***

Признаюсь: люблю я писать акварелью...
Не нужно с ней много трудов...
Над белым листом слышу звонкие трели
Весёлых птенцов... Я готов
Отдать тебе краски и кисти задаром:
Ты любящим сердцем твори!!!
Твори! Чтобы мир водрузился над шаром
Земли... И в стихах говори,
Что мирное небо – рисунок мальчишки,
Который давно рисовал...
И вечно остался в затрёпанной книжке,
В которой... О мире мечтал!!!

Обнимаю
Санька

Заметеленное окно

Светлана Груздева

Не утихает за окном метель…
Ненастный день перетекает в вечер.
И нам с тобой невзгоды сердца лечит
Раскрытой книгой общая постель.

Читай меня по буквам и по строчкам.
А целиком? – Дождись: я затаюсь.
С тобой приоткрываюсь, словно почка,
Но раскрываться до конца – боюсь!..

Когда в неска'занном есть Несказа'нность,
Трепещет жизнью вмиг закрытый занавес!
Всем естеством стремясь к такому мигу,
Я не хочу, чтоб ты захлопнул книгу.

1996 год

Сторона моя русая...
Сергей Шелковый
* * *

"Здесь, под небом чужим, я - как гость нежеланный..." -
журавлиную песню отец мой любил.
И всё длится полёт серых птиц над туманной,
над осенней журбой, над предзимьем могил.
Спят, давно уже спят под кладбищенской глиной
и архангел-отец, и послушница-мать.
И всё тянется клин над той былью единой,
где ни в грусти, ни в радости нас не разъять.

Что мне делать, когда "сердцу хочется плакать",
а сухи, - бертолетовой солью, - глаза?
Вновь лимонной листвой бредит чёрная слякоть,
вновь парят дерева, как святых образа.
Говори же, отец, из-под гиблого камня
всё, что ты мне при жизни сказать не успел.
Доживу ль, удержусь ли до мая, до травня
средь зимовий, средь жарких стожаберных тел?

Был чужим среди них, чужаком и останусь
здесь, под хмурым и давящим небом, отец.
Помню звук первозванный - стеклярус и парус,
время осени - жертвенность жёлтых овец.
И с журливым напевом летишь ты не даром,
ибо он - про тебя. А теперь - про меня.
Ибо осень опять по сократовым чарам
разливает цикуту студёного дня.

* * *

Дорогим мертвецам наливаю я рюмку багряного,
к незабытым устам подношу поминанье вина.
Не случилось мне, дед мой, ни разу видать тебя пьяного,
но сегодня прошу тебя: выпей со мною до дна.

Неугасшим глазам соберу угощение краткое:
помидоры и хлеб – на двоих за дощатым столом,
средь осенних стволов, под кирпичной оранжевой кладкою –
у садового дома, что крепок ещё на излом.

Иоанн Иоанныч! Не выдохнуть гласных блаженнее,
не найти всенароднее имени и веселей.
Потемнел виноград – твоих саженцев-лоз продолжение,
фиолет «изабеллы» подмешан в воздушный елей.

Эти стебли, увившие стену, – по-прежнему сильные.
Я к ладони твоей потянусь и опять узнаю:
теплоносную линию жизни, наследье фамильное –
широченную руку отцову и лапу свою…

Сторона моя русая – правда моя погорелая!
Что и взять с тебя – водки пузырь иль костей полведра?
Не за это люблю тебя. Вот что от сердца я сделаю:
снова вспомню своих - Иоанна, Николу, Петра.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.12.2015. ***
• 28.12.2015. ***
• 26.12.2015. ***
• 19.12.2015. ***
• 16.12.2015. ***
• 11.12.2015. Люблю-Мирославы Стулькивской
• 08.12.2015. ссылка на переводчик
• 06.12.2015. Билли Коллинз в переводе Владимира Бойко.
• 05.12.2015. ***
• 04.12.2015. Александр Бобшко. стихи на украинском