Рассказ о семи повешенных. Глава III

(Парафраз одноимённого рассказа Л.Андреева)

Глава III. Меня не надо вешать.

Сказать же надо, что недели
За две до этого суда,
Всё тот  же суд в другом составе
Судил крестьянина. ВинА

Его была неоспорима:
Убил хозяина ножом,
Поджечь пытался дом, насилье
Свершить над женщиной. УмОм

Особым не блистал, к тому же
Необразован был и глуп.
Эстонец. Звали его Янсон
Иван. С людьми с рожденья груб.

Он плохо понимал по-русски,
Был в батраки за то лишь взят,
Что получал за труд копейки,
Молчал, не требовал доплАт.

Почти два года так батрачил,
А злость на лошадь изводил:
Бил её молча и жестоко,
Кнутом хлестал, сколь было сил.

Хозяин тщетно с ним боролся,
Заехал пару раз меж скул,
Увещевал, просил, бранился,
А после сам рукой махнул.

Зверь дикий, что такому скажешь,
К тому ж язык наш невдомёк.
Хороших батраков не сыщешь.
Так вроде справный мужичок.

Одна проблема с ним: запоем
Пил горькую, да вот ещё
Без бабы очень тяготился,
Любой из них был по плечо.

Уж больно маленького роста
И тело дряблое имел,
Лицо в веснушках, а глазёнки
Как будто сонные. Посмел

К стряпухе в женихи набиться,
Но грубый получил отпор,
Осмеян ею. Отступиться
Не пожелал. И раз на двор

Пришёл в подпитии, стряпуху,
На кухне заперев, вогнал
Хозяину безмолвно в спину
Свой финский нож. Потом забрал

Из сундуков хозяйских денег,
Добра различного, тряпья.
Когда хозяйка завопила,
Хотел снасильничать. Она

Была не робкого десятка
И принялась его душить.
Он бросил всё, бежать пустился,
Сарай пытался запалить.

Но то ли сено отсырело,
То ль страх мешал зло сотворить...
Его поймали и в участок,
Чтобы суд праведный вершить.

И Янсона с другими вместе
Разбойниками осудил
Суд окружной без церемоний,
К петле его приговорил.

Он лишь моргал, не понимая
Происходящего итог,
По виду даже равнодушен
К процессу. Словно невдомёк,

Что жизнь его перечеркнули,
На небеса уйдёт душа.
Лишь ковырял нос заскорузлым,
Согнутым пальцем не спеша.

Когда же смысл приговора
Своим умишком смог понять,
Сказал: «Моя не нато вешать,
Моя не хочит умирать!»

Потом, махая бестолково,
Руками, закричал судье:
«Она казала, надо вешать.
Убить не нато так мене!»

Солдат конвойный, нарушая
Приказ, когда его повёл
Из зала, прошептал тихонько:
«Дурак ты, братец. Ну, пошёл!

Поверь мне, дрыгнуть не успеешь.
За что ты душу загубил?
Теперь уже не поумнеешь.
Какой же бес тебя родил?»

А Янсона лишь волновало
Одно: когда придут за ним?
Мы все боимся даты смерти,
Хотя всю жизнь свою грешим.

Его расспросы надзиратель
Обычно обрывал одним:
«Пока, брат, партия собьётся,
Тебя мы вешать погодИм.

Для одного чего стараться,
Тут нужен, знаешь ли, подъём.
Когда чуть-чуть поднаберётся
Злодеев, вешать вас начнём!»

Смеялся Янсон, полагая,
Ещё не время унывать.
Глядишь, и вовсе позабудут...
Ведь он не хочет умирать.

А надзиратель с удивлением
Смотрел и хмурился. Ему
Была весёлость не приятна,
Ведь оскорбляла казнь, тюрьму.

И вскоре уж о преступлении
Эстонец прочно позабыл.
Жалел о том лишь, что хозяйку
Не смог снасильничать. Он жил

В надежде всё ж на избавленье
И строил планы наперёд.
Он убедил бесповоротно
Себя, что казнь его не ждёт.

В тюрьме ведь хорошо кормили,
И Янсон вскоре пополнел,
Стал даже важничать немного.
Теперь лишь одного хотел:

Хотел от пуза выпить водки
И прокатиться с ветерком
На своей в яблоко лошадке.
Тут на него, как  снежный ком

Известие свалилось: скоро
Замкнётся наконец-то круг,
Арестовали террористов,
А с ними медлить недосУг…

В четверг, в двенадцать ночи Янсон
Проснулся. Мигом ворвалОсь
Так много в камеру служивых.
В погонах кто-то произнёс:

«Ну-с, собирайтесь. Надо ехать
И поживеё, поживей.
Не заставляйте ждать, любезный
Столь уважаемых людей!»

«Я не хочу», - пролепетал он.
Под руки взяли, повели.
Поплёлся, поднимая плечи,
Не чувствуя уже земли.

А на дворе обдАло ветром
И влажным воздухом. Дышать
Весной и слышать звук капели
Приятно так, не передать.

Стучали шашками жандармы,
Хотелось спать. Ведь всё же ночь...
Карета чёрная куда-то
Без фонарей катИла прочь.