. Озера крови.
Древних сосен вещий звон.
Лунный глаз, как глаз коровий,
Красной жилкой заведён.
Чаща. Мох. Озёр заплаты.
Куний мост. Тропа в овраг.
Месяц, леший волосатый,
Поднял нос из-под коряг.
Утро. Лес. Туман. Сурдинка.
Стены сосен, топь и глушь.
Правит сыч, как поп, поминки
Сонму зря погибших душ.
Зорь туманная опушка.
Куст малины. Листьев темь.
В чаще сонная кукушка
Спела — восемьдесят семь.
Спела в точку: год рожденья.
Может быть и смерти год.
Зорь круги и сосен тени.
Я и месяц — хоровод.
1921
Женщина
О. М. Орешиной
В каждой песне про тебя поется,
В каждой сказке про тебя молва,
Мир твоими ямками смеется,
Сном твоим струится синева.
Погляжу на вечер незакатный,
На луга, на дальние цветы, —
Мне, как всем вам, ясно и понятно:
Дикой мальвой розовеешь ты.
Если ночью мне тепло и душно,
От жары туманится луна,
Это значит — плоть твоя послушна,
Ты в кого-то нынче влюблена!
Если ночь вдруг росами заплачет,
Холодом повеет на кусты,
Это значит, непременно значит:
Вновь кого-то разлюбила ты!
Ты любовью напоила землю,
Словно медом, словно молоком...
Оттого я каждый день приемлю,
Догораю смирным огоньком!
Если вечер бьет дождем и пеной,
Лес шумит, а степь черным-черна,
Это значит, чьей-то злой изменой
Ты до дна души возмущена.
Но не вечно буря в сердце бьется.
Разве ты любовью не пьяна?
Мир твоими ямками смеется,
Сном твоим струится синева!
1926
Журавли
Полюбил я заоблачный лёт
Легкокрылых степных журавлей.
Над ухлюпами русских болот,
Над безмолвием русских полей.
Полюбил я заоблачный шум
Над землею тоскующих птиц;
Красоту неисполненных дум
И печаль человеческих лиц.
Полюбил я осеннюю мглу
И раздолье плывущих полей.
Этот крик по родному селу
Золотых, как мечта, журавлей.
Пусть осенние ночи темны,
Над полями — зеленая мгла.
Выплывает из злой тишины
Светлый звон золотого крыла.
Полюбил я заоблачный лёт,
Вечный зов журавлей над селом.
Скоро, скоро от синих болот
Поднимусь золотым журавлем.
1917
Мы
Мы — волны грядущего счастья,
Мы — гребни могучих вершин.
Мы — лес многоцветный и частый,
Мы — ширь и морей и долин.
Мы — глубь и простор океанов,
Мы — разум Вселенной, и мы
Шагами железных титанов
Спокойно выходим из тьмы!
Мы — люди железа и стали,
Мы — в жизни железная мощь.
Мы — числа, мы — мера, мы — дали,
Мы — светлый, живительный дождь.
Мы — медные руки и спины,
Мы — мускулы, плечи, ступни.
Мы — в тяжком труде Исполины,
Мы — знойному Солнцу сродни!
Мы все — Музыканты, Артисты,
Поэты, Трибуны, Певцы,
Художники мы, Публицисты,
Нам — кисти, слова и резцы!
Мы — мускулы мысли и плоти,
Мы — трубы оркестров Труда.
Мы — в творческом радостном взлете,
Мы — сила везде и всегда.
Мы — сила! Нам этого будет.
Мы — жизни прекрасной творцы.
Мы — вечно рабочие люди,
Грядущих веков кузнецы!
1919
Отдых
Хорошо средь лесов и полей
Отдохнуть от неласковых дней,
И от шума больших городов,
И от звона железных оков.
Хорошо полежать одному
На траве, в голубом терему,
Где не видно людского жилья,
Только небо, да степи, да я!
Хорошо при широкой луне
Проскакать на крылатом коне,
И в вечернюю хмурую синь
Обнимать резеду и полынь.
Ничего нет свободы милей,
Золотых и зеленых полей,
Синеглазых речушек и рек,
Чем свободный живет человек!
Хорошо под березовый плач
Отдохнуть от своих неудач
И по ясному синему дню
Позабыть человечью резню.
Хорошо от измены друзей
Убежать в перезвоны полей,
Позабыть и притворство и ложь,
Утонуть в васильковую рожь.
А еще лучше... в час роковой
Поплатиться своей головой.
Лечь на первом широком пути
И сказать не «прощай», а «прости»!
1926
Привычка
Любую птаху назову по крику.
Мила мне в селах праздничная сонь.
Люблю послушать песню-горемыку
И свист в два пальца ночью под гармонь.
Глаза мои привыкли к перевалам,
К степной избе, к запаханным буграм,
Где золотая тучка ночевала
И шум зеленый шел по деревням.
Привыкли ноги мять траву и вьюгу,
Месить в дороге столбовую грязь!
Земля родная, черная подруга,
В тебя ложиться буду я, смеясь!
Привыкли руки гладить сивке гриву,
Звенеть косой и нажимать на плуг.
И сладко им обжечься о крапиву,
И отдохнуть в нечаянный досуг.
Не задержусь на этом свете долго,
Пришел я гостем в этот светлый дом.
Да как же я не залюбуюсь Волгой
И не поплачу над родным селом?!
Да что же будет, если я покину
И разлюблю тоску степных берез,
Перед окном осеннюю рябину
И дальний скрип и разговор колес!
1924
Русь веселая моя...
Русь веселая моя,
Ягода лесная.
Только степи да поля,
Ни конца ни края.
И леса и города
Кроются туманом,
И идут мои стада
По лесным полянам.
И шумят мои хлеба
Колосом и цветом.
Загадала мне судьба
Быть твоим поэтом.
Хороша ли ты, плоха ль,
Я не позлословлю.
Буйну голову не жаль
За родную кровлю.
Не забыть тебя вовек,
Ты всего чудесней.
Заливайся, человек,
Как слезами, песней.
По полям и по лесам
Голубеют села
И размахивают нам
Колосом тяжелым.
Милая земля моя,
Ягода лесная.
Ничего не вижу я,
Ни конца ни края!
1926
Свой крестный путь превозмогая...
Свой крестный путь превозмогая,
Крутой свершая поворот,
К ржаным колосьям Русь святая
Непобедимая идет.
Изба — душистое кадило,
Поля — заиндевелый храм.
Святая Мати через силу
Идет к Исусу по горам.
Глаза — лазоревые реки,
Уста — расцветшие холмы.
Нетленны в русском человеке
Отцов и прадедов псалмы.
Мечта — несказанное Слово,
Душа — нечитанный Псалтырь.
Шумит под колоколом новым
В снегах таежная Сибирь.
Со всех сторон на Русь святую
Бросают петли, но вовек
От Бога в сторону другую
Не мыслил русский человек.
Ни войны, выдумки царевы,
Ни кровь, ни козни тяжких смут, —
В душе народной Божье Слово
И волю Божью не убьют.
Сергей Есенин
Сказка это, чудо ль,
Или это — бред:
Отзвенела удаль
Разудалых лет.
Песня отзвенела
Над родной землей.
Что же ты наделал,
Синеглазый мой?
Отшумело поле,
Пролилась река,
Русское раздолье,
Русская тоска.
Ты играл снегами,
Ты и тут и там
Синими глазами
Улыбался нам.
Кто тебя, кудрявый,
Поманил, позвал?
Пир земной со славой
Ты отпировал.
Было это, нет ли,
Сам не знаю я.
Задушила петля
В роще соловья.
До беды жалею,
Что далёко был
И петлю на шее
Не перекусил!
Кликну, кликну с горя,
А тебя уж нет.
В черном коленкоре
На столе портрет.
Дождичек весенний
Окропил наш сад.
Песенник Есенин,
Синеглазый брат.
Вековая просинь,
Наша сторона...
Если Пушкин — осень,
Ты у нас — весна!
В мыслях потемнело,
Сердце бьет бедой.
Что же ты наделал,
Раскудрявый мой?!
1926
У памятника Пушкина
Читано на Тверском бульваре в
125-летие со дня рождения
Кудрявая весна в опале,
Глухая осень стонет у ворот.
Пришла пора, и петь мы перестали,
А Пушкин все заливистей поет.
Ах, гусляры и песенники тоже,
Угнаться ль нам, угнаться ль нам за ним?
Ведь знаем все: диковинный прохожий
Останется вовеки молодым.
А мы давно морщинами изрыты,
Едва-едва соображает мысль.
Сегодня мы, пропащие бандиты,
На праздник твой торжественно сошлись!
Легко тебе, любимцу праздной неги,
Веселой лирой просиять в веках.
А мы — мы думаем сегодня о ночлеге,
А завтра плачем в скверных кабаках.
И материмся, что живем без смысла.
Да разве нам поможет наша брань,
Когда над каждой головой повисла
И замутнела злая глухомань!
1924
Цыган
С. Клычкову
Много ласковой лазури
Средь лесных полян.
Ты — деревня по натуре,
А душой — цыган.
В белой вышитой рубахе,
В рыжем пиджаке,
Не тебе ли свищут птахи
В синем далеке?
Не тебе ли, черногривый,
Машет веткой бор?
Не тебя ль златые нивы
Тянут за вихор?
Вот и ходишь по Москве ты
Хмур — хоть душу вынь,
Лишь горят в груди ответы,
Как глазная синь.
Сгинь, бесовское отродье,
Городская бредь!
У лесных людей не в моде
На тебя смотреть.
Чур меня, пивная стойка,
Чур, автомобиль!
Где ты, взмыленная тройка,
Столбовая пыль?
Ма — ать твою... вали на поезд,
Колоти звонок!
Под корнями в соснах роясь,
Вновь ты одинок.
Там, под этими корнями
Ты откроешь кладь
И крылатыми корнями
Будешь торговать.
Не в укор и не в улику,
Любушка, заметь:
Ты кудрявую бруснику
Любишь, как медведь.
Черный волос — две покрышки,
Образом — сосна,
Бор шумит. Луна — коврижкой,
А в бору — Дубна.
Ты полюбишь и разлюбишь
И полюбишь вновь.
Под веселый час загубишь
Сказку и любовь.
Буйным городом изранен,
Синим лесом пьян,
Ты по паспорту — крестьянин,
А душой — цыган!
1926
Другие статьи в литературном дневнике:
