Шёлк и шиншиля...

Людмила Шарга: литературный дневник

Шёлк и шиншиля…
Как понять, что вот эта душа – родная твоей, а та – так себе, а эта и вовсе чужая, скользкая и холодная.
Родство по крови в данном случае значения не имеет.
Родственников, как известно, не выбирают.
Кого получил при рождении – с тем и ступай по жизни.
Родство по духу определяется исключительно собственным выбором.
Иногда случается, что родство по крови и по духу совпадают.
Редко, но случается.
В большинстве же случаев мы учимся принимать родство по крови, не ропща, смиренно, как должное.
Усваиваем ли самый нелёгкий урок?
Увы, далеко не всегда.
***
Снилось солнечное затмение.
Тьма пришла не со Средиземного моря, а откуда-то издалека.
Извне.
Тьма была наделёна разумом, не иначе, и настойчиво пыталась заглянуть мне в глаза.
Я изо всех сил старалась не смотреть, отворачивалась, и прикрывала лицо ладонями.
Закопченного стёклышка у меня не было, тёмных очков – тоже.
Вот и выглядывала из какого-то незнакомого высокого окна, не отнимая ладони от глаз.
Боялась.
Выглядывая из чужих окон, всегда попадаешь в чужое и, как правило – чуждое тебе пространство.
Потом оказалось, что никакой тьмы нет, как нет и незнакомого окна, и неоткуда выглядывать, и бояться, стало быть, нечего.
А тогда…
Тогда была зима две тысячи восьмого.
Виртуальные посиделки, задушевные беседы и милый трёп на одном из сайтов.
Развиртуализация не сулила ничего страшного, да и вообще – ничего не сулила.
«Ну что я, Москвы не знаю, что ли…», – утешала я себя как могла, поскольку ехала, по сути, в никуда.
С Киевского вокзала – на метро – с огромной сумкой и на высоченных шпильках (провинциальная дура) лечу в Гранатный.
– Марина? – пискнула робко и неуверенно, увидев элегантную даму, вошедшую в вестибюль.
Где-то там, под высоченными потолками ЦДА, ещё живёт мой писк.
Таял тёплый московский декабрь, очень похожий на декабрь одесский.
Был вечер, положивший начало многим вечерам и встречам.
В последний приезд роскошным подарком от Нади ( одним из …) станут билеты в «Современник» на «Осеннюю сонату» по Бергману.
Марина, словно факир, извлекла из недр сумочки неземной красоты браслет и водрузила его на моё запястье, утопавшее в чёрных шелках.
– Чтобы твои красивые руки стали ещё красивее. Из Испании. Что это на тебе?
– Шёлк.
– Какой ещё шёлк! Обнажайся.
Перед этим я битый час выспрашивала у Нади, что теперь принято надевать в театр.
– Всё демократично, – заверила Надя, – тем более что не премьера, да и день будний. Но если есть настроение надеть шёлк и бархат, почему бы нет?
– Укутать сердце в шёлк и ш и н ш и л я…
Ш и н ш и л е й у меня не случилось, миловал Господь, а вот блуза чёрного шёлка имелась.
Браслет скользнул по обнажившемуся запястью и лёг там, где ему было удобнее всего – чуть ниже локтя, как будто всю жизнь там и лежал. И не одну, а как минимум пять – по числу бусин в браслете.
В самой тёмной из низ дремлет, свернувшись клубочком – по-кошачьи – тьма космическая, приручённая мной.




Другие статьи в литературном дневнике: