Баллада о пятиконечной звезде

Сугробами ломая ветки,
То вниз, то вверх гоняя ртуть,
К воротам школы-семилетки
Рассвет указывал нам путь.

Полуразрушенные зданья
Напоминали о войне,
И всё-таки без опозданья
Звенел звонок по всей стране.

Горбушку мы в карман совали,
Брели гуськом в холодный класс
И по программе рисовали
За годом год, в неделю раз.

Вытягивался циркуль в струнку,
Крошился с непривычки мел,
И приобщались мы к рисунку,
Который на доске белел.

Крутые повороты линий.
Извилина. Изгиб. Излом.
И чёрный омут в середине,
Как пропасть меж добром и злом.

Привычным занятая делом,
Свой собственный распутав след,
Судьба набрасывала мелом
Очередной автопортрет.

Суббота гаснет, словно свечка.
Скучает старая кровать.
Глазастый мальчик из местечка
В Париж уехал рисовать.

Был живописец голоштанный
Тревогой древнею гоним.
Цвели парижские каштаны,
Как семисвечники, над ним.

Почувствовав, что дышат рядом
Матисс, Пикассо и Шагал,
Париж обшаривал он взглядом
И в ремесло своё вникал.

Он жил, газет не покупая,
А под Верденом пел свинец.
Одна война. Потом другая.
И лагерь смерти, наконец.

Бараки молча ждут подмоги.
Последний подведён итог.
Остались только две дороги:
В могилу или на Восток.

Он к нам прорвался под обстрелом
Всем душегубкам вопреки
И перепачкал пальцы мелом,
Как второгодник у доски.

Не замечая зимней стужи,
Себя не помня, как в бреду,
Он рисовал одну и туже
Пятиконечную звезду.

Он в Лувре побывал и в гетто,
Чтобы войти, хромая, в класс
И врезать пять лучей рассвета
В хрусталик хрупкий наших глаз.

Сентябрь – октябрь 1964