Капитанская дочка. Глава XI

Парафраз одноимённой повести Пушкина А.С.

Глава XI. Мятежная слободА.


Вернувшись на свою квартиру,
Я у Савельича спросил:
«Скажи мне, сколько всего денег
Ты от злодеев утаил?»

Он быстро вынул из кармана
Свой кошелёк. В нём серебра
Довольно много. «Половину
Возьми себе. Видать, добра

Сумел ты утаить немало.
А половину я возьму.
Я еду в Белогорску крепость».
«Зачем же, сударь, не пойму?

Боярское ли это дело?
Не рОвен час и пропадёшь.
ДобрО ходил бы уж на шведа
Или на тУрку, а то что ж?

Грех и сказать, разбойник беглый.
Родителей хоть пожалей,
Коли себя не пожалеешь.
Придут войска, тогда вернЕй,

Дорога будет поспокойней.
Хоть на все стОроны езжай».
«Нет, намеренье моё твёрдо.
Мне надо ехать, … и прощай.

А коль в три дня не ворочУся»…
«Да что ты, сударь, чтоб тебя
Я одного пустил в дорогу?
Нет, куда ты, туда и я».

Ну что ж, с ним бесполезно спорить.
Я сел на доброго коня,
Савельич на хромую клячу…
Продуктов взяли на три дня

И тронулись. Уже смеркалось.
Путь мимо Бердской слободЫ
Нас вёл. Мы ехали оврагом.
Тут караульные, и мы

Опять, как кур во щи попали…
Нас под охраной отвели
В избу-дворец, где пировали
Царь и сподвижники. Вошли...

Пугач сидел под образАми.
Узнал и с живостью спросил:
«А, благородие, приехал?
По делу али что забыл?»

Я знал, что лгать ему нет смысла,
Что ничего не утаю
И, не успев собраться с мыслью,
Сказал: «Избавить сироту

Я ехал в Белогорску крепость,
От притеснений подлеца».
«А кто таков? Скажи немедля.
Я покараю наглеца.

Кто из моих людей посмеет
Обидеть божью сироту?
Кто б ни был он, хоть и семь пядей –
Я в порошок его сотру.

Ты говори, кто виновАтый?»
«То Швабрин. Держит силой он
Девицу, что ты видел в доме
У попадьи. Я наречён

Ей женихом». «Велю повесить.
Узнает он, как обижать
Народ мой. А тебя мы женим.
Хочу на свадьбе погулять».

Наискосок от самозванца -
Тщедушный с виду старичок,
С седой бородкою колючей
И синей лентой поперёк.

Его товарищ – росл, дорОден,
Широкоплеч, лет сорок пять,
С рябым лицом, рыжебородый,
Нос без ноздрей. Хлопушей звать.

«Мой государь, дай слово молвить, -
Сказал Хлопуша Пугачу. -
Поторопился ты назначить
Нам дворянина на беду.

Ты оскорбил народ казачий.
Теперь спешишь его казнить
По одному лишь наговОру.
Не худо было б допросить

Нам господина офицера:
Зачем пожаловал сюда?
Царём тебя не величает,
Управы ж ищет у тебя?

Позволь свести нам в приказнУю,
Да огонька там запалить…
МолОдчика со всем пристрастьем
О том, о сём порасспросить!»

Мороз прошиб меня по телу
При одной мысли, в чьих руках
Я нахожусь. Привычно дело
Для них пытать. «Что, чуешь страх?

Фельдмаршал говорит мой дело?
Как думаешь? Ну-к, отвечай,
В каком ваш состояньи город?
Неужто скажешь, что там рай?»

«Да, в городе полно запасов», -
Соврал ему я. «Вишь, всё врёт, -
Вскричал старик, - и без зазрЕнья.
Лазутчики твердят, что мрёт

Их Оренбург. Уж мертвечину
Едят, и то за честь. Он врёт!
Коль хочешь Швабрина повесить,
То этого повесь вперёд».

«ПолнО, Наумыч, всё бы резать
Тебе, всё только бы душить.
Одной ногой уже в могиле,
А всё одно – других губить!

Прям богатырь. Аль мало крОви
На совести твоей. Вот я, -
Сказал Хлопуша, - тоже грешен,
Но жалость ведаю. Моя

Рука повинна, море крови
Христьян пролИто было мной,
Но то в бою, на бранном поле,
На перепутье, на лесной

Дороге. В поединке честном
Я супротивника губил,
А не в домУ на печке сидя,
Не гостя, что тут ел и пил».

«Я мыслю вот что, генералы, -
Им Пугачёв провозгласил, -
ПолнО, как кобелЯм нам грызться.
Побережём остаток сил

Мы до утра. Там видно будет».
Хмель начал всех одолевать.
Меня с Савельичем замкнули
В избЕ прикАзной, чтоб поспать.

ПоУтру к нам от Пугачёва
Пришли. Кибитка у ворот
И тройка лошадей татарских,
Переминаясь топчет лёд.

Сам атаман в киргизской шапке,
Мохнатой шубе на крыльце
Стоит опухший, со следами
Вчерашней пьянки на лице.

Он мне кивнул, велел садиться
В кибитку с ним. «ГонИ шибчЕй, -
Сказал татарину вознице, -
Ты к Белогорску поскорей».

Повозка тронулась. Забилось
Сильнее сердце у меня.
Тут крик Савельича раздался:
«Ах, Пётр Андреич, как же я?

Не оставляй меня средь этих
Мошен…». Осёкся и молчОк.
Пугач невольно усмехнулся:
«А, старый хрыч! На облучОк

Садись». «Дай бог тебе здоровья,
Отец родной, что мя призрЕл»...
Мы мчались быстро по дороге,
Снежок в лицо, и я сомлЕл.

Легко понять, что ощущал я:
Та, чья судьба в руках моих,
Ждала меня, и мне казалось,
Что счастье ждёт, ждёт нас двоих…

Меня терзало опасенье,
Что Швабрин мог открыть ему,
Чья Маша дочь. И в чём спасенье?
Тут Пугачёв спросил: «Чему,

Чему изволишь огорчаться?
А, благородие, ответь?»
«Как не грустить, - ему сказал я, -
Желанья нету песни петь.

Я офицер, дворянской крОви,
Ещё вчера против тебя
Я дрался, а уже сегодня
В кибитке еду. И меня

Уже помиловал однажды
Ты доброй волею своей,
И вновь судьба моя зависит
Лишь от тебя». «Ты прав, ей-ей.

Мои ребята смотрят кОсо.
Жуть, как хотят тебя пытать…
Старик настаивал на этом
Сегодня утром снова.  Дать

Тебя на муку не могу я.
Что тут важнее, вот вопрос:
Мой долг пред ними иль тулупчик?
К тому же я не кровосос…

Ты прав, воюю я неплохо.
Вон под ЮзЕевкой разбил
Я ваше во;йско, генералов
Одних лишь сорок погубил.

Как думаешь, король-то прусский
Со мною потягаться б смог?
Он, Фридерик, мужик сурьёзный.
Дай срок и преподам урок.

Оружие моё счастлИво.
ПогОдь, и на Москву пойду.
Держать мне надо ухо вОстро.
Ребята вОры. Подведут.

Чуть что, при первой неудаче
ЗалОжат голову мою,
Чтоб свою шею с пЕтли вынуть,
И предадут меня в бою».

«Не лучше ль самому прибЕгнуть,-
Сказал я тут же Пугачу, -
К монаршескому милосердью.
Я за тебя похлопочу!»

Он только горько усмехнулся:
«Уж поздно каяться, и нет
Прощенья мне. Нет, раз уж нАчал,
Приходится держать ответ.

Ведь вот Отрепьев над Москвою
ПоцАрствовал, ведь вот сумел!»
«Зарезали, сожгли, а после
Из пушки пеплом улетел!»

«Ну, знать, моя такая дОля.
Коль не дурак, поймёшь в чём соль.
Мне в детстве старая калмычка
Сказала притчу. Раз орёл

Спросил у вОрона: скажи мне
ПоштО живёшь ты триста лет?
Я ж тридцать три недолгих года.
В чём твой секрет, дай мне ответ?

О, батюшка, ответил вОрон,
Всё дело в том, что пьёшь ты кровь,
А я питаюсь мертвечиной,
Ведь к падали у мя любовь.

Орёл подумал и воскликнул:
А что, попробую и я
Питаться тем же. Сел на лошадь,
Что пАла днЯми у плетнЯ.

Нахваливает вОрон пищу,
Кусок глотает за куском.
Орлу же лакомство такое
Нейдёт. Он к крови лишь влекОм.

И молвил он: Нет, брат мой, вОрон,
Ты падаль триста лет горазд
Жрать с аппетитом. Лучше кровью
Напиться, после, …как бог даст!»

«Затейлива калмЫцка притча,-
Ему сказал, - ты должен знать,
По мне убийством жить, разбоем –
Всё то ж, что мёртвое клевать!»