сладкий шоколад

О пролитом - сказали - молоке
жалеть не стоит, в этом нет печали.
Бежать по жизни нужно налегке,
помрёшь потом от яда, от меча ли,
от всяческих естественных причин...
Какая на фиг разница, мой сладкий -
заявит смерть и чокнется - чин-чин,
закусывая горечь шоколадкой.
Не стоит, право. Смерти вопреки
о пролитом ни слова - живы как-то.
Здесь ярки краски, запахи горьки,
а в прелести октябрьского плаката
призыва нет, и этим он хорош.
Он смыт почти молочной белой пеной...
И месяцу показываешь грош,
и кланяешься осени степенной,
которая не ждёт и не зовёт.
В ней киноварь и охра не смертельны,
в ней жизни округлившийся живот,
и призраки, покинувшие стены
от холода строений нежилых.
Туман разлит вокруг, не молоко же...
Он умопомрачителен и лих,
когда сползает каплями по коже,
когда блестит на кончиках волос
любимой и желанной утром ранним.
Вздыхает смерть - откуда что взялось,
печали говорят - ещё нагрянем.
А жизнь молчит, ей некогда, ей так
приятны осень, дождь и листья горкой.
Октябрьский день, казалось бы, пустяк,
как сладкий шоколад с начинкой горькой.