Бомбист. Глава VI

(Парафраз рассказа Л.Андреева «Тьма»)

Глава VI   

Уж рассветало, было тихо,
Когда полиция пришла.
Душонка подлая МаркУши
О постояльце донесла.

Боязнь скандала и репрессий,
Желанье выгод заслужить
Возобладала всё ж в хозяйке.
С волками жить, по волчьи выть!

В участке сразу догадались,
Бомбиста уж три дня пасли.
Следы терялись где-то рядом,
К кварталу этому вели.

Чрез полчаса филёры, прИстав,
Городовые шли толпой,
Подошвами стирая иней
На мокрой стылой мостовой.

Высокий участковый пристАв,
Уже довольно пожилой,
Беззвучно про себя бранился
И думал с хладною тоской,

Что он «такая жертва долга»,
И нет желанья умирать,
Что полчаса назад был дома,
И лучше было б подождать

Солдат хоть дюжину. Что толку
В городовых? Поди стрелять
Они давно уж разучились.
Им лишь торговцев обирать.

Публичный дом платил изрядно
Ему за беспокойство, но
Под пули лезть – другое дело.
Геройство не говОрено!

Шинельку сильно поддувало.
Ладони рук потели. Он
Почуял резкий холод в теле.
Но вот бордель. Дом окружён.

На цЫпочках, по коридору
Пробрались тёмному к двери,
Гурьбой ввалились, опасаясь
Того, что ждать могло внутри.

Угрозы бранные, крик, ругань
Мгновенно стихли. Тут сидел
Мужчина лишь в одной рубашке
С ногами голыми. Смотрел

Глазами сонными на эту
Ораву доблестных бойцов,
С ним рядом проститутка Любка.
Нет бомб, подельников-дружков.

Кровать широкая, вся смята,
Разбросанное платье, стол
Загаженный, противный запах,
Казалось, с каждой щЕли шёл.

«Ну-к, руки вверх! – прикрикнул пристав,
Сжимая револьвер в руке. –
Всё обыскать! Как твоё имя?
Пошарьте в каждом уголке!

Нет ничего? Да он ли это?
Тот вроде с бородою был?» -
Спросил он сыщика.
                «По скУлам
Узнал его. Бородку ж сбрил! -

Ответил сыщик. – Глаз и скулы
Разбойничьи. По ним узнал.
Взгляд точно волчий, поглядите», -
И тут всем фото показал.

«Так это вы-с участник экса,
Убили господина N? –
Тут пристав выкрикнул фамилию
Известного лица. - Вы член

Преступной шайки? Говорите.
Молчите? Быстро прояснят
Вам память ротмистр с прокурором.
Они уж вас разговорят!»

Взгляд перевёл на Любку прИстав:
«Ты что же это, сучья дочь,
Не донесла мне сразу, кто же
Тут у тебя проводит ночь?

Вот я тебя!» Ударил дважды,
Как бы играючи, шутя.
Он сам ведь здесь неоднократно
Бывал. «Блудливое дитЯ».

Потом уставился на гостя,
С презреньем хрипло произнёс:
«Вы эту харю целовали-с,
А мы по харе этой в нос!»   

И засмеялся. Улыбнулись
Конфузливо и все вокруг:
Филёры и городовые,
И даже Любка. Тесный круг

На входе вмиг образовался.
Подруги Любки на него
С тупым смотрели любопытством
И равнодушьем. Оттого

Всё отвратительней и гАже
В той комнатушке стало. Тут
Два офицера показались:
«Хорош, однако, экой фрукт!

Как же вы это, сударь, так-то-с,
Любезный анархист? Грешить
Не хуже нас пришли с девчонкой?
Плоть, стало быть, желает жить?

Не хочет плоть-то за идею
В года младые помирать.
Зачем вот только пистолетик
Он сам отдал? Как их понять?

Представьте, браунинг, обоймы,
Он сам отдал. А может трус?
Теперь товарищи что скажут?
Представьте, тот ещё конфуз.

Сидит в борделе без штанов. Ну,
Чем анархистик не герой?
Самсона гордого Далила
Сама сдала своей рукой!

Связался с девкой этой, стервой...
Тьфу, погань, век бы не смотрел!»
Бомбист молчал, ногой качая,
И только сильно побледнел.

«Ну, можно нам хотя б одеться? –
Спросила пристава Любовь. –
Ведь холодно ж, и все глазеют».
«Ты, Любка, мне не прекословь.

Сказал, нельзя. Сиди и мёрзни!» -
Ей пристав выкрикнул в ответ. –
Твой кавалер того не стОит.
В один конец купил билет!»

«Он лучше вас, он всех вас стОит. –
Вскричала Люба, - милый, мой,
Оденься, холодно, простынешь!
Не дай смеяться над собой!»

А после приставу: «Скотина,
Подлец ты старый, негодяй!»
Тут пристав взвыл: «Эй, Федоренко,
Ну-к, хорошенько ей поддай!

Зажми рот бабе, чтоб не ныла!»
Тотчас её городовой
Схватил за волосы и нА пол
Свалил, потом стал бить ногой.

Она вертелась, отбивалась,
Вопила: «Миленький, зачем,
Зачем же револьвер ты Отдал,
Сейчас задали б этим всем…

Зачем же не принёс ты бомбу...
Рванули б, чтоб  всех наповал…»
«Зажмите бабе рот немедля», -
Истошно пристав закричал.

А в коридоре уж звучали
Жандармов громко голоса,
Звенели шпоры, ругань, крики.
Так продолжалось полчаса.

Потом всё стихло. Постояльцы
Зарылись, точно мыши в щель.
Вновь зазвучало фортепиано...
Привычной жизнью жил бордель.