(1)
Cпособность Пушкина “перевоплощаться” в русских императоров – явление систематическое. В рукописи стихотворения “Вольность” (1818) в строку “Погиб увенчанный злодей” вписан иероглифический портрет Павла I, и среди штрихов, образующих его профиль, совершенно явственно читается личное местоимение: “азъ” (там же. Т.18. М., 1996. С.65). Работая же над “”, Пушкин скопировал одно письмо Петра I к кн. В.В.Долгорукову, повторив его почерк! (Фейнберг И.Л. Читая тетради Пушкина. М., 1985. С.125.)
(2)
Об нападках на Гете сначала рассказал А.И.Тургенев в “Письмах из Дрездена” (Московский телеграф, 1827, ч.13, № 4; см.: Тургенев А.И. Политическая проза. М., 1989. С.50-51); а затем в том же журнале была напечатана статья, якобы переведенная с немецкого, идеи которой предвосхищали то, что будет сказано Менцелем о Гете в книге 1828 года (Гете и Шиллер. С нем. Р*** // Московский телеграф, 1827, ч.15, № 9). Как говорилось в редакторском примечании, “какой-то дух недоброжелательства возникает против Гете в задних рядах немецкой литературы”. О русских откликах на борьбу против Гете см.: Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л., 1981. С.219-230. Назовем случаи, не отмеченные этим исследователем. В журнале И.В.Киреевского “Европеец” в 1832 году будет напечатан анонимный перевод “Отрывков из письма Гейне о Парижской картинной выставке 1831 года”, где повторяется его “пророчество о кончине периода искусств, родившегося вместе с Гёте”, высказанное в рецензии на книгу Менцеля (см.: Европеец. Журнал И.В.Киреевского. 1832. М., 1989. С.169). А в “Вестнике Европы”, известном уже нам своим крайне критичным отношением к творчеству первостепенных русских поэтов, в 1829 году была опубликована без указания автора и переводчика статья “Гете” (№ 11), в которой – точь-в-точь как у Гейне! – превозносится раннее творчество поэта и пренебрежительно оценивается позднее (этот же журнал успел оповестить своих читателей и о негативных отзывах, раздававшихся в адрес… Петрарки: Спор литтераторов о стихотворениях Петрарки // 1826, №№ 16, 17). Таким образом, русская литература в конце 1820-х – начале 1830-х годов была в курсе тех атак, которым подвергалась репутация немецкого классика, а если учитывать, что наступление на литературный авторитет, завоеванный Пушкиным, началось в 1828-1829 гг. Никодимом Надоумко со страниц “Вестника Европы”, – то можно думать, что критик отдавал себе отчет в сходстве происходящего с борьбой, которая велась вокруг Гете в немецкой литературе.
(3)
В пушкинском стихотворении – о войне 1812 года: “…и племена сразились, Русь обняла кичливого врага”. Филарет же говорит о том, как аллегорическая фигура Истины объясняет в захваченной Москве положение дел недоумевающему Наполеону, который был уверен, что одержал победу: “Если взаимно сообразить нетерпеливое стремление Наполеона в Москву, и его упорное в ней медление, вопреки самым страстям его: то могут открыться мысли, который имел он, вошед в сию столицу. «Теперь, думал он, я наступил на сердце России. Кто принудит меня обратить вспять мою ногу?.... Москва по крайней мере должна вместе с собою смирить предо мною Россию»”. И далее в речи возникает изображение войны как “объятий”: “Вообразим же, что в сию самую минуту, когда гордость и удача вдыхали утеснителю Европы толь высокомерную надежду, явилась бы истина и произнесла бы над ним свой суд: «Ты не наступил на сердце России; но, преткнувшись, оперся на грудь Ея, и вскоре будешь отражен и низвержен…»” (цит. по: Кошанский Н.Ф. Общая реторика. Спб., 1829. С.88).
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
