Шени и Стас. Продолжение 6

18. Грасиэла

Прошло полвека, но, как прежде,
Мне снится Минска шум ночной
Девчонка в призрачной надежде,
Что не обманет взгляд родной.
Сквозь дым и мерный стук колёс
Вновь вижу водопад волос
И слёзы девочки одной,
Что верной стала бы женой!
А он стоял, чуть выше ростом,
Смущён, растерян и немой...
Сверкали ветки бахромой
Всё было нереально просто.
В его руке - её рука
И обречённое:"Пока."

И ныне, в памяти тревожной,
Как в зеркале, мерцает взгляд.
Ах, сколько в нём судьбы возможной
И счастья тихий звездопад
Или как солнце на рассвете,
Где даже грусть звучит в дуэте,
Где в унисон стучат сердца,
Согласно замыслу Творца!
О, если б знать, что строки эти
Напишет через годы сам,
Как не решил остаться там
Когда уехал, не заметил,
Что в нём застыло на века
Её прощальное:"Пока... ."

Хелен уехала — остался Стас один.
Он без забот уволился с работы.
Пустая комната и окна без гардин,
И в ней его тревоги и заботы.
В соседней жзнь по-новой в закипела —
Туда вселилась аргентинка Грасиэла.
Отец был венгр, литвинкой мать была
И в Аргентине вся семья её жила.
Однажды кто-то в двери постучал.
На его "Да" - она вошла несмело.
Суть её просьбы сразу он понял.
И на душе у Стаса потеплело,
Живой душе он был безмерно рад —
Чарующе мерцал полночный взгляд.

Суть её просьбы пустяковой была:
Ей шкаф мешал, стоявший на проходе,
И требовалась здесь мужская сила,
Чтоб навести в жилье порядок вроде.
Пред феи взглядом устоишь едва ли,
Им Бог дал ум, уют чтоб создавали!
Стас шкаф подвинул - этим ей помог,
Но сухо так уйти уже не смог.
Она за помощь кофе угостила,
Смутясь немного, но напротив села.
Им Петефи стихи пластинка пела
Душ одиночество их здесь объединило.
Стас кофе пил, пил свет её очей
И слышал только звук её речей!

Прошел октябрь, Стас паспорт получил,
Купил билет и чемодан сложил.
Для бегства за кордон имея все ключи,
Зашёл проститься к той, что сам приворожил.
Она, услышав новость, побледнела,
Как стебелёк сломалась Грасиэла.
Но сила духа тут же верх взяла,
Она, одевшись, к Стасу подошла:
«Пойдём, родной! Наверно Бог единый
Мне начертал в скрижали при рожденье
Чтоб встреча наша длилась лишь мгновенье,
Но на прощанье фото Аргентины
Я подарю тебе на память. В край чужой,
Возьми его, чтоб быть всегда со мной!»

Фотограф был немного озадачен,
Шесть фотографий каждого в анфас.
Заказ был Грасиэлою оплачен,
Работа закипела в сей же час.
Сверхсрочную работу захотела,
Зачем-то оплатить всю Грасиэла..
Стас оплатить хотел хоть половину,
Но Грасиэла не дала и, как причину
Назвала дальний путь, в Берлине пересадку,
И сутки с лишним одному в пути,
Чтобы Стас мог в кафе поесть зайти,
Ещё досмотр со штрафом для порядку.
На таможне о нём не забывали,
Такие случаи с её семьёй бывали

Полдня по Минску пробродивши, снова
Вернулись в фотоателье устало
Она портреты взяла и готова
Расплакаться, один свой надписала:
«Портрет лишь внешность выражает,
Но пусть тебе напоминает
О том огне, что ты разжёг внутри!
Возьми на память! Вспоминай! Смотри!»
И тут с глаз Стаса спала пелена,
И ясным стало, что под спудом было
Он понял, что она его любила
Любовью первой, что не знает дна!
Оставшиеся фото Граси все порвала,
И, обняв Стаса, горько зарыдала.

Её душа была как на ладони,
Она страдала в самый первый раз,
Что он уедет вечером в вагоне
Не встретит она больше его глаз.
Стас, чтобы унять рыдания её
На его фото написал своё:
"Уезжаю, но и в той сторонке,
Где не так синеют небеса,
Не забуду смех, как утро, звонкий
И твои балдежные глаза.
Не забуду черно-синий локон,
Тот, что мне уже не целовать
И среди вечерних светлых окон
Мне твое уже не отыскать.
А в тот час, как солнце догорая,
Прострелит лучами облака,
Вновь приснится - в волосах играя,
Лебедем плывет твоя рука.
Что ж прощай! Иль, даст Бог, до свиданья?
Помаши мне вслед руки крылом.
Пусть живет в груди воспоминанье
Об ушедшем, близком и былом...
 
А, когда сверкая утром, росы
Высветят родной  лица овал,
Зацелую я портрет без спроса
Той, что в жизни не поцеловал!

И кольнёт через года и мили
Острие печали в звёздный час,
Боже мой, как сильно мы любили,
Если свет любви той не погас!"

На перроне, скорый как подъехал,
Обняла и тихо прошептала:
"Милый! Я люблю тебя!" И эхо
В сердце его годы все звучало!
Через годы приносило эхо
Звук её речей и чары смеха,
Снился Минск, её очей сияние,
Ночь, перрон и с Родиной прощание.
На морозе пар её дыхания
В серебристый иней превратился,
Звёздами на брови опустился,
Высветил её души страдания.
Поезд тронулся и тихо покатил.
С ней остаться не хватило сил!

(Продолжение следует)