Ежевика

Пища, которою птиц Бог пичкает,  - пицца Пицунда,
Где прибрежный песок муку заменяет, а камень –
Сыр; говорят ему «сир», подтверждая тем самым, что сир он,
Сиречь нищ; впрочем, сир – государь; значит, нищий владеет
Мирозданьем; итак, земную тварь посещает
Нищий Бог, и узнать Его дано прозорливым,
А не узнать Его – грех; поэтому каждого гостя
Привечает грузин и ему предлагает радушно
Пищу, то, что пищит; надёжный щит – угощенье,
Но при этом пищит и хищник, чьи позывные
«Пи, пи, пи!» что есть пи? Непрерывное пиршество круга,
Чей пророк Пифагор, и его супруга земная –
Пифия, то есть я пи, на что отвечает вещунья:
«Фи!» Отсюда фиал, он ал, потому что алеет
Кровь, и на этом пиру разбухает хищно пиявка
Явь, и лопнет вот-вот, самого себя возвещая,
Кровосос, и в тоске беззвучный слышится шёпот:
«Sos!» и тогда в небесах ответ снисходительный крепнет:
«На!» Отсюда сосна, скрипучий символ спасенья
На морском берегу; сосна – насос, чтобы в качку
Солнечный солод качать; насос по-воздушески – сонас,
Просто-напросто сон, который снится нам вечно,
Ибо сон – это сонм, а в этом сонме сомненье
В том, что я – только я, и рушится сон мимолётный
В пропасть, однако сон цел, он солнце в завтрашнем небе,
Солнце же всё равно садится в пену морскую,
Ибо пена родит, родит она Афродиту,
Афрофару, маяк; она моя, но маячит
Якобы; пена родит, а вечно только успенье,
Нет, не тень в темноте, наземное вечное солнце –
Пень, государство кругов концентрических; время с пространством
В бесконечном конце, где только оконца концепций
Светятся; пень – это пи, а бывшее дерево – пинус,
Сиречь осмысленный круг, в средоточье которого разум,
Нус, а не гнус и не мразь, ибо мразь – начало маразма,
Чья стихия – марА, а марА – всего только рама
Истины; небытие – марА, событие – Amor
Вездесущий, а мор – лишь мрамор, нет, анаграмма,
Рама ног; посему совпадают смерть и зачатье
В предгрозовой наготе; беззащитный наг Телепинус,
Телебог, теледаль, таинственное Телетело,
Чей пророк Телемак, телемаг, а маг – это магма,
Гамма скорби земной; что делать, Бог исчезает,
А без Бога лишь треск в эфире, пока не возникает
Крест; укусом в ладонь пчела возвращает нам Бога,
Не пчела, нет, печаль плеча, на котором тяжёлый
Крест; к нему пригвождать умеют пчёлы, которым
Велено распинать; распятье колючее – пинус
Минус тленье, плюс жизнь, а плюс – всё тот же всемирный
Крест, под которым Пистис София всё ещё плачет,
А Пистис минус святость – Питис, изменившая ветру
С лесом, а ветер в сосну любовь свою превращает,
А где сосна, там Борей, и растёт отродье Борея
Бор, а бор – это орб, всё тот же загадочный orbis,
Круг, заколдованный круг, порочный и непорочный
С геогалактикой букв: et in Arcadia ego…
Геоэго, эгей! – кричит Эгейское море,
И в Аркадии я, я земля, соузница Бога,
Жизнесмерть… Эгоэг, я яйцо, отсюда Египет;
Модус мой и модель – египетская пирамида,
Чей провозвестник Пирам, влюблённый самоубийца,
Бросившийся на меч, дабы Фисба с плачем пронзила
Грудь себе тем же мечом, а кто не знает, что Фисба –
Ба, земная душа человека, смертного Сифа,
Сиф же – фис, то есть сын, а сын – это сны своих предков,
Если сын не воскрес; кто воскреснет, если не Божий
Сын? Пирам и Приам – двойники перед Логосом в царстве
Звука; плакал Приам над телом мёртвого сына,
Хоть Подарком он был, Приам, сестрою спасённый,
Трою, однако не спас, над ней курган, а над миром
Ида, над пиром горой пирамида, а Ида с пещерой,
Где рождается бог, но Ида – Аид, значит, царство
Мёртвых; вечную жизнь пирамида смертным являет,
Где Приам и Пирам и мы парии, а на ветках
Сосен сине-седых межпланетный град пирамидок,
Шишек, а шишка – шиш ка, лингвистический призрак,
супинус,
Я есть я, шиш есть шиш, а между жизнью и смертью
Ка: и я и не я, что дышит мною и движет
И без меня, говоря: дохни-ка, шагни-ка, живи-ка!
Ей, живи-ка, любовь! Шиш – ничто, шиш ничей, шип – ошибка!
Шишка – якши – хорошо; вездесущий божественный шорох:
Хор-о-шо! День и ночь харизма хвойного хора.

5.11.1989.