О братьях из Вифсаиды и даре молчания

О братьях из Вифсаиды и даре молчания

Записано со слов слепого сказителя Иакова, слышавшего сие от деда своего, приходившегося дальним родственником одному из тех братьев. В лето господне 192-е, среди фрагментов Оксиринхских папирусов, найден был текст на плохо обработанной коже, именуемый «О милости к немым братьям».

В те дни, когда Иешуа из Назарета ходил по дорогам Галилеи, а слава о Нём, как утренний туман, стелилась по склонам холмов, пришёл Он в Вифсаиду, что стояла у самого моря. Ветра Генисаретского озера трепали власяницы нищих и богачей, смешивая запахи жареной рыбы и полыни.

К Нему привели двух братьев – Иуду и Ионафана. С детства уста их были немы, не в том смысле, что не издавали звука – нет, они мычали, подобно быкам на водопое, кричали в гневе или в радости, но слова, несущего смысл, из уст их не исходило. Мать их, худая женщина с руками, исчерченными морщинами, как старые карты, припала к Его ногам.

– Учитель, – голос её был похож на шелест высохшей травы, – сжалься над ними. Дай им дар речи, ибо горька участь их в мире сем. Кто даст им работу? Кто возьмёт в жены безгласных?

Люди теснились вокруг, ожидая зрелища. Иешуа же поднял мать и взглянул на братьев. Взгляд Его был подобен озеру в безветренный день – спокойный и бездонный. Он видел не немоту, но великий шум, что царил в душах их: мысли, быстрые, как ласточки, разбивались о стены безмолвия, рождая вихри гнева и смятения.

– Не слова нужны им, – тихо произнёс Он, – но тишина.

Он подошёл к братьям. Не стал возлагать на них руки, не стал изгонять духов. Лишь с великой нежностью, словно касаясь лепестка, коснулся кончиками пальцев их губ.

И братья замолкли. Не от страха, а от изумления. Внутри них, где прежде бушевала буря отчаяния, воцарилась тишина. И в этой тишине они впервые услышали… всё. Услышали, как ветер поёт в листве не песнь, а целую поэму о свободе. Поняли, как в слове «любовь» живёт эхо тысячи сердец, а в слове «разлука» – звон разбиваемых сосудов. Они обрели дар слышать бездонную глубину между словами – ту самую, что люди спешат заполнить пустой болтовнёй.

И заговорили они. Но речь их была странной.

– Смотри, – мог сказать Иуда, глядя на заходящее солнце, – умирающий день дышит миром.

А Ионафан, пробуя хлеб, выпеченный сестрой, говорил:

– В нём – тепло очага и терпение пшеницы.

Люди дивились их мудрости, ибо они понимали человека, не дослушав до конца, слыша саму суть, сокрытую в паузах. Каждое их слово было тяжело, как золотой слиток, и точно, как стрела, выпущенная из лука.

Но пришло время испытания для их дара. Осенью, когда воды Генисарета потемнели и стали холодными, купец из Дамаска предложил Иуде место в своём караване. Утром, когда солнце ещё только окрашивало вершины гор в цвет меди, братья стояли друг против друга на пыльной дороге у окраины селения. Воздух был свеж и прозрачен, и крики проснувшихся торговцев доносились с базарной площади.

Иуда смотрел на Ионафана, и всё существо его кричало одно-единственное слово: «Останься!» Он видел в глазах брата тот же немой вопль. Но когда он открыл рот, дар обернулся против них.

Иуда не просто хотел сказать «останься». Он хотел вложить в это слово прохладу ночей, проведённых у костра на берегу озера, тепло рук матери, горечь всех будущих одиноких вечеров в чужих краях и надежду, что однажды эта дорога приведёт его обратно. Он услышал весь этот невыразимый океан смысла, что должен был родиться в одном-единственном слове. И слово это застряло у него в горле, не в силах вместить в себя всю вселенную чувства.

Они простояли так долго, глядя друг на друга, слыша громогласную тишину своей разлуки, где плакала каждая невысказанная мысль. Верблюды в караване нетерпеливо позвякивали бубенцами, а погонщик крикнул:

– Иуда! Мы уходим!

Наконец, Иуда, не сказав ничего, резко развернулся и пошёл к каравану, не оглядываясь. А Ионафан так и не попросил его остаться, ибо его просьба была столь же огромна и невыразима.

С тех пор в Вифсаиде, когда двое любящих сердец расстаются, не находя нужных слов, старики, качая головами, шепчут:

– На них легла тень вифсаидской разлуки. Познали тишину между словами, но не смогли победить тишину между сердцами.

И был этот случай не чудом исцеления, но тайным испытанием – даром, который оказался тяжелее любого недуга. Ибо самая страшная разлука – это когда двое стоят друг против друга, и между ними целое море слов, но ни одно не может пробиться через тишину.

 Из книги «Истории старого мастера»

Ссылка на стихотворение http://stihi.ru/2017/02/03/7961